Холодное утро в 3018 [AnniLora] (fb2) читать онлайн

AnniLora Холодное утро в 3018

* * *

Вместо вступления

Человек не ангел и не животное, и несчастье его в том, что, чем больше он стремится уподобиться ангелу, тем больше превращается в животное.

Блез Паскаль^[1]

Если кто-то в наш век высоких технологий начнёт грезить о паранормальных способностях, ему рассмеются прямо в лицо. Нет в этом более ничего особенного, удивительного, пугающего, сакрального. Хочешь передвигать предметы силой мысли или разговаривать с животными? Да пожалуйста! Любой каприз за твои деньги!

И люди очень быстро забыли, что большая сила налагает на её обладателя ещё большую ответственность. Сколько бы ни было совершено ужасных ошибок, мы не утихомирили жадность, мы по-прежнему играем в богов. Да, люди махнули рукой на правила, установленные Природой, и зря. Может быть верен именно её замысел? Может быть, судьбу нельзя обмануть? И если тебе не дано летать, то не стоит и пытаться?

«К чему этот спич?» — спросит мой воображаемый собеседник.

Рассердится.

Зажмёт уши.

«Легко рассуждать о высоком, лёжа на диване», — скажет он. Ха! Да, неплохо! Но мне это больше не грозит. Дивана, родного дома мне теперь не видать, как своих ушей.

У меня ничего не осталось, кроме этой истории. Пусть собеседник в моей голове зажимает уши или ругается, всё равно буду говорить. Только в этом случае буду уверен, что ещё живу, дышу, сражаюсь со страхом и отчаянием. Надеюсь. Верю, что свершится чудо и я выберусь отсюда.

Отсюда…

Совершенно белая комната, моя тюремная камера, яркий свет, мёртвая тишина. Не уснуть, потому-то и боюсь сойти с ума. Хотя какая разница? Всё равно умирать… Ужас накатывает волнами, и я захлёбываюсь. Голова словно ватой набита. С трудом могу пошевелить пальцами. Но заставляю себя думать, бормотать. Если отключусь, то уже не проснусь. Похоже, смерть не так страшна, как её малюют. Пугает, вот же ирония, пугает до смерти ожидание её прихода. Когда особенно хочется дышать и жить, когда хочется остановить бег времени, вернуться назад…

За мной наблюдают. Денно и нощно. Подсматривают и подслушивают. Не торопятся меня убивать. Неужели ждут, когда сам умру? Возможно. Но, похоже, я оказался слишком уж живучим.

Ладно. Пусть смотрят. Мне всё равно. Уже без разницы.

Я израсходованный биоматериал, у которого не должно быть чувств, желаний и надежд. И, тем не менее, они остались. Осталось много невысказанных слов, незафиксированных мыслей. Нужно облегчить душу. Эх, записать бы…

Как ты умудрился оказаться в подобной ситуации, Алекс Орелли? Что же с тобой произошло?

О том и сказ.

Слушайте же! Слушайте! Кто угодно! Кто-нибудь! Пусть моя история хоть кого-то научит уму-разуму. А если и не научит, чёрт с ним, зато выговорюсь.

Что же… не буду тянуть кота за хвост, время-то моё не резиновое.

Часть I. До рассвета

Глава 1

Всё началось с трупа в Синем секторе Нижнего района Льежа — моего родного города. В первый раз я услышал об этом, когда система управления электрокаром в режиме ожидания переключала радиоканалы.

«Женщина была найдена мёртвой рано утром. Личность ещё не установлена. Ведутся следственные действия. 12-ый квадрат сектора оцеплен. Будьте бдительны».

Щёлк.

Другая частота, другой канал. Предвыборная агитация.

«Оплачиваемые должности — людям! Голосуем за запрет использования роботов в сферах…»

Щёлк.

Другая частота. Другой канал. Навязчивая мелодия.

«Всё повторяется. Всё повторяяется…»

В обеденные часы через Центральный район не пробраться, непременно застрянешь в пробке и погибнешь от тоски. Наверное, все пятнадцать миллионов жителей Льежа и агломерации одновременно отправляются в путешествие на электрокарах и электробусах. Все куда-то спешат. В полдень для проезда даже открывают пространство верхних, элитных секторов. В другие часы оно доступно только для обладателей специальных пропусков и мощных электрокаров.

В тот день дроид-регулировщик, мигая красными, зелёными и оранжевыми огнями, размахивая длинными, тонкими, как веточки, конечностями, направлял кары вверх и вниз. И всё равно район «стоял». Люди, активировав автопилоты, занимались, чем придётся. Болтали, читали, смотрели фильмы, работали с документами, заказывали ленч-пакеты прямо в кар, сигналили роботам-разносчикам всякой всячины, дремали. Я, вот он я, темноволосый парень в чёрном каре с прозрачной крышей, в третьем ряду справа от дроида-регулировщика, жаждал выбраться из этой клоаки. Мечтал, наконец, покинуть шумный и безумный Центр города. Система охлаждения электрокара уже не справлялась с напряжением, и я словно жарился на медленном огне. Уфф! Хоть прямо здесь снимай рубашку и загорай. Одним глазом я наблюдал за дроидом и цепочкой каров, медленно-медленно перемещавшихся в воздушном пространстве города, другим — просматривал документы практикантов, переданных моим начальником Хенриком Ольсеном. Этот верзила вечно что-то забывает, вот и в тот раз добрая половина бумаг отсутствовала. А значит, мне следовало связаться с роботом в приёмной Университета и затребовать недостающие файлы.

Год назад я получил степень магистра права и место преподавателя в Университете Льежа, где с тех пор и проводил дни напролёт. А по вечерам патрулировал улицы своего района с другими парнями, вступившими в городскую гвардию.

Льежская агломерация — одна из самых крупных в Западной зоне Евразийской конфедерации, по площади и численности населения она соперничает разве что с Парижской и Берлинской. Но, в отличие от них, большинство районов Льежа построено на естественном, а не на насыпном грунте, и уровень воды в Арденнских озёрах давно не повышается. Короче говоря, Льежская агломерация на Западе ЕАК — лучшее место для проживания.

После Потопа, который аж в 2101 году стёр с лица Земли большую часть суши, облик планеты, как говорят специалисты, изменился до неузнаваемости. На экваторе и южнее естественные участки земной тверди практически полностью ушли под воду, люди там по-прежнему живут в свайных городах и на плавучих платформах.

Зелёный свет. Пора лететь. Замечательно, ведь ещё час в пробке, и можно превратиться в печёный картофель, Мой путь лежал из Центра города в Зелёный сектор — тихий, благополучный уголок Льежа (на уровне пятидесятого этажа высотной жилой башни). В городе несколько тысяч таких башен, которые берут начало в Синем, самом нижнем из секторов, рвутся в небо и заканчиваются шпилями в элитном районе города. Нижние сектора — для бедняков, высшие — для богачей. В центре живут представители среднего класса, а также располагаются административные учреждения. Я должен был встретиться с другом в полицейском участке Зелёного сектора, а заодно и передать бумаги практикантов-правоведов. За три года обучения они девять раз проходят практику в участках, следственных отделах и лабораториях льежской полиции. Обычно студенты помогают патрулировать улицы (дроидов использовать бесполезно, их тут же сломают и растащат на запчасти), перепроверяют данные, полученные с камер видеонаблюдения, участвуют в следственных экспериментах. Я же слежу, чтобы они не напортачили и не сильно-то путались под ногами у полицейских.

В каждом районе Льежа имеется свой полицейский участок, куда стекаются данные со всех местных камер наблюдения, от патрульных и гвардейцев. Обеденный перерыв уже закончился, стражи правопорядка вернулись к работе, склонились над мультимедийными экранами, обменивались информацией с роботами в приемной районного суда.

Хавьер де Леон — мой лучший друг — выглядел сердитым. Устал ждать и пообедал без меня. Я устроился в кресле-трансформере напротив товарища. Его лицо было полускрыто голографической картой города. Хавьера я знал много лет, мы дружили со школы, вместе учились в Университете и какое-то время патрулировали улицы. После выпуска я остался преподавать, а друг получил звание младшего детектива.

— Опять застрял в Центре? — Хавьер высунулся из-за голограммы. Чёрные кудрявые волосы топорщились в разные стороны, в синтетических зрачках мелькали зелёные огоньки.

— Угу… — я выудил из коробки любезно оставленное мне последнее овсяное печенье. — Не пройти и не проехать. На площади у ратуши проходит очередной митинг в защиту прав трудящихся, там всё перекрыто и оцеплено. Пришлось ехать в объезд. — Хавьер скривился и снова укрылся за голограммой. — Я привёз документы практикантов. Правда, форму отчётов Ольсен не утвердил, но всё равно ещё рано. Студенты у вас на месяц застрянут.

Большинство файлов передаётся и хранится в электронном виде, но личные дела, сметы и отчётность дублируются на синтетической бумаге. Она скручивается в тонкие рулоны, но при желании ею можно и пол застелить вместо коврового покрытия. Хавьер спрятал рулоны в оснащенный кодовым замком ящик стола.

— Им здесь совершенно нечем заняться. Сидят бедолаги в уголке, скучают, копошатся в Сети. У нас тут шаром покати, часть дел зависла, начальство в бешенстве, никто не захочет нянчиться с братьями нашими меньшими.

— Если «Партия справедливости» одержит победу, придётся отключить добрую половину роботов. Вот тогда-то и заставите студентов варить вам кофе, — усмехнулся я.

— Аа, — Хавьер махнул рукой, — глупости всё это. Идиотские байки. Никто в здравом уме не запретит использовать роботов, пока они в цене. И не напоминай мне о кофе. Ты меня соблазняешь, Ал! Четвёртый стаканчик в меня уже не влезет, — грустно добавил он.

Я бы поспорил с Хавьером. Оппозиционная «Партия справедливости» считалась одним из фаворитов предвыборной гонки. Её лидеры называли себя последователями «Лиги спасения» — организации, члены которой много лет назад сделали всё возможное для сохранения человеческого рода.

Во второй половине XXI века серия глобальных катаклизмов едва не загнала человечество обратно в пещеры. В 2101 году грянул Потоп, и мир, к которому привыкли предки, незнакомый нам мир, превратился в сон. Потребовались столетия, чтобы человечество восстало из пепла, но многие знания и технологии были утрачены, а в отдельных сферах жизнедеятельности всё пришлось начинать с нуля. Ныне, в Новую цифровую эру, это может показаться безумным, но ещё в 2800-е гг. были запрещены отдельные виды производств, наносящие вред экологии. Человечество, однажды оказавшееся на краю гибели, страшилось новой катастрофы. Потом на некоторое время страсти поутихли.

И вот «Партия справедливости» вновь подняла вопрос о вреде технологий, но уже для общества. Повсеместное использование роботов влечёт за собой безработицу, она, в свою очередь, снижает уровень жизни. Население стремительно растёт, людям не хватает рабочих мест. «Партия справедливости» выступает за ограничение использования роботов-разносчиков, официантов, барменов, медбратьев, продавцов, секретарей, низших банковских служащих, регулировщиков и уборщиков. Уверен, это создаст серьёзные трудности, ведь людям, в отличие от дроидов, придется платить. Что же… через пару месяцев, в начале 3018 года, мы должны узнать, что к чему.

— У нас, кстати, новое дело. Каролина взялась за расследование гибели женщины в Синем секторе, — сообщил Хавьер. — Хочешь ещё печенье? У меня где-то завалялось…

— А вы-то тут причём? Этим должны заниматься ребята из Нижнего района.

— Они провели первоначальный осмотр. Заявили, что женщина была мертва уже несколько часов, когда её тело притащили в Синий сектор. Нижние, конечно, окажут посильную помощь, но они отвечают только за свой район, а мы берёмся за смежные дела. Каролина говорит: этот случай особенный и мы ещё намучаемся. Но разве мы здесь не для этого?

Я отправил в рот печенье из новой пачки.

Следователь Каролина Фишер — старшая напарница и наставница Хавьера. Сексапильная блондинка, которой палец в рот не клади, руку отгрызёт. Она была старше моего друга на шесть лет, но это не мешало ему сохнуть по ней. Не скажу, что он уж очень-то страдал от неразделённой любви, напротив, воспринимал всё как охоту на опасного хищника. До того как я принял решение остаться в Университете, Каролина была и моей начальницей. Она — Нерон в женском обличье — уничтожила немало моих нервных клеток. И, тем не менее, я уважал её за острый ум и редкое чутьё.

— А что в этом деле такого особенного? — заинтересовался я.

— Тело молодой женщины обнаружили дроиды-уборщики рано утром. Она скончалась ещё вчера днём, и только вечером или ночью её труп забросили в Синий сектор. Может быть, хотели утопить в озере, но не успели…

— Значит, убийство?

— Да, закололи лазерным ножом.

Я присвистнул. Лазерное оружие стоит недёшево и не водится у обычной уличной шпаны. Хавьер понял меня без слов.

— Да, непростое убийство непростой штучки. Мы не можем установить личность убитой. Ладно, про документы заикаться смысла нет, но у дамочки даже ID-чипа не было. И удалён он, похоже, довольно давно.

— Думаешь, нелегальная иммигрантка? Беглянка?

А вот это уже интересно!

— Возможно. Хотя при ней не было никаких вещей, из одежды только брюки, туфли и блузка. Ни тебе сумочки, ни гаджетов, ни косметички. Человек — чистый лист. В базе ДНК не значится, выходит, родилась не в ЕАК. Как сюда попала — неизвестно. Мы связались с роботами аэровокзала, им придется проверить все записи камер хотя бы за последнюю неделю. Ищем любые совпадения. И почему именно она стала объектом нападения? Перевозила что-то ценное? Короче говоря, слишком много вопросов. А самое интересное, что никто ничего не заметил! Ладно камеры. Детишки все выбили, играя в мяч на аэроботах. Взрослые молчат, как рыбы, мол, не видели ничего. А ведь в Синем секторе после полуночи жизнь только-только начинается. Нашу жертву нашли, кстати, в самом оживлённом квадрате, едва ли не рядом со Школой. Слушай, Ал, Каролина хочет, чтобы ты опросил своих ребят. У них как раз последний урок закончился, может, не сразу домой пошли, вдруг видели кого-то подозрительного. Сделаешь? Чужих эти отморозки пошлют к дьяволу, сколько ни угрожай, а тебе всё выложат, как на духу.

— Среди моих учеников нет отморозков, — возразил я.

— Да-да, конечно, — фыркнул Хавьер. — Заодно предупредишь их, чтобы не гуляли поодиночке, и чтобы камеры не били. В следующий раз простым штрафом не отделаются. Поговоришь с ними, Ал?

— Без проблем. Сегодня же. Но вряд ли это поможет…

— Хоть какое-то движение… Ведь пока личность не установим, с места не сдвинемся… — приуныл Хавьер. — Ну да ладно… Как-нибудь прорвёмся. И да, Алекс, к тебе есть ещё одно предложение.

— Весь во внимании.

— Завтра опубликуют результаты общественной проверки. Будут выступать эксперты, журналисты слетятся, как мухи на варенье. Потом будет банкет. Начало в 18:00. Может, придёшь?

— Нет, не получится, Хавьер. Уроки в Школе.

— Да ну их! Они не повод отказываться от бесплатной кормёжки! — возмутившись, замахал руками друг.

— Очень даже серьёзный повод. Завтра день презентации ученических проектов. Ребята три месяца готовились.

— Поверь, Ал, если ты перенесёшь занятие, они рыдать не будут, скорее наоборот… И вообще-то, я не ради еды тебя приглашаю. Хочу кое с кем познакомить. Помнишь, я рассказывал о девушке, с которой познакомился в Москве?

— О которой из…?

— Ой, да брось! Будто бы их целый полк! Стейси Миронова, аппетитная такая блондиночка, ну просто яблочный оладушек!

Я подавился печеньем.

— Что-что?

У Хавьера была странная и глупая привычка сравнивать девушек с едой. А так как друг менял подружек, как перчатки, я постоянно пополнял кулинарные знания. Причём эта привычка распространялась не только на его возлюбленных, но и на чужих. Помнится, он называл мою бывшую невесту Регину — «лакричной палочкой». Ух, выдумал же!

— Оладушек. Яблочный. Так вот, она приезжает в Льеж. Стейси — фотограф. И завтра будет присутствовать на конференции.

— Свидание втроём? Нет уж, я такое не практикую.

— В последнее время ты вообще никакие свидания не практикуешь. И придержи коней, я ещё не закончил. Стейси придёт не одна, а с подругой — Эжени. И эта самая Эжени хочет с тобой познакомиться! Уверен: она тебе понравится! — Хавьер снова высунулся из-за голограммы, его улыбка растянулась до ушей, как у кота из сказки. Довольного-довольного кота. В последнее время Хавьер зачастил с «брачными предложениями». Так зачастил, что довел меня до бешенства. Разумеется, я был благодарен другу за заботу, но сватовство — уже перебор.

— Это не просто какая-нибудь Эжени, а Эжени Логинова. Эжени Логинова хочет познакомиться с тобой!

Ха! Может, он хотел, чтобы я сплясал на радостях?

— Кто-кто?

Синтетические глаза Хавьера сверкнули красным. Плохой знак!

— Ну Евгения Логинова, если тебе так проще.

— Не знаю никакой Евгении.

— Неужели НТЛ^[2] не смотришь? Она несколько месяцев у нас работает, ведёт пару-тройку шоу, утренних, вечерних. С высоким рейтингом, кстати. Нет, ты точно её видел! Она постоянно мелькает на экране, участвует в благотворительных мероприятиях.

— И она хочет познакомиться со мной? Да ну! Ты что-то напутал!

— Я ещё не выжил из ума! На неё произвёл большое впечатление твой доклад. Эжени завалила меня вопросами, пришлось признаться, что его не я написал, а мой друг-нёрд, занудный до скрежета зубовного.

— Очень остроумно.

Байка про Эжени Логинову не произвела на меня ровным счетом никакого впечатления. Но хорошо, что Хавьер говорил о событиях минувшего года без содрогания. Последние месяцы перед выпуском выдались ужасными. Хавс едва не потерял зрение. Трагическое стечение обстоятельств, больничная капсула, череда операций, жуткий страх перед темнотой и беспросветным будущим, неуверенность врачей. Его семья влезла в долги, чтобы оплатить кибернетические глаза и дорогостоящую реабилитацию. Хавьер очень комплексовал из-за мигающих зрачков имерцающей радужки и возвращался в прежнюю форму со скрипом. Потому-то я и отправил его вместо себя в Москву — на фестиваль молодых исследователей. Ему нужно было отвлечься, сменить обстановку, и тут подвернулся удобный случай. Фестиваль — не место для скуки. Каждый день новое мероприятие: форум, круглый стол, конференция, выставка, экскурсия. Новые знакомства, интересные люди, яркие впечатления. Прежний Хавьер был очень общительным и энергичным, вот я и решил: поездка встряхнёт его, выведет из состояния мрачной апатии. Но кто же знал, что он не только придет в норму, но и начнёт цеплять знаменитостей?

— Так что? Придёшь?

— Я пас, дружище. Извини! Не смогу перенести урок, всё-таки три месяца подготовки… едва ли не вся школа будет присутствовать…

— Ты ищешь повод для отказа! Я даже слышу, как крутятся шестерёнки в твоей голове. Зря отказываешься! Когда ещё представится подобный случай? Вот именно, может, и никогда.

— Да брось! Какой случай?! Что ты навыдумывал?

— Эх ты! Тёмный человек! Неисправимый упрямый зануда!

— Хорош причитать! Угомонись и лучше открой доступ к файлам по убийству в Синем секторе. Должен же я знать подробности, если мне предстоит опрашивать население.

* * *

Я вступил в гвардию в пятнадцать лет, как и большинство сверстников. Выпускникам Основной школы предоставляется выбор: год в армии перед поступлением в Университет (колледж) или же год службы в гвардии. Мы с Хавьером выбрали последнее потому, что, как и многие мальчишки, жаждали приключений и хотели приносить пользу. Жизнь в казармах, лекции, уроки стрельбы и физической подготовки представлялись нам наискучнейшим занятием по сравнению с патрулированием улиц и погонями за преступниками. Но в реальности всё оказалось не таким весёлым, как мы думали. Случившееся с Хавьером это только подтвердило. Он ушёл из гвардии, я — нет. Вообще, гвардейцы даже имеют некоторые преимущества перед детективами. Удивительно, но у нас есть допуск едва ли не во все районы города, а также к государственной тайне, который не требует постоянного подтверждения.

В основном гвардейцам приходится патрулировать нижние районы города, уровень преступности в которых просто зашкаливает. Синий сектор среди них самый неблагополучный. На первых ярусах жилой башни жарко и грязно. Поблизости расположены горячие Арденнские озёра, вода в которых настолько зловонна, что нутро выворачивается наизнанку. Внизу раскинулись кварталы коммунальных квартир, трущоб, притонов и ночлежек. Большинство жителей сектора не имеют постоянного места работы, а значит, и дома. Квартиры в жилых башнях Льежа принадлежат агломерации, и получить их может только тот, кто работает официально или служит городу.

В Синем секторе есть бесплатная школа для сирот, детей иммигрантов и ребят из неблагополучных и неполных семей. Некоторые из них живут в школьном пансионе, кто-то возвращается домой в трущобы. Может, это прозвучит странно, но они славные ребята, правда, грустные и диковатые. Заслужить их доверие — дорогого стоит. И если не сумеешь завоевать их расположение, они не позволят к себе подступиться. Когда я поступил в магистратуру, меня включили в «Программу подготовки детей из нижних секторов к поступлению в высшую школу» как помощника преподавателя. Цель программы — помочь детям из бедных семей сдать вступительные экзамены и получить высшее образование. После выпуска я совместил работу в Университете с должностью учителя в бесплатной школе. Я проводил занятия три раза в неделю, по вечерам. Днём подростки подрабатывали в нижних и средних секторах, там реже, чем в верхних, использовали труд роботов.

После занятий они частенько провожали меня. В Нижнем районе запрещено перемещаться на карах. Слишком узкие улицы, плохое освещение, отсутствие дорожных указателей. Передвигаться можно только пешком или на аэроботах. В Синем секторе ротозеям и зевакам появляться не следует. Опасное место даже для своих.

В тот вечер после уроков я угостил своих самых голодных учеников, Тима, Оливера и Лизу, бутербродами. Тим — черноволосый, смуглый парнишка, ужасно вертлявый, не отличающийся собранностью и внимательностью. Оливер — низенький, пухлый, но свирепый и в обиду себя никогда не даст. Лиза — худая, на голову выше обоих парней, с короткой стрижкой и резкими чертами лица, очень похожая на мальчишку. Учителю негоже иметь любимчиков, но мне эта троица всегда нравилась. Они не были сильны в праве или истории, но исправно посещали занятия и поддерживали все мои задумки. Всегда чумазые, разгуливающие в помятой школьной форме унылого серого цвета и в стоптанной обуви, с рюкзаками, набитыми всяким мусором, который можно сдать на переработку за деньги, эти дети никогда не теряли присутствия духа.

Напрашивался серьезный разговор про разбитые камеры и катание на аэроботах без прав.

— Да брось, учитель Алекс! Что в этом такого? Это был несчастный случай. Никто же не умер. Отец Гарри заплатил штраф.

— У отца Гарри не хватает денег на самое необходимое, не то что на штрафы. К слову, где сам Гарри? Почему не пришёл на занятия?

— Без понятия! Его и вчера не было, — ответил Оливер. — Может, заболел или симуляет.

— Обычно Гарри не прогуливает, тем более скоро полугодовые экзамены, — возразила Лиза.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Вчера утром, на работе. Он сказал, что пойдёт собирать металлолом в 12-ый квадрат, — ответил Оливер.

Я притормозил.

— Что? Напоролся на стекло? — забеспокоилась Лиза.

— Говорите: в 12-ый квадрат? Когда он хотел идти?

— Собирался вчера вечером, после уроков, но, наверное, раз не пришел в школу, отправился туда раньше, — пояснил Тим. — Он хотел накопить на новый комп, поэтому нашёл подработку.

Проклятье!

— Сегодня утром там обнаружили тело убитой женщины. Кто-то приволок её труп в 12-ый квадрат вчера вечером. И Гарри пошёл туда вчера вечером вместо занятий. А сегодня он пропустил уроки. Смекаете?

Ребятишки обменялись многозначительными взглядами.

— Думаешь, с ним что-то случилось? Он наткнулся на убийц? — робко спросила Лиза и потянула меня за рукав.

— Нужно связаться с ним. Позвоните Гарри или его родителям. Это не шутки! Он, правда, мог столкнуться с убийцами.

— Да что ты, учитель Алекс! 12-ый квадрат большой. Очень большой! — заметил Оливер.

— Позвоните Гарри! Даже если он и не встретился с убийцами лицом к лицу, он мог заметить что-нибудь подозрительное. Позвони ему, Тим! А вы ответьте: кто-нибудь из ваших знакомых знает что-нибудь о вчерашнем убийстве? Только честно. Дело серьёзное.

— Здесь постоянно кого-нибудь убивают, всех и не упомнишь, — скучающим тоном сообщил Оливер. — Парни из 12-ого время от времени бьют ребят из 11-ого, шпана из 3-его и 4-ого устраивают драки квартал на квартал просто так, ради забавы. Бандиты из 8-ого громят приозёрные магазины. Короче говоря, убийством тут никого не удивишь.

И это страшно. Так страшно!

— На чужих нападают часто?

— Чужие здесь без сопровождения не ходят, даже гвардейцы.

— А если бы кто-то чужой захотел здесь спрятаться? Например, если бы он пробрался в Льеж без документов?

— Крыс, то есть незаконных иммигрантов, обычно заворачивают на пропускном пункте, — заметила Лиза и закатила глаза, мол, все это знают.

— Есть «норы». Если проберёшься в 12-ый через мёртвую зону у озёр, то минуешь пропускной пункт. Нужно добраться до водоочистительного комбината, пройти через трясину у складов, и ты в 12-том, — поделился знаниями Оливер.

— Говоришь со знанием дела! — усмехнулся я.

— Мы с парнями как-то бродили там, собирали мусор на утилизацию. Мерзкое местечко! Генератор давно вышел из строя, так что никаких фонарей и камер, дроиды не работают. Могут, конечно, охранники заметить, но ночью-то все кошки серы. Притворись, что работаешь на комбинате, никто не будет требовать пропуск. Воры туда не суются, всё равно красть нечего.

— У нас проблемы, — замогильным голосом объявил Тим. — Гарри не отвечает. А его сестра сказала: он не ночевал дома. Его родственники отправились на поиски.

Проклятье. Не бывает таких совпадений!

— Вы ведь знаете, где живёт Гарри? Отведите меня туда, я дождусь его родных, а потом провожу вас домой.

— Если задержишься надолго, опоздаешь на последний электробус, — заметила Лиза. Девочка всегда переживала за меня. — Такси отсюда не вызвать. Где же ты заночуешь?

— Ничего, я прорвусь. Слушайте, ребята, та молодая женщина была зарезана лазерным ножом, — подростки присвистнули. — Такое здесь встретишь нечасто. Вряд ли убийца — кто-то из местных. Это значит, что здесь, похоже, объявился маньяк с опасным оружием.

— Жертва всего одна, вряд ли это маньяк. Или ты думаешь, что Гарри…? Учитель Алекс! — даже Оливер встревожился не на шутку.

— Я ни о чём не думаю. Ещё ничего неизвестно. Но передайте всем остальным, чтобы после занятий ходили группами, по освещённым местам, ладно? Не суйтесь в 12-ый квадрат. Праздное любопытство тут совсем не к месту.

* * *

Семья Гарри жила ближе всего к озёрам, в зловонной крысиной норе. Темно там словно в могиле. Ребята и я освещали дорогу карманными фонарями. Узкие улицы, выбитые стёкла в окнах магазинов, погасшие вывески, горы мусора, наваленные у неровных, осклизлых стен, и вонь, страшная вонь. Ужас! Как можно здесь жить? Как можно даже заикаться о том, что это место пригодно для обитания? С экранов то и дело талдычат про создание благоприятных условий для работы дроидов, но забывают про людей. Почему-то именно на обычных людей, на тех, кто особенно нуждается в социальной защите, всем и наплевать.

Первый этаж жилой башни. Длинный полутёмный коридор, череда дверей. Внизу бывают перебои с электричеством, там плохо работают электронные устройства. А ещё в Синем секторе смертельно жарко, и создаётся ощущение, что вокруг всё гниёт, тухнет и разлагается.

Квартира Гарри — седьмая от входной двери.

— Стучи громче. Жанна, сестра Гарри, написала, что они ещё не вернулись. Дома только дед. Он почти ничего не слышит, — сообщил Тим.

И правда, дедушка продолжит спать, даже если к нему заявится целый гвардейский полк. В конце концов, мы попали внутрь, но он не мог толком ничего объяснить, ведь не помнил, что у него есть внук. Слабоумие — бич нашего времени. За последние столетия продолжительность жизни сильно увеличилась. Ныне люди в среднем живут до девяносто пяти — девяносто восьми лет, а то и дольше. Вернее, человеческое тело живёт, а вот разум — нет. Мозг оказался самым уязвимым из органов. Он стареет и умирает, и человек мучительно медленно, шаг за шагом перестаёт быть собой. Мы знаем так много о мире и, казалось бы, повелеваем им, но вот с этой проблемой справиться никак не можем. Лекарства нет. Отдельные препараты лишь на время отодвигают приближение неизбежного, а сильные таблетки стоят очень дорого. Эти больные становятся совершенно неуправляемыми (одна только моя бабуля чего стоит!), но в то же время абсолютно беспомощными. Они нуждаются в постоянном, специализированном уходе, но это не предусмотрено страховкой.

Обычно дедушку Гарри оставляли на попечение Жанны или, на худой конец, соседей, но исчезновение мальчика изменило приоритеты, и старик был представлен самому себе. Я постарался успокоить больного, как умел, и сплёл ему целую сеть из отборной чуши. Ребята молчали и глазели по сторонам. Квартира Гарри. Одна комната с обшарпанной мебелью и слоящимися от сырости обоями, в которой ютилась вся семья. Двухэтажная кровать для Гарри и Жанны, кресла-трансформеры для отца и деда. Три угла были огорожены друг от друга вылинявшими занавесками: угол для отца, угол для детей, угол для старика. Тогда занавески были раздвинуты, и мы могли увидеть убогую мебель и личные вещи семьи. В квартире ещё имелись маленькая кухня и санузел.

Я не раз бывал в таких домах и после устраивал длительную прогулку по секторам Среднего, моего родного района, кажущегося раем по сравнению с этой дырой. Я изо всех сил старался избавиться от чувства гадливости и не мог. Сладковатый запах разложения человеческих тел и надежд ещё долго преследовал меня повсюду.

К счастью, вернулись отец и восьмилетняя Жанна. Гарри они так и не нашли.

— Я связался с гвардейцами, они разошлют ориентировки постам. Пока это всё, что я могу сделать, — сообщил я родственникам пропавшего. Всегда нелегко признаваться в своём бессилии, но тут уж ничего не поделаешь. Легче найти иголку в стоге сена, чем ребёнка в Льеже. Взрослого отыскать проще, ведь после восемнадцати лет всем гражданам ЕАК вживляют ID-чипы. С их помощью можно отследить не только передвижения человека, но и совершение им крупных сделок: купли-продажи, дарения, регистрации движимого имущества.

Папа Гарри работает на водоочистительном комбинате у Арденнских озёр. Я видел его пару раз на родительских собраниях. Высокий, но сутулый, заросший, хмурый. В общем-то, неплохой человек, любящий отец.

— В участке отказались принимать заявление. Нужно ждать двое суток, — сказал он хриплым, грустным голосом. — Мы обзвонили все больницы, обошли район. Гарри не встречался с друзьями, не заходил в Школу, не был на работе…

— Скажите, мистер Питерс, у Гарри уже были уходы?

— Что-то я не пойму…

— Не уходил ли Гарри из дома на некоторое время?

— Чего ради? — недоумевал мистер Питерс. — Зачем ему уходить? У Гарри нет других родственников, кроме нас. Куда бы он пошёл, мистер Орелли?

Я не стал углубляться в эту тему. Бедняга был подавлен. Лучше вернуться к разговору, когда Гарри найдётся и расскажет, что с ним случилось. Я не слышал, чтобы парнишка жаловался на отца, по крайней мере, Гарри никогда не говорил о нём плохо. Его семья очень бедна. Они живут в квартире, которая хуже собачьей конуры, с гниющим полом и отслаивающимися обоями. Отец работает и день, и ночь. Гарри с одиннадцати лет перебивается случайными заработками. В скором времени и Жанне предстоит искать работу. Да ещё и больной дедушка, которому нужны сильнодействующие препараты. Темнота, никакого просвета, любой бы захотел уйти. Но вряд ли Гарри вот так просто покинул отца и сестру. Добрый и смышлёный парнишка, он, несмотря ни на что, неплохо учился, мечтал поступить в колледж, хотел помочь отцу деньгами. Что же с ним стряслось?

* * *

— Ну у тебя и видок! — ужаснулся Хавьер, когда следующим утром я заявился в полицейский участок. — Выглядишь так, точно тебя кар переехал.

— Нет, со мной-то как раз всё нормально, — я повалился в кресло-трансформер и подавил отчаянное желание положить ноги на рабочий стол товарища. Кроме него, всё равно никто бы не заметил, ведь все были поглощены работой. Хавьер делил кабинет ещё с пятью младшими детективами из разных отделов. У каждого в наличии имелись стол и комп — мультимедийное устройство, напоминающее большую голограмму. Компы способны менять форму, уменьшаться и увеличиваться, хранить и передавать большие объемы информации. К виску пользователя подключается специальный датчик, с помощью которого устройство устанавливает связь с мозгом человека, считывает его мысли и, следуя приказам, набирает текст, отправляет его по назначению, осуществляет поиск сведений в Сети. Тогда комп Хавьера вместо карты города показывал заключение медицинской экспертизы. Помимо компа, на столе лежали рулоны синтетической бумаги, электрические ручки и коробка печенья. Кресло-трансформер по желанию человека принимает любую форму, оно может стать длинной лавкой и даже кроватью. Правда, для последней было слишком мало места.

— По тебе не скажешь. Глаза краснющие, аж жуть. Неужели не ночевал дома?

— Не ночевал. Хавьер, будь другом, закажи для меня чашечку кофе.

— Тебе бы целых три не помешали, — пробурчал он, нажимая на кнопку вызова робота. — Что с тобой стряслось?

— Пропал ученик из моего класса. Гарри Питерс. Ему тринадцать. Ты его знаешь, высокий, светловолосый. Капитан школьной команды по игре в мяч на аэроботах.

— Который…?

— Да, который разбил камеры в 12-ом квадрате.

— Вот чёрт! И когда?

— Позавчера. Ушёл на работу и не вернулся. Его отец уже с ног сбился, искал его вчера весь день, с работы отпросился. Я сообщил ребятам из гвардии, они тоже ищут. Я только что из нижнего участка полиции, помогал отцу Гарри оформить заявление.

Хавьер присвистнул. Подкатил робот-официант участка, серебристое устройство по росту и габаритам идентичное человеку, только вместо лица у него синяя рекламная голограмма. Друг расщедрился и заказал для меня, помимо большого стакана кофе, два сэндвича.

— Человечище! Спасибо!

— Не принимайте это близко к сердцу, Алекс. Поверьте, подростки в таком возрасте становятся неуправляемыми и частенько уходят из дома просто ради развлечения, — со знанием дела заявила миссис Флоренс — пухленькая тридцатипятилетняя женщина в очках, старший специалист из отдела поиска пропавших без вести. Она заглянула к подопечным за отчётами и порцией сплетен. — И некоторые умудряются уйти довольно далеко. Одного мальчика мы спустя три месяца после начала поисков привезли из Минска! Подросткам нравится трепать родителям нервы.

— Гарри — славный парень, он никогда не доставлял отцу неприятностей.

— Проблемы в школе? Ссоры с друзьями, с девушкой? — начал перебирать варианты Хавьер.

— Нет. И у него нет девушки. Я говорил с его отцом, с сестрой, с друзьями и учителями. Никто не заметил ничего подозрительного в поведении Гарри. Всё было нормально, а потом парень исчез.

— Вот дьявол!

— Не паникуйте раньше времени, Алекс. Мальчик найдётся, — ободрила миссис Флоренс. — Зачастую подростки многое принимают слишком близко к сердцу. А порой им вдруг приходит в головы мысль о том, что нужно кому-то что-то доказать.

— Мне кажется, дело не в этом, — зашептал я Хавьеру. — Гарри исчез позавчера вечером в 12-ом квадрате, а утром следующего дня там обнаружили труп женщины. Не думаю, что это совпадение.

— 12-ый — большой квадрат. С чего ты взял, что между исчезновением мальчика и убийством есть что-то общее? Считаешь, он мог стать свидетелем? Но женщину убили не в 12-ом, иначе бы…

— Иначе бы нижние не отказались от дела. Да, место обнаружения трупа и место убийства не совпадают, но это не значит, что женщину убили не в Синем секторе.

— Знаю-знаю. Нижние под любым предлогом стараются спихнуть на нас тухлые дела. Допустим, она умерла в Синем секторе… Если так, то ублюдок или ублюдки всё сделали очень чисто, не подкопаешься. Нижние беседовали с местными жителями, с работниками магазинов, с обитателями ближайших трущоб. Никто ничего не видел.

— Я опросил учителей и технический персонал Школы. Они тоже ничего не знают. Сегодня поговорю с учениками, директор дал разрешение. С некоторыми ребятами, правда, я обсудил этот вопрос неофициально. Они ничего не знают об убийстве. Но кое-что они разъяснили. Их родители работают на водоочистительном комбинате, дети хорошо ориентируются в мёртвой зоне у озёр. И они сказали, что, если знать дорогу, можно попасть в Синий сектор, минуя посты. Что если именно так эта беглянка попала в Нижний район? И это значит, ей помог кто-то из местных.

— Ничего себе! Уже что-то! Спасибо тебе, друг! Подумаем, как можно это применить. Хочешь прочесть медицинское заключение?

Я придвинулся к голограмме.

— Возраст — двадцать восемь лет, рост, вес, ДНК-анализ… Неужели её нет ни в одной базе данных?

— Пришли ещё не все ответы на запросы, так что надежды не теряем. Но в базах ЕАК данных о ней нет. Её не отследить ни по ДНК, ни по сетчатке глаз, ни по слепку ушной раковины. Значит, она первый раз в Конфедерации. И уже сумела добраться до Нижнего района… А потом её убили… Эх, слишком много вопросов!

— И это напрягает.

* * *

Я уже собирался вызвать кар и отправиться в Школу, когда вквартиру завалился Хавьер, пьяный до чёртиков, да ещё и в компании двух незнакомых девчонок. Рита — искусственный интеллект квартиры, контролирующий все устройства, знала Хавьера в лицо и поэтому впустила его без вопросов. Только я дотронулся до ручки, как дверь отворилась сама собой и Хавьер чуть не рухнул мне на руки. Девушки тащили его на себе и, разумеется, были не в восторге.

— Какого чёрта? Когда ты успел?

Я глянул на часы, ещё и 18:00 не было! Хавьер должен был оставаться в участке и ждать начала конференции.

— Я? Да я трезв, как стёклышко! — возмущался друг, которого, как мне уже давно было известно, могла свалить с ног и пара стаканчиков бренди. Но в тот раз (я выяснил это чуть позже) парой стаканчиков он не ограничился, потому-то ни ноги, ни руки, ни язык его больше не слушались. «Ох, утром ему будет плохо и стыдно, это точно. И я не стану его жалеть», — решил я тогда.

Я втащил Хавьера в квартиру и пригласил девушек войти. Пока дроид предлагал им напитки из моих скудных запасов, я повалил друга на софу-трансформер в центре гостиной, стащил с него ботинки и синий жакет полицейского и завертелся в поисках пледа.

Квартира расположена на пятидесятом этаже жилой башни — это нижний ярус моего сектора. Я прекрасно себя чувствовал в двух комнатах моего личного пространства. Наверное, квартира даже велика для одного человека, но когда я получил её от Университета, я жил не один и запрашивал квадратные метры на двоих. По дому мне помогали два простеньких дроида, за которыми присматривала Рита. Они заказывали еду и заполняли холодильник, делали влажную уборку. На мне были приготовление пищи и поддержание порядка в вещах и мыслях. Мебели у меня немного. В маленькой комнате только постель, шкаф и рабочий стол с компом и стулом-трансформером. В гостиной — софа, столик, два кресла и стеллажи книг. Не синтетических, а бумажных, доставшихся в наследство от отца. Он собирал их всю жизнь, по всему свету.

— Спасибо вам большое! — обратился я к девушкам, когда устроил Хавьера поудобнее и наказал Рите подыскать для друга какое-нибудь лекарство. — Мне очень неловко, что вам пришлось тащить его на себе… После операции ему нельзя пить…

— Я ещё не сплю и всё слышууу… — замычал Хавьер. — Ламы, тьфу, дамы, вот я и доставил вас в место назначения. Вы хотели увидеть неподражаемого, невероятного идиота, то есть, Алекса Орелли, и вот он перед вами…

— Что ты несёшь? — скривился я. — Скажи «спасибо», что тебя не бросили и привезли сюда, а ведь ты мог испачкать сидения в чьём-нибудь каре.

— Фи… С чего бы?

— Мог позвонить, и я бы забрал тебя.

— Вообще-то мы сами его пригласили, а потом вызвались подвезти. Мы хотели, чтобы он показал, где ты живёшь, — заявила одна из девушек — высокая блондинка в коротком синем платье без рукавов.

— То есть…? Это вы его напоили? А я-то вам зачем понадобился?

— Раз ты не захотел встретиться с ними на конференции, они решили настигнуть тебя другим способом, — пропел Хавс. — Знакомься, это Стейси и Эжени.

Глава 2

— Стася, — поправила Хавьера блондинка.

— И Женя, — добавила её подруга.

Женя. Та самая Евгения Логинова. Теперь всё ясно!

Итак, Стейси и Эжени. Стася и Женя. На западе ЕАК славянам обычно придумывают новые имена и фамилии, близкие к настоящим, но благозвучные для уха англоязычного гражданина Конфедерации. В ЕАК три государственных языка: новоанглийский, новославянский и китайский упрощённый, но в Льеже подавляющее большинство населения говорит на диалекте новоанглийского. По-славянски я знаю всего пару десятков слов, большую часть из которых не могу произнести правильно. Про китайский и заикаться не стану.

Стася — типичная славянка. По крайней мере, на западе ЕАК их представляют именно такими: высокими, светловолосыми, светлокожими и голубоглазыми. Эжени — другая. Да, она не уступает красивой подруге в росте, но выглядит очень худой. Тонкие ноги, маленькие ступни и ладони, большие светло-карие глаза, вздёрнутый нос, пышные каштановые волосы, едва достающие до подбородка. Чем-то она напоминает мою ученицу Лизу. Если переодеть, сойдёт за мальчишку. Хм, она не похожа на телезвезду. В чертах лица, в манере держаться нет ничего особенного. Обычная девчонка. Но действительно, лицо девушки показалось мне знакомым, наверное, всё-таки смотрел её шоу. Прежде мне не приходилось общаться со знаменитостями, и я представить не мог, что кто-то из них заявится в мою квартиру. Я не был готов к такому повороту и смутился. А в подобных случаях от робости до раздражения всего один шаг. Стейси без стеснения глазела по сторонам. Эжени изучала меня, смотрела оценивающе, прикидывала, как будто планировалакупить меня, точно дроида новой модели. Мне уже доводилось общаться с такими штучками. Знает себе цену и за словом в карман не полезет. Маленькая стерва. Хавьеру такие девушки нравятся, мне — нет.

— Приятно познакомиться. Хавьер о вас рассказывал, — я подивился собственному голосу. Спокойный, даже не дрожал от злости.

— Он сказал: ты сможешь помочь. Поэтому мы здесь, — заявила Эжени. Резкий тон. Привыкла получать всё, на что укажет пальчиком.

Упс! Что же Хавс ей обещал? И какая от меня могла быть польза? Любопытно. Очень любопытно. А трепаться-то некогда, нужно было спешить в Школу.

— Женя хочет пофотографировать в Нижнем районе и записать видео, — вежливо улыбаясь, сообщила Стейси.

— А если удастся взять пару-тройку интервью, то будет просто замечательно. Это нужно для социальной рекламы.

Тьфу ты! Социальная реклама! Так им нужен персональный гид, ещё и бесплатный! А эти богачки, оказывается, жадные.

Хавьер натянул одеяло на лицо, так, что на поверхности остались только брови и спутанные локоны чёлки, и захрапел.

«Вот же чёрт! Бросил меня, поганец! Он за это заплатит», — обещал себе я.

— На съёмку нужно разрешение. Без него возникнут серьёзные проблемы с полицией.

— О, нет вопросов! Разрешение у меня есть, — широко улыбнулась Эжени. А, впрочем, она была ничего. Хорошенькая, когда не хмурится. — Дело в том, что я никогда не была в Нижнем районе, никого там не знаю, не имею представления, с чего начать. Хавьер сказал: ты несколько лет работаешь в Синем секторе и можешь ходить, где пожелаешь. Если возьмёшь с собой, буду очень признательна.

Прогулка с телезвездой по Нижнему району — удивительное приключение, фу ты — ну ты! Плюс полезное знакомство. Хотя… хотя какой от него прок? Если только пригласит поучаствовать в её шоу… Интересно, сколько платят тем, кто задействован в массовке? Хоть это и не по мне, деньги никогда не бывают лишними.

Пока я фантазировал о небесных пирогах и кренделях, девушки начали терять терпение.

— Да, работаю в Школе. И у меня сейчас урок, кстати. Так что экскурсию в ближайшие часы обещать не могу. Да, я неплохо знаю Нижний район. Чужакам там не место. Слишком опасно. Гулять следует только с большой охраной. Впрочем, если переоденешься, будешь делать то, что скажу, и помалкивать, всё получится.

— Какой строгий, ай-ай! — ухмыльнулась Стася и подмигнула мне бирюзовым глазом.

— По рукам! Во что переодеться?

— Внизу ходят только в тёмном. Подойдёт лёгкая накидка с капюшоном. Я бы дал свою старую форму гвардейца, но боюсь, разрешения на её ношение у тебя нет. Подыщу что-нибудь другое.

Храп Хавьера молотком стучал по вискам, пока я рылся в шкафу, надеясь отыскать какую-нибудь тёмную накидку с капюшоном. У меня нашлась одна такая, я носил её лет семь назад, когда ещё был тощим подростком. Поношенная, потрёпанная и немного выцветшая. Ха-ха, звезде телеэкрана пришлась бы как раз впору. Эжени даже не скривилась, это уже что-то. Но второй такой у меня не было.

— Твои волосы будут заметны издалека, — сообщил я Стейси. — Это паршиво.

— В Нижний район я не пойду, — отмахнулась девушка. — Я оставила в полицейском участке дроида, он сделает фотографии. Но всё равно нужно вернуться на конференцию, взять запланированные интервью. Я подвезу вас до районного аэровокзала и прямиком туда.

Жаль! Стейси мне понравилась. Ни капли самоуверенности и заносчивости её подруги. Для неё я бы провёл много экскурсий.

— Раз так, то давайте поторопимся. Сначала уроки, потом прогулка.

Эжени надела мою накидку, которая, увы, не оправдала ожиданий и оказалась потешно широкой, и убрала пышную копну волос под капюшон.

— Сойдёт? — нахмурившись, спросила она у подружки.

— Сгодится. Стоит сделать парочку фотографий. На память. Замри, — сообщила та и потянулась за мини-камерой.

— Эээ, не вздумай их распространять! — воскликнула Эжени и закрыла лицо складками капюшона.

— Есть разрешение на ношение шокера? — спросил я, когда девицы, наконец, соизволили покинуть мою квартиру.

— Да, но обычно я не…

— На этот раз, скорее всего, придётся. И лучше не зевай.

— А как же Хавьер? Он в таком состоянии, и оставлять его одного… — забеспокоилась Стейси.

— Ему ничего не потребуется. Проспит часов пять. Не меньше. Рита за ним присмотрит и сообщит мне, если что-то пойдёт не так.

* * *

Электрокар Стейси — загляденье! Приобрести такую модель — просто мечта, сладкая грёза. Но мне и десяти лет не хватит, чтобы на неё накопить. А ведь мощный, но манёвренный кар — это самая что ни на есть необходимость в таком городе, как Льеж.

— Вы с виду совершенно трезвые. Зачем напоили моего друга?

— Вообще-то, он сам предложил выпить за встречу, — ответила Стейси. Она казалась виноватой. — Мы договорились встретиться до начала конференции. В итоге пил только Хавьер. Эжени на работе, а я — за рулём. Он выпил совсем немного, мы не ожидали, что его так развезёт.

— Ну… Хавьер и алкоголь — это отдельная история. Ему, кстати, вообще нельзя пить. Узнает начальница, сделает выговор, а другу нужна эта работа.

Без преувеличений. После операции мой друг был сам не свой и начал прикладываться к бутылке. К сожалению или к счастью, быстро стало ясно, что пить он не умеет и вряд ли когда-нибудь научится. В последние месяцы жизнь Хавьера наладилась, и он давно не срывался.

— В обществе Стаси парни часто ведут себя, как придурки, — хохотнула Эжени. — Сами не понимают, что творят.

Не удивлён.

— На тебя это, похоже, не распространяется, — заметила Стейси. — Славненько! Как раз то, что надо! Какое счастье, когда парень в моем обществе не впадает в ступор.

— Эй! — вскинулась Эжени. — Мы же договорились: этот — мой! Он мне нужен. Уговор дороже денег.

— О да! Уговор дороже денег, — Стейси притворилась расстроенной.

Уже поделили нас с Хавьером? Серьёзно? Я поморщился. Что за мерзость?

Эжени, надо же, подмигнула мне! Ха, тоже мне шутница! Я подавил желание скорчить рожу и в придачу высунуть язык. Или выскочить из электрокара на полном ходу, надеясь оказаться как можно дальше от этих хищниц. Я отвернулся к окну. Стейси гнала вовсю, и город внизу и вокруг слился в сплошное золотое пятно.

Льеж состоит из районов — уровней. Их три: Нижний, Средний и Верхний. Центральная дорога делит все районы пополам, её ответвления, точно рукава реки, расходятся в разные стороны, вглубь секторов, извиваются, ветвятся в квадратах. На самом деле, Центральная дорога — понятие условное. Воздушное пространство и есть дорога. В городе разрешено передвигаться на карах, на электробусах и аэроботах. Пешком можно ходить по железобетонным площадкам жилых башен. Там, на насыпном грунте высажены деревья и разбиты цветочные клумбы, устроены игровые площадки для детей и фонтаны. Вся жизнь города сосредоточена в жилых башнях, они служат нам домами, там же расположены административные учреждения и магазины. Мы живём в башнях, работаем и проводим свободное время. Мы их узники. Говорят, раньше люди жили в сельской местности, в частных домах с окнами, выходившими на цветущие сады. У многих семей были собственные участки земли и даже целые поля, уходившие за горизонт. Поля, которые нельзя было обойти, а только объехать. В наши дни численность населения растёт из года в год, а земли катастрофически не хватает. Потому-то жилые башни в ближайшие время скроются за границей облаков. В Нижнем районе нельзя передвигаться на личных карах. Расставшись со Стейси, мы сели на электробус — длиннющий кар на воздушной подушке, который опустил нас на одну из площадок. Далее спуск вниз по электролестнице. Сотни таких лестниц связывают промежуточные площадки и сектора Нижнего района. Эта сложная система затрудняет передвижение, и поэтому жители Нижнего оказались едва ли не запертыми в трущобах, придавленными к земле.

В пятницу рабочие смены заканчиваются раньше обычного, поэтому улицы района всегда кишат людьми, спешащими домой или за покупками. Чтобы добраться до Школы, нам пришлось продираться сквозь толпу. Эжени все глаза проглядела, рассматривая прохожих.

— Не пялься. Они сразу поймут, что ты не местная.

— И? Что они сделают? Разорвут в клочья?

— Может, и не разорвут. Кто-то, разумеется, и внимания не обратит, но есть и такие, кто сразу поймёт: ты ротозейка, район не знаешь, всё здесь тебе в диковинку. А значит, тебя можно облапошить, обокрасть или того хуже. Так что не зевай, не крути головой, настрой скучающий режим и держись поближе ко мне.

— Думаешь, твой значок гвардейца поможет, строгий, правильный мальчик?

Пфф!

— Нет.

— Тогда, может, твоя хмурая физиономия распугает подонков? Ха, она даже меня не тревожит. Страшным или грозным тебя не назовёшь, — заявила она.

— У меня, помимо шокера, есть лазерный пистолет, знаешь ли. И право стрелять без предупреждения.

— Потому-то я и выбрала тебя, — да уж! Выбрала, чёрт её дери. — Посмотрим, оправдаешь ли ты свою репутацию. Но, увы, пока я разочарована. Я не доверяю парням с девчачьими ресницами.

Пфф!

— Ха! А я всё думал, что с тобой не так! Это так же глупо, как не доверять рыжим или тем, кто красит волосы в зелёный.

Эжени улыбнулась. Из потока её слов ни одно не было серьёзным. Она просто потешалась надо мной, посмеивалась, сознавая собственное социальное превосходство. Очевидно, она презирала меня. Заносчивая, богатенькая пигалица! Считающая себя лучше других.

Проклятье! Не то чтобы я презирал богатых. Да, порой я делал вид, что они мне отвратительны, но на самом деле мне хотелось стать одним из них. Мне не были нужны пропуск в высшее общество или слава, только деньги. Для парня из бедного района они означают свободу, возможность жить, как нравится, увидеть мир. Я вырос не в трущобах, не голодал, но всё равно чувствовал себя неудовлетворённым. Моя семья ютилась в маленькой квартирке, где не могло быть и намёка на личное пространство, всё-таки четыре человека в двух смежных комнатах. У нас не было мощного электрокара и дорогих дроидов. Да, это не делало нас несчастными или обездоленными, не умаляло любви родителей друг к другу или ко мне. Но я видел, как им было трудно, как они изо всех сил пытались дать мне образование, обеспечить моё будущее. Я хотел и хочу, чтобы мать ни в чём не нуждалась, ни о ком и ни о чём не беспокоилась. Родителям всегда приходилось много работать и мне тоже, а вот у Эжени всё было с самого начала. И это бесило!

— Мне кажется, тебя нелегко вывести из себя. Это интересно. И, как по мне, очень даже привлекательно.

— Хочешь меня разозлить? Из спортивного интереса? Попробуй. Но предупреждаю: будет непросто. Я работаю с детьми. Если покажешь слабину, они распилят твои нервы и завяжут в узел кишки. Не показывай, что они тебя рассердили, заставь их уважать себя.

— Оу! Да ты большой специалист! Ну а я могу взбесить любого, так и знай. Главное в этом деле — методичность и терпение.

— Вызов принят! Ещё посмотрим, кто кого.

Мы почти опаздывали, до начала занятий оставалось не более десяти минут. Я тащил Эжени сквозь толпу жителей Нижнего в тёмно-зелёных робах. Девушка то и дело спотыкалась, фыркала и чертыхалась.

— Чего приуныла, барышня? Неужели никогда не поступала, как непослушная девочка, и не была в Нижнем районе Москвы?

— Была, и не раз, — Эжени запыхалась, но это не мешало ей трещать. — В Москве всё иначе. Жилые башни не такие высокие, как в Льеже. Часть населения живёт под землёй. Раньше под городом ходили поезда, и те туннели, что не были затоплены, были расширены и превратились в жилые кварталы. Их обитатели годами не видят солнца, но там не так жарко и сыро, как здесь. Раньше я проводила в Нижнем районе много времени.

— Чего ради?

— Тратила сначала деньги отца, а потом свои. Их слишком много.

— Денег много не бывает.

— Но у моего отца их много, — настаивала Эжени. — Подчёркиваю, слишком много. Я спускалась под землю едва ли не каждый день, а по субботам и вовсе проводила там целые сутки. Суббота предназначена для благотворительных акций.

— Скажи честно: есть ли какой-нибудь толк в твоей социальной рекламе? Помогает привлечь внимание на насущные проблемы, или это просто красивые картинки?

Эжени задохнулась от возмущения, зазевалась и чуть было не провалилась в открытый люк. Я поймал её и, обхватив поперёк талии, отволок в сторону. Хрупкая, очень легкая, а глаза горели, как у дикой кошки. Того и гляди, попытается укусить.

— Лететь пришлось бы долго. Смотри под ноги. Всего один поворот остался, ты просто обязана дотянуть.

Школа — отдельное пятиэтажное здание, примостившееся между двумя жилыми башнями. Стены отштукатурены и выкрашены в синий цвет, но от сырости краска неизменно слоится и сползает большими кусками. Зато все окна и двери целы, с этим здесь строго. За последние годы узкие коридоры, большие зеркала, скрипучие половицы и распухшие от сырости, плохо закрывающиеся двери — эти стены стали для меня родными. Как и дети, которые здесь учатся. В тот день классная комната была переполнена: тридцать девять взволнованных учеников, администрация Школы, пятеро учителей, с десяток родителей и Эжени. Последняя, к слову, не занимала много места, зато привлекала внимание. Стоило только девушке снять капюшон накидки, как все, начиная с директора и заканчивая самым отвязным учеником, ахнули и начали хлопотать вокруг неё. Разумеется, кто бы сомневался! Не каждый день в эту сырую и зловонную дыру заглядывает знаменитость. Я, хоть убей, не мог вспомнить, ведущей какого именно шоу она являлась (стоило поискать в Сети), но, похоже, многие были от него в восторге, задавали вопросы, просили автограф. В итоге, презентацию проектов отложили на полчаса. Эжени нравилось внимание, она премило улыбалась, расписывалась на обложках синтетических тетрадей, задавала вежливые вопросы, позволяла фотографироваться рядом с собой.

Ого! А девчонка оказалась кумиром молодёжи. Она обещала взять у детишек полноценные интервью и включить их фотографии в коллаж для рекламы. Разумеется, ребята пришли в неописуемый восторг. Они выглядели весёлыми и беззаботными. Это хорошо, радости у них всегда было не так много. Я же думал о пустом стуле, который прежде занимал Гарри. Думал о его отце, который продолжал поиски мальчика, о сестре, оставшейся в ужасной квартире, наедине с больным дедом. Что случилось с парнишкой? Куда он исчез? Вернётся ли он живым? Войдёт ли в этот класс?

Свет показался мне слишком ярким, а шум отодвинулся на задний план. Может быть, Гарри погиб, но создавалось ощущение, что никому не было до этого никакого дела.

Пока у меня не было хороших новостей. Никаких новостей. Я мог лишь скрипеть зубами от бессилия.

* * *

Школа — едва ли не единственное место, где не бывает перебоев с электричеством, и потому здесь работают персональные компы. Ребятишки часто остаются в Школе до полуночи, выполняя задания и готовясь к экзаменам. Раз в год они презентуют научные, творческие или социальные проекты. Месяцы работы, бессонные ночи и вот она долгожданная возможность высказаться, быть услышанными. Им нечасто удаётся проявить себя, заставить родителей ими гордиться. Вот потому-то тот вечер и был особенным. Я радовался за учеников, мне нравилось наблюдать за тем, как они раскрываются. Как забывают хотя бы на время, в каких живут условиях, не думают о том, что, возможно, их ждёт печальное будущее.

Только спустя четыре часа мы покинули Школу. По традиции я угостил Тима, Оливера и Лизу бутербродами, а Эжени купила им по стаканчику мороженного, а потом ещё по одному и ещё… Неудивительно, что ребята были от неё в восторге, трещали без умолку, заваливали вопросами. Я ревновал, ведь мне потребовалось куда больше времени, чтобы завоевать их доверие. В первые месяцы приходилось несладко. Я и сам был мальчишкой, ученики не боялись меня, на уроках орали, как резанные, не слушали, отказывались выполнять задания, насмехались надо мной, причём в лицо. Мне говорили: их может усмирить только страх. Но как заставить учеников бояться? Я срывал голос, наказывал их, но всё было без толку. Нет, страх оказался неподходящим средством, и я пошел по другому пути. Завоевал доверие детей, стал их другом. Мне говорили: это неправильно, учитель всегда должен соблюдать дистанцию. Плевал я на правила! Я сумел с ними договориться, они согласились работать под моим началом, и это главное. А Эжени… Ей хватило нескольких ласковых слов, чтобы они растаяли. Она была доброй феей, существом из иного, прекрасного, блестящего верхнего мира.

Эжени записывала на видео всё, что попадалось на глаза. Палатки стихийно раскинувшегося рынка, где допотопные дроиды и люди торговали всякой всячиной: от овощей до деталей для роботов и компов; людей, несмотря на поздний час, сновавших туда-сюда между торговыми рядами. Она фотографировала детей, рабочих в робах, грязные, забитые мусором улицы, выбитые стёкла в окнах на первых этажах. Мы кружили по главной площади сектора, заглядывали в проулки, заходили в магазинчики. Ребята рассказывали о Нижнем районе, об озерах и водоочистительном комбинате, о том, что они делают, когда отключают электричество.

Но беседа была прервана резким хлопком, раздавшимся на площади. Мы мигом вынырнули из проулка.

— Что это было? — вздрогнула Эжени.

— Выстрел, — будничным тоном ответил Тим. — Не обращайте внимания, здесь такое часто случается. Кто-то с кем-то повздорил. Обычное дело.

Как оказалось, нет. Люди испугались не на шутку и неслись прочь от того места, где прогремел выстрел, бежали прямо на нас. Я отстранил ребят и девушку к осклизлой стене жилой башни и вытащил из кобуры лазерный пистолет.

— Нужно посмотреть, что там. А вы оставайтесь здесь, опасно идти навстречу толпе.

Разумеется, они увязались за мной. Мы обежали площадь по кругу, не отходя от башенных стен, стараясь держаться подальше от толпы. Может, кто-то бросил зажигательную бомбу (подобное здесь случалось ни раз, от отморозков-то отбоя нет) или дроид перегрелся и взорвался? Хлопок был сильным и резким, немудрено, что он вызвал панику. Но, возможно, ничего криминального и не случилось. Главное, чтобы люди друг друга не зашибли.

Мы пробрались к месту происшествия, проложили себе дорогу в толпе локтями. Люди напирали со всех сторон, давили, кричали, я тащил Эжени и ребятишек за собой.

Запах гари и палёного мяса…

На месте головы убитого осталась дымящаяся дыра. Едкий дымок поднимался вверх, асфальт рядом с трупом горел. Не просто лазерный пистолет, настоящий гранатомёт! Или же… Или же стреляли с близкого расстояния, прямо в упор, а это значит…

— Ух ты! — вскричал Оливер, высунувшись из-за моего плеча. — Ему оторвало голову.

— Ему сожгло голову, — уточнила Лиза.

Тим присвистнул, а гримаса на лице Эжени красноречиво говорила о том, что её вот-вот стошнит.

— Тот, кто это сделал, всё ещё здесь. В толпе, — сообщил я спутникам. — Вам нужно убираться отсюда.

— Подожди, учитель Алекс! Пропустим самое интересное! — запротестовали ребята. Кровопролитие их не пугало. Эти подростки были к нему привычны, вот что страшно. Им нравилось наблюдать за действиями гвардейцев, за тем, как они окружают место преступления силовым полем и приступают к первичному осмотру. Обычно, правда, этим занимается полиция, но, если в отряде есть человек, обладающий специальными познаниями, он приступает к работе, пока тело ещё не остыло.

— Идёмте, — я начал подталкивать ребят. — Нужно доставить мисс Эжени наверх.

— Ууу, нет! Давайте посмотрим! — ныли они.

Мы не прошли и двадцати шагов, когда раздался ещё один хлопок, а за ним последовали и новые вопли. Совсем рядом. Толпа хлынула на нас. Я снова начал отталкивать ребят к стене жилой башни. Люди расступились, пропуская вперёд человека с натянутым на лицо (едва ли не до глаз) воротником водолазки. Он нёсся прямо на нас и едва не сбил с ног Оливера и Лизу. Мы попятились к стене, пропуская его, но тут же на нас налетели гвардейцы. Всё смешалось. Проклятье! Это он! И я мог его задержать… Мог задержать…

Прошла секунда.

— Отступите в проулок, зайдите вон в тот магазинчик и ждите меня. Я позвоню, когда всё утрясётся. Идите, — они и пикнуть не успели, а я уже бросился вслед за нападавшим. У службы в гвардии есть одна особенность: где бы ты ни был, что бы ты ни делал, ты всегда на посту. Ты должен содействовать предотвращению преступлений, а если кто-то преступил закон, следует сделать всё для его задержания.

Я хорошо знал тот квадрат. Сколько раз я бродил по закоулкам Нижнего вместе с учениками! Я знал, куда нужно повернуть, чтобы сократить путь, как обойти препятствие. А убийца — нет. Он шёл напролом. И стрелял, желая проложить себе дорогу в толпе. Если он не знает район, то где же попытается укрыться?

12-ый квадрат граничит с мёртвой зоной у озёр, где можно спрятаться на одном из многочисленных складов, переждать бурю и, если верить ребятам, покинуть район, минуя посты. Эх, мне бы аэроботы! Гвардейцы редко патрулируют улицы пешком, но в тот раз они передвигались на своих двоих. Гвардия экипируется за счёт районных средств, а в Нижнем живут исключительно бедные люди.

До мёртвой зоны было не так уж и далеко, убийца не должен был уйти. Трое гвардейцев против одного плюс я. Включив рацию, я связался с патрульными, хоть и не стоило одновременно бежать и говорить. Планировалось, что они продолжат преследовать нападавшего, я зайду с тыла и перекрою ему путь к отступлению (главное, чтобы голову мне не оторвал), а тут и подкрепление должно было подоспеть. Слишком много чести для одного мерзавца! Я свернул в ближайший проулок, чтобы срезать путь. Пока нападавший и гвардейцы двигались по прямой, я огибал улицы, обгонял их. Я определённо добрался до мёртвой зоны раньше остальных. Должен был столкнуться с ними, но… Но навстречу мне никто не бежал. Дорога всего одна, сворачивать некуда. Куда они делись?

Рано запаниковал. Прошло несколько минут, и вот они. Появились из темноты и ринулись мне навстречу. У нападавшего были аэроботы неплохой модели, поэтому он намного опережал преследователей. Мы столкнулись нос к носу, и я выстрелил. Не на поражение, разумеется, ранил в плечо. Я лишь хотел задержать его, и этого должно было хватить. Большой-большой риск… На мне не было защитного жилета. Да если бы и был, он бы не спас меня. Одного выстрела из подобной пушки хватило бы, чтобы снести голову. Однако нападавший не стал стрелять. Он ринулся на меня, и я не устоял на ногах, но утащил его за собой. Пара минут ожесточённой борьбы, беспорядочные удары, старания разоружить друг друга, мои отчаянные попытки не свалиться в озеро, стащить воротник водолазки с его лица, увидеть его, увидеть, запомнить…

Мгновения борьбы трудно запомнить, всё смешивается, сбивается в ком. Некогда думать, некогда рассуждать. Вонь, грязь, удушье. Преступник был сильнее, мощный, хорошо натренированный. Я, явно, уступал ему в весе. Да ещё и тяжёлые железные перчатки… Он разбил мне лоб, кровь заливала лицо, и я не видел, как его пытались оттащить.

Попался! Некуда бежать. Узкий мост, ведущий к водоочистительному комбинату, перекрыли подоспевшие полицейские. «Он никуда от нас не денется», — с удовлетворением подумал я. Его не пытались пристрелить, мерзавец был нужен живым. И вроде бы всё закончилось, его скрутили. Но поганец оказался неплохо подготовленным. Я валялся в грязи, размазывая ладонями кровь по лицу. Она застилала глаза, и я ни черта не видел. Всё произошло слишком быстро.

Бах! Разорвалась дымовая граната, всё заволокло едкой мерзостью. За этим последовал всплеск. Нападавший исчез. Бросился в воду? Очевидно так, ведь больше ему некуда было податься. У нас осталась только пуговица, на внутренней стороне которой были выгравированы два скрещенных ножа.

Знак Гильдии.

* * *

— Одно из моих первых дел было связано с Гильдией. Я тогда была даже моложе, чем вы сейчас, — сообщила Каролина Фишер. Она вне зависимости от ситуации выглядела потрясающе, хоть и не пользовалась косметикой и не укладывала волосы в сложные причёски.

Было раннее утро, а я уже прибыл в полицейский участок, приехал туда вместе с Хавьером. Я немного завидовал другу, он-то сумел как следует выспаться. И, тем не менее, выглядел Хавьер неважно, жаловался на головную боль, глотал крепкий кофе стаканами и постоянно зевал. И поделом ему! Я же щеголял с повязкой на голове и зашитой бровью, а большая часть лица превратилась в кровоподтёк.

Плохо. Каждое воскресенье я навещал мать, и если бы она увидела меня в таком виде, то пришла бы в ужас. Она была против моего вступления в гвардию ещё до случившегося с Хавьером, а после того инцидента уже не упрашивала сдать значок, а требовала. Я, разумеется, понимал её. Она будет любить меня и волноваться даже тогда, когда мне стукнет сорок и я облысею. Мать есть мать. И всё же я отказывался бросить службу из-за проклятой любви к риску и уже этим огорчал её, а очередная порция чёрных синяков её точно взбесит.

Ладно, не будем вспоминать об этом. Нужно разобраться с Гильдией. Это едва ли не самая крупная преступная организация в мире, она прочно пустила корни не только в ЕАК, но и в других частях света. Киллеры, к нашему несчастью, профессионалы своего дела, а ещё торговцы оружием, сильнодействующими психотропными веществами и крадеными технологиями. Вот кем были члены Гильдии.

— Они постоянно нас запутывают, водят за нос, оставляют на месте преступления знаки отличия: пуговицы, жетоны, булавки, перчатки, — продолжила разговор Каролина. — Толку от них никакого, ни тебе отпечатков, ни образцов ДНК. Гильдейцы всегда хвастаются своими преступлениями.

— Если они вступили в игру, значит, дело серьёзное, — заметил Хавьер. — Кто-то отвалил кучу денег, чтобы гильдейцы прикончили того несчастного. А может, и убитую в 12-ом женщину.

— Эти поганцы всегда подготовлены на «отлично», а мы выставляем против них неподготовленных, плохо экипированных мальчишек. Ясное дело, они его проворонили, — сердилась Каролина. — Ты не в счёт, Алекс, так что не грусти.

Грусти — не грусти, а убийцу я упустил.

— Я не смог его задержать, ранил и только. Он всё равно сумел уйти. Дроиды обыскивают озеро, но думаю, в этом нет никакого смысла. Он бросил что-то в воду, чтобы отвлечь внимание, а сам ушёл. Возможно, у него были сообщники. Если он добрался до электролестницы и поднялся наверх, то его мог подобрать кар. И пиши пропало. Вряд ли он останется в 12-ом… Если бы я смог разглядеть его лицо, сейчас у нас был фоторобот. Мы разослали бы его городским дроидам… Я всех подвёл.

— У тебя не было должного снаряжения. Гвардейцы из Нижнего — неважные помощники, — возразил Хавьер. — И вообще, ты рисковал жизнью, бросаясь на него с кулаками. Больше, чёрт подери, так не делай! Чудо, что он тебя не пристрелил! На площади этот гад серьёзно ранил троих прохожих, что ему стоило и тебя прикончить?

Ха, приятно осознавать, что я везунчик!

— Об убитом что-нибудь известно? Или снова неопознанный? — я направил мысли друга в иное русло, а то он уже начал багроветь от злости.

— Как раз нет. Пока мы жаловались друг другу на горькую судьбу, комп обрабатывал данные и формировал его профиль. Вот поглядите, — Хавс развернул вкладку на весь экран. — Йозеф Лисянский, 2982 года рождения. Основное место жительства — Варшава. Последние три года он числился в списке пропавших без вести. Уехал на заработки в Берлин и исчез. Родственники по-прежнему его ищут, роботы созвонятся с его семьей в течение часа. За три года он ни разу не вышел на связь. Лисянского даже пытались отследить по ID-чипу, и никаких результатов. Похоже, избавился от него. Что это значит? Наш друг занимался чем-то незаконным? И вот теперь он мёртв.

— Вы знаете, что только на западе Конфедерации ежегодно пропадают без вести тысячи человек? — к нам присоединился Майк — худощавый парень в очках, сотрудник аналитического отдела. Он не занимался оперативной работой, а обобщал статистические данные, собранные роботами, и сравнивал их. — В прошлом году, к примеру, исчезло сто тысяч человек, из них по ID-чипу удалось выследить менее 10 %. Кому нужно, тот удалит чип или повредит его. С детьми ещё сложнее, чипы-то вживляют только совершеннолетним.

Скверно всё это! Более чем. Пропавший без вести, без чипа, за которым охотилась Гильдия. Да, скверно.

— Ладно, сидя здесь, проблемы не решить. Я отправлюсь в Нижний район, посмотрю, что там и как. Хавьер, продолжай работать с документами. Пока это всё, чем ты можешь помочь. Но к обеду я должна знать всё о Йозефе Лисянском: почему уехал из Варшавы, привлекался ли когда-нибудь к ответственности, где работал и прочее, и прочее. В общем, ты меня понял. Выздоравливай, Алекс! Ещё увидимся! — попрощалась детектив Фишер.

Когда Каролина ушла, Хавьер схватился за голову.

— Везёт тебе, Ал! Ты пойдешь домой и завалишься спать. Мне бы отгул, хоть один!

— Ты не заслужил. Как ты умудрился напиться?

— Взял и умудрился. Думаешь, самому не противно? А ведь я давно не срывался.

— Похоже, Стейси скверно на тебя влияет, дружище.

— Не о нас со Стейси речь. Лучше расскажи, как там Эжени.

Чтоб тебя!

— Думаю, неплохо. Она записала видео и сделала фотографии для рекламы.

— Меня не это интересует. Я о другом, — потешно закатил мерцающие синтетические глаза Хавс.

— Она меня не привлекает.

Если только чуть-чуть.

— Тебе не угодишь! Может, здесь она не так известна, как на Востоке, но у себя на Родине она звезда. Когда ещё тебе подвернётся такая девушка?

— Она стала популярной благодаря деньгам папочки.

— Благодаря своей инициативе, Ал. Она, как и ты, помогает тем, кто попал в трудную ситуацию. Вам есть, о чём поговорить. И ты не можешь, просто не можешь, не посмеешь всё испортить!

— Не начинай, Хавьер! Она не привлекает меня, я не привлекаю её. Эжени сама сказала. Ей не нравятся парни с девчачьими ресницами.

Хавьер захохотал. А чего ещё от него ждать?

— Ты не прав, — подкралась к нам жгучая брюнетка Мадлен — помощница главы оперативного отдела. Она по-свойски обняла меня за плечи. — Девушки не меньше вашего обращают внимание на внешность. Многим из нас нравятся миловидные. Те, у кого правильные черты лица, острые скулы и выразительные глаза. Ты подходишь под описание.

— Просто прекрасно! Я польщён! — процедил я, пытаясь увернуться от рук Мадлен. Она собиралась трепать меня за волосы, а я терпеть этого не мог.

— Если он миловидный, то я просто неотразим! — заявил Хавс.

— Проклятье, Хавьер! Почему за моей личной жизнью следит весь отдел?

— О какой личной жизни речь? — усмехнулся друг.

— Серьезно, не начинай! Это старая песня, и она всем надоела. У меня всё под контролем.

— Нет, — покачал головой мой друг. Он больше не ухмылялся. — Не всё. Как ты живешь? Чем ты живешь? Чужими проблемами, заботой о чужих детях. Ты существуешь через них. Год назад я думал, что жизнь закончилась, я не представлял, как буду существовать в темноте. Я не хотел этого, не желал быть обузой. Бесполезным и беспомощным, сломленным, разбитым, слабым. Прежде нам казалось: жизнь такая скучная, нужно добавить перчика. Чем всё для меня закончилось, помнишь? Мне не спрятаться за кипами этих документов, за этим экраном навечно. Нет, я продолжу рисковать. Но теперь-то я не просто знаю, я отчетливо понимаю, как коротка жизнь. Знаю, что можно просто-напросто не успеть всё испробовать, побывать там, где хочется, быть с теми, кого любишь. Время ускользает сквозь пальцы, как вода или песок. Его не вернуть. И второй шанс никто не предоставит. Я горько пожалел тогда, что разменивался по мелочам, что обижался и злился по пустякам, страдал из-за ерунды. Я думал: всё, конец. Я ничего не попробовал, потратил время зря. Но тогда, год назад, не моя жизнь закончилась, а твоя. Тогда мы оба отбросили игрушки и посмотрели смерти в лицо. Каждый вынес из этого что-то своё. Я решил получить всё, что захочу. А ты стал следовать дурацким принципам и вогнал себя в такую тоску, что хоть в гроб ложись. Вчера тебя могли убить. И что? Всё вот так бы и закончилось? Что ты увидел, чего достиг? Живи, пока можешь. Получай удовольствие, наслаждайся. Люди созданы для этого. Проваливай отсюда, позвони Эжени и не корчи скорбную рожу. Я дело говорю.

Слишком серьёзным Хавс мне совсем не нравился, а «гиперзаботливый Хавьер» и вовсе доводил до белого каления. Я привык к другому: к его веселому лёгкому нраву, к умению рассмешить даже мертвеца, к его безрассудству. Я хотел, чтобы Хавьер оставался таким и впредь, излишняя серьезность, горечь в голосе и эти слова, исполненные глубокого и мрачного смысла, возвращали меня на год назад, в те дни, о которых я отчаянно пытался забыть, о которых старался не думать.

Хавьер драматизировал, на самом деле у меня всё было хорошо. И такой образ жизни меня совершенно устраивал. Похоже, я с трудом приспосабливаюсь к новым условиям, долго привыкаю к людям. Я встречался с Региной пять лет и собирался на ней жениться, но не сложилось. Не то чтобы я жил прошлым, нет, я уже избавился от сентиментальных глупостей. Мне просто-напросто нравилось плыть по течению. И хватит об этом.

* * *

Духота, вечная духота, даже дышать тяжело. Никакие зелёные насаждения, никакие фонтаны не спасают.

Раскаты грома. Сильные дожди в Льеже бывают очень часто. Тёплые, они могут идти целыми сутками, и тогда озера выходят из берегов, превращая жизнь обитателей ближайших к ним кварталов в настоящий ад. Берлин, центральный город на западе Конфедерации, от любой стихии защищает энергетическое поле, оно накрывает столицу точно крышка супницу. Жаль, в Льеже его нет.

От полицейского участка до моего дома рукой подать, поэтому не было смысла вызывать электрокар. Я решил прогуляться, рассчитывая укрыться в жилой башне, если город накроет волна дождя. Я шёл едва ли не по самому краю железобетонной площадки, служившей в этом квадрате зоной для пешеходов. Рядом туда-сюда сновали кары и перемещались платформы, которые перевозили пешеходов с одной площадки на другую. Шум города, состоявший из криков, гомона, механических голосов роботов, сигналов электрокаров, перекрывал даже раскаты грома. А ведь Зелёный нельзя назвать оживлённым сектором, большинство его жителей работают в социальных учреждениях: школах, больницах, аптеках в других секторах, в будние дни там куда меньше пешеходов, чем в Центре.

— Эй, Алекс Орелли! Ты оглох, что ли? Я сигналю уже пятый раз, притормози!

Рядом со мной остановился роскошный тёмно-синий электрокар с тонированными стеклами. Потрясающая тачка! Быстрая, но бесшумная модель. Мечта! Мечта! Просто прокатиться на такой машинке уже дорогого стоит. Стекло опустилось вниз, и из окна высунулась головка хозяйки кара. Лицо с острым подбородком и решительно сжатыми губами, большие глаза, ореол густых волос. Эжени.

— Привет! — она снизошла до улыбки. — Эм… хорошо выглядишь.

Прекрасно! Многообещающее начало. Почему бы не поиздеваться?

Я прижал пальцы к виску. Жест гвардейца. «Служу городу и нации».

— Спасибо, барышня! — хмыкнул я.

— Я искала тебя в участке, но мы разминулись. К счастью, Хавьер указал, куда ты направился. Славно, что ему полегчало!

Чёрт!

— Здесь, кстати, нельзя парковаться. Видишь этот значок? Да, скрещенные красные линии. Здесь платформа стыкуется с площадкой, а ты занимаешь место. Парковка допустима только для карет скорой помощи. Для остальных — запрещено. Согласно статье 18.1. Уложения об административных правонарушениях, несоблюдение этого правила дорожного движения карается штрафом от трех до пяти тысяч марок. Дай полный назад или, наоборот, вперёд. И поживее!

Эжени, о чудо, сделала так, как я сказал без вопросов и возражений.

— А Хавьер не лгал, когда сказал, что у тебя прекрасная память.

Подмазывается, не иначе.

— С какой целью ты меня искала?

— Хотела подвезти.

Пфф! Подвезти? Я многое бы отдал, чтобы прокатиться на её крутом каре, но тогда во мне взыграла гордость. Знаю, зависть никому не идет, однако я ничего не мог с собой поделать. В тот день я решил вести себя, как сноб. Чего ко мне прицепилась эта девчонка? Люди её круга не знаются с такими, как я. С обычными парнями из небогатого района. Я искал информацию об Эжени в Сети, и то, что я вычитал, лишь усугубило зависть. Её отец владел целой сетью предприятий по производству деталей для космических кораблей. Василий Логинов считался едва ли не самым богатым человеком в ЕАК. А его единственная дочка была почти принцессой, заносчивой барышней, гадкой, маленькой… Так, стоп! Не стоит увлекаться.

— Спасибо за заботу, но я живу неподалеку.

И тут небо, как назло, разразилось дождем. Поток воды обрушился мне на голову, вмиг я промок до нитки, но и не подумал укрыться от непогоды в электрокаре этой дамочки. Эжени засмеялась.

— Ты ведёшь себя, как придурок. Тебе это не идёт. Залезай, говорю тебе.

Внутри кар выглядел даже лучше, чем снаружи. Обивка сидений из натуральной кожи, регуляторы температуры, столик-трансформер, откидывающиеся кресла, большой экран управления искусственным интеллектом автомобиля, похожий на те, что установлены в космических кораблях. Не кар, почти самолёт. Я с восхищением пялился по сторонам и ничего не мог с собой поделать. Потому-то и не сразу заметил, что Эжени развернула потрясную тачку на 180 градусов.

— Эй! Я живу в другой стороне!

— Неважно, мы летим не туда, — заявила девушка, её смеющиеся глаза я видел в зеркале заднего обзора. — Похитить тебя ничего не стоит! Такой доверчивый!

— И куда же мы летим?

— Вперёд. Или вверх. Неважно, куда. Мы поговорим и поедим, — Эжени переключила кар в режим автопилота и повернулась ко мне. — Гляди, что у меня есть. Сандвичи, сок, печенье. Хочешь печенье? Хавьер сказал: тебе нравится овсяное.

— Что-то я не совсем понимаю… Если ты снова хочешь, чтобы я провёл экскурсию, могла бы просто сказать.

— Нет, я собрала достаточно материала для социальной рекламы. Дело в другом…

И тут её решимость испарилась. Выветрилась. Исчезла. И вот передо мной сидела всего лишь беспомощная, грустная девчонка. Неожиданный поворот!

— Какая помощь тебе нужна? Что я могу сделать для Эжени Логиновой такого, чего не могут сделать другие? Мои ресурсы ограничены.

— Дело очень деликатное, его я могу поручить только доверенному лицу, тому, на кого смогу положиться, тому, кто не донесёт на меня отцу. Когда всё расскажу подробнее, ситуация прояснится… Стася дружит с Хавьером, мне кажется: они нравятся друг другу. Они общались по переписке и иногда встречались, здесь, в Льеже. Её доверие не так-то просто заслужить, но у него получилось.

Надо же! Вот хитрый лис! Мне ничего не говорил! Или Эжени всё выдумала? Стоило набрать сообщение Хавьеру. Знаю-знаю, я тот ещё параноик!

— Так какая помощь тебе нужна?

Девушка наморщила лоб и тяжело вздохнула.

— Все думают: я приехала в Льеж на стажировку. Отец тоже так считает, иначе не позволил бы уехать без сопровождения. И, тем не менее, он наблюдает за мной.

— Какой-то тиран, твой отец. Ты ведь уже совершеннолетняя. И, кажется, ведешь жизнь пай-девочки. Скажешь, нет?

— Я приехала в Льеж, надеясь найти дядю. Ты знаешь его, не можешь не знать! Вы выступали на одной конференции месяцев девять назад. У тебя был доклад… Что-то про правовое регулирование в кибернетической сфере. Кажется, это так звучит на новоанглийском. Мой дядя — доктор. Он проводил операции по пересадке синтетических органов. Ты точно знаешь его… Пётр Никифоров, он ещё преподавал в Московском…

— Питер Никифоров — твой дядя? — ахнул я. Питер Никифоров — худой, сутулый, в простой, опрятной одежде и в очках. Таким я его запомнил. Он потрясающий специалист, учёный с мировым именем! Он разработал и внедрил в медицинскую практику процедуру адаптации людей, перенёсших пересадку синтетических тканей и органов. Он часто выступал с докладами на самых разнообразных конференциях, он был увлечённым исследователем. Если бы не случившееся с Хавьером, я вряд ли бы заинтересовался подобной темой. Но вот мне довелось посетить конференцию, на которой выступал сам Никифоров. Разумеется, сферы наших научных интересов совпадали лишь по отдельным пунктам, но меня поразил энтузиазм этого ученого, восхитило его умение говорить просто о сложных вещах.

— Пётр Никифоров — брат моей матери. И он пропал три месяца назад. Бесследно исчез.

Глава 3

Эжени начала рассказ. На удивление спокойным голосом. Однако её эмоции с головой выдавали дрожащие пальцы. Девушка не смотрела на меня, она выбрала какую-то неведомую точку над моим плечом и не сводила с неё глаз. А я поймал себя на мысли о том, что пялюсь на неё и поедаю печенье одно за другим. Что за чёрт!? Электрокар нёсся вперёд на огромной скорости, но в салоне движение не ощущалось. Казалось, мы сидим на софе в уютной квартирке. Жаль повод для встречи оказался неприятным!

— У дяди не было семьи, он всегда жил один, имел всего одного дроида и того держал выключенным. Он не заводил друзей и предпочитал одиночество. Исследования. Дядя думал о них днём и ночью, — Эжени вымученно улыбнулась. — Мог не есть и не спать сутками, если работа поглощала его целиком. Дядя был чудаком, очень добрым и даже беспомощным. Он мне очень дорог. Обычно мы связывались каждый день и, как минимум, три раза в неделю я навещала его. Тогда я уехала из Москвы, а когда вернулась и заглянула к дяде, его квартира была пуста. Я думала, он ушёл ненадолго, ведь все вещи остались на своих местах: большинство документов, одежда, комп, другие гаджеты. Я пыталась связаться с ним утром, звонила на следующий день и после… Наверное, я запаниковала слишком поздно, сразу нужно было бежать в полицию. А я всё ждала, когда он вернётся. Привыкла к тому, что дядя часто уезжал, и не беспокоилась. Это я виновата… Полицейские получили данные с одной из камер наблюдения на Московском аэровокзале, она запечатлела дядю. Потом они выяснили, что он направился в Краков, купил билет, сел в аэросостав, но до конечной станции так и не добрался. Где он вышел, я до сих пор не выяснила. По моей просьбе полицейские проверяли все данные, полученные с камер, от дроидов на пропускных пунктах всех остановок аэросостава. И ничего. Допустим, он мог переодеться, замаскироваться, покупать билеты по поддельным документам, но есть же ещё ID-чип. Дядю пытались по нему отследить, и снова ничего. Скорее всего, он повредил устройство, но почему… почему он решил скрыться…? Что заставило его всё бросить: ненаглядную работу, меня, свой дом? Или кто? Я продолжала поиски, гоняла полицейских, жаловалась во все инстанции, всё напрасно. Новот, спустя три месяца безрезультатных поисков, мне сообщили, что дядю видели в Льеже, поэтому я здесь.

Она умолкла, замерла, задумалась. Захотелось её поторопить, но я не решился.

— Я не нашла его, и даже местные полицейские не смогли помочь. Я уже хотела вернуться в Москву, я была в отчаянии, не надеялась снова его увидеть. Но вот я опять получила сообщение и на этот раз — от него. Странное сообщение. Это бесспорно его адрес. Я определила место, откуда было отправлено сообщение. Нижний район, Синий сектор, 10 квадрат.

— Так вот почему ты рвалась вниз! Социальная реклама была только предлогом! — я хлопнул себя по лбу.

— Да, я хотела узнать как можно больше о Нижнем, куда идти, чего ожидать, где искать дядю. Сегодня я была там…

— Неужели ходила одна? Да? Ты, никак, рехнулась?! — вскричал я. Вот глупая, честное слово! Эжени, явно, удивил мой выпад. И ещё она пришла в ярость.

— А что я должна была делать? Недаром дядя связался со мной! Он нуждается в помощи. И ты думаешь, ты в самом деле думаешь, что я бросила бы его потому, что испугалась каких-то подонков? Сидела бы и ждала, сложа руки?! Я приехала в Льеж ради него, я хочу найти его и пойду ради этого на всё!

«О! А она, оказывается, легко воспламеняется и пылает, как факел!» — неожиданная ремарка к образу ледяной принцессы.

— Прости! Ты права, конечно же, ты права. Просто ты не знаешь район, ты могла заблудиться, а местные не щадят заплутавших простофиль, тем более богатых и известных… Практика показала, что тебя узнают в любой одежде.

— Твои ученики объяснили, где и что искать. Я изучила карту района, каждый проулок, каждую дорожку, каждый уровень жилой башни. Я отправилась туда ранним утром, когда большинство жителей Нижнего были на работе.

— И всё равно… Идти туда одной… одной… Если уж не захотела взять с собой телохранителей, позвала бы меня. Я хорошо знаю район. А если бы что-то пошло не так, я бы вызвал подкрепление.

Моё неизвестно откуда взявшееся рвение помогать в поисках даже смутило Эжени.

— Спасибо, но… В общем, всё оказалось напрасным. Да, я нашла квартиру, нашла комп, с которого было отправлено сообщение. Квартира расположена на восьмом этаже башни, одна комната, мебели почти нет, только какая-то рухлядь. Трудно представить, что в таких условиях кто-то живёт. Дяди там не было. И ничто не говорило о том, что он когда-то там жил. С компа стёрты почти все данные. Я попросила Хавьера провести в квартире обыск, поискать отпечатки пальцев или что-нибудь ещё…

У Хавьера, разумеется, не было полномочий на проведение несанкционированного обыска, хотя он мог попросить о помощи Каролину. И всё же скверно… Очень скверно…

— Ты уверена, что сообщение прислал твой дядя? Может, это ошибка? Или кто-то отправил его потому, что хотел заманить тебя в ловушку? У тебя есть враги? У дочки одного из самых богатых людей в Конфедерации просто обязаны быть враги.

— Не знаю…

— У твоего отца точно найдется пара-тройка недругов. Может быть, это они с какой-то целью водят тебя за нос?

— Нет, сообщение отправил мой дядя, — упрямилась она. — Это я знаю точно.

— Откуда такая уверенность, Эжени? Что было в сообщении?

— О том и речь. Из-за него я хочу попросить тебя о помощи, — она протянула свиток синтетической бумаги. Скопированное девушкой сообщение представляло собой чудовищную абракадабру. Набор букв и цифр.

«Ф.28.Р.59. ХаД. 61.64.79.Т.А.а.»

Из этой тарабарщины мне были понятны лишь несколько слов: «Ты должна знать, Лея Органа».

— Лея Органа?

— Так называл меня дядя, когда мы были наедине. Принцесса Лея Органа. Когда я была ребёнком, мы смотрели «Звёздные войны» вместе. Старый фильм, заново смонтированный, в ужасной записи. Мне он всегда нравился, а принцесса Лея была моим любимым персонажем. В шесть лет я решила, что хочу быть на неё похожей. Я носила сложные причёски из кос и бегала по дому с игрушечным бластером.

Я живо представил Эжени маленькой девочкой с короной каштановых волос и большущими лукавыми глазам, девочкой, размахивающей пистолетом. И ей подходил этот образ. Было в Эжени что-то неуловимое, любопытное и особенное. Что-то воинственное. Пришло на ум слово «Валькирия». Но не прошло секунды, как мне захотелось вытрясти его из головы. Нет, валькирией была другая…

— Это сообщение написал дядя. Ему грозит опасность, ему нужна моя помощь. Мне он всегда доверял, я знаю. Его нужно найти, пока не стало поздно. И ещё нужно расшифровать сообщение. Вот о чём я хочу тебя попросить. Хавьер сказал: ты это умеешь!

Идиот!

— Хавьер преувеличил мои дарования и себя, похоже, не обидел. Он грешит этим. Мы с ним любители, дилетанты. Ты же можешь нанять настоящего профессионала…

— И об этом тут же узнает мой отец, — скривилась она.

«Ага! По её мнению, повсюду шпионы папочки да доносчики? Шаг в сторону, и он тут же узнает, что дочка свернула на запретную улицу. Хавьер и я — никто, и звать нас „никак“. Василий Логинов нами не заинтересуется. Её слово против нашего, и кому поверит папочка? Ответ очевиден. Мы для Эжени самый подходящий вариант, хоть и не самый надёжный. Её дядя в беде, и нужно быть либо очень смелой, либо очень глупой, чтобы доверить нам его жизнь и тайну».

— Эжени, почему твой отец не хочет, чтобы ты нашла дядю? Он член вашей семьи. Кто знает, может, ему грозит смертельная опасность?! У твоего отца есть связи, есть деньги, в конце концов. Ради родственника он может поставить на уши всю полицию в ЕАК.

Девушка состроила гримасу.

— Он считает, что не стоит предавать случившееся с дядей огласке. Я была готова звонить во все колокола, но отец даже слышать об этом не хотел и всячески препятствовал моим поискам. В семье Логиновых всегда всё замечательно и пристойно. Семья Логиновых всегда на высоте. А дядя не вписывался в эти рамки. Да, он чудачил, признаю, но его нельзя назвать плохим. Отец, тем не менее, считает, что дядя связался с неприятной компанией.

— То есть?

Эжени заерзала, похоже, вопрос оказался щекотливым.

— Дядя мало говорил о проектах, над которыми работал. Возможно, ему предложили что-то, из ряда вон выходящее, угрожали ему. Возможно, к дяде обращались представители Гильдии или террористы. И поэтому он сбежал.

С каждой минутой становилось всё интереснее и интереснее!

— Подозрения твоего отца обоснованы, как считаешь?

— Не знаю, — убитым голосом ответила Эжени. — Дядя в первую очередь думал о благополучии пациентов, он врач с большой буквы. Мне трудно поверить, что его вовлекли в незаконное дело, но, если это так, его надо спасать. А отец пытается от него откреститься. Этого я ему никогда не прощу, но сейчас нужно позаботиться о дяде.

— Хавьер и я сделаем всё, что в наших силах. Мы тебе поможем.

Эжени кивнула и слабо улыбнулась.

— Большое-большое спасибо!

— Ещё не за что.

— Понимаю, что ставлю вас в неудобное положение…, знайте, я обязательно отдам долг, — клятвенно заверила девушка, но я только отмахнулся. «Служу городу и нации» — не пустой звук. Помогать людям — обязанность любого гвардейца.

* * *

Дождь по-прежнему лил, как из ведра, когда Эжени высадила меня у подъезда жилой башни. Резко стемнело, видимость была едва ли не нулевой. Можно было заметить лишь оранжевые огни преждевременно заработавших фонарей и стену воды, стоявшую у меня на пути.

Я отправился домой. На виски давил венок из скверных предчувствий: Гильдия, убийства, исчезновение Гарри и побег Питера Никифорова из Москвы. Связаны ли эти события между собой?

Светлый коридор, жужжавшие лампы, дроид-уборщик, пылесосивший бордовую ковровую дорожку. Привычная и спокойная атмосфера дома. Никаких похищений, никаких убийств. Я всё думал о словах Майка: «каждый год в ЕАК пропадают тысячи человек». В Конфедерации проживает 350 миллионов человек, из них около ста живёт на Западе, в таких агломерациях, как Берлин, Париж, Льеж, Мадрид, Орлеан и плавучие Новый Лондон и Новый Амстердам. Сто тысяч пропавших в прошлом году. Куда подевались эти люди? Нужно найти ответ и как можно скорее, ведь за каждым исчезновением стоит трагедия целой семьи. Куда подевались дядя Эжени и Гарри Питерс? Близкие с нетерпением ждут их возвращения, сходят с ума от беспокойства. В моих ли силах им помочь?

* * *

— Зачем ты солгал Эжени о том, что я владею навыками дешифровки? Я в этом ни черта не смыслю. И что ещё ты наплел обо мне? — я возмущался, Хавьер был спокоен, как удав. Он изучал текст сообщения, оставленный девушкой. Удивительной особенностью глаз моего друга является умение сканировать текст, сравнивать с ранее изученными (неважно, если их были сотни и тысячи) и распознавать похожие символы. Синтетические глаза видят то, что недоступно обычному органу зрения. Правда, глаза Хавьера не имеют подключения к Сети, ведь для этого нужно сделать сложную операцию на мозге, внедрить в него особое устройство, позволяющее синхронизировать органы чувств с Сетью. В случае Хавса, получившего сотрясение мозга, подобная операция могла закончиться летальным исходом. Поэтому Хавьер подключил к виску датчик компа и начал загружать текст Эжени в специальную программу для дешифровки. Работа и так продвигалась медленно, а я всё равно безбожно отвлекал друга.

— Ничего из ряда вон выходящего я о тебе не говорил, так что не злись!

— Ты предоставил ей недостоверные сведения! А ведь она доверила нам поиски дяди! Тебе всё шуточки, Хавьер! Разве не понимаешь, на кону жизнь человека?

— Не узнаю тебя, Ал, — Хавс отвернулся от экрана компа и вперил в меня колючий взгляд светящихся глаз. — Прежде ты не боялся трудностей.

— И сейчас не боюсь, но…

— Нет, боишься.

— Не боюсь, я ведь поддержал твою легенду, взялся за дело, хотя велик риск неудачи. Если мы ошибёмся…

— Ой, не ной! Не ошибёмся. Эжени нужно расшифровать послание дяди, для неё пока нет ничего важнее. И мы поможем ей, сделаем это вместе. Я просто не мог оставить тебя за бортом.

— Я помог бы в чём-нибудь другом. И самое главное сейчас — найти доктора Никифорова живым и здоровым.

— Вот и займись этим. Пораскинь своими блестящими мозгами и придумай, как нам получить разрешение на обыск. На эту квартиру, вроде бы, нет компромата. И не серчай, я привык всем с тобой делиться.

— Так «вроде бы» или нет? Нужно проверить. Может, обойдёмся и без крайних мер. Я отправил сообщение ребятам из Нижнего, попросил пробить квартиру по всем базам. Это совершенно невинный запрос и, думаю, ответ будет уже завтра во второй половине дня. Если ничего не нароют, то просто побеседуем с хозяевами квартиры. Я поработал с их профилями. На первый взгляд, ничего необычного. Простые работяги. Возможно, они позволят осмотреть вещи профессора, если состряпаем грустную историю и если, конечно, он что-то оставил. Да и просто порыскаем. Мы проведём обыск ненавязчиво, никто и не подкопается. Так как днём я получу все данные, то уже вечером смогу отправиться в 10 квадрат. Значит, завтра у нас появятся новые сведения. Какие-нибудь.

— Отлично. Уверен, Эжени одобрит этот план. Думаю, ты заслужишь похвалу, — расплылся в улыбке Хавьер.

— Да брось! Ничего такого я не заслужил. И, кажется, ты снова склоняешься к сватовству.

— Я не вижу в этом ничего плохого. Ты-то, как всегда, тормозишь. Продолжишь в том же духе, упустишь девушку, так и знай!

— Далась тебе эта девушка! Смени пластинку!

Сам виноват! Нечего было его провоцировать! Хавьера хлебом не корми, дай только помусолить любимую тему. Постановка проблемы: у Алекса нет девушки, а без неё он не проживёт. Бесспорно, тема актуальна, ведь Алекс — его лучший друг.

Цель работы: найти ему возлюбленную.

Первый пункт плана: выбор подходящей кандидатуры. Успешно реализован.

Второй пункт плана: сводим их вместе (тоже успешно реализован).

А дальше — тьма-тьмущая. И всё пошло наперекосяк. Логически стройная, выверенная концепция разбилась о скалы моего упрямства.

— Не сменю, — заявил Хавьер, который редко теряет надежду на успех, даже если предприятие совершенно гиблое. — Ты ей нравишься, но почему-то воротишь нос. Уж она-то тебя разглядывала!

Было бы что разглядывать! В моей внешности нет ничего примечательного. Разве что совсем светлые глаза, странно сочетающиеся с тёмными волосами, бровями и ресницами. Ха, подумаешь необычный цвет глаз! Вот у Хавьера запоминающаяся внешность. Девчонки пускали на него слюни ещё до того, как он обзавёлся парочкой ярко-жёлтых, блестящих, как у кота, глаз, нарастил мускулы и перестал коротко стричься. В этом вопросе я ему не завидовал. Повышенное внимание меня никогда не радовало, я не желал превратиться в неповоротливую планету, вокруг которой всё вращается. Нет, мне было достаточно любви близких, работы, исследований, тишины и книг.

— «Знай также, что желать приятно, но ещё приятнее быть желанным», — заметил я.

— И кто это сказал? — фыркнул Хавс.

— Петроний — один из главных героев «Quo vadis»^[3].

— Что?

— «Куда идёшь» — роман Генрика Сенкевича. Петроний Арбитр — один из главных героев…

— Ааа, это тот, который перед смертью высказал Нерону всё, что о нём думал?

— Он самый!

— Этот тип для меня не авторитет.

Еще бы! Хавьер не любит читать. Даже если он и увлекается какой-нибудь книгой, то она ему быстро надоедает. А я жить без них не могу. Книги составляют для меня целый мир, нет, скорее множество разнообразных миров. Каждый раз, устраиваясь в кресле и собираясь погрузиться в новую историю, я отправляюсь в путешествие. В путешествие по давно исчезнувшим в океанских пучинах городам и странам, по древним замкам и гигантским лайнерам. Я провожу время в обществе представителей давно угасшей цивилизации. А ведь мы, люди будущего, едва ли сильно отличаемся от них. Также любим и страдаем, сражаемся за место под солнцем. Мы не победили Природу и Смерть, не стали повелителями Вселенной, не прекратили воевать, не отказались от политической борьбы. Каким бы ни видели будущее наши предшественники, оно оказалось весьма прозаичным. Будущее обычных людей, а не супергероев. Будущее общества, столкнувшегося с массой проблем, человечества, живущего в мире, где земля стоит дороже золота. Я пытался объяснить Хавьеру, что книга — это зеркало своего времени. Зеркало, в котором отражаются нравы общества, но он не слушал. Я пытался объяснить, что автор берётся за написание книги не просто так, не ради забавы, ведь это кропотливая работа, требующая большого терпения. Автор берётся за книгу, когда хочет сказать что-то важное, когда хочет объяснить. Слов хватает далеко не всегда. Но в любом случае, образы, представленные в книгах, пытаются чему-то научить, они живут, любят, страдают и гибнут. Эти герои, пусть они и выдуманные, отражения нас самих. Они кладезь человеческой мудрости. У них есть ответы. Пусть и не на все вопросы.

Меня привлекают именно старые книги, новые, напротив, наводят тоску. Книги, написанные ещё до Потопа, спасённые, перепечатанные, восстановленные, изданные вновь. Я обожаю бумажные книги, а их осталось немного, ведь сейчас ввиду экономии древесины выпускают только синтетические. О! Это совсем не то! Синтетика и электронные версии при всём их удобстве обезличивают книгу. Да, они не умаляют ценность содержания, но превращают её в нечто обыденное. Она перестаёт быть древним сокровищем. Все атрибуты книги: цвет обложки, переплёт, шрифт, даже запах краски имеют для меня значение. О да! Я привереда. Однако меня не смущают ни желтизна бумаги, ни пыль, осевшая на корешках, ни скукожившиеся от времени и жаркого влажного климата страницы. Напротив, они служат доказательством «старости» книги, доказательством прожитой ею удивительной жизни.

Что же… я увлёкся. Я могу говорить о книгах часами, однако Хавьера это чертовски раздражает. Его интересует лишь настоящее, а меня привлекают тайны прошлого. Разве нам не следует разгадать оставленные предками загадки, чтобы понять, почему теперь мы ведём себя именно так, а не иначе, и что ждет нас впереди?

— К этому делу нужно относиться серьёзно так же, как к работе, а не тратить время на шашни, — я как бы подвёл итог под замусоленной темой, хотя и не надеялся поставить в ней точку.

— Можно совмещать, знаешь ли!

— Бесполезно с тобой спорить. Хорошо, что в нашей команде есть хоть один здравомыслящий человек.

— Ты всего-навсего не умеешь переключаться.

— Ха, конечно! Ладно, работай. Я проведаю бабушку.

— Может, принесёшь что-нибудь пожевать?

— Может и принесу, но мама просила не объедаться. Как только она и Эмиль вернутся, будем ужинать.

* * *

Каждое воскресенье я проводил в родительском доме, присматривал за бабушкой, позволяя тем самым матери и её новому мужу отдохнуть от мирских забот и развлечься. Я предлагал перевезти бабулю со всем её незамысловатым скарбом в мою квартиру, но мама и слышать об этом не желала. Домой я приходил только на ночь, а оставлять бабушку одну на целый день опасно. Дроиды не могут справиться с ней, ведь бабуля с лёгкостью может их отключить, что проворачивала уже много раз. За ней нужен глаз да глаз. Маме приходится отлучаться с работы (она работает воспитателем) каждые три часа, чтобы удостовериться, что бабушка не взорвала дом. Бабушке часто что-то мерещится, она нервная, во всех видит врагов. Выкинуть она может всё, что угодно. Поджечь ковёр в гостиной, выброситься из окна, вырубить Марту, искусственный интеллект дома, и включить воду на полную мощность. С каждым годом её состояние ухудшается, с каждым годом у мамы прибавляется забот. Порой я злюсь на бабушку, хоть и знаю, что не имею на это права, хоть и понимаю, что она не виновата и это состояние выбрала бы для себя в последнюю очередь. И всё же я принимаюсь скрипеть зубами от злости, когда бабуля начинает чудить, сыплет оскорблениями, устраивает истерики, в общем, превращает жизнь матери в жуткий кошмар.

Квартира родителей, расположенная на пятьдесят пятом этаже жилой башни, по площади ненамного превышает мою. В этих двух невзрачных маленьких комнатах я провёл детство. В спальне, теперь всецело принадлежащей бабуле, до сих пор стоит мой письменный стол, ящики которого заполнены свитками синтетических учебников. В шкафу-трансформере можно обнаружить мою старую одежду. И всё же комната изменилась, пропахла сладким запахом старушечьего тела. О да! Этот запах въелся в постельное бельё, в ворс коврового покрытия, в одежду бабушки, и к нему было не так-то просто привыкнуть. В тот день бабуля была смирная, она вязала нечто бесформенное, лишь отдалённо напоминавшее гигантский носок. Она не заметила, как я вошел, не подняла головы. Хрупкая фигурка, завёрнутая в старенький, истрепанный халат. Белая кожа, напоминавшая испорченный пергамент, прорезанная взбухшими синими венами.

— Эм… бабушка, не нужно ли тебе чего-нибудь?

Она подняла на меня затуманенные пеленой глаза и опустила «носок» на колени. Кресло скрипнуло и перестало раскачиваться.

— Кто ты? — спросила бабуля надтреснутым голосом и попыталась приподняться. — Кто ты?

Ну вот, начинается! В такие моменты я неизменно терялся и был готов в любой момент дать дёру, пусть и понимал: это трусливо и недостойно.

— Александр. Твой… эээ… внук.

— Внук? — проскрежетала она. — У меня нет внука! — Бабушка вытаращила глаза от ужаса. — У меня нет внука! Мой сын ещё слишком молод, чтобы иметь детей! — Да-да, она застряла в прошлом и никак не может оттуда выбраться. — Кто ты? Почему Катерина тебя впустила?

— Мама попросила присмотреть за тобой в её отсутствие. Я Алекс, Альбер Орелли — мой отец.

— Альбер… — в голосе бабушки проступило узнавание, она присела. Я воспользовался этим мгновением для того, чтобы порыться в ящике стола и вытащить флакончик успокоительного. Десять капель, старушка угомонится и снова возьмётся за вязание.

— Да, Альбер. Мой сын, — бабуля расплылась в довольной улыбке. И также резко она помрачнела. — Но разве у него уже есть дети?! Не может быть! Он бы не скрыл от меня… Ты совсем на него не похож. У него такие чудесные белокурые волосы, как у его отца… Мягкие, как пух. Нет, ты не похож ни на него, ни на Ксандра… Ксандр… Ксандр… Ксандр так хотел увидеть сына… — Твердила она.

Вот беда! Она, похоже, напрочь забыла, что папы уже десять лет нет в живых. А Ксандр — это мой блудный дедушка. Бабуля часто о нём вспоминает и даже «беседует» с ним. Жуть! Мне не довелось встретиться с ним, и отец его не знал. Родители расстались ещё до его рождения. Единственное, что мне было известно о дедушке, это имя. По желанию бабушки меня назвали в его честь.

Долго мозолить глаза бабуле — себе дороже. Она может решить, что я жажду забрать её жизнь или имущество. Я оставил лекарство и поспешил ретироваться. Вскоре она забыла, что видела меня, и успокоилась. Я вернулся к Хавьеру в гостиную и протянул ему кислое зелёное яблоко.

— Держи, больше ничего не дам. Мама и Эмиль уже на подходе.

— Как там миссис Летиция?

— Не узнала меня.

— Ха, порой и я тебя не узнаю. Этот строгий взгляд, нахмуренные брови. Где же прежняя жажда приключений? Нет, это не ты! Я солидарен с миссис Летицией, — расплылся в улыбке Хавс, но стоило только другу увидеть моё лицо, как уголки его губ опустились вниз.

— Извини. Всё это скверно… — Хавьер смутился, отвернулся к экрану и впился зубами в яблоко. — Как я и говорил в самом начале, это не шифр и не тайнопись. Это набор сокращений. Я прогнал текст через специальную программу для дешифровки, не распознаёт. Да, нам придется потрудиться!

* * *

С отцом я ладил куда лучше, чем с матерью, хотя во многом мы с ней похожи. От неё я унаследовал тёмные волосы и брови, черты лица. Но мама слишком ласкова, слишком заботлива, слишком терпелива, и этим она постоянно смущает меня. В то время она особенно требовала откровенности, хотела, чтобы я всем делился с ней, а я боялся рассказывать, расстраивать её. И, тем не менее, я постоянно служил источником её огорчений. Увы, сын из меня вышел неважнецкий! За ужином мама, крайне недовольная моим внешним видом (чёртова повязка на голове, проклятые синяки), расспрашивала то Хавьера, то меня о работе, о личной жизни и обо всём остальном, о чём я хотел умолчать. Я сидел, словно в рот воды набрав, Хавьер же трещал без умолку. Уж он-то умеет «заболтать» собеседника. Я боялся, что он не утерпит и проговорится о нашей затее с поисками профессора Никифорова. Но, к счастью, Хавс тщательно подбирал слова. Он знал: маме не понравится, что мы ищем приключений на свои пятые точки не только в рабочее, но и в свободное время, и она непременно расскажет об этом его предкам. А они, люди суровые, так просто это не оставят. Как-никак они едва не потеряли сына и посему смотрели за ним в оба.

Итак, мама и Хавьер болтали обо всём на свете: о её воспитанниках, о ценах на продукты первой необходимости, о неполадках семейного компа, о выборах в тинг, городской парламент, о всякой всячине. Я уткнулся в тарелку и вяло ковырял вилкой в лазанье. Два робота с жужжанием и пиликаньем сновали туда-сюда: от плитки и холодильника до стола, убирали грязную посуду, разливали напитки. Бабуля ужинала в своей комнате, её пугали большие скопления людей.

Четыре человека и два дроида с трудом помещались в маленькой кухоньке. Большую часть комнаты занимал обеденный стол, за которым после смерти отца семья собиралась разве что по воскресеньям. Я не очень-то ладил с новым мужем матери — Эмилем Маре. Он похож на отца, как земля на небо. Отец был высок, гибок, светловолос и очень силён. И ещё он часто улыбался. Эмиль же едва достаёт мне до подбородка, он толст и лыс. В общем-то, он славный парень, любит мою мать и относится ко мне, как к хорошему другу. Но время от времени я злюсь на него, сержусь за то, что Эмиль пытается занять место моего отца. Мне было тринадцать, когда погиб папа, мне едва исполнилось пятнадцать, когда мама снова вышла замуж. Тогда я смертельно на неё обиделся, решил, что она предала память об отце. А ведь у неё не было другого выхода, в то время нам не хватало денег даже на самое необходимое, от меня было мало толка, я только-только начал служить в гвардии, а мои подработки едва ли приносили пользу. Эмиль нам очень помог, и всё равно я злился на него. Или на себя. На своё бессилие.

* * *

— Итак, умник, скажи, не нарушили ли мы пару-тройку законов? Ты же у нас специалист! — спросил Хавьер следующим вечером, когда мы закончили подготовку к рейду в 10 квадрат. Мы даже оделись соответствующе. Хавс в синюю с белым форму полицейского, состоящую из брюк, рубашки и жакета со звёздами на рукавах. Я накинул поверх тёмных брюк и рубашки чёрный плащ гвардейца с капюшоном и блестящими молниями вместо пуговиц. Мы захватили необходимую для осмотра квартиры и снятия отпечатков аппаратуру.

— Насколько я знаю, нет. Мы взяли приборы для практикантов. Согласно десятому пункту Положения «О прохождении практики студентами-правоведами», мы можем взять дроидов на сутки под роспись в регистрационном журнале. Так мы и поступили. Я провёл с ребятами инструктаж, они позанимались, и завтра утром, ровно в срок, мы вернём роботов на место. Ни о каком обыске и речи быть не может, квартира «чистая». Жильцы даже имеют разрешение на заключение договора субаренды. А если бы не имели, то не нам их привлекать к ответственности, этим занимаются налоговые органы. Задаём вопросы осторожно, имущество владельцев не трогаем и не делаем фотографии. Осматриваем только вещи профессора, если, конечно, найдём их. Эжени, кстати, не удалось.

— Прекрасно. Ты меня убедил. Идем, нас уже ждут девчонки.

Хавьеру, впрочем, мои наставления были не нужны, он обладал феноменальной зрительной памятью, ему стоило только взглянуть на документ, а глаза уже запомнили каждую запятую. И всё равно друг по старой привычке обращался ко мне. Хорошая память дана мне природой. Я быстро запоминаю большие объёмы информации (минутка хвастовства) и редко фиксирую её на бумаге. Я могу воспроизводить длинные тексты без подсказок. Эх, снова я увлёкся!

* * *

Хавьер ничего не рассказывал ни о Стейси, ни об отношениях с ней. И это было странно. Обычно он в подробностях расписывал свои победы и достижения в амурной сфере. Может быть, Стейси оказалась слишком уж крепким орешком? Я не расспрашивал. Лучше не провоцировать Хавьера, иначе он опять закинет удочку насчет Эжени.

Стейси вызвалась подвезти нас до электролестницы, ведь её кар привлекал меньше внимания, чем тачка подруги. Эта девушка мне нравилась. Спокойная, молчаливая, не такая заносчивая, как Эжени, не такая высокомерная. Она ничего о себе не рассказывала, но я знал, что она ещё одна принцесса, дочка Дмитрия Миронова — партнёра и друга Василия Логинова. Стейси или, если быть точным, Настасья Миронова окончила факультет журналистики, работала фотографом, обожала рисование, носила одежду разных оттенков синего и заплетала волосы в сложные косы. Много, и в то же время ничего.

Итак, Стейси осталась ждать у электролестницы, а мы отправились вниз. Эжени пошла с нами. Мы распределили роли: девушка и Хавьер задают ненавязчивые вопросы хозяйке, любезно согласившейся нас принять, я же осматриваю квартиру. Всё подмечаю и запоминаю, а ещё управляю роботами, которые собирают отпечатки пальцев.

Ещё одна маленькая, ничем не примечательная квартирка. Рухлядь вместо мебели, атмосфера уныния и полной безнадёги. Эжени не приукрашивала.

Профессор Никифоров должен был вернуться. Так сказала хозяйка — женщина средних лет с усталым лицом. Он снял угол в её квартире по поддельным документам, это стало ясно, когда мы изучили договор найма. Профессор возвращался в квартиру поздней ночью, а ранним утром покидал её. Правда, в последние несколько дней он не объявлялся.

— Он вернётся, — обнадёжила нас хозяйка квартиры. — Он сам так сказал. Это было позавчера, кажется… Да-да, позавчера. Сказал, что ещё придёт. Он должен дождаться кого-то, не знаю, кого… Аа, наверное, он ждал вас! Как жаль, что вы разминулись!

Мы не стали переубеждать женщину, хотя сомневались в том, что Никифоров ждал здесь племянницу. Он не мог не знать, что она приехала в Льеж, он мог встретиться с ней в любой момент, но не сделал этого. Скорее всего, пытался оградить её от опасности. Хозяйка не знала, как связаться с постояльцем, понятия не имела, куда он ушёл. Он уплатил арендную плату за два месяца вперед, и этого оказалось достаточно, чтобы женщина не задавала вопросов. Кому-то, конечно, поведение хозяйки квартиры покажется неблагоразумным, всё-таки впускать в дом подозрительного типа очень опасно. Но жители Нижнего района привыкли помалкивать и не пробивать документы по базе, если им неплохо платят. А Администрация района, дающая разрешения на заключение арендного договора, похоже, мало интересуется, кому сдаются казённые квартиры.

Мы осмотрели вещи профессора, а именно одежду и аксессуары: комплект белья, рубашки, тёмный плащ из лёгкой непромокаемой ткани, пустой кейс для бумаг. Никаких гаджетов, никаких документов, в общем, ничего полезного.

— Мы, к сожалению, не можем оставить здесь отслеживающее устройство. Алекс разорётся, ведь это считается вмешательством в частную жизнь. Я прав, Ал?

— Прав.

— Но про коридор в законе ничего не сказано, так, Ал?

— Так.

Хавьер достал из внутреннего кармана маленькую камеру.

— Сейчас мы её прикрепим куда-нибудь… Никто и не заметит. А если твой дядя, Эжени, здесь объявится, мне придёт сообщение.

Я присвистнул.

— Ничего себе! Камера с системой оповещения! Мощно! Где взял?

— Нигде. Сам смастерил!

Теперь свистел не только я, но и Эжени.

— Серьёзно? Вот это да! Ты говорил, что так и не смог ничего сконструировать, — заметил я.

— Не хотел сглазить.

— А она сработает? — нахмурилась Эжени.

— Сработает, за это я ручаюсь. Давайте где-нибудь раздобудем стремянку, нужно прицепить камеру повыше.

— Тут есть комната для хранения инструментов и всяких очистителей, идемте…

* * *

— Только на камеру полагаться не станем, — сообщил я Эжени и Хавьеру, когда мы покинули жилую башню. — Я разослал ориентировки ребятам из Нижнего отдела полиции, у меня там имеются хорошие друзья. Правда, они будут искать его по поддельным документам и выследят только в том случае, если он предъявлял их при покупке билетов. Скверное дело…

— Есть шанс, что его найдут? — спросила Эжени. До этого момента она мрачно молчала. Мы вели девушку под руки, точно конвоиры. Боялись, что она, оказавшись в толпе рабочих, отстанет и потеряется. Эжени сильно побледнела, нахмурилась и смотрела только вперёд. Капюшон тёмной накидки (на этот раз женской) был надвинут на глаза. Она не хотела, чтобы её узнали. — Только честно.

— Я бы не стал терять надежду. Шансы есть, — осторожно начал я.

— Просила честно, так и скажу, — заявил Хавьер. — Лучше привлечь к поискам как можно больше народу: полицию, гвардию, волонтёров.

Ого! До Хавса, наконец, дошло, что дело-то серьёзное!

— Я уже привлекла. Вас.

— И мы не откажемся помогать, сделаем всё, что сможем. Но мы занимаем младшие должности, у нас недостаточно связей и ресурсов. Если ты хочешь встретиться с дядей, нужно поскорее его найти. Он может в любой момент сняться с места.

— Он не уйдет, пока не встретится с тем, кого ждет, — возразил я.

— Если дождётся…

Я бросил на Хавьера понимающий взгляд. Он думал о том же, о чём и я. Но пока не стоило пугать Эжени, она и без того была подавлена.

— Его ищем не только мы, но и те, от кого он прячется, — зашептала девушка, когда мы поднялись на электролестницу. — Если привлечём много народу, можем пустить по его следу преступников. Я должна встретиться с ним и помочь. Вполне возможно ему придётся уехать из страны, рано или поздно ему потребуются деньги. Дядя ведь утратил доступ к своему счёту. Я понимаю, чем рискую, но боюсь навредить ему…

— Резонно, хоть риск и очень велик, — вздохнул Хавьер. — Ладно, продолжим в том же духе.

* * *

Заветное сообщение я получил спустя четыре дня. За сутки до этого Хавьер уехал в пригород агломерации для участия в следственном эксперименте и оставил всё на меня. В 16:00 у меня как раз закончились занятия в Университете. Я тут же связался с Эжени, и она примчалась в Центр точно на крыльях. В сезон дождей (последние два месяца календарного года) рано темнеет, поэтому мы отправились в Нижний уже в сумерках. Эжени вся тряслась от волнения, и немудрено, почему!

— Действуем осторожно, не забываем о том, что можем пустить по следу профессора тех, от кого он так упорно скрывается. Не привлекаем внимания. И было бы неплохо, если бы он сегодня же уехал из города. Если это невозможно, значит, ему стоит залечь на дно до тех пор, пока не будут готовы необходимые документы…

— Понимаю…

— Нужно задать твоему дяде много вопросов: почему он уехал, от кого скрывается, какие ему поступали предложения или угрозы, может ли он как-то идентифицировать преследователей. Справишься? Тебе он доверится, в отличие от меня.

— Да, я постараюсь.

— Как только прибудем на место, вызову подкрепление. И ещё. Держи шокер. Как следует, зашнуруй аэроботы и вот… силовой нагрудник. Боюсь, он будет тебе великоват, — я перевёл электрокар в режим автопилота и теперь копался в чемодане, хранившемся под дополнительным передним сидением.

— Силовой нагрудник?

— Экипировка гвардейца. Когда заступаешь на службу, получаешь комплект формы, оружия и защитных приспособлений. Нагрудник сдержит удар, замедлит пулю или снаряд. Даже если будут стрелять из лазерного оружия. Нагрудник, конечно, не убережёт от выстрела в голову, но всё же хоть какая-то защита. Давай покажу, как его надеть. Видишь по бокам ремни, как у спасательного жилета. Просто натягивай и …

Я потянулся к девушке, чтобы помочь затянуть ремни, но она отпрянула.

— Алекс!

Неужели решила, что я стану её лапать? Вот ещё! Да она же самый настоящий мешок с костями!

— Окей, давай сама…

— Алекс, ты как будто собираешься отбиваться от… Точно мы собираемся участвовать в перестрелке… — оказывается дело было вовсе не в стыдливости, а в страхе. Её сильно напугали мои приготовления. На лице Эжени проступила восковая бледность. Мне стало совестно.

— Эээ… я думаю, всё обойдется. Эй! Всё будет хорошо, слышишь? Просто хочу подстраховаться. На всякий случай. Что бы ни случилось, не паникуй. Понимаю… это будет трудно, но я же с тобой. Я здесь для того, чтобы защищать тебя и твоего дядю.

Кажется, мой ласковый тон немного приободрил девушку. По крайней мере, когда она снова заговорила, зубы уже не стучали.

— Но нагрудник… Только один…

— Есть и второй. Для твоего дяди.

— А для тебя? Неужели ты останешься без защиты? У тебя ведь не бронерубашка, полагаю?

— Со мной ничего не случится.

— Серьёзно, да? — в её голосе снова проступили истерические нотки.

— Со мной ничего не случится, — повторил я, на этот раз сердито, и отвернулся от неё. Нужно было закончить приготовления. Мы почти прибыли на место. Внезапно Эжени ткнула меня в плечо.

— Не ожидала, что такой сладенький мальчик, как ты, окажется очень храбрым и… глупым.

— Что, прости? — от неожиданности я подавился воздухом.

— Ты сладенький, храбрый и глупый.

Пфф!

— Прекрасно! Просто прекрасно! Если думаешь, что раскусила меня, то очень ошибаешься. Никакой я не «сладенький». Приехали. Дальше на карах нельзя. Аэроботы зашнуровала?

И тут мне снова пришло сообщение. Проклятье! Чтоб его! Куда понесли его черти? А как хорошо всё начиналось! Мы были почти у цели!

— Плохая новость, Эжени! Твой дядя покинул квартиру. Нужно торопиться!

Она побелела, как полотно.

— Но… но… всё равно не успеем! Ещё спуск вниз, а лестница плетётся, как черепаха, — в отчаянии вскричала девушка. Возбуждение, вызванное ожиданием скорой встречи с любимым дядей, как огонёк свечки, погасло в её глазах.

— Тихо! Не паникуй!

— Но…

— Не паникуй, говорю тебе! Врубай аэроботы. Так, теперь хватайся за мою руку и держи крепко, очень крепко. Слышишь? Ни в коем случае не отпускай! Готова? Тогда поехали, — и мы ухнули с электролестницы вниз. Разумеется, Эжени была не готова, но указания выполняла исправно. Вцепилась в меня так, словно от моей руки зависела её жизнь, шевелила ногами и почти не орала. Турбины ботов исторгали синее пламя, мы не падали, а летели вниз. Разница, в общем-то, небольшая. В обоих случаях несёшься на бешеной скорости, уши закладывает, глаза щиплют от слез. Одежда, точно крылья, хлопает за спиной. В лицо бьёт волна горячего зловонного ветра, не продохнуть.

Спуск продолжался несколько драгоценных минут. Потом мы сбросили скорость, развернулись и полетели по прямой. Я притянул Эжени как можно ближе к себе, опасаясь, что она угробит кого-нибудь из пешеходов. Они кричали нам вслед: «Безумные придурки! Идиоты! Эй ты, смотри, куда прёшь!». До нужного квадрата было рукой подать. «Мы успеем перехватить профессора, дорога-то всего одна, обязательно на него натолкнёмся. Только бы успеть!» — так я думал, обнадёживал себя, и напрасно. Не только Эжени, но и я разнервничался не на шутку.

* * *

Опоздали. Вот и всё.

Опоздали.

Мы поняли это, как только увидели толпившихся у жилой башни людей, они стояли полукругом и галдели. Эжени выдрала руку из моей ладони и ринулась в сторону толпы. Она расталкивала людей локтями, распихивала их, не обращая внимания на протесты. Я, переключив аэроботы из скоростного режима в обычный, последовал за ней. Я уже знал, что она увидит, но разве у меня было право её останавливать?

Начался дождь. Эжени склонилась над телом дяди, распростёртым на грязной дороге. Вряд ли я когда-нибудь забуду тот душераздирающий крик, который испустила девушка, когда увидела профессора. Он был ещё жив, хотя и тяжело ранен в грудь. Эх, и чего ему не сиделось в квартире? Мы разминулись с ним на какие-то 10–12 минут! Всего лишь несколько минут! Вот дьявол!

— Ни в коем случае не приподнимай его!

Но она и не пыталась, только закрыла его своим телом от противных дождевых капель. Эжени низко склонилась над ним.

Грустная картина. Хрупкая девчушка пыталась защитить любимого дядюшку.

Скорбная картина. Хрупкая девчушка надеялась остановить человека, который готовился шагнуть за край могилы.

— Кто-нибудь вызвал карету «Скорой помощи»? Эй! Кто-нибудь вызвал карету «Скорой помощи»? Ради чего тогда тут толпитесь? — я вытащил из кармана гаджет, чтобы передать нужные сообщения. — Мужчина. Огнестрельное ранение. Жив, но потерял много крови. 10 квадрат, 18 улица. Дом? Чёрт, номер дома… 22-ой! Быстрее! Быстрее! — Вызвав врачей, я начал звонить полицейским. — Код 15, покушение на убийство. Координаты выслал. Оцепите квадрат, перекройте выходы. Опять они.

— Не расходиться! Пожалуйста, не расходитесь! Эжени, помощь будет здесь через минуту. Эжени! Позволь мне! — я намеревался оказать пострадавшему первую помощь и постарался отцепить девушку от Никифорова. Но она упорно продолжала обнимать дядю. Дождь яростно хлестал её по спине, зелёная рубашка промокла насквозь и прилипла к костлявым лопаткам. Я набросил на плечи Эжени непромокаемый плащ гвардейца и, наконец, отодвинул её в сторону. Кровь расползалась по земле. Конечности Питера Никифорова сводила предсмертная судорога, на его губах вздувались и лопались кровавые пузыри, он едва-едва дышал. Лёгкое задето, не иначе. Очки профессора треснули, и Эжени сняла их дрожащей рукой. Он был в сознании. Я запомнил его другим, не таким худым и измождённым. За прошедшие несколько месяцев профессор осунулся и сильно постарел. Рядом с ним валялся парик. Эх, нехитрая маскировка его не спасла!

— Можно помочь? — девушка повернула ко мне залитое слезами лицо.

— Я пытаюсь остановить кровь… Пока это всё, что я могу… Но погляди, врачи уже здесь.

Карета «Скорой помощи» не могла протиснуться в проулок, поэтому к нам направили парочку дроидов с носилками.

— Дядя… держись, дядя… Вот и они… Тебе помогут…

Дроиды уже начали приподнимать раненого, как он мертвой хваткой вцепился в руку племянницы. Пальцы впились в её запястье так сильно, что она вскрикнула от боли.

— Женя… Женечка… Ты не должна быть здесь… Не должна… Слишком опасно… Не нужно было приходить… Я не хотел… Они… — он начал кашлять, и кровь ручьём потекла по подбородку. Я кое-как разжал его онемевшие пальцы и освободил руку девушки.

— Тише, не говори! Не говори! — взмолилась она.

— Сообщение. Всё в нём, Женя. Сообщение… Я сделал это ради тебя… ради тебя… ради тебя…

Дроиды осторожно погрузили профессора на носилки и покатили к машине. Я подал руку девушке, помог ей подняться на ноги. Она вся дрожала от пережитого потрясения, одежда и руки были в крови дяди. Я подтолкнул её в сторону дроидов.

— Поезжай с ними. Давай, Эжени, поезжай с дядей! Ему ты нужнее. Я приеду позже. Мне нужно остаться здесь до прихода полицейских и гвардейцев. Я попытаюсь что-нибудь выяснить. Иди, а то уедут без тебя. И да, они могут отвезти твоего дядю в Нижнюю больницу, а там ему не помогут. Назови себя, пусть везут вас в Зеленый сектор. Поняла?

Эжени кивнула и бросилась догонять роботов. А я повернулся к зевакам. Надо же! Для меня, казалось, прошла целая вечность, а для них — всего пара минут. Кто-то укрылся от ливня под козырьком подъезда башни, кто-то — под зонтом. Представление закончилось, и я боялся, что народ начнёт расходиться. Подростки, правда, напротив выступили вперёд и с любопытством взирали на лужу крови и раскиданные по земле вещи профессора: папки, шляпу, парик, маленький саквояж, зонт. Какой-то мальчишка потянулся было к одной из папок, листы синтетической бумаги вывалились оттуда, слабо замерцали и, наконец, погасли.

— Не трогать! — прикрикнул на него я. — Сделайте пару шагов назад. Всех вас привлек хлопок, так? Кто первый увидел раненого? Нужна любая информация! Давайте покончим с этим побыстрее. Незачем тут мокнуть, если сказать нечего.

Кто-то не сказал ни слова, кто-то поспешил ретироваться, а некоторые заговорили одновременно, наперебой.

— Сэр, я живу неподалёку…услышала хлопок, сильный…

— А я живу напротив… Хлопок был точно такой же, что и на площади в 12-ом. Никого не видел.

— И я… Только тело… Вернее раненого… Улица была пуста.

— Стреляли, наверное, с большого расстояния, сэр. Может быть, даже сверху.

«Эх, и без вас знаю. Но вот что странно… Характер повреждений. Рана, а не ожог. Значит, на этот раз убийца орудовал не лазером. И здесь был хлопок и тогда, на площади… Зажигательная бомба? Но где тогда воронка? И зачем привлекать внимание? Столько вопросов!

Ноодно ясно совершенно точно: мы имеем дело с Гильдией. И это уже третье нападение».

Глава 4

В больнице Зелёного сектора всё ослепительно белое: стены, пол, потолок, столики и кресла в приёмной, лампы, стойки медицинских сестёр, голограммы дроидов. Я нёсся через длинный коридор к лифтам, рискуя в любой момент свалиться и разбить голову о плиты. Проклятый скользкий пол! Нужно было остаться в аэроботах, они куда устойчивее обычных ботинок.

Эжени ждала меня на втором этаже. Её одежда высохла, волосы тоже (они распушились и топорщились в разные стороны). Лицо девушки опухло от слёз.

— Твой плащ. Держи, — она говорила металлическим голосом и отказывалась смотреть на меня.

— Прости, пожалуйста, я сильно задержался! Нужно было всех опросить, собрать вещи профессора. Твой дядя…?

— Не выжил. Его привезли сюда… уже… уже мёртвым.

Проклятье! Сердце рухнуло в пятки.

Десяток мыслей вихрем пронёсся в голове. «Почему именно сейчас? Почему на профессора напали именно сегодня? Ему ведь удавалось скрываться столько месяцев! Нет, не бывает таких совпадений! Неужели это мы его выдали? Неужели? Немыслимо! Нет, не может быть! Мы были осторожны, обсуждали эту тему только при встречах. Может быть, они следили за Эжени? Чёрт подери! Чёрт подери! И что делать? Что теперь делать? Вряд ли я смогу утешить девушку. Теперь уж не в моих силах ей помочь… Ну же, Алекс! Скажи что-нибудь! Ты же человек, в конце концов, а не деревяшка!»

Я легонько коснулся её плеча, я испытывал мучительное чувство неловкости и никак не мог подобрать нужные слова.

— Мне очень жаль, Эжени! Мне, правда, очень жаль. Я не смог помочь…

Она только головой покачала. Правильно, толку от моих слов никакого. Никогда не умел утешать, даже близких, не то, что чужих людей, хотя был обязан по долгу службы. Эжени поспешила вернуться к двери палаты, и я побрёл за ней, понурив голову. В очередной раз я не справился со своими обязанностями. Я обещал найти её дядю. Что же… мы его нашли, но поздно. Наверное, от меня уже не будет никакой пользы. Я накинул плащ гвардейца поверх мокрой рубашки и убрал с лица волосы. Я чувствовал себя ужасно. Но каково было бедняжке Эжени?!

Девушка прижалась носом к стеклянной стене палаты, в которой тело профессора готовили к отправке в морг. Дроиды раздели его, обмыли, и теперь несколько докторов осматривали тело, тыкали в него разными светящимися иглами, раздвигали края раны на груди и ковырялись в ней.

— Эжени… Не нужно тебе на это смотреть! Давай подождём в приемной… — я обнял её за плечи и попытался отвести от стекла. — Только хуже будет.

— Оставь. Меня. Он мертв. Так какая разница? — в её голосе не было слёз, только злость. Слепая, обескуражившая меня ярость. Эжени повернулась, и я решил, что вот сейчас она бросится меня душить. Может, это была игра света, но в тот миг глаза девушки из светло-карих стали чёрными, холодными и пустыми, как у вампиров, о которых я читал в книгах.

— Эжени! — из её носа хлынула кровь. — Спокойно! Спокойно! Опусти голову! Вот так. Не поднимай. Держи, как есть. Так, нужна вода! Идём со мной, идём отсюда. — Я прижал к её носу платок и потащил прочь от проклятой комнаты. Сильный грохот заставил меня обернуться. Огромная лампа, висевшая в палате, замерцала, перегорела и рухнула на пол. Ну и ну!

— Вот же чёрт! Идём же. Нужно убираться отсюда.

Я вел Эжени по коридору, и все оборачивались нам вслед. Пациенты, медсёстры, врачи и технический персонал, спешивший в палату, где произошла авария. Все они узнали её — девушку, мелькающую на телеэкране, девушку, о которой они читали в Сети. Едва ли не самую богатую наследницу в ЕАК, на которую в тот миг было больно смотреть. Одежда помялась и была выпачкана в грязи, волосы всклочены, бледное лицо залито кровью. Все они останавливались, таращились, перешёптывались, кто-то потянулся за гаджетом, чтобы сделать снимок. Вот же гады! До лифтов было ещё далеко, не дотянуть. Я взял Эжени за локоть и потащил к двери, ведущей в комнату для медсестёр. Через минуту все любопытные глаза остались по ту сторону стены. Свет загорелся автоматически, не белый, а какой-то голубой. Эжени устроилась в одном из кресел. Кровь уже не текла, голова девушки была низко опущена. Пряди волос закрыли лицо. Помолчав пару мучительных секунд, она выдала.

— Здесь кодовый замок. Откуда ты знаешь пароль?

Я вытащил из её слабых пальцев окровавленный платок, скомкал и выбросил в автоматическое ведро-утилизатор мусора.

— Заслуга Хавьера. Видишь ли, когда-то у него была интрижка с одной из сестёр. Вот они здесь и запирались, когда хотели побыть одни. Днём тут, обычно, никого нет. Медсестры заняты работой. Удобное место, чтобы… Здесь есть вода, можешь умыться. И здесь имеется алкоголь. Хм… если есть потребность…

Тут она разразилась нервным смехом. И, похоже, смеялась она надо мной.

— Хавьер делится с тобой всеми тайнами?

Хм. Вопрос с подвохом?

— Нет, но большинством тайн, — я присел на корточки напротив девушки. — Он делится теми знаниями, которые, как он считает, мне пригодятся. Эта комната пришлась очень кстати. У нас с Хавьером так: один за всех и все за одного.

— Мушкетеров было трое и Д'Артаньян, а вас только двое.

— Не беда. Дело ведь не в количестве. Знаешь, никогда не хотел быть мушкетером. Скучно.

— Серьезно?

— Ага, — я несмело улыбнулся.

— А кем хотел стать?

— Уж точно не командором космического корабля или первооткрывателем планет и галактик. Это так… так привычно, что ли. Обыденно. Пиратом. Всегда хотел стать пиратом, как капитан Блад^[4].

— Или Эмилио Рокканера^[5]?

— Да, или как Чёрный корсар. Благородный разбойник. Неужели ты читала?

— Обожаю приключенческие книги! Девчонке это не положено?

— Отчего же? Без таких книг мир стал бы тусклым, неинтересным. Жаль, сейчас их трудно купить. Отец привозил их из каждой поездки. Он уезжал в командировки раз в два месяца и по возвращении дарил мне пару-тройку бумажных книг. Он где-то умудрялся их доставать, выпрашивать, выменивать. Некоторые он находил совсем уж в плачевном состоянии, но мы вместе делали новые обложки. Отец собрал целую коллекцию книг: о воинах, пиратах, революционерах, разбойниках и мстителях, об охотниках, искателях приключений и первопроходцах, о далеких временах и исчезнувших в пучине океана городах. Каждый раз мне казалось, что я прочитал всё, что только можно было прочесть, но вот возвращался папа и привозил новую увлекательную книгу. Радости моей не было предела. Я считал дни до его возвращения.

— А сейчас? — спросила Эжени, и туман счастливых детских воспоминаний тут же рассеялся. Ну и ну! На какое-то мгновение, на одну секунду, я даже забыл, где и с кем нахожусь. Перед мысленным взором стояло доброе лицо отца. Я помнил каждую деталь его внешности: поношенную серую робу, тикавший, как часы, ручной коммуникатор, дорожную сумку, доверху набитую книгами, густые светлые волосы, собранные в неряшливый хвост, хитрую и одновременно задорную улыбку.

В тот день, когда отца не стало, закончилось детство, и угасли мечты.

— Сейчас?

— Сейчас он привозит тебе книги?

— Нет, отец погиб, когда мне было тринадцать.

— О, извини меня… — прошептала девушка и заёрзала в кресле.

И тут я сделал то, чего никак не мог от себя ожидать. Я начал трепаться почём зря.

— Однажды он просто-напросто не вернулся из поездки вовремя. Потом нам прислали тело, вернее его, хм, останки, в чёрном ящике. Отец испытывал новые модели электрокаров, контролировал роботов-тестировщиков. Но часто ему самому приходилось садиться за руль. Он не протестовал, несмотря на риск. Папа говорил, что не может удержаться, так ему нравилась скорость. Он испытывал мощные кары, а сам был вынужден ездить на старой дребезжащей модели. Во время одного из испытаний произошел взрыв. Погиб не только мой отец, но и ещё несколько человек. Первый месяц я не верил в его смерть, пусть и видел тело. Знаю, это глупо, но я ждал, когда он вернётся, надеялся на чудо. А когда надежда угасла… Эх, что-то я заболтался… Умойся, а потом отвезу тебя домой.

— Знаешь, тебя приятно слушать. Твой голос успокаивает, — заметила она. Вот уж не ожидал! — Итак, значит, Александр Орелли — магистр права и пират?

— Ну… Питер Блад был бакалавром медицины и капитаном корабля. Чисто теоретически у меня есть шанс совершить подвиг и бла-бла-бла.

Она смотрела на меня, как на полного идиота, безмозглого мальчишку, но слабо улыбалась. И я обрадовался, что хоть немного сумел её приободрить.

* * *

Мы не смогли выйти через парадный вход потому, что около двери столпились журналисты и фотографы. Похоже, они уже пронюхали о гибели профессора, а кто-то из работников больницы сообщил им, где искать Эжени. Вот они и примчались, чтобы сделать пару десятков снимков заплаканного лица девушки и забросать её дурацкими вопросами. Только этого не хватало! Увидев их, Эжени отпрянула от окна, ещё сильнее побледнела и скривилась точно от боли.

— Думаю, они караулят тебя у всех выходов, — заметил я. — Вызову кар к пожарной лестнице, укатим, они и ахнуть не успеют.

Расчёты оказались верными, мы успели удрать. Эжени сжалась в комочек на заднем сидении, словно боялась, что журналисты всё-таки её заметят и пустятся в погоню.

— Поговорю с ними завтра. Вопросов всё равно не избежать. Ха! Как это всем понравится! Наконец и в семье Логиновых случилось несчастье. Оказывается, и богатые умеют плакать.

— С чего ты решила, что твою семью все ненавидят? Не спорю, без завистников вы обойтись не сможете. Но вспомни девчонок из Нижнего района! Многие из них мечтают стать такими же, как ты. Они пытаются подражать тебе. А большинству… знаешь, только кажется, что они интересуются нашей жизнью, что им есть до нас хоть какое-то дело. По правде говоря, им плевать, от наших радостей и бед им не тепло и не холодно.

— Жестокая мысль.

— Согласен. Рано или поздно нас уничтожит собственное равнодушие. Эжени, не переживай ты из-за этих репортёров! Они на работе, им нужно зарабатывать деньги. Им приходится изворачиваться. Не думаю, что они собрались здесь, чтобы посмеяться над твоим горем. Хотя… может, они и посмеялись бы, может, они и напишут про тебя гадости, но только потому, что это их служебный долг.

— Хорош долг — высмеивать других людей! — фыркнула девушка. — Сразу видно, Алекс, ты не имеешь к этой сфере никакого отношения. А я одна из них, я тоже журналист. Да, мне повезло больше, чем им. Я могу писать только о том, о чём хочу, и мои статьи будут печатать. А если нет, владельцам журналов придется туго. Неужели ты не сталкивался с завистью? Неужели сам никогда не завидовал? — И, не дав мне ответить, она продолжила. — О, с ненавистью чужих людей я знакома с детства. Меня отталкивали и презирали, но в открытую травить боялись. Мне предъявляли повышенные требования, ставили в пример другим, чтобы разозлить завистников ещё сильнее. По их мнению, я могу получить всё, что захочу, любую безделушку, неважно, сколько она стоит, любого человека. Я могу купить всё, что угодно. Нет, это не так. Хотя отец и считает иначе, уж он-то берёт всё, что пожелает, и плевать ему на других. Ему нет до них никакого дела. У меня никогда не спрашивали, чего хочу я. Нет, я не о шмотках и прочем хламе, с этим проблем не было. Меня никогда не спрашивали, каким я вижу своё будущее, чем хочу заниматься. Я мечтала стать врачом, но отец зарубил мои планы на корню. В нашей семье ведь уже есть, вернее… вернее был один врач. И отец ненавидел его. Все члены семьи для отца — средства достижения цели, каждый приносит ему пользу, ему одному, а не обществу. Дядя вышел за рамки этих правил и был предан анафеме. А я за него толком и не вступилась. Трусиха! Предательница!

— Не надо так говорить. Ты сделала всё, что могла. В его смерти нет твоей вины.

— Действительно веришь в это, добрый, сладенький мальчик? — зарычала она.

— Что ты хочешь услышать, Эжени? Я тебя не понимаю.

— И не обязан понимать. Но слушать будешь. Всё равно деваться тебе некуда, Алекс.

Действительно.

— Значит, твой отец — человек скверный, — я попытался поддержать разговор. Ох, в этом-то я как раз и не был мастером! — Мерзкий эгоист и всё такое. И из-за его правил ты несчастна. А что же твоя мама? Она не помогает тебе и дяде?

— Мама…Я говорила, что дядя был помешан на исследованиях. Да, это так. Но до матери ему было далеко. Если мне удаётся встретиться с ней хоть раз в год, это уже хорошо. Она мотается по миру в поисках допотопных артефактов, опускается на океанское дно и исследует затонувшие города.

— Вот это здорово! Потрясающе!! — я задохнулся от восторга. Мечта! Мечта! Эжени презрительно фыркнула, и я решил: далее восхищаться не стоит.

— Конечно, ей, наверное, весело… А мне приходится гадать: не забыла ли она, что у неё есть дочь. Им хорошо, моим родителям, когда я строю из себя славную девочку и не доставляю проблем. Но они никогда не пытались узнать, что я представляю собой на самом деле. Даже мама с её блестящими мозгами меня не разгадает. Ей это и не нужно. Ей никто не нужен, только доисторический хлам. Мне следует утонуть и пролежать на дне тысячи лет, чтобы она мною заинтересовалась. Дядя же был моим другом, он хотя бы слушал меня и никогда не отмахивался, не считал, что я появилась на свет в неподходящий момент. Он видел во мне личность. Единственный из всех. И именно его я потеряла.

Я был потрясен. Эжени доверилась совершенно чужому человеку. Пару минут назад она говорила о ненависти со стороны других людей, о том, что все они жизнь бы отдали за сочные подробности её биографии. И выдать свои тайны … мне.

«А если я солью их репортерам? Или же все и так это знают, только я, олух, не читаю журналы? Вот, значит, как! Всегда на виду, всегда среди поклонников, а поговорить не с кем. Приходится носить маску и быть клоуном, хотя роль у тебя трагическая. Девчонка, у которой всё есть. Всё, да не всё. Чего-то не хватает. Мы ещё и выпить-то не успели, а она уже призналась в своём одиночестве. И, глядя на неё тогда, я не мог понять, как вообще можно злорадствовать в таких случаях, радоваться, смеяться? Как можно бить лежачего? Но ударить-то легко, а вот поставить на ноги… Подобрать нужные слова, утешить, понять — гораздо труднее».

Эжени не рыдала, не причитала, сидела спокойно, с прямой спиной и высоко поднятым подбородком. Она не выглядела жалкой и разбитой, но я видел слёзы, которые катились по её точно окаменевшему лицу. Они сползали по щекам и капали, капали, капали… А она не пыталась их стереть, она не шевелилась. Прежде я насмехался над Эжени за её спиной, считал пустышкой, злился на её злой язык, тогда же я начал её уважать. Слезы все текли и текли, но в глазах девушки, которые я видел в зеркале, пылали огоньки ярости. Той самой ярости, с которой я уже столкнулся в больнице. Сгусток бушующих страстей, запертый в хрупком теле, как в темнице. Мятежная душа, которая никак не может освободиться от оков. Я поспешно отвёл взгляд от зеркала, иначе бы глаза девушки прожгли во мне дырку.

— Мне нужен твой пропуск в Верхний район, Эжени. Иначе мой электрокар не пропустят. Мощности у него недостаёт, понимаешь?

— Не хочу ехать домой. Не вези меня туда! Сидеть в четырех стенах совсем одной… несколько часов… Я не выдержу.

— А разве Стейси не дома?

— У неё фотосессия. Правда, она грозилась всё бросить и приехать, но я упросила довести дело до конца. Стася попытается меня утешить, и я выйду из себя.

— В таком случае, куда тебя отвезти?

— Никуда. Можешь высадить меня где-нибудь в Центре. Дальше я сама о себе позабочусь.

«Нет уж! Дудки! Мало ли что ты выкинешь, детка!»

— Так не пойдёт. Я не оставлю тебя одну. Прости, но вид у тебя такой, точно ты намерена нарваться на крупные неприятности. А это тебе совсем ни к чему.

Я был уверен, что она рассердится, но нет, напротив.

— У тебя есть время? — робко спросила Эжени. Может, мне показалось, но она вздохнула с облегчением.

— Найдётся. До тех пор, пока Стейси не вернётся с работы, я останусь с тобой. Кажется, я знаю, куда тебя отвезти. Там никто не станет на тебя пялиться. Хотя, знаешь, натяни капюшон на всякий случай, — подмигнул я.

* * *

Место, куда я привёз Эжени, называется «XXI век». Это небольшой ресторанчик в 28 квадрате Центрального сектора, оформленный в допотопном стиле. Я не посещал его всего-то год, но, казалось, прошла целая вечность. Это место ассоциировалось с Региной, в былые времена мы частенько проводили время в «XXI веке». Мы сидели там часами, и всё равно было мало. Мы никак не могли наговориться. Что же… Мне не до ностальгии.

Место удобно тем, что там нет дроидов, мощных камер, экранов и голограмм. Посетители располагаются в небольших кабинках, отделённых друг от друга занавесками. Никакой мебели-трансформера. Статичные стульчики на тонких ножках, низкие столики, диванчики с облупившимся от времени покрытием, лампы с абажурами, посуда из настоящего стекла, ретро-музыка. Это место наделено особой атмосферой, той, которую я порой улавливал в старых книгах. Атмосферой маленького провинциального городка, жители которого проводили вечера в единственном на всю округу ресторанчике. В бар приходили пропустить стаканчик джина и поболтать с барменом (его обязанности исполнял человек, а не робот), посмотреть футбольный матч или обсудить транслируемые в прямом эфире новости. Люди отдыхали там несколько часов, а потом возвращались домой пешком, по твердой земле.

«XXI век» облюбовали подростки и парочки, они приходят, чтобы выпить по чашке вкуснейшего горячего шоколада, съесть пончик с начинкой и пошептаться о своём, скрывшись за ширмой. Никто не обратил бы на нас внимания. В баре и официантов-то нет (даже людей).

«Если Эжени не высунет нос из-за занавески, никто её не узнает», — подумал я с удовлетворением.

— Необычное место, — протянула она и нервно огляделась по сторонам. Похоже, девушку смутило маленькое, замкнутое пространство. Разумеется. Наверху все живут в огромных квартирах, наполненных светом и воздухом. — Почему именно XXI век? Почему не XXII или не XXIII?

Уместный вопрос, но меня аж передёрнуло. Регина спросила то же самое, когда я привел её в ресторан в первый раз.

— Наверное, потому, что XXI век, вернее его первая половина, своеобразный символ затишья перед бурей. А после начались войны и глобальные катаклизмы. XXI век был счастливой порой в истории человечества, он был… уютным, как и это место.

— Неплохо звучит! Эх… чем больше я наблюдаю за тобой, тем чаще ловлю себя на мысли, что ты никогда не ошибаешься. Такие люди меня пугают, — усмехнулась она.

О нет! Я ошибаюсь. Постоянно. Я бываю упрямым в своей глупости, бьюсь и бьюсь лбом в закрытую дверь и никак не могу остановиться.

— Шоколад очень горячий. Осторожно! Тут есть комплексные обеды, кстати. Если голодна, я закажу.

Она покачала головой.

— Нет, спасибо. Есть совсем не хочется, — Эжени притянула к себе чашку шоколада и, вопреки предупреждению, обхватила её ладонями. — Знаю, я доставила много неприятностей. Не думай, что мне наплевать. Я обещала отблагодарить вас, и с этим не будет проблем. У меня достаточно денег.

— Эм… я надеялся, что ты задействуешь меня в массовке своего шоу, — усмехнулся я. — Это возможно?

— Серьёзно? Если так хочешь, я могу организовать… Я задержусь в Льеже, может быть, надолго.

— Неужели ты…?

— Я хочу узнать, кто преследовал и убил дядю. Не успокоюсь, пока не выясню это. Чтобы ни говорил отец, в Москву я не вернусь, пока не узнаю, не узнаю… — повторяла девушка, как заведённая. И снова он, этот взгляд, исполненный ярости. — Дядя оставил сообщение, он хотел, чтобы я всё выяснила. И я выясню.

«Во дает! Глупая, она вряд ли думает об опасности, которой себя подвергает. И вряд ли я сумею отговорить её. А значит, я должен помочь».

— Наше предложение по-прежнему в силе, Эжени. Мы поможем расшифровать сообщение твоего дяди. Убийцы должны понести заслуженное наказание, мы просто обязаны разоблачить их. Ты можешь рассчитывать на меня и на Хавьера.

Она улыбнулась и посмотрела с такой искренней, неприкрытой благодарностью, что я даже смутился. Разве в моём предложении было что-то особенное? Мой долг — помогать людям. Да и вообще, что если наши с Хавьером подозрения имели основания, что если именно Гильдия преследовала профессора Никифорова? Что если между тремя убийствами в Нижнем районе действительно была связь? А исчезновение Гарри Питерса… Может, и в этом была замешана Гильдия? Но с какой целью они похитили бедного мальчика? Кто знает… кто знает…

— Ты глубоко задумался, я вижу, — заметила девушка. — Выглядишь грустным. Это место что-то значит для тебя, так? Это особенное место?

Хавьер — самый настоящий гад! Придушить мало этого сплетника! Кто тянул его за язык? Вот кто? Когда-нибудь Хавсу вырвут язык за его болтовню и для острастки откусят нос.

— Ничего подобного. И не слушай Хавьера, он частенько преувеличивает.

— Вот как? А ведь он говорил о жуткой личной драме.

«Эх ты! Решила-таки поиздеваться! Стоит только показаться добреньким и пожалеть кого-то обманчиво несчастного, и он тут же показывает зубы».

Я бросил на неё сердитый взгляд и тут же понял, что ошибся. Девушка не смеялась надо мной, наоборот, похоже, она мне сочувствовала. Надо же!

Ох, не нравилась мне подобная тема! Меня от неё просто воротило! Но раз уж Эжени мне доверилась, пришлось последовать её примеру. В тот день я не мог ей отказать, у неё все-таки умер дядя. Вот только моя «драма» не шла со смертью профессора ни в какое сравнение.

— Дело было даже не во мне, а в Хавьере, который едва не умер, и в Регине — моей невесте. Хавьер, думаю, рассказывал… Год назад он был тяжело ранен при исполнении… Тогда мы попали в серьезный переплёт и уж решили: не выберемся. Хавьеру в те дни я был нужнее, чем Регине. Я не мог думать о свадьбе, ведь судьба лучшего друга была не определена. Для Регины, как выяснилось, это был не аргумент. Она ушла. По-твоему, это трагедия? Люди встречаются и расстаются. Обычное дело.

— Неужели она ушла только потому, что ты отложил свадьбу до выздоровления Хавьера? — подняла брови Эжени.

Хороший вопрос!

— Она толком не объяснила, почему уходит. Много раз спрашивал. Но, очевидно, на то были серьёзные причины. Никто не уходит просто так. В какой-то степени мы расстались, как это сказать, по-хорошему… Мне не о чем страдать.

Конечно, я лукавил. Мне снились кошмары. Хавьер, окровавленный, с пустыми глазницами. Регина, покидающая меня в самый тяжелый момент. И я, так и не выяснивший причину разрыва, волнующийся за неё, упрямо пытающийся достучаться до правды. Странная история, а может и нет. Может, самая обыкновенная. Предала ли меня Регина, или в случившемся моей вины было больше, чем её? Кто теперь разберёт?

В любом случае, это далеко не так больно, как потерять родного человека. Страшно, когда близкие умирают или страдают, страшно, когда ты бессилен им помочь. По сравнению с этим всё остальное — ерунда. И вот я снова вспомнил Хавьера с повязкой на глазах, его скучную, унылую больничную палату, где я провёл несколько бессонных ночей, не отходя от лечебной капсулы друга. Вспомнил, как Хавс протягивал ко мне дрожащие руки, каким слабым и безжизненным был его голос, голос, в котором уже не было надежды. Вспомнил глубокие темные глаза Регины, девушки, с которой я собирался связать жизнь и которую, как выяснилось, совсем не понимал. Вспомнил то удивительное, волшебное чувство, которое испытывал, когда рисковал жизнью, испытывал каждый раз с того самого дня. Прекрасное ощущение, его невозможно описать, невозможно передать словами. Что-то тогда пошло не так, что-то во мне изменилось, переломилось, вывернулось наизнанку. Я стал другим, и этот «новый я» меня пугал.

Жажда опасностей стала для меня своеобразным наркотиком. Так и подмывало снова нарваться на неприятности, пережить ужас, неопределённость, оказаться на линии огня и выйти сухим из воды. Не знаю, почему, но я рассказал об этом Эжени. Я не делился этим ни с кем, даже с Хавьером (хотя он понимал всё без слов, понимал и бесился), а едва знакомой девушке проболтался. Ну и дела!

— Так вот откуда у тебя такая тяга к риску. Ты же понимаешь: это нездорово, — заключила Эжени. Она взирала на меня с неодобрением. «Лицемерка! А сама-то что удумала? Едва ли не в одиночку охотится за киллерами из Гильдии!»

— Да, но ничего не могу с собой поделать.

— Ты всё-таки магистр права, должен соблюдать правила. А ты любишь их нарушать. Значит, ты немножко пират, — слабо улыбнулась она.

* * *

«Добрый доктор: памяти Петра Никифорова».

«Гибель профессора Никифорова потрясла всё учёное сообщество», «Пётр Никифоров — ведущий кибермедик был найден мёртвым в Нижнем районе города Льежа. Возбуждено уголовное дело. Ведутся следственные действия».

«Племянница погибшего доктора Никифорова сообщила, что, согласно его воле, прах профессора будет развеян над его родным городом — Москвой».

Десятки голограмм пестрили похожими сообщениями. Репортёры всё-таки добрались до Эжени! Бедняжка! Сто пятьдесят раз отвечать на одни и те же вопросы, мусолить злосчастную тему, никому не отказывать в комментариях, когда больше всего на свете хочется спрятаться, забиться в угол, избавиться от любопытных взглядов и постоянных расспросов. Я закрыл все вкладки, положил голову на руки и прикрыл глаза. Ещё одна бессонная ночь. Кажется, это вошло в привычку. До четырех часов утра Хавьер и я пытались расшифровать треклятое сообщение Никифорова.

Друга уже битый час распекал начальник — ведущий детектив, офицер полиции Ричард Фрост. Ему стало известно, что Хавс вышел за пределы полномочий и принял участие в поисках профессора. Конечно, Хавьер не совершил ничего незаконного, но детектив Фрост считал, что мы ненароком могли навлечь беду на доктора Никифорова и пустить по его следу убийц. Признаться, и у меня возникала подобная скверная мысль. Но ведь мы были осторожны…

Мой друг вышел из кабинета начальника с белым, как мел, лицом, нахмуренными бровями и стиснутыми от злости зубами. Детектив Фрост обращался с молодыми подопечными, как с детьми, а Хавьера этого бесило.

— Продолжишь в том же духе — лишишься значка, Леон! — офицер последовал за Хавьером к его рабочему столу. Другие детективы тут же повыскакивали с мест. Ричард Фрост — высокий, широкоплечий, седеющий, но с густой шевелюрой, мужчина в квадратных очках. Перед ним трепетал весь полицейский участок. Он никогда не кричал, вообще не повышал голос. Фрост говорил зловещим шёпотом, и именно этот тон приводил подопечных в неописуемый ужас. Он был чересчур справедлив и никогда не наказывал их просто так. Они не боялись гнева старшего детектива, казалось, он никогда не злился, они страшились его разочарования. — Ты не должен был скрывать от детектива Фишер свои делишки. Помочь девушке, дядюшка которой попал в беду, благое дело, но теперь он мёртв. И если твоя, так называемая помощь всплывёт на поверхность, если девчонка проболтается журналистам, которые толпами за ней ходят…

— Вряд ли Эжени Логинова пойдёт на такое, — возразил я, вспомнив горящие ненавистью к навязчивым репортёрам глаза девушки.

— Ты не можешь знать наверняка, Александр. Нам не нужны проблемы с прессой, а, поверь мне, журналисты будут долго стоять над нашей душой. И какой поднимется скандал, если мы не сумеем раскрыть это дело! А мы чертовски зависим от рейтингов, показателей эффективности и прочей чуши. И пока время играет не на нашей стороне. Это тухлая история, Хавьер, понимаешь? Гильдия, тайные делишки Никифорова, нежелание Бэзила Логинова помогать родственнику. Есть в этом что-то мерзкое. Но раз уж взялся за дело, Леон, то отступать поздно. Тебя, Алекс, я не могу отчитывать, как мальчишку, хотя язык так и чешется. Вот поступишь на службу, тогда и поговорим. Теперь Хавьеру придётся довести расследование до конца и расшифровать проклятое сообщение. Но если он облажается, пострадает репутация всего участка. Будь осторожен, всегда держи в курсе детектива Фишер, не выходи за границы полномочий и не таскай повсюду дочку Логинова. Если с девчонкой что-то случится, мы, все мы, дорого за это заплатим!

Хавьер скорчил за спиной Фроста отвратительную рожу. Репутация. Репутация. По мнению Хавса, все средства хороши, если они позволяют достичь цели.

— Вляпались вы по уши, — подвела итог Каролина, когда детектив Фрост наконец-то исчерпал запас наставлений и полностью потерял интерес к Хавсу. — Теперь с вас не слезут, пока не найдете убийц профессора. Вернее, пока мы их не найдём. Когда Хавьер делает глупости, отвечаю за него я. Не высовывай язык и не надувай щёки, выглядит по-идиотски. Давайте не будем тратить время и займёмся делом. — Она ногой подтолкнула стул к Хавьеру. — Подключайся, Леон, хватит дуться. Допустим, я согласна, что, возможно, убийства в Нижнем районе тесно связаны между собой. За этим стоит Гильдия. Одинаковый почерк… Но Гильдия никогда не вступает в игру просто так. Они выполняют крупные заказы, ликвидация мелких сошек, убийства простых смертных их не интересуют. На этот же раз они убили чернорабочего из Варшавы и учительницу из Штатов.

— Значит, вы установили личность первой убитой? — я, в конце концов, заставил себя продрать глаза.

— Ага, — энтузиазм Хавьера сдулся, как воздушный шарик. Он был обижен и делал вид, что запутанное дело его нисколько не интересует. — При вскрытии обнаружили вышедший из строя датчик-маяк. Такие вживляют жителям Американских штатов в район предплечья, вместо чипа. Сделали парочку запросов и, вуа-ля. Мэгги Стиг, 2989 года рождения, место регистрации — город Вашингтон. Учительница английского языка в младшей школе, замужем, имеет двоих детей.

— И она тоже пропала без вести?

— В том-то и дело, что нет. Она уехала к двоюродной сестре в Новый Амстердам, но оказалась почему-то в Льеже. Родственники не успели забить тревогу, они не подозревали, что миссис Стиг покинула дом сестры раньше, чем планировала, и направилась в Льеж. Разрешения на въезд она не получала, родственников и друзей у неё здесь нет. Сестра думала, что миссис Стиг уехала домой, в Штаты. Муж считал, что она все ещё гостит у сестры. Она до последнего дня связывалась с родственниками и каждому говорила своё.

— Чертовски подозрительно! Миссис Стиг приехала к сестре. Почему же тогда о ней нет сведений в базе данных миграционной службы? Произошёл сбой? Ха, едва ли! И как эта женщина смогла незамеченной добраться до Льежа? Ясное дело, она оказалась здесь не случайно. Миссис Стиг приехала с какой-то целью. Ей это нужно было позарез, — пробормотал я.

— Ты прав. Мэгги Стиг почему-то старалась сохранить поездку в тайне, врала родственникам напропалую. Она рвалась в Льеж, но почему…? — кивнул Хавьер.

— Никифоров задержался в Нижнем районе потому, что ждал кого-то… — напомнила Каролина.

— Вряд ли он ждал Лисянского. Профессор не мог не знать, что тот погиб. Вряд ли Никифоров не слышал последние новости. Но вот со Стиг всё гораздо сложнее.

— Итак, Никифоров кого-то ждал. Может быть, миссис Стиг. А может кого-то ещё. И, возможно, этот кто-то тоже в опасности, — Каролина постучала длинными, ухоженными ногтями по поверхности стола. — Вот только на первый взгляд у профессора, Лисянского и Стиг не было ничего общего. Доктор прежде никогда не участвовал в подозрительных предприятиях, Лисянский и Стиг ничем не выделялись. Обычные люди, связи между ними никакой. И всё же… она должна быть! Готова поспорить, убийства имеют общее начало. И мы должны как можно скорее нащупать связующую ниточку между ними, иначе быть беде. Я должна показать кое-что. Майки подготовил для меня. — Каролина расстелила на столе рулон синтетической бумаги. — Вы же знаете, он интересуется пропавшими без вести.

— Ага, обобщает статистические данные.

— И не просто обобщает, Хавьер. Он провёл серьёзную и кропотливую аналитическую работу, не спал несколько ночей. И вот что получил. Глядите.

Мы склонились над огромной таблицей, именно над ней неутомимый Майк корпел днями и ночами, желая произвести впечатление на Каролину. Он не просто любил её, он боготворил землю под её ногами, а детектив Фишер умело пользовалась этим. Майк был её преданным псом и задаром исполнял все поручения, не отказывался даже тогда, когда приходилось работать сверхурочно. Хавьера такая самоотдача выводила из терпения, и он в открытую издевался над беднягой и клацал зубами, когда я просил смириться и перестать ревновать. Каролина не спешила отдавать предпочтение ни одному из сопляков-поклонников, и, похоже, единственным мужчиной, которого она искренне любила, был её пятилетний сын — Тео.

— Майк обобщил данные о пропавших без вести за последние пять лет во всех агломерациях ЕАК. Я уже посоветовала ему опубликовать эту работу. Это же шедевр! Так вот… обратите внимание, что за последние полтора года число пропавших увеличилось в два раза! В два, мать его, раза! Конечно, кого-то нашли, выследили по ID-чипу, но многие до сих пор числятся в списках, пропавших без вести. И вот что странно… Видите вот этот перечень? Все указанные в нём люди были найдены мёртвыми, и все они числились пропавшими без вести, все они были убиты в прошлом или же в этом году. Во всех случаях убийцы использовали лазерное оружие. Похожий почерк просматривается ещё в семи случаях (и стоит включить в этот список убийства Стиг, Лисянского и Никифорова).

— Значит, Гильдия? — нахмурился Хавьер.

— Да, в пяти из десяти случаев были обнаружены знаки отличия гильдейцев. Ни одно из преступлений не было раскрыто.

— Итак, что мы имеем? — прошептал я, дёргая себя за волосы. — Десять аналогичных убийств в разных городах ЕАК. Три в Льеже, одно — в Новом Амстердаме, одно — в Париже, одно — в Бресте, два — в Пекине, два — в Москве. Что объединяло погибших? Их должно было что-то объединять! Неужели никто не рассматривал все убийства в совокупности?

— Насколько мне известно, нет. Я уже связалась с роботами в приёмных отделов полиции в каждом из городов. Как только ведущие детективы дадут «добро», мне перешлют необходимые материалы. Доступ к профилям убитых у меня уже есть. Нужно поработать с каждым из них, нельзя упустить ни одну, даже самую маленькую деталь. Слышишь меня, Хавьер? Приступай к работе прямо сейчас, к вечеру мы должны иметь представление о каждом погибшем. И вот ещё что, я думала о зашифрованном сообщении профессора Никифорова. Неужели это сочетание букв и цифр ничего вам не напоминает?

— Знаете… — неуверенно начал я, — мы думаем: это похоже на опись библиотечного фонда… Однако мы не нашли в Сети ни одного совпадения. Такого фонда не существует.

— Архивные фонды не просматривали? — изогнула бровь Каролина. — Алекс, ты работал с материалами Публичного архива ЕАК?

— Только с теми, что выложены в Сеть. Мне не доводилось бывать в Париже.

— Публичный архив — крупнейшее в Конфедерации хранилище документов. Занимает целых тринадцать этажей башни! Там есть фонды, доступ к которым штатских либо ограничен, либо полностью запрещён, поэтому их описи не встретишь в Сети. Это единственный архив в ЕАК, где хранятся секретные документы. Что если речь в сообщении Никифорова идёт именно о закрытых фондах? Увы, в таком случае нам до них не добраться. Боюсь, ни моего, ни тем более твоего, Алекс, кода доступа к государственной тайне не будет достаточно. Но запрос я всё-таки сделаю. Попытка не пытка.

* * *

— Персональный комп может и школьник взломать и стащить конфиденциальные сведения, так что не будем рисковать, — Хавьер решительно отодвинул экран в сторону. — Транслировать видео сообщения можно и с помощью автономных, то есть не подключенных к Сети устройств. Правда, таких сейчас осталось немного, большинство роботов синхронизируется с Сетью. Но, видишь ли, есть нюанс: качественные дроиды-игрушки или роботы-няни работают автономно. Стоят они бешенных денег… И вот недавно я наткнулся на любопытный опытный экземпляр и попробовал сконструировать нечто подобное… Трудность здесь заключается в том, что… — вещал мой друг, сверкая глазами. Он испытывал непередаваемое наслаждение, рассказывая о всяких модельках, приборах, запчастях и прочих штучках-дрючках, и приходил в неописуемый восторг в тех случаях, когда находился внимательный слушатель. Стейси сидела неподвижно, подперев ладошкой щёку, она не сводила глаз с Хавьера, кивала и рассеянно улыбалась. Я по просьбе друга рылся в ящиках его письменного стола, пытаясь обнаружить среди обрывков проводов, кусков пластика, инструментов и острых металлических заклёпок чипы связи. Эжени сидела на софе в другом конце комнаты. Спина прямая, как струна, руки сложены на коленях, брови сдвинуты. Лицо на фоне ярко-красной блузки казалось совершенно белым. За вечер она едва ли произнесла пару слов. И мы не решались беспокоить Эжени. Последние двое суток её осаждали репортёры и фотографы, поэтому она выглядела ужасно сердитой. На меня девушка смотрела с раздражением и явным неодобрением. Я понимал её чувства. В конце концов, я, совершенно чужой человек, стал свидетелем её горя. Эжени, похоже, жалела о своей откровенности, и я, признаться, взболтнул лишнее.

Квартира Хавьера располагалась на пятьдесят втором этаже жилой башни и состояла из одной изрядно захламлённой всякой всячиной комнаты. Хавс жил один, хотя часто к нему наведывалась младшая сестра — Христина. В 3018 году она оканчивала школу и, вопреки желанию родителей, собиралась вступить в гвардию. Христина постоянно ссорилась с матерью, а потом сутками отсиживалась у брата, ожидая, когда буря пройдёт стороной. Хавьер относился к сестре со снисхождением и никогда не выдавал. Тем вечером Христина удосужилась не поссориться с родителями, поэтому квартира была в нашем полном распоряжении. Хавс терпеть не мог наводить порядок, и его совершенно не смущало присутствие гостей в комнате, забитой бесполезными деталями, микросхемами и роботами, которые находились в полуразобранном состоянии.

— Так вот… можно использовать робота-кота как средство для транслирования видео, — Хавьер активировал игрушку. Серый с чёрными пятнами кот-робот ничем не отличался от живого, ни по размеру, ни по… как бы это сказать, функциям. Дроид спрыгнул со стола и потёрся о ногу Стейси.

— Ух ты! Женя, ты только посмотри! Как настоящий! — девушка подняла кота на руки, и тот вполне натурально заурчал.

— Если нравится, можешь забрать себе. Нет, честно! Собрать ещё одного котика для меня — плёвое дело, — просиял Хавс. — Вот только натуральный мех достать трудно, поэтому пришлось использовать заменитель. Но, вроде бы, почти не отличается от оригинала. И не глючит.

— Хорош хвастаться! — я ткнул друга в бок. — Держи чип.

Хавьер принял кота-робота из рук Стейси и усадил на стол. Дроид, в отличие от настоящего животного, не вырывался. Хавс открыл разъём за пушистым ушком и вставил туда чип связи, чтобы перевести устройство в режим трансляции сообщения. Глазки кота загорелись синим светом, и из головы устройства появился штырь-передатчик.

— Готово. Давайте носитель.

— У меня их два. Начнём, наверное, с завещания, — наконец подала голос Эжени. — Нотариус доставил его только сегодня утром. Оказывается, за неделю до исчезновения дядя внёс в текст изменения. А мне никто не сказал! Вдруг это важно?!

— Согласно части третьей статьи 558 Гражданского кодекса ЕАК, обнародовать завещание можно только после смерти завещателя. Согласен, порой эта норма доставляет неудобства, но…

Эжени уставилась на меня злыми глазами.

— То есть ты можешь процитировать любую статью? Совершенно любую?

— А то! Он был лучшим на курсе! У него феноменальная память! — улыбка Хавьера растянулась до ушей. — Ну же! Покажи ей класс, Ал!

— Вообще-то…

— Значит, ты не можешь процитировать любую статью?

— Она бросает тебе вызов!

Вот же придурки!

— И что я должен процитировать?

— Допустим… — теперь Эжени смотрела на меня с нескрываемым злорадством. Да что с ней не так? Что я ей сделал? — Статья 52 Семейного кодекса ЕАК.

— Статья 52. Права ребенка. Часть 1. Ребёнок имеет право на имя, фамилию и отчество (при наличии). Ребенок имеет право жить и воспитываться в семье, а также общаться с родителями и другими родственниками. Ребенок имеет право на защиту…

— Ладно, достаточно, — прервала девушка тоном заправской учительницы. — Статья 40 Гражданского процессуального кодекса.

— Статья 40. Виды доказательств. Судом рассматриваются следующие виды доказательств: вещественные, устные и электронные. К вещественным относятся…

— Лады, убедил. Статья 389 Налогового уложения.

— Серьезно? Нет такой статьи. В «Уложении» 370 статей.

— Тьфу! — рассердилась Эжени. — Показушник!

— Ты сама напросилась, знаешь ли. Не понимаю только, чего ради затевалось это представление. Давайте уже вернёмся к работе, — и я отвернулся от мерзкой, въедливой девчонки. Хавьер, будь он неладен, ухмыльнулся и запустил видео.

Ничего интересного мы, в общем-то, не услышали и не увидели. Профессор Никифоров завещал племяннице Евгении московскую квартиру, выкупленную из казны муниципалитета, со всем её содержимым, а также сорок тысяч марок. Остальные нажитые им восемьдесят тысяч он наказал передать больницам, детским приютам и благотворительным фондам, согласно составленному списку. Часть своих наработок он передавал Московскому исследовательскому институту. Короче говоря, это было стандартное завещание. А посему все надежды мы возложили на второе сообщение.

Первое время голограмма оставалась синей и неподвижной, пустой, и мы даже занервничали. Но вот, наконец, мы увидели лицо профессора Никифорова. Тот расплылся в улыбке, стоило только увидеть племянницу.

— Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

К нашему с Хавьером счастью доктор записал сообщение на новоанглийском.

Выражение лица Эжени я не в силах описать словами. Ужас, горе и радость. Адская смесь. Я видел, как трясутся руки девушки, сложенные на коленях, как дрожат её губы. Она не могла вымолвить ни слова.

— Это наши друзья — Хавьер и Александр, Пётр Викторович, — вместо подруги ответила Стейси. Я видел, как она сжала ладонь Эжени, и та немного расслабилась. — Они нам помогают. Им можно доверять.

— Это хорошо, хорошо… девочки! Я должен сказать вам кое-что важное, рассказать. У меня так мало времени, так мало… Нужно было раньше признаться, но я не мог. Я так виноват перед вами, девочки, очень виноват.

— О чем ты, дядя? — прохрипела Эжени. — О чём ты говоришь?

— Я ввязался в опасную авантюру. Тогда я думал, что поступаю правильно. Я бы и хотел сказать, что не сразу понял, чем придется заниматься, вот только это неправда. Ложь. Гнусная ложь. Я знал, за что берусь. Знал, что из этого получится… И не попытался остановить безумие…

Мы переглянулись, а голограмма профессора продолжала вещать.

— У меня совсем не осталось времени. Некогда вдаваться в подробности, и нельзя. За мной постоянно наблюдают. Я боюсь подвергнуть вас опасности. Вы должны знать, Женя, Стася, как сильно я к вам привязан и как мне жаль, что вы вскоре разочаруетесь во мне. Вы же не оставите всё это просто так, верно? Даже если я попрошу… Я оставлю подсказки. Вам потребуется… вам потребуется код 312. Код 312. Запомните! Женя, Настя… простите! Простите меня!

Голограмма погасла. А потом загорелась вновь. Эжени вскочила на ноги.

— Дядя! Дядя! — вскричала она, в её голосе явственно слышались слёзы. — Дядя!

— Женечка! Здравствуй, Женя! И Настенька здесь! А кто эти молодые люди?

Эжени в ужасе отпрянула. Я тут же выключил кота-робота, и изображение покойного профессора исчезло.

— Это всего лишь запись. Голограмма с функцией распознавания лиц. Мудреная штуковина. Она будет повторять записанное сообщение раз за разом, пока…

— Уймись, Хавьер! — цыкнул на друга я. Эжени едва ли не давилась слезами. Стейси белая, как мел, гладила подругу по волосам и, явно, не знала, как её утешить.

— Толком он ничего не объяснил, но одно ясно совершенно точно, — зашептал мне на ухо Хавьер, — до нужных сведений будет чертовски трудно добраться. Код 312. «Совершенно секретно».

Глава 5

— Сегодня мы поговорим о налоговых проверках. Мы должны выяснить, с какими целями они проводятся, выделить и охарактеризовать виды проверок, определить порядок их проведения. На прошлом занятии вы уже обращались к этой теме, когда изучали налог с продаж, помните? Хорошо. Как и в прошлый раз, мы поработаем с Налоговым уложением. В данном правовом акте закреплены основные положения о налоговых проверках, указываются основания для их проведения. Также существует Методика проведения налоговых проверок. Но давайте сперва обратимся к тексту Уложения. Загружайте справочно-правовую систему, — с 9:00 и до 16:00 я читал лекции и проводил практические занятия у студентов-правоведов, обучавшихся в Льежском университете. Так уж вышло, что мне поручили вести самые разнообразные предметы: историю, компаративистику^[6], налоговое, трудовое и процессуальное право. Старшие преподаватели обычно ведут дисциплины, объединённые общей темой, что, разумеется, куда логичнее. Я же занимал младшую должность, а значит, всем было плевать на мои научные интересы, предпочтения и удобство. Но жаловаться нет смысла, напротив, я радовался, что получил эту работу сразу же после выпуска.

Я хотел связать жизнь с преподаванием, и мне нравилась атмосфера, царившая в Университете. Деятельность там кипит и бурлит, хлещет через край. И студенты, и преподаватели кажутся неутомимыми, увлечёнными. Их привлекают исследования, они ищут ответы и искренне верят, что смогут докопаться до истины. Да что говорить! И я был таким. Университет занимает целых тридцать этажей жилой башни, верхние из которых отведены на общежитие для студентов. На нижних этажах расположены аудитории, лаборатории, тренировочный центр, оранжерея, библиотека и архив. Университет поистине огромен, настоящий город в городе, и обойти его вдоль и поперёк на своих двоих очень трудно. Обычно студенты и преподаватели передвигаются на мини-карах или же поднимаются и спускаются в стеклянных лифтах. В Университете обучаются ребята не только из самого Льежа, но и из пригородов, составляющих агломерацию. Высшее образование в ЕАК бесплатное, но поступить в высшее учебное заведение непросто, слишком высокий проходной балл. Большинству выпускников школы приходится довольствоваться колледжем. Тем же, кому посчастливилось поступить в Университет, предстоит заниматься три долгих и трудных года, чтобы получить диплом бакалавра. Я учился ещё два года, чтобы добиться степени магистра и права обучать студентов.

После занятий я оставался в Университете ещё на несколько часов, работал над конспектами лекций и заданиями, искал материал для научных статей. После я либо спешил в Школу, либо на дежурство. В любом случае я возвращался домой за полночь и тут же заваливался спать. Как только появлялась возможность вести дополнительные курсы, я тут же предлагал свою кандидатуру. Я набрал учебных часов с избытком и порой корил себя за жадность и неуёмное желание как можно скорее выбиться в люди. В будние дни я был свободен всего три часа, в обеденный перерыв и в промежутке между занятиями в Университете и Школе или между дежурствами. Субботу, если не было занятий и дежурств, я посвящал тренировкам, оттачивал навыки стрельбы и рукопашного боя. Воскресенье же проводил в родительском доме, приглядывая за бабулей. Не скажу, что я любил воскресенья.

Меня преследовала безудержная жажда деятельности. Порой, правда, я чувствовал непреодолимую, давящую усталость и хандрил. В такие минуты очень хотелось остаться одному, побыть наедине со своими мыслями, вздохнуть полной грудью и прекратить, наконец, бесконечную гонку за благополучием. Я был привязан к студентам, гордился учениками, но порой меня угнетало их общество. Я уставал от проблем, которые они обрушивали на меня. У меня не просто болела голова, страдал мозг. По вечерам казалось, что его распиливают на мелкие кусочки. Нестерпимо хотелось тишины, покоя. Я уставал от людей, а вот от книг — никогда. Ну вот… я разнылся. Не знаю, что на меня нашло. Неужели история с Гильдией выбила меня из колеи?

В тот день я никак не мог сосредоточиться на занятиях, ведь голова была забита совсем другим. То и дело я прокручивал в мыслях данные об убитых Гильдией людях. Хавьер и Каролина открыли мне доступ к их профилям. Все они были разных возрастов, профессий, разного социального статуса. Они не были связаны друг с другом, они не могли быть знакомы. И, тем не менее, ими заинтересовались киллеры. Что же их объединяло?

У нас не было ни одной зацепки. Ни одной.

Каролина сообщила, что моего кода доступа будет достаточно для ознакомления с материалами фонда Ф.28. Р.59 Публичного архива в Париже. А вот для фондов ХаД 79, 61 и 64 потребуется злосчастный код доступа 312, который имеется только у Председателя Тинга ЕАК, Верховного главнокомандующего, главы Службы безопасности и у пары-тройки генералов.

«Страшно представить, что за тайны сокрыты в этих файлах! Просто так прокатиться до Парижа мне никто не позволит, а я должен туда отправиться и хоть на шаг приблизиться к разгадке сообщения профессора Никифорова».

Я собирался примоститься к своему научному руководителю, Хенрику Ольсену, который отправлялся в Париж на конференцию, а для этого нужно было в считанные дни состряпать приличный текст доклада для выступления. Именно над этим я и должен был работать после занятий. Но, увы, вдохновение меня покинуло. Целый час я бесцельно пялился на мерцающий экран рабочего компа, смотрел в одну точку и трепал отросшие волосы.

Признаться, мне достался очень удобный рабочий уголок. Стол наполовину скрывался за выступом стены, а посему коллеги, сотрудники кафедры, не могли видеть, чем я занят. Правда, у меня был самый маленький стол, на котором никогда ничего не помещалось. Разглаженные стопки синтетической бумаги, учебные пособия и сборники научных статей громоздились на самом краю столика, ими были захламлены и ящики. Ко всему прочему, робот-секретарь приволок ещё пару стопок: отчёты, программы и прочая документация, которая требовала проверки.

«Хватит прохлаждаться! Нужно сосредоточиться, нужно работать! Погибшим уже не помочь, это так. Погибших уже не спасти, но вот других людей, которые могут стать жертвами Гильдии, ещё можно уберечь. А для этого следует расшифровать сообщение профессора», — увещевал себя я.

Я копался в базе судебных решений, когда позвонил Хавьер. Два дня назад он отправился в Пекин для того, чтобы поработать с материалами Национальной библиотеки, а именно с фондом Т.А.а. Новость об отъезде Хавс воспринял с восторгом. По натуре непоседа, он скучал, если подолгу оставался на одном месте. Каролина охотно отправляла его в командировки, поэтому большую часть рабочего времени друг мотался туда-сюда по ЕАК и звонил мне в любое время дня и ночи, желая поделиться впечатлениями. Правда, до Пекина, города, расположенного на самой окраине Конфедерации, он ещё не успел добраться. Пекин — самый крупный по численности город в ЕАК, там проживает 35 миллионов человек. Примечательно, что данная агломерация частично расположена на насыпном грунте, но большая её часть построена на огромной плавучей платформе, на своеобразном искусственном острове. Едва ли не каждый час я получал от Хавса новую порцию фотографий, на которых он умудрился запечатлеть основные достопримечательности Пекина: бамбуковые парки и музей под открытым небом (вернее под энергетическим куполом), именуемый «Поднебесная». Воссозданные Запретный город — огромный императорский дворец — и фрагмент древней Великой китайской стены являются визитными карточками Пекина. Я глядел на фотографии и скрипел зубами от зависти.

* * *

Ещё час я потратил на сущую ерунду, и вот в очередной раз позвонил Хавьер. Коммуникатор я носил на руке и по большей части использовал как часы. А потому, чтобы было удобно, я положил устройство на стол. Голова Хавса, мерцавшая и отливавшая синим, зависла над кипами бумаг. Голограммы — очень удобное средство связи. Можно беседовать с другом в любом месте и в любое время. Кроме того, коммуникаторы можно полностью отключить от Сети, что снижает вероятность утечки информации.

— Ты один? Всё чисто?

— Да, все уже разошлись по домам.

— Всё ещё киснешь над обзором практики?

— Да, работа медленно, но продвигается. Что это ты жуешь?

Хавс поднял повыше две скрещенные палочки, на которых было намотано длиннющее нечто.

— Лапша со свининой, яйцами и водорослями. Выглядит не очень, но зато вкусная. Итак, я в Национальной библиотеке. Тебе бы здесь понравилось, уж поверь. Стеллажи тут высокие, метров десять в высоту! От полки к полке перемещаешься на специальном лифте. Потрясно! И повсюду книги! Целое море книг! Настоящих, бумажных! Гляди! — Хавьер отошёл в сторону, и моему взору открылась удивительная картина. И в самом деле, невероятно высокие стеллажи, миллионы книг! А ведь это только одна комната!

— Что, уже потекли слюни? Так я и знал, — передо мной вновь возникла кудрявая голова Хавса. — Теперь к делу. Представь, я здесь совсем один. Похоже, никто не интересуется этой секцией… Фонд Т.А.а. содержит материалы научного эксперимента профессора Никифорова. Ну ты знаешь… его детище — программа реабилитации людей, переживших операции по пересадке синтетических органов и тканей. Занятные тут хранятся документы, кстати. Файлы самого Никифорова, наработки его предшественников, наблюдения других специалистов, разного рода расчеты, фотографии, характеристики отдельных операций, отзывы пациентов… На первый взгляд, не бог весь что, да? Занятно ознакомиться с этим, не спорю, но к нашей теме и за уши не притянешь. Правда, здесь имеются данные об анализах и пробах…и… а нет, не то… Вот! Здесь есть списки всех пациентов, проходивших реабилитацию у Никифорова. Если на что-то и стоит обратить внимание, то только на них.

— Постой… — я мигом избавился от сонливости. — Хочешь сказать, что нашёл имена погибших?

— Увы, нет. Перешерстил все списки «от» и «до». Ни одного совпадения. Но я обнаружил кое-что интересненькое. Среди пациентов Никифорова был человек, имеющий код доступа 312.

— Ого!

— Вот-вот! Не ради него ли Никифоров отправил нас в Пекин? Нам нужны файлы закрытых фондов, а у этого Гектора Бофорта перед доктором должок. А значит, он нам поможет.

— Как ты сказал?

— Командор Гектор Бофорт, — я тут же полез в Сеть. — Избранный, имеющий доступ ко всем секретным файлам. Правда, живёт у чёрта на куличках, в Новом Лондоне. Но раз ты отправляешься на Запад, может, и до Бофорта доберёшься. Старик Фрост обещал использовать все связи для того, чтобы тебе сделали пропуск в Закрытую зону Лондона.

Новый Лондон — плавучая агломерация, самый северный город и самая крупная военная база в Конфедерации. Живут там, преимущественно, служивые, члены их семей и обслуживающий персонал, а также курсанты, обучающиеся в элитной военной академии. И я должен получить пропуск в святая святых, если надеюсь на помощь заправского вояки Гектора Бофорта.

Попрощавшись с Хавьером, я обратился к профилю командора.

«Итак, с кем мы имеем дело? Гектор Альфред Бофорт, 2980 года рождения, командор 1-ого, то есть наивысшего, ранга, ведущий военный консультант, магистр военных наук. Награждён Орденом мужества первой степени. Ничего себе! И в самом деле, важная птица!»

* * *

Мой научный руководитель Хенрик Ольсен жить не может без конференций, а посему не пропускает ни одной. Он постоянно разъезжает по стране, выступает с докладами, участвует в семинарах, читает выездные лекции. Он не признает заочных выступлений через голограммы, только личное присутствие и живое слово докладчика. Хенрик Ольсен — прекрасный оратор, помешанный учёный и превосходный организатор. Он легко заводит полезные знакомства и действует оперативно, если речь идет о подготовке какого-нибудь важного мероприятия. В остальных случаях этот рослый, широкоплечий, рыжий детина абсолютно бесполезен. Ольсен не умеет планировать, он не способен распределять свои обязанности, а ещё он ужасно забывчив. Увы, львиную долю его работы приходилось выполнять мне. Я отправился в Париж именно с Ольсеном потому, что он имел неименной пропуск в Публичный архив и согласился одолжить его, а значит, мне не нужно было тратить время на оформление документов.

— Ехать обязательно? — Стейси едва-едва поспевала за мной на каблуках. Через пятнадцать минут Хенрик, девушка и я должны были сесть на аэросостав до Парижа. Два часа, и мы на месте. Длинные ноги унесли Ольсена далеко вперёд. Похоже, он решил заглянуть в буфет и заказать что-нибудь пожевать. Стейси и я остались на перроне, на котором уже толпился народ. Многие парни жадными глазами провожали мою спутницу. Высокая, прекрасно сложенная, с блестящими белокурыми волосами и ангельским лицом, она неизменно привлекала внимание. Разумеется, Стейси настолько красива, что на неё пялятся даже дроиды. — Можно ведь заказать нужные файлы или поработать с электронными версиями.

— Эти файлы нельзя запросить. Необходим код доступа и личное присутствие, — я был одет в штатское: брюки без стрелок, тёмно-серая рубашка безо всяких нашивок, никаких знаков отличия гвардейца. Удобно, если бы не Стейси, я бы легко слился с толпой, укрылся в её тени. Это, знаете ли, по мне. Терпеть не могу быть на виду.

— А ехать не опасно? Те, кто убил профессора, могут следить за нами.

— Потому-то тебе и стоит остаться здесь. Я уже говорил: твои волосы заметны издалека, — бурчал я. Скверное настроение было вызвано бессонницей и жарой. Раннее утро, а солнце уже припекало.

— Звучит, как комплимент, — ухмыльнулась девушка. — Я не могу не поехать. Я обещала Жене, что просмотрю файлы. Она рассчитывает на меня. — добавила она уже серьёзно.

Как я уже понял, спорить с обеими барышнями бесполезно, всё равно своего добьются. Разумеется, за нами могли наблюдать.

«Кто знает, может быть Гильдия не хочет, чтобы мы раскрыли секрет Никифорова? Особенно если он связан с убийствами». Да, мы рисковали, как, впрочем, и всегда. Только теперь в нашу с Хавьером команду риска записались Эжени и Стейси — две бедовые девицы.

— Ладно, прорвёмся. Держись поближе ко мне и не зевай.

— Я никогда не зеваю, — невозмутимо ответила она. Её подруга отмочила бы что-нибудь колкое, но Стейси общалась со всеми ровно, как со старыми друзьями, и, казалось, никогда не выходила из себя. Её терпение поражало меня.

— Как там Эжени? — вроде бы, невинный вопрос.

— А почему у неё самой не спросишь?

— Не хочу досаждать. Я ведь едва знаком с ней.

Девушка окинула меня оценивающим взглядом. Стейси смотрела иначе, чем подруга, в её глазах не было ни тени самодовольства, только осторожность.

— Неважно, — наконец, выдала девушка. Что же, похоже, я прошел проверку. — Тяжело переживает. Она безумно любит дядю, любит его больше всех на свете. Он, а не я, был её лучшим другом. Уж не знаю, что бы Женя делала без него… И теперь, когда она должна отвезти его прах в Москву… Страшно представить, что она чувствует! К счастью, все мои родственники живы, а Эжени потеряла самого близкого… Да ещё и отец примется её пилить, стоит только вернуться домой. Она вряд ли станет плакать или причитать, она не позволит себя утешить, будет кричать, ругаться, ворчать на меня, но не покажет истинных чувств.

«Так и знал, Эжени — непростая штучка. Подумать только! Сильный дух в хрупком теле. Может быть, поэтому он так озлоблен? Уж я-то знаю, что это такое: потерять любимого человека. Уж я-то знаю… Но вряд ли Эжени захочет слушать мои увещевания. Она решила отомстить за дядю. И винить её за это не стоит».

* * *

Мы приобрели билеты в вагон второго класса. Он более всего подходит для поездок на короткие расстояния. Там нет спальных мест, только откидывающиеся кресла и складные столики. Каждые четыре сидения отделены друг от друга стенками, на которых закреплены экраны компов. В любой момент можно вызвать дроида, заказать еду и напитки. Аэросоставы движутся на огромной скорости, но никогда не набирают большую высоту. Часть пути они даже преодолевают на воздушной подушке (если нужно пересечь полосу воды) или, грохоча, катятся по монорельсу. Большинство пассажиров вышло в Берлине, поэтому оставшийся час мы ехали в полупустом вагоне. В соседнем купе две молодые женщины лакомились круассанами и сплетничали. Сын одной из них, мальчик лет трёх, дремал, положив ножки на колени матери. Хенрик Ольсен крепко спал. Стейси делала наброски, положив лист синтетической бумаги на колено. Я никак не мог оторваться от романа «Дочь Монтесумы»^[7] и в тот миг был готов убить любого, кто попытался бы меня отвлечь.

В вагоне, на моё счастье, было прохладно, система охлаждения работала на полную мощность, жалюзи были опущены. Всё равно смотреть не на что. Аэросостав нёсся так быстро, что все объекты за окном слились в сплошное бело-голубое пятно. Мимо проехал дроид с огромным подносом, нагруженным стаканами чая/кофе/сока/ лимонада и пачками печенья.

— Может, ты голодна? — я поднял глаза на Стейси. Она покачала головой и протянула лист бумаги. Мой портрет. Прежде никто не рисовал меня, а тут… Получилось очень натурально, да-да, не отличишь от оригинала: вихры волос, изгиб бровей, овал лица, складки на рубашке, потрепанные уголки книжной обложки.

— Ух ты! Очень-очень красиво! Ты здорово рисуешь!

Стейси вытащила из-под бока синюю дамскую сумку, на пару тонов темнее её блузки, убрала туда чистые листы и механический карандаш-стилус. Она выглядела расслабленной и очень довольной.

— Спасибо! На самом деле до совершенства ещё далеко, это становится ясно, как день, стоит только взглянуть на мои картины, выполненные в цвете. Вот чёрно-белые — другое дело, мне легко даётся игра света и тени, — начала увлечённо рассказывать она, и я даже отложил книгу. В других случаях из Стейси и слова не вытянешь, а тут она трещала без умолку. — Я сама выучилась, тренировалась много лет. Рисовала каждый день, если выходило плохо, начинала снова. У меня никогда не было учителей, я не ходила в художественную школу, не брала частные уроки. Всё сама да сама.

— Почему? — полюбопытствовал я. У родителей Стейси было много денег. Странно, что они такую малость, как обучение рисованию, не могли сделать для единственной дочурки.

— Отец и мать не хотели, чтобы я рисовала, впрочем, они и моё желание стать психиатром проигнорировали. А мы с Женей давным-давно решили, что она будет лечить тела, а я — души. Но у родителей были на нас другие планы, — вздохнула девушка. — В детстве я часто болела, приходилось постоянно сидеть дома. Отец и мать пропадали на работе, порой я не видела их неделями. Я была заперта в четырёх стенах, прикована к постели, всегда была одна, не считая десятка роботов. Думала: сойду с ума от скуки. Чтобы этого не случилось, начала рисовать. Надеялась, если это осилю, со всем остальным справиться не составит труда.

Она говорила, я слушал, не перебивая, не задавал вопросов, даже не пытался успокоить. Что-то подсказывало мне: эта девушка не нуждается в утешении. Внезапно Стейси стушевалась и умолкла.

— Похоже, психиатром нужно стать тебе. Кому угодно развяжешь язык, — усмехнулась она.

— Я ничего не сделал, — пожал плечами я.

О да! Ко мне частенько приставали с задушевными разговорами: коллеги, сослуживцы, ученики, их родители, приятели и их подружки. Они жаловались, рассказывали о проблемах и неудачах, либо болтали о всяких глупостях, о бредовых идеях, то и дело приходивших в их головы. Все они требовали от меня заботы, участия и внимания. Порой они жестоко испытывали моё терпение. Хавс утверждал, что я разбогател бы за пару лет, если бы стал требовать плату за свои «сеансы». Разумеется, он посмеивался, а вот мне было не до шуток. Чужие проблемы и фобии забивали мою и без того захламлённую голову и вызывали ужасную боль. Любопытно, но, когда я сам пытался поделиться проблемами, все они, мои «пациенты», тут же делали ноги.

— Что-то в тебе вызывает доверие. Знаешь, у тебя интересное лицо, такое спокойное. Никаких эмоций. Трудно даже представить, о чём ты можешь думать. Необычное лицо! Непросто тебя рисовать.

— Наверное, поэтому очереди из художников и не выстраиваются у моего порога.

— И глаза у тебя необычные, — она подалась вперед и посмотрела на меня, как бы это сказать, с восторгом художника-портретиста. А меня это смутило. — Странный цвет. И не серый, и не голубой, нечто среднее. Какой-то серебристый… А посмотришь под другим углом, покажется светло-сиреневым. В жизни таких глаз не видела.

Ха! У меня глаза отца. И мать говорила, что они у нас цвета лунной пыли или дождя. Регина же считала, что таких глаз у человека быть не может, и постоянно подтрунивала надо мной, называла пришельцем. Стейси похожа на Регину, те же белокурые волосы, только не распущенные, а заплетённые в сложные косы, начинающиеся у висков. Те же правильные черты лица, только глаза голубые, а не карие, и на губах нет ухмылки. Улыбка у неё добрая, ласковая.

— У Хавьера глаза интереснее. И пользы от них больше.

Стейси вдруг помрачнела.

— Хавьер ни минуты не может просидеть спокойно. Постоянно болтает, не заткнуть. Я не могу работать в таких условиях! Я люблю тишину, а излишняя суета меня раздражает. И да, уж слишком твой друг самодоволен.

— То есть?

— Слишком многого хочет. Слишком высокого о себе мнения. А других людей и в грош не ставит. Ты уж не обижайся, говорю, как есть.

И она была права! Даже у меня порой руки чесались от желания хорошенько треснуть Хавьера и выбить из него дурь. А вся беда заключалась в его мерзкой философии потребления. Мол, живу, как хочу, мир создан для моего удовольствия. И получу я всё, что пожелаю, стоит только руку протянуть. И все девушки мира готовы глаза друг другу выцарапать и волосы вырвать за ночь со мной. А если ты не одна из них, значит у тебя с головой не в порядке. Я понял, почему Хавьер не кичился «победой» над Стейси. Не было никакой «победы». Ему не удалось задобрить и умаслить эту девушку.

— На самом деле он славный парень и хороший друг, но с ним нужно вести себя строго. Хавьер понимает и уважает, увы, только силу.

— Угу…

«Эх, Хавьер-Хавьер! Как меня поучать, так он мастер, а сам толком не умеет общаться с девушками. Каким же он будет идиотом, если упустит Стейси!»

Хенрик Ольсен захрапел. Спал, похоже, как убитый, ничто его не брало.

— Слушай, Стейси, — я подался вперёд, — мне неловко спрашивать твою подругу о её дяде, но без информации не обойтись. Ты ведь хорошо знала профессора Никифорова?

— Да, мы с Женей вместе росли. Мы дружим ровно столько, сколько я себя помню. Пётр Викторович заботился о нас, по-своему. Хотя… скорее он был нашим другом, нежели родителем. И вот его нет… До сих пор не могу поверить, что его нет… Так о чём ты хочешь спросить?

— Ты ведь прекрасно понимаешь, и Эжени, думаю, тоже, что Гильдия далеко не просто так заинтересовалась профессором. Твоя подруга говорила: доктор Никифоров никогда не рассказывал вам, над чем он работал. Всё так и было?

Стейси наморщила лоб. Она не рассердилась на меня за подозрения, лишь силилась вспомнить и дать точный ответ.

— Всё верно. Правда, он рассказывал о своей любимой программе реабилитации. Вот о ней-то он мог говорить часами, он посвятил ей жизнь. Работа началась ещё в ту пору, когда он только-только начал практиковать, а окончательно реализована она была всего-то восемь лет назад. Но над чем он работал в последние месяцы… Нет, он не говорил. Знаешь… мы стали реже видеться. Учёба, работа. Мы не проводили с ним столько времени, сколько раньше. И теперь Женя винит себя за это. Последний год профессор провел в разъездах, выступал на конференциях, читал лекции.

— Так значит, он ни о чём не рассказывал… Скверно, как всегда. Вот бы узнать, почему отец Эжени был уверен, что профессор впутался в пренеприятную историю…

— Не факт, что у него были на то основания. Василий Андреевич постоянно подозревал профессора, придумывал, в чём ещё его можно обвинить. Они часто ссорились. Не спрашивай, в чём причина. Они никогда не ладили, а когда родители Жени расстались, отношения между Логиновыми и Никифоровыми окончательно испортились.

«Эх, тухлятина! Семейные дрязги! Не то всё это, не то. Вряд ли Стейси сказала неправду. Зачем ей лгать? Она понимала, что я лишь хотел разобраться в случившемся, узнать, во что ввязался профессор, нащупать конец нити, связывавшей убийства. Я не собирался порочить доброе имя доктора, ведь она понимала это? Должна была понимать», — размышлял я.

— Ладно, оставим эту тему. К сожалению, пока у нас нет ни одной зацепки, Стейси. Одна надежда на архивные фонды.

* * *

Париж — город наук и искусств. Там находятся крупнейший и самый престижный университет в ЕАК — Сорбонна, ведущий научно-исследовательский институт, архив, театральная академия, Опера, с десяток художественных галерей и венец всего этого великолепия — Лувр — огромный музейный комплекс, занимающий целый городской сектор. Я обошел этот музей «от» и «до», но, увы, с помощью сетевой видео экскурсии, а не лично. Для заказа персональной высокоточной голограммы, через которую можно осуществить «очное» путешествие в Лувр, требуется целый мешок марок. Я же не мог тратить деньги на всякие глупости, ведь бабуля постоянно нуждалась в дорогих лекарствах, а маминой зарплаты едва хватало на самое необходимое. Эх! Билет в Лувр, который действует в течение десяти суток, тоже стоит недёшево. Жаль, конечно, но потратить кучу денег на поход в музей я не мог. Часть заработной платы должна была уйти на ремонт родительского компа, часть — на усовершенствование электрокара, ведь если не заменить в тачке систему охлаждения, однажды я превращусь в жаркое. Поэтому я выступил на конференции, получил от Ольсена пропуск и потащился в архив.

Публичный архив поистине огромен! Десятки этажей, сотни читальных залов, где каждое рабочее место оборудовано мощным компом. Туда-сюда снуют дроиды-помощники, принимают заявления и требования — документы, в которых указано, какие дела ты хочешь заказать, разносят папки. При необходимости можно связаться с хранителем каждого фонда и запросить дополнительную информацию.

Мне принесли двадцать дел, относящихся к фонду Р.59, каждое из которых состояло из двухсот листов, и я принялся за работу.

Итак, фонд Р.59 «Программа Земля-Атлантида». Хм-хм… Я зарылся в бумаги. Программа «Земля-Атлантида» — научно-исследовательский проект, посвящённый поискам причины глобальных катаклизмов, едва не уничтоживших наш мир. Исследования начались тридцать лет назад группой ученых из Сорбонны, Московского, Берлинского и Пекинского университетов, которые, в свою очередь, сотрудничали с коллегами из Американских штатов. Работа длилась целых десять лет, а потом программу внезапно закрыли. Бац! Годы долгой и кропотливой работы ушли в никуда. Хм… Любопытно… Однако как это связано с убийствами? Я обратился к списку погибших, высланному Каролиной. Ни одного совпадения. Да и все убитые куда моложе этих ученых. Пробить бы каждого из них по базе, но есть ли смысл?

Я обратил внимание на общий лист фонда, в котором читатели делали отметки о том, какие дела были просмотрены и какие страницы отсканированы. Желающих изучить документы злосчастной программы оказалось немного, но… но среди них был профессор Никифоров! Он читал их последним. Так-так-так! Я подтянул к себе дела, с которыми работал доктор, и принялся разворачивать гигантские, как простыни, листы синтетической бумаги. Вскоре они покрыли три стола и пять стульев.

Так-так-так. Что же искал здесь Никифоров? Лист 5: фотографии участников программы. Ах, да ну их! Листы 14–48: личные дела участников. Проклятье, я точно чокнусь! Ну их! Листы 59–80: сметы расходов, инвентарные книги. Глупость какая-то!

Следующее дело. Листы 30-199: отчёты экспедиций, в том числе глубоководных, какие-то расчёты, формулы, от которых голова готова пойти кругом. Данные о температуре воды, о состоянии почвы, об атмосферном давлении, какие-то графики.

Нет, за один день с этим разобраться не получится. И я ни черта в этом не смыслил, ни черта…

Прошёл час, потом ещё полтора, Стейси, которой доступ к фонду по моему поручительству должны были предоставить только на следующий день, завалила меня сообщениями, пестрившими вопросительными знаками и грустными рожицами. А я продолжал листать страницы, читал отчёты и никак не мог оторваться. От обилия информации голова трещала по швам, листы синтетической бумаги мерцали, из-за этого болели и слезились глаза. Но я продолжал читать, слишком уж было интересно. «Теория катастроф», объект «Луна-11», инопланетное вмешательство, операция… стоп, что? Какое-то нечитаемое название! Ничего не понятно!

— Молодой человек! — меня окликнула пожилая женщина в чёрно-синей форме сотрудницы архива, сухопарая, седая и очень строгая на вид. Похоже, она была не в восторге от устроенного беспорядка.

— Извините… Я мигом всё уберу, — я уже поднялся на ноги, но она только головой покачала.

— Интересуетесь «Атлантидой», молодой человек? А знаете ли вы, что фонд Р.59 неполный? Не знаете? Видите ли, фонд включает в себя двадцать дел, хотя за годы разноплановых исследований были подготовлены десятки полных отчётов и сотни заметок. Кроме того, существовали и мемуары участников программы. Но эти файлы вы не найдёте ни в одном архиве Конфедерации. Утеряны. Советую обратиться к работе «Легенда об Атлантиде» Алины Леру. В библиотеке нашего архива сохранился один экземпляр. Автор была участницей программы, поэтому в книге вы обнаружите совершенно уникальные данные.

— Благодарю вас за консультацию! — хм, Алина Леру. Алина Леру. Фотографии участников программы. Алина Леру. Девушка в длинном белом халате с папкой под мышкой. Одно нажатие, и мне открыли доступ к её профилю. Ассистент. Участница программы «Земля-Атлантида». И никаких подробностей. Просто блеск!

— Можете оставить бумаги, я сама их соберу, — пообещала сотрудница архива, заметив, что я начал лихорадочно перебирать листы.

— О, большое спасибо! — надо же! Какая славная женщина!

* * *

— Ты уверен, что нам пригодится эта книга? По мне, так она никакого отношения к делу не имеет. — Стейси и я коротали ожидание у стойки дроида-администратора. Он передал данные в библиотеку, и приблизительно через пятнадцать минут нам должны были доставить книгу. Чтобы этого добиться, мне пришлось поцапаться с хранителем библиотечного фонда, которая заявила, что ни за что не выдаст единственную в своём роде книгу на руки, и прибегнуть к запрещённому приёму. Перед отъездом Каролина вручила мне следственное поручение, согласно которому, все организации и должностные лица должны были содействовать в расследовании преступления. Детектив Фишер наказала, чтобы я использовал его лишь в крайнем случае, ведь я не должен был привлекать излишнее внимание. Мне следовало представляться исследователем, а не сыщиком. Но хранитель фонда вывела меня из терпения.

— Профессор работал с материалами фонда Р.59 за четыре месяца до смерти, а потом пустил по этому следу Эжени. Неспроста это. Неспроста, Стейси! Программа «Земля-Атлантида» какая-то тёмная, подозрительная. Сама подумай, куда подевалась большая часть документов?

— Сказали: они утеряны. Или… думаешь: их уничтожили? Думаешь, учёные нашли что-то такое… — ахнула Стейси и побледнела.

— Да, именно так я и думаю. Они обнаружили что-то из ряда вон выходящее. Это никому не понравилось, поэтому программу и закрыли. А потом за дело взялся профессор Никифоров, и вот теперь он мёртв. Нет, мы должны во всём разобраться!

Научный труд Алины Леру «Легенда об Атлантиде» прекрасно сохранился. Он был издан минимальным тиражом (в 300 экземпляров) двадцать лет назад. Книга вышла ещё до того, как программа была закрыта, но, похоже, так и не дошла до широкого читателя. По крайней мере, в Сеть электронную версию «Легенды» загружать не стали. Стейси и я нашли место в дальнем конце зала, у стены, склонились над стопкой синтетических листов и заговорщически зашептали.

— Гляди, профессор тоже работал с этой книгой, — девушка ткнула в фамилию доктора, вписанную в строку таблицы на «Листке читателя».

— Неспроста всё это, неспроста… — повторял я, как заведённый, листая страницы. — Так, страница 23. «Глава 1. Теория катастроф. Согласно данной теории, череда глобальных катаклизмов второй половины XXI века была вызвана естественными процессами. В первую очередь изменением климата, которое привело к таянию ледников на полюсах планеты и к повышению уровня воды в океане до критического, что вызвало цунами, а также ускорило процесс смещения литосферных плит…» Мда…. Именно опровержение теории катастроф стало целью программы «Земля-Атлантида». Короче говоря, учёные пытались доказать, что Потоп и другие катаклизмы произошли совсем не потому, что планета взбесилась, а по какой-то другой причине.

— Насколько я знаю, теория катастроф считается общепризнанной. Значит, они не сумели доказать свою правоту. Но если их теория так теорией и осталась, зачем скрывать ото всех её результаты?

Хороший вопрос! Возможно, их скрывают потому, что они правдивы. И это может повергнуть людей в шок, разрушить давным-давно укоренившееся представление о мире. Честно говоря, я никогда не задумывался о том, что могло довести Землю до глобальной катастрофы, до Потопа, и поставить человеческий род на грань вымирания. Потоп был давно, подчёркиваю, очень давно. Так какая теперь разница? Боюсь, что в наши дни, спустя почти тысячу лет с момента катастрофы, мало кто размышляет об этом. Разве что учёные… Может, и зря. Что если это повторится снова?

— «Страница 77. Глава 3. Теории Судного дня, — голос Стейси вывел меня из оцепенения. — Помимо теории катастроф, существуют и иные версии „конца света“, в том числе техногенная катастрофа и инопланетное вмешательство».

— Инопланетное вмешательство? Неужели речь идет об илионийцах?

— Похоже на то. Здесь указано, что эта версия самая новая. Немудрено, в последние сорок лет отношения с илионийцами у нас не ладятся, вот и выдумывают всякое…

Лет так сто двадцать назад стало доподлинно известно, что люди — не единственные разумные существа во Вселенной. По предварительным подсчётам существует около десяти высокоразвитых форм жизни, но ближе всех к нам находятся именно илионийцы — обитатели планеты Илион^[8], названной людьми в честь воспетого Гомером города, и пяти её спутников. Вопреки представлениям о пришельцах, илионийцы, как гласит история, оказались весьма дружелюбными и вовсе не горели желанием захватить Землю, сожрать нас с потрохами или ставить на людях жуткие эксперименты. Эти пришельцы, как бы выразиться поточнее, утонченные, что ли… Интеллигентные. По многим показателям уровень их развития превосходит человеческий, но в чём-то они серьезно нам уступают. Ещё полвека назад они были нашими друзьями, союзниками и торговыми партнёрами, и люди позаимствовали у них ряд полезных разработок, например модели двигателей для космических кораблей, позволяющих перемещаться быстрее света. Благодаря этому люди и илионийцы смогли постоянно контактировать и обмениваться опытом. А потом… потом что-то пошло не так. Мир, дружба и жвачка одновременно закончились. До войны, к счастью, не дошло, но контакты с Илионом были полностью прерваны, совместные проекты заморожены, пришельцы, работавшие на Земле по обмену, а также сотрудники дипломатической миссии были депортированы. И, похоже, теперь людям выгодно вешать на бывших друзей всех собак. Мол, это коварные пришельцы пытались сжить человечество со свету и захватить нашу планету. Очень и очень похоже на чушь, или… Или люди узнали страшную правду и поэтому отказались от всех контактов с илионийцами?

— «Страница 156. Глава 5. Объект „Луна-11“, — Стейси продолжала сверяться с пометками профессора в „Листке читателя“. Пока я размышлял, она не тратила время попусту и читала. — „Луна-11“ — секретная военная база, построенная под поверхностью Луны. Ля-ля-ля, пропускаю… База отсутствовала в регистрах и иных официальных документах. Была обнаружена случайно в ходе геологических (или как у них это называется?) работ на Луне и, как вскоре выяснилось, представляла собой гигантский военный полигон. Ля-ля-ля… Короче говоря, учёные предположили, что этот военный объект стал базой для проведения некоего эксперимента».

— И неужели именно он, по мнению автора, привёл к Потопу? — недоумевал я.

— Похоже на то. За десять лет участники программы нашли четыре похожих объекта в разных уголках Земли и один за её пределами, причём, в случае с «Луной-11» им крупно повезло. На этой базе осталось кое-какое древнее оборудование. Вывод такой: похоже, люди экспериментировали, экспериментировали и доигрались.

— Но что могло вызвать Потоп? Какое-то оружие? Ты только подумай, Стейси! Каким же оно было мощным! И если это так, если оно действительно существовало, то любой пожелал бы им обладать! — зашептал я, совершенно потрясенный нашим открытием.

— Это всего лишь одна из теорий, Алекс. Одна из многих, — отрезвила меня Стейси. — Никто уже не сможет сказать точно, что тогда произошло. Возможно, учёные ошиблись. Вот только не могу понять, хоть убей, не могу, зачем эти сведения понадобились доктору Никифорову?

— С этим вопросом придётся разобраться завтра. Время вышло. Архив закроется через 10 минут, — тяжело вздохнув, сообщил я и захлопнул «Легенду об Атлантиде».

— Значит, двинемся в Лувр! Да-да, я заказала два билета. Музей работает круглосуточно, до следующего утра у нас уйма времени!

Я не знал, какими словами выразить благодарность, и даже начал заикаться от счастья. Посетить Лувр! Я и мечтать об этом не смел! Билет ведь такой дорогой… Но только не для Стейси, для неё он ничего не стоил. Лицо девушки светилось ангельской добротой, и я совершенно растаял. Кроме того, она заявила, что непременно обидится, если я начну предлагать деньги. Билет в музей. Какой пустяк!

— В таком случае, я просто обязан накормить тебя ужином, — заявил я, и, она, не желая тревожить мою гордость, согласилась.

* * *

Была б моя воля, я бы остался в Лувре навсегда, я бы вечно бродил по тем коридорам, ведь не хватит и сотни лет, не хватит человеческой жизни, чтобы изучить каждый экспонат. Стейси застряла в отделе живописи и не сводила восторженного взгляда со старинных полотен. Там я и оставил девушку, не желая прерывать сладкий миг созерцания. Меня же заинтересовали египетские мумии из отдела древностей. Они заставили вспомнить всё, что я почерпнул из таких книг, как «Уарда»^[9] и «Фараон»^[10]. Высохшие трупы древних правителей были восхитительны! Их сохранилось всего несколько штук, жалкие остатки некогда обширной коллекции, и берегли их, как зеницу ока. Уж не знаю, как их удалось спасти во время Потопа, но теперь мумий держали в специальных капсулах. И неспроста! Если не создать специальные условия, не поддерживать особый микроклимат, они тут же обратятся в прах. Впрочем, как и многие другие экспонаты Лувра. Осколки иной, давно исчезнувшей цивилизации. Цивилизации, которая, о ужас, вполне возможно, исчезла по вине самого человека.

* * *

Спустя два дня я отправился в Новый Лондон. Офицер Фрост подсуетился и раздобыл для меня пропуск в военный городок.

«Хо-хо! Старик Ричи так спешил потому, что Каролина попросила. А он ни в чём не может ей отказать», — зубоскалил Хавьер. Он считает, что Ричард Фрост и Каролина Фишер — любовники, и это было похоже на правду, пусть их разница в возрасте составляет десять лет. Офицер Фрост души в Каролине не чает, а она умело этим пользуется. Пользуется, но не более. Хавс просто-напросто ревновал. Как я уже говорил, на друга порой находила блажь, и он думал, что все женщины мира должны принадлежать ему. Тогда он выходил на «охоту» и действовал с таким упорством, что многие девушки начинали гневаться. Если же я говорил Хавьеру, что он поступает неправильно, что нельзя так донимать девчонок, у них ведь есть свои вкусы и пристрастия, он злился и винил во всём Регину, эту независимую особу с острым, как бритва, язычком. Мол, Регина меня испортила, вбила в голову всякие глупости о женской независимости. Его выпады вызывали, разве что улыбку. Ха! Ничего он не понял. И зря обвинял её во всех грехах. Регина умная, это факт, и для своих лет она слишком хорошо разбирается в людях. Может быть, поэтому она ушла.

Стейси осталась в Париже и продолжила работать с материалами фонда. Я не волновался за неё, ведь в ближайшее время должны были приехать Хавьер и Эжени.

Расстояние от Парижа до Нового Лондона можно преодолеть в аэросоставе приблизительно за час. Почему приблизительно? Лондонская агломерация, полностьюпостроенная на плавучей платформе, медленно, но всё же дрейфует в открытом океане. В самом северном городе ЕАК холоднее, чем в других местах Конфедерации, и очень-очень часто идёт дождь. Наверное, странно и жутко жить на огромном, постоянно перемещающемся куске металла, жить в страхе рано или поздно пойти ко дну, как Атлантида.

Атлантида…

Новый Лондон не произвёл на меня приятного впечатления. Суровый, недружелюбный город. Жилые башни возвышается над поверхностью платформы не более чем на шестьдесят этажей, повсюду бродят мрачные, сердитые вояки, которые останавливают на каждом шагу, по десять раз к ряду проверяют пропуск и сканируют ID-чип. Стоит только свернуть с дороги, и ты уже заплутал среди совершенно одинаковых на первый взгляд ангаров для кораблей военно-космического флота. Навигатор помог найти самую короткую дорогу к учебным корпусам военной академии, в которой учились не просто лучшие, а лучшие из лучших, и в которой, явно, забавы ради преподавал командор Гектор Бофорт. Уж не знаю, зачем человеку, ещё молодому, но достигшему высокого звания, возиться с подростками. Обычно военные консультанты поучают первых лиц государства, а никак не курсантов. Я проделал длинный путь по плацу к административному корпусу академии и краем глаза наблюдал за обучающимися там молодыми людьми. Они маршировали под противным мелким, как протонные снаряды, дождём. Вот же бедолаги! Обучение в академии даёт блестящие перспективы. Да-да, успешная карьера ребятам обеспечена (они станут пилотами космических кораблей и десантниками, им рано или поздно присвоят высокие военные звания), но взамен они отдадут этому мрачному местечку лучшие годы жизни. Только учёба, никаких развлечений, никаких отпусков в течение шести лет и строжайшая дисциплина.

У Гектора Бофорта, который, ко всему прочему, ещё и оказался проректором учебного заведения, имелся собственный рабочий кабинет, причём довольно просторный, но заставленный до отказа стеллажами и книжными шкафами. Похоже, Бофорт занимался исключительно бумажной работой, и папок с синтетическими документами здесь было в несколько раз больше, чем во всём полицейском участке Зелёного района. Каждая стопка, лежавшая на столе или громоздившаяся на полке стеллажа, была заботливо переплетена застёжками-замками с функцией идентификации личности. Ясное дело, секретные файлы, абы кто их не прочтёт. Дроид-секретарь с сине-зелёным корпусом и зловещей кроваво-красной голограммой вместо головы, подключившись к компу, считывал какую-то информацию, жужжал вовсю и этим чертовски нервировал. А может, сама зловещая атмосфера беспокоила меня. Комната, ни дать, ни взять, бункер без окон, и хозяин её человек — особенный. А я должен был убедить его помочь каким-то мелким сошкам. «Разумеется, он откажет. Откажет…»

Не успел я толком собраться с мыслями, как дверные створки разъехались в стороны, и в кабинет ворвался его хозяин, высокий, как башня, и могучий, как… ну не знаю, как какой-нибудь древний герой: Геракл, Ахилл, Аякс. Командор Бофорт носил высокие сапоги и тёмно-зелёную военную форму: штаны и косоворотку безо всяких нашивок и знаков отличия, только чёрные генеральские перчатки подчеркивали его статус. Он не снял их даже в помещении.

Его лицо. Странное. Вот бы Стейси его увидела! Её, похоже, завораживают необычные лица. И я, признаться, не мог отвести от него глаз. Лицо обветренное, в красных прожилках, отталкивающее, усталое и… всё же привлекательное. Правый уголок рта был опущен вниз, и эта черта превращала лицо командора в гримасу, тонкий, длинный нос, глубокая морщина между бровей. А глаза… ярко-синие, как васильки, и такие яркие, что невольно приходила на ум мысль о синтетике. Но зрачки не мигали, нет, значит, настоящие. Холодные, злые глаза.

Какая-то неведомая сила заставила меня подняться с софы, встать по стойке «смирно» и прижать пальцы к виску. Он ответил тем же. На лице не отразилось ни одной эмоции. Не лицо, а маска. Наверное, сам чёрт не знает, чего ждать от этого Бофорта.

— Александр Орелли, верно? — голос был не менее пугающим, чем лицо. Ни грамма теплоты, одно презрение. Командор устроился в кресле-трансформере и принял расслабленную позу: ноги вытянуты, голова откинута на спинку, на лице — подобие улыбки, пугавшее ещё сильнее, чем суровое выражение. Я остался стоять. Я уже давно так не нервничал, я ещё никогда не забывал, что должен сказать, а в тот раз голова полностью опустела. Хотелось исчезнуть, испариться, спрятаться от его жутких глаз, прожигавших насквозь. Да-да, я ждал, когда задымиться одежда и зашипит мясо.

— Если думаешь, что я буду ждать трое суток, пока ты пересилишь себя и откроешь, наконец, рот, то очень ошибаешься. У меня нет на тебя и пяти минут, парень. Либо излагай, что тебе надо, только покороче, либо убирайся отсюда. Валяй. Я жду.

Уфф! Он и без того знал, зачем я приехал. Командор просто решил поиздеваться. Нет, не в школе его место, а в Отделе дознания Службы безопасности, шпионов да террористов допрашивать. Не нужны никакие пытки, этот Бофорт замучает одним взглядом.

— Сэр, я принимаю участие в расследовании серии убийств, произошедших в разных городах Конфедерации. Погибло десять человек, и среди них доктор Питер Никифоров, — никаких эмоций не отразилось на лице командора Бофорта. Он продолжил взирать на меня пустыми глазами. — Судя по всему, за убийствами стоит Гильдия. Не буду углубляться в подробности и тянуть время, офицер Фрост выслал вам необходимые документы. Видите ли, доктор Никифоров отправил сообщение племяннице, и случилось это за несколько дней до его гибели. Профессор указал ряд архивных фондов, с которыми он, как мы выяснили, работал в последние месяцы. Он искал какую-то важную информацию и, возможно, из-за неё его убили. Три фонда из списка Никифорова засекречены. Мы бы хотели…

— Я не открою вам доступ к государственной тайне. Исключено. Даже надеяться на это было глупо. Как я понимаю, у тебя всё? Можешь быть свободен.

Вот, значит, как! Никаких церемоний! Даже не потрудился толком выслушать, а просто выставил. Плевал этот Бофорт на убитого профессора, на доктора, который его вылечил, кто знает, может, по частям собрал. И, похоже, командора неплохо «отремонтировали», превратили в киборга, не иначе!

— Сэр… если бы вы согласились открыть доступ к засекреченным файлам хотя бы офицеру Фросту, как руководителю…

Бофорта, явно, удивили мои возражения. О да! Он-то думал: я кинусь бежать со всех ног, желая оказаться как можно дальше от него. Что же… в какой-то степени он угадал.

— Исключено.

— Но ведь профессору Никифорову вы позволили ознакомиться с документами, разве нет?

Я бил вслепую, ведь кто знает, может доктор так и не добрался до этих чёртовых файлов. Командор прищурился.

— С чего ты взял, парень? — рыкнул он.

Что же… отступать было поздно.

— Питер Никифоров был вашим доктором, неужели вы бы отказали в помощи человеку, который…?

— Доктору, который сумел сделать из куска подгоревшего мяса некое подобие человека? Ха! Может, кусок мяса не желал возвращаться в исходное состояние, а? — Бофорт улыбнулся. Или оскалился? Вот дьявол! Наверное, так улыбаются акулы или тигры. Жуть! А главное, никак не понять, серьёзно ли он… — Нет, малец, доступ к файлам Никифоров не получил, но, как видишь, это его не спасло, он мёртв. Он доигрался, парень.

— Значит, дело не в файлах, — я даже обрадовался, ведь ни с того, ни с сего командор пошёл на контакт.

— Не в файлах дело. И в то же время они всему виной. Вижу, ты ничего не понимаешь, Алекс Орелли? Его убили за то, что он вздумал копать под своих заказчиков.

— Заказчиков?

— Ты не отличаешься сообразительностью, сыщик, — усмехнулся Бофорт. — От кого, по-твоему, убегал профессор, а?

— От членов Гильдии.

— В точку, парень! В точку! Да, Никифоров работал на Гильдию. И довольно долго. Уж не знаю, каковы были его мотивы, но однозначно он сотрудничал с ней. А когда захотел освободиться, узнал, что заказчики никогда его не отпустят, не отпустят живым. Никифорова мучила совесть, вот он и попытался выяснить, ради чего его использовали. Я не мог предоставить ему доступ к секретным файлам. Открыть их Никифорову, означало допустить к государственной тайне членов Гильдии. О да, они следили за ним, а он понял это слишком поздно. Они знали, что профессор попытается докопаться до правды, и решили с его помощью добраться до секретных документов. Понимаешь теперь, почему я отказал Никифорову? Правда, я пытался уговорить его остаться в Лондоне, а он просто-напросто сбежал.

«Итак, доктор действительно сотрудничал с отморозками из Гильдии, работал на них, помогал проворачивать грязные делишки. Скверно. И, похоже, именно я стану тем, кто расскажет Эжени постыдную правду о любимом дяде. Разумеется, она не поверит, а если и поверит, то, безусловно, будет искать оправдание его поступкам. Она и так подавлена, убита горем, а тут ещё и я со своей мерзкой правдой. Ну чего ему не жилось? Никифорову. Почему он связался с Гильдией? У него ведь было всё: любимая работа, деньги, признание. Чего ещё желать? Хм… А был ли у него выбор? Что если доктора принудили к сотрудничеству? Что если он искренне раскаивался и рисковал жизнью лишь ради того, чтобы обличить киллеров из Гильдии? Не знаю. Не знаю», — думал я с горечью.

— Если вы откроете доступ к секретным файлам для офицера Фроста, мы разберёмся…

— Нет, парень. Я этого не сделаю. Риск слишком велик. Я не могу допустить утечку информации. Вполне возможно, террористы следят и за вами.

Проклятье!

— Но, сэр, расследование…

— Насколько я знаю, на месте преступления знака Гильдии вы не обнаружили.

— Но вы же знаете, что это они! — и вот страх отступил, и я начал злиться. Он издевался надо мной! Издевался!

— У вас нет доказательств. А я не получал из Штаба соответствующее распоряжение.

— Доказательства и не будут обнаружены, если вы не поможете, не посодействуйте. Вы ведь сами можете изучить эти файлы из соображений безопасности. И рассказать нам.

— Будешь учить меня, парень? — Бофорт поднялся на ноги, быстро, я и пикнуть не успел, преодолел расстояние, разделявшее нас, и показалось, что сейчас он меня прикончит. Ещё ни у одного человека я не видел такого страшного взгляда.

— Нет, сэр. Ни в коем случае. Нам очень нужна ваша помощь, сэр, — потупился я. Нельзя было уйти ни с чем!

— Вот что я скажу тебе, парень, Никифоров и сам не знал, что ищет. Он выбрал неверный путь. Эти файлы, будь они неладны, не помогут вам найти ответы на все вопросы. Только запутают.

— Но о чём идет речь в этих документах? Может, о программе «Земля-Атлантида»? Или об объекте «Луна-11»? А может, об операции «Холодное утро»?

Командор отшатнулся от меня, как от ядовитой змеи. Впервые я увидел в глазах этого странного человека тень эмоций. То была не просто злость, а животная ярость, бешенство. Безо всяких церемоний он схватил меня за шиворот, оторвал от пола, как котёнка, вдарил свободной ладонью по панели, открывавшей дверь, и выбросил меня в коридор.

— Ты уже в дерьме, парень. Ты и твои друзья. В полном дерьме!

Глава 6

Я оттягивал момент встречи с Эжени, как мог. Одна только мысль о разговоре с девушкой, о том, как я расскажу ей правду о дяде, заставляла нервничать. И хотя Хавс и девчонки ждали меня в номере отеля, я битый час таскался по Парижу и пытался набраться смелости.

«Как же, как же я ей скажу? Любимый дядюшка — слабость Эжени. И если, если правда о нём, о его прошлом сломает её, если она расстроится… Да с чего бы мне переживать за неё? С этой девушкой я едва знаком. От неё одни неприятности. Она всего лишь мерзкая барышня, заноза в заднице… Почему её судьба, репутация её семьи меня волнует? Я всего лишь выполняю свою работу, всего лишь… Я ничем ей не обязан, ничем! Я не должен волноваться. У меня и без этого хватает неприятностей. Какой же я всё-таки идиот!»

Возможно, я злился из-за ужасной жары. Я обливался потом, даже сидя на скамейке под раскидистым деревом. Жара и пыль — явления, привычные с детства, и они, сколько себя помню, всегда отравляли мне жизнь. На пыль у меня страшная аллергия, время от времени я задыхаюсь от кашля и покрываюсь отвратительными красными пятнами. Жара же, особенно в последние пять месяцев года, которые отличаются высокими температурными показателями, денно и нощно, ежечасно превращает моё существование в сущий кошмар. Если в помещении ещё можно спастись, установив комфортный климатический режим, то на улице от пекла никуда не спрячешься. Головные боли, тошнота, резь в глазах становятся неизменными и очень преданными спутниками, стоит только предпринять длительную пешую прогулку. Досадное упущение Природы! Никто из родственников и знакомых не терпит подобных неудобств, которые, похоже, плохо повлияли на мой характер, сделали сварливым.

Возможно, я ещё не пришёл в себя после разговора с жутким командором Бофортом. Ух, ужас! Дело было даже не в том, что он меня выставил безо всяких церемоний, а в том, что он сказал. Признаюсь, его слова меня обеспокоили.

«Кто знает, может быть, мы действительно в опасности. И если расследование продолжится, исход его будет плачевным. Ах, к чёрту эти страдания! Деваться-то всё равно некуда. Но вот правда о прошлом профессора Никифорова… Не могу же я утаить её от Эжени? Нет, не могу. И почему именно мне приходится выступать в роли вестника плохих новостей? Такое ведь происходит уже не в первый раз».

Именно я рассказал матери о гибели отца. В тот день она забыла коммуникатор дома, и я увидел сообщение, когда вернулся из школы. Оно показалось совершенно бредовым, каким-то невозможным, нереальным. Я не хотел верить. Помню, мама вернулась домой в хорошем настроении, весёлая, улыбающаяся, а я… я не знал, как ей сказать. И в то же время торопился с этим, эгоистично желая, чтобы она меня утешила, успокоила, убедила в том, что сообщение — полная чушь, что папа жив. Я повторял строки сообщения снова и снова, вслух, точно от этого они бы перестали казаться такими жуткими. Я видел, как радость в глазах матери сменилась сначала недоумением, а потом ужасом, как её покинули силы, как она упала в кресло, закрыла лицо руками. Я разбил ей сердце. И ничего не мог с этим поделать. Не мог успокоить её.

Это был первый раз.

А потом… потом именно мне пришлось сообщить родителям Хавьера о случившемся с их сыном. О том, что Хавс тяжело ранен, что кислота выжгла его глаза, что всё кончено, кончено…

Хватит распускать нюни!

Итак, я не торопился к Хавьеру, Эжени и Стейси. Посиживал в тенёчке, наблюдал за детишками лет трёх-четырёх, которые катались на самозапускаемой карусели. Медленно-медленно, но, если долго смотреть, голова всё равно закружится. Няня-киборг, которую от человека отличали лишь ярко-красные глаза, стояла чуть поодаль и, не мигая, смотрела на воспитанников. Вот бы просидеть тут весь день, ни о чём не думая, не беспокоясь…

Коммуникатор запищал. «Наверное, опять Хавьер пишет», — решил я.

Нет, оказалось, это Каролина ответила на сообщение. Я пожаловался на несговорчивость и странное поведение Бофорта.

«Жаль! Ничего не скажешь, жаль. Придётся действовать официально. Отправим запрос на получение доступа. Увы, ответ придёт не раньше, чем через месяц, а ещё нас замучают вопросами да расспросами. Главное, чтобы наши изыскания не были преданы огласке. Возвращайтесь, и поскорее. Работы непочатый край».

И вслед за ним пришло гневное сообщение от Хавса.

«Где ты застрял? Дуй к нам! Немедленно! Иначе всё пропустишь!»

Что же… Звучало многообещающе!

* * *

— Что-то ты не сильно торопился! Где, чёрт возьми, ты шлялся, Ал?! — красный от злости Хавьер встретил меня на пороге гостиничного номера, в котором поселилась Стейси. Разумеется, она могла выбрать наишикарнейший люкс, но, не желая привлекать внимание, остановилась на стандартном. Одна комната, чистая, светлая, ещё и с балкончиком, что считается большой редкостью, плюс небольшая прихожая. Эжени, по-прежнему бледная, изнурённая, привалилась к спинке кровати. Её глаза были закрыты. Стейси сидела за столом в дальнем конце комнаты и о чём-то тихо переговаривалась с… с той самой женщиной-архивным работником, которая посоветовала прочесть книгу «Легенда об Атлантиде»!

— Что происходит? — спросил я у Хавса. — Почему она здесь?

— Познакомься, Алекс, это Женевьева Валери. Она же Алина Леру, — широко улыбнулся мой друг.

Вот это да! Я ожидал чего угодно, но только не этого.

— Это Стейси её подцепила. В Публичном архиве, — сообщил Хавс.

— Я тоже её видел. Она посоветовала заказать книгу… свою книгу… И ничего не сказала. Почему она решила открыться Стейси?

— Похоже, твоя хмурая рожа не вызвала её доверие. А Стейси такая миленькая!

— Просто прекрасно! — фыркнул я.

Женщина, Алина Леру, похоже, поняла, что мы шепчемся о ней и подняла глаза.

— А, это вы, молодой человек! — она выглядела удовлетворённой. — Наконец-то вы пришли! Мы вас заждались.

Просто блеск!

— Эм, добрый день! Извините, но… почему вы здесь?

— Всё просто, сладенький мальчик, — откликнулась Эжени, и её презрительный тон заставил меня скрипнуть зубами. «Посмеивается, чёртова барышня. Наслаждается тем, что знает больше, чем я. Но я тоже кое-что знаю о её драгоценном дядюшке… Проклятье! Неужели я такой злопамятный?» — Миссис Валери хочет поделиться информацией. Это же очевидно!

Ничегошеньки не очевидно! С чего бы ей помогать нам? Скрывала-скрывала эту информацию, сколько, ах да, двадцать лет, а тут решила ею поделиться. Подозрительно!

— Вы ищите убийц профессора Никифорова, а он был первым, кому я решилась рассказать правду о программе «Земля-Атлантида». Я рисковала, понимаю, но доктор Никифоров — известный человек, учёный с мировым именем… Я думала: он расспрашивает из чисто научного интереса. Возможно, так оно и было, — ага, конечно! — Но за ним следили, его убили, а теперь эти люди возьмутся за меня. Теперь они знают, что я располагаю важными сведениями, и будут преследовать меня. Мне нужна помощь. — Что же… для человека, на которого начала охоту Гильдия, Алина Леру держалась с поразительным самообладанием.

— Мне и прежде приходилось туго, — продолжила она. — После того, как программу закрыли, все мы лишились работы. Нас было двадцать. Двадцать учёных, не считая восьми коллег из Штатов. После того, как программу закрыли, нам стали угрожать, нас запугивали сотрудники Службы безопасности, так как боялись, что мы раскроем сведения журналистам или продадим кому-нибудь… Почти все документы были уничтожены. Годы работы, уникальные данные! Десять из двадцати участников программы нашли, не сразу, но всё-таки нашли способ покинуть ЕАК. Кто-то перебрался в Штаты, кто-то в Африку. А я осталась, вышла замуж, сменила профессию. Много лет меня никто не беспокоил, даже из-за написанной книги. И я по глупости решила, что меня оставили в покое.

— Но почему программу закрыли?

— Как раз об этом миссис Валери и хочет рассказать, Ал. Я раздобыл и установил глушители, чтобы разговор прошёл без лишних свидетелей. Кто знает, может быть, номера отелей всё-таки прослушивают. Скажи, я молодец?

— Ты молодец, — я одобрительно хлопнул друга по плечу.

— То-то и оно, — улыбка Хавса растянулась до ушей. Он был единственным из нас, кто еще не растерял присутствие духа. Стейси выглядела грустной, Эжени — сердитой, а я просто с ног валился от усталости. Всего пару часов назад я вернулся из Нового Лондона и теперь мечтал только об одном: о сне. — Что же… всё готово? Может быть, приступим, миссис Валери?

— Да, конечно, — женщина расположилась в кресле у стола, напротив Стейси. Хавс, Эжени и я подкатили к столу стулья-трансформеры.

— Не желаете чаю? — гостеприимно предложила Стейси, но все решительно отказались. Мой желудок, правда, требовательно заурчал (последний раз я ел за сутки до этого), но обстановка не располагала к дружескому перекусу.

— Почему закрыли программу? — вновь заговорила Алина Леру. — Сказали, что в ней больше нет нужды, что она слишком затратная, а результаты исследований — спорны и неприменимы на практике. Однако мы прекрасно понимали: программу закрыли из-за того, что её результаты по-настоящему всех напугали. Вижу, вы заинтригованы. Повремените с вопросами, сейчас расскажу обо всём подробнее. В первое время у нас не было проблем с финансированием. Исследовательский проект «Земля-Атлантида» появился не на пустом месте, мы выполняли государственный заказ. Мы должны были выявить истинную причину массовых катаклизмов, начавшихся во второй половине XXI века. Их кульминацией, как вы знаете, стал Потоп. Видите ли, согласно теории катастроф, изменения климата, в первую очередь повышение температуры, которые привели к столь серьёзным последствиям, носят циклический характер. То есть случившееся тысячу лет назад рано или поздно может повториться. А если так, то нужно быть к этому готовыми. Но была и другая причина. Нам очень доходчиво объяснили, что основная задача исследований состоит в том, чтобы вывести на чистую воду илионийцев, отношения с которыми были окончательно испорчены.

— Но доказательств вины илионийцев вы не обнаружили? — спросила Стейси.

— Нет. Однако мы нашли кое-что похуже, мы обнаружили нечто ужасное. Что же… вы ждёте подробностей. Хм, я так долго не решалась обсуждать это с кем-то, и даже профессору Никифорову рассказала не всё. Когда мы приступили к работе, то выяснилось, что мы имеем весьма поверхностные знания о жизни людей до Потопа, об их государствах, технологиях, культуре, взаимоотношениях. Многие документы были утеряны, а некоторые из них, по всей видимости, были уничтожены. Почему? Да потому, что правда оказалась слишком жуткой, она разобщила бы и без того измученное, ослабленное человечество. Но нам от этого было не легче. Мы начали практически с нуля и первоначально изучали современные климатические аномалии, строили графики колебания температур, моделировали… А потом… несказанная удача… или напротив, беда? Нам сообщили, что археологи, проводя подводные раскопки неподалёку от Сиднейской плавучей платформы, обнаружили странный объект. Вы же знаете, прежде на месте платформы располагался один из материков — Австралия, который полностью ушёл под воду. Но обнаруженный объект изначально был построен под водой. Нас тут же отправили в Сидней, чтобы мы изучили записи, сделанные дроидами. Правительство не поскупилось на деньги, мы получили доступ к секретным материалам, к найденным на дне артефактам. И, как мы поняли, они принадлежали людям, а не пришельцам. Но «Австралия — 1» не была военной базой в чистом виде (мы изучили раннее обнаруженные объекты, прежде носившие стратегический характер). «Австралия — 1» была создана для осуществления иных целей. За десять лет исследований нами были обнаружены ещё три похожих объекта, в разных частях света. Похожие объекты… Два под водой, ещё два прежде были наземными. Все они серьёзно пострадали, были затоплены, и это не позволило как следует их изучить. В общем-то, мы зашли в тупик и не могли сдвинуться с места. Исследования возобновились только тогда, когда при строительстве нового квартала Селении на Луне был обнаружен некий объект, объект, расположенный под поверхностью небесного тела. Не хранилище, не военная база и не космодром. А исследовательский центр и полигон. Полигон для испытания некоего… оружия… Как мы это поняли? Побывали внутри, изучили найденные документы. Этот объект, в отличие от остальных, не был затоплен, и там сохранилось оборудование, допотопная база данных, которую мы с колоссальным трудом расшифровали. Правда, частично. Тогда-то нам и стало известно об операции «Холодное утро». «Луна — 11» — оказалась полигоном для испытаний особого оружия. Операция «Холодное утро» была связана с испытанием природного оружия. Мы были ошарашены, мы и представить себе не могли, что до Потопа человечество обладало технологиями, которые и сейчас-то едва ли доступны. По всей видимости, во второй половине XXI века назрел серьёзный конфликт, конфликт мирового масштаба, но в военные действия он так и не вылился. Люди нашли иной способ ослабить друг друга, они научились вызывать природные катаклизмы по своему усмотрению. Похоже, серия природных бедствий того времени была спровоцирована людьми. Они испытывали это оружие. Технология «Холодного утра», явно, была освоена несколькими государствами допотопного мира, об этом говорят земные объекты, похожие на «Луну-11». Люди подстраивали природные бедствия под себя, но рано или поздно что-то должно было пойти не по плану. Так и вышло.

Случился Потоп, и человечество оказалось на грани вымирания. Не пришельцы, а люди уничтожили свой мир. Вот что мы выяснили. И поэтому программу «Земля-Атлантида» закрыли. Никто не хотел, чтобы жуткая правда о прошлом всплыла на поверхность. У нас изъяли все материалы и файлы, запретили публиковать научные работы на эту тему. Моя книга, правда, к тому моменту уже была напечатана, но её тираж сократили в несколько раз и запрятали в запасники архивов и библиотек. Она так и не дошла до широкого читателя. Все мы согласились на неразглашение и молчали. Угрожали ли нам в течение последующих лет? Да. Запугивали ли нас? Да, запугивали.

— А что случилось с объектами, которые вы исследовали? — спросил я.

— Нам сказали, что их уничтожили, в первую очередь, «Луну-11», но я в это не верю. Никто бы не пожелал отказаться от подобных технологий. Увы, природа человека неизменна. Люди остались прежними, изменились лишь декорации. Люди не учатся на своих ошибках. И всё повторяется.

Всё повторяется. Повторяется! О, проклятье!

— Значит, вы поняли, по какому принципу работает это оружие? — спросил Хавс, бледнея от ужаса.

— Частично. Мы только-только приступили к изучению чертежей, но программу заморозили.

— А смогли бы другие исследователи собрать прототип этого оружия по вашим наработкам, как считаете? — не унимался Хавьер.

— По нашим — вряд ли, но я не верю, что исследования в этой области были полностью прекращены.

— Миссис Валери, — обратилась к ней Эжени, — знаете ли вы, что случилось с другими участниками программы?

Она, похоже, думала о том же, о чём и я. В том, что Гильдия может охотиться за учёными. Вот только неясно, как это связано с убийствами. По сведениям, полученным от Каролины, погибшие не были связаны с участниками программы.

«Странно всё это. Странно. Может, кто-то водит нас за нос? Кто? Гильдия? Покойный Никифоров, пустивший нас по ложному следу?»

— Боюсь, что нет. Слышала, что некоторые уехали из ЕАК, а те, кто остался… Мы едва ли не сразу перестали общаться, боялись. Я поддерживала связь только с ведущим специалистом: доктором Патриком Карсоном. Он был уже не молод и не имел семьи, я заботилась о нём, пока он не умер. Но мы старались не вспоминать работу над «Землёй-Атлантидой». После смерти профессора Карсона я взяла имя матери — «Женевьева», вышла замуж. И не хотела возвращаться к этой теме, до встречи с доктором Никифоровым. Я не должна была рассказывать ему… Я поступила опрометчиво.

Она сникла, умолкла, полностью ушла в себя. Миссис Валери не выглядела напуганной, скорее встревоженной. Мы тоже молчали. Хавьер нетерпеливо ёрзал, Эжени стучала каблуком, Стейси хмурилась. Много ли значила для нас разгадка тайны «Земли-Атлантиды»? Наверное, нет. Мы были далеки от всего этого. Что для нас история о Потопе? Страшная сказка, миф. Но… что, если жуткие допотопные технологии, способные вызывать ураганы, землетрясения и цунами, будут использованы вновь? Страшная вещь! И если она окажется в руках гильдейцев, человечеству придётся туго.

— Вполне возможно, вам грозит серьёзная опасность, — начал я. Теперь мне было не до удобства Эжени, нужно было позаботиться о Женевьеве Валери. — Профессор Никифоров сотрудничал с Гильдией. Даже если он целенаправленно не собирал сведения для её руководителей, то они точно следили за ним и через него вышли на вас.

Миссис Валери открыла было рот, но не успела произнести ни слова, её опередила Эжени.

— Мой дядя не сотрудничал с Гильдией! Ты лжешь! — вскричала она. Мгновенье, и девушка уже была на ногах, она нависла надо мной, вся раскрасневшаяся от переизбытка чувств, рассерженная, свирепая, как амазонка. Что же… удивляться тут нечему. Я ждал подобной реакции. Да, Эжени сама подозревала дядю в связи с террористами, но не желала слышать это от других. Возможно, надеялась, что её предположения и догадки никогда не оправдаются. Надеялась… Бедняжка! Она мечтала ошибиться. И теперь была огорчена, разочарована и зла. Не на дядю. На меня. На того, кто открыл даже не ей, а всем остальным неприглядную правду о профессоре. Эх, как будто они сами не догадывались… Но о какой логике может быть речь? Ей нет места в делах сердечных.

— Мне жаль, Эжени. Очень жаль! Но боюсь, сказанное мною — правда. Я не знаю подробностей, может его заставили, принудили. Нам ещё предстоит разобраться в этом.

— С чего ты взял, что он виновен? — требовательно спросила она. Голос не дрожал, он как-то разом охрип. Глаза налились кровью (сосуды вот-вот лопнут) и потемнели. О, а взгляд! Как тогда, в больнице. Взгляд вампира, жаждавшего моей крови.

— Я говорил с командором Бофортом, имеющим доступ к секретной информации. Он встречался с твоим дядей, беседовал с ним, предлагал помощь. Командор понял, что профессор пытался выяснить, чем на самом деле занимаются гильдейцы. Он хотел защитить твоего дядю, но тот поспешил покинуть Новый Лондон, а потом скрывался…

— Всё это ложь! — с безумным упрямством повторяла Эжени, твердила одно и то же, точно надеялась, что сумеет вдолбить эту «правду» в наши глупые головы. — Ложь! Ложь!

По всем правилам девушка должна была разрыдаться, биться в истерике, но она только бесилась.

— Женя, не надо, прошу тебя! Успокойся, Женя! — Стейси тянула подругу за рукав, но та только отмахивалась.

— Слушай, Эжени, сейчас не самое подходящее время для споров. Факт есть факт. Из-за профессора над миссис Валери нависла угроза, мы должны подумать… — я не успел закончить предложение потому, что Эжени оскалилась, зарычала (зарычала по-настоящему) и ударила меня по лицу. Да, я позволил ей это. Позволил выпустить пар. Ну не мог же я, в конце концов, заламывать руки девчонке, которая хотела защитить честь любимого дядюшки? Я не ожидал, что она способна на сильный удар, но, оказалось, у этой вздорной девицы тяжёлая рука. Подчеркну, очень тяжёлая! Сила удара была такой, что голова дёрнулась вправо. От боли свело челюсть. Подумать только! Такие хрупкие руки, обманчиво хрупкие… Кажется, сломать их очень легко, а бьют так, словно на ладонях стальные перчатки. А этот взгляд, жуткий взгляд, не человека — монстра. Она собиралась ударить ещё раз. Я перехватил маленькую ручку девушки, Хавьер тоже. Я сжал запястье, он её острый локоть. Эжени точно и не заметила, похоже, она была готова рвать меня зубами. Черты её лица заострились, исказились. Она ненормальная, совершенно чокнутая!

— Ты с ума сошла?! — рычал Хавьер. — Рехнулась, что ли? Идиотка!

Эжени перевела страшный взгляд на моего друга, и показалось: сейчас, вот сейчас, эта безумная девица бросится на него.

— Женя! Прекрати, Женя! — Стейси вцепилась в плечи подруги и попыталась оттащить её. Девушка быстро-быстро заговорила на славянском. Я почти ничего не понимал, кроме «Женя», «нельзя так», «они хорошие», «ты не должна», «ты же знаешь». Знает что?

Эжени угомонилась так же внезапно, как и начала бушевать. Вернулась на место, вся сжалась и пристыженно опустила глаза, но извиняться, похоже, не собиралась. Хавьер трясся от ярости, Стейси выглядела испуганной, а я был ошарашен столь резкой переменой в настроении девушки. И только миссис Валери казалась совершенно спокойной, она точно бы и не удивилась.

— Мне довелось встречать таких, как вы, милочка. Вам нельзя так сильно переживать. Это чревато серьезными последствиями, — обратилась миссис Валери к Эжени ласковым голосом, но та никак не отреагировала, молчала и смотрела в одну точку. «Таких, как она? Что это значит?» — недоумевал я.

— Я вызову дроида, Алекс. Пусть принесет лёд, — засуетилась Стейси.

— Не надо. Мне и так нормально, — я надеялся, что синяк сойдёт быстрее, чем я повстречаюсь с матерью. — На чём мы остановились? — Продолжил я спокойно и явственно услышал скрип зубов Хавса. — На том, что нужно позаботиться о миссис Валери. Скажите, вы можете покинуть Париж? К примеру, прямо сейчас или в течение нескольких часов? Вам есть, где спрятаться?

— Боюсь, что нет. Я бы не рискнула остановиться у друзей. Моя дочь живёт в Штатах, но туда я поехать не могу. Слишком опасно. Значит, мне некуда податься.

— Об этом я позаботился, — заявил Хавьер. — Я ведь молодец! Я связался с сотрудниками Парижского управления полиции, Каролина разрешила воспользоваться кодом доступа 56.

— «Угроза жизни свидетеля», — пояснил я.

— Так вот, сейчас же отвезём миссис Валери к ним. Будьте уверены, там о вас позаботятся, а потом мы придумаем, как вам помочь.

— Мне бы заехать домой, собрать кое-какие личные вещи…

— Документы при вас?

— Да, но…

— Этого будет достаточно. Вас снабдят всем необходимым, а потом мы привезём всё, что пожелаете, — заверил я миссис Валери, заметив, что женщина разнервничалась не на шутку.

— Да-да, — вторил мне Хавс, — но сейчас соваться в ваш дом опасно. Отправимся прямо в управление. Я уже вызвал электрокар.

— Сами повезём, или будет подкрепление? — спросил я друга, когда мы оставили растерянных и испуганных представительниц прекрасного пола в комнате, а сами направились в прихожую.

— Нет, сами доберёмся. Они считают, что я нагнетаю. Угроз миссис Валери не поступало, никто на неё не нападал, слежку она могла и надумать. Ладно, ничего страшного. Пока за нами никто не гонится. Лететь, конечно, придётся через весь город, но ничего, прокачу вас с ветерком. Хм… На всякий случай… — Хавьер вытащил из сумки пять защитных жилетов. — Я и аэроботы захватил, и оружие. Мало ли что…

— Да, подготовился ты на славу! Только оружие девчонкам не показывай, а то запаникуют. И вообще, лучше будет, если они останутся здесь.

— Ага, останутся они! Нет, Стейси, может, и послушается. Но попробуй убедить эту мегеру…

— Вот как ты теперь называешь Эжени! — хохотнул я, принимая из рук друга партию жилетов.

— Именно! У меня волосы на голове встают дыбом от мысли, что я советовал тебе познакомиться с этой чокнутой поближе. Ну я и идиот!

— Да ладно! Не страдай!

— Мы ещё вернёмся к этому разговору. И тогда молчать я не буду, — пообещал Хавс, и его глаза недобро сверкнули.

* * *

Мерзкая, липкая жара. Вот что я почувствовал, когда мы, экипированные для самого настоящего боя, вышли на улицу. Совсем стемнело. Черно-фиолетовое небо намеревалось в любую минуту разразиться проливным дождём. Как раз кстати, а то дышать было нечем. Вызванный Хавьером кар должен был прилететь через секунду-другую. Вслед за нами отель покинули девушки, которые, разумеется, изъявили желание лететь в управление. Мне на ум пришли напутственные слова офицера Фроста, который просил не таскать повсюду дочку магната Логинова. Ха-ха! Попробуй её остановить!

Хавс напряжённо оглядывался по сторонам и, как оказалось, не зря. Он увидел то, что не могли заметить другие.

— На землю! — ни с того, ни с сего закричал друг и повалил миссис Валери (она и пикнуть не успела) на покрытую асфальтом платформу. Пространство над их головами прорезали золотистые лучи. Кто-то стрелял. Стрелял из лазерного оружия. Вот дерьмо! Я одновременно толкнул на асфальт Стейси и Эжени. Они дружно взвизгнули. Как раз в ту секунду рядом с нами приземлился вызванный Хавсом чёрный электрокар, и я принялся подталкивать к нему девчонок. В воздухе по-прежнему сверкали опасные лучи. Хавьер первым дополз до кара и распахнул дверцу.

— Залезайте быстрее! Нужно убираться отсюда! — он втащил в салон сначала миссис Валери, потом Стейси и, наконец, Эжени. Последним в кар забрался я. И как раз вовремя! На том месте, на котором ещё долю секунды назад были мои ноги, образовалась дымящаяся воронка. А ещё один лазерный луч покорёжил дверь автомобиля.

— Сваливаем отсюда, Хавьер! Быстрее!!

— Ага, момент! — Хавс перевёл кар из режима «Автопилот» в обычный и изо всех сил потянул за рычаг. — Пристегните ремни! — Друг выглядел воодушевлённым, в глазах ярким пламенем горела жажда деятельности. Он воспринимал происходящее как удивительное приключение, эдакую дань прошлому, тем дням, когда мы, лихие гвардейцы, вместе патрулировали самые опасные кварталы Льежа. Я бы тоже с радостью предался воспоминаниям и получил удовольствие от бешеной гонки на карах, если бы под боком не сидели три дрожащие, смертельно напуганные дамочки. Двери парадного входа отеля раздвинулись, на улицу высыпали вооружённые дроиды и сотрудник Службы безопасности. Но поздно. Подъездную дорожку перед зданием уже никто не обстреливал. Нападавшие на огромном сером электрокаре гнались за нами. И продолжали стрелять. Мы вихрем пронеслись по проулку, и тогда-то перед нами встала дилемма: каким путём добраться до управления.

— Не сворачивай на главную магистраль!

— Если не сделаем это, Ал, не сможем оторваться. Их кар мощнее, только в сильном потоке машин у нас появится шанс скрыться.

— Час-пик, Хавьер! Мы обязательно столкнёмся с кем-нибудь, будут жертвы. Или они продолжат стрелять!

— И как быть? Самый короткий путь — через Центр! Нам нельзя задерживаться! Если они попадут в нас, кар не дотянет…

Я развернул интерактивную карту, встроенную в панель управления.

«Быстрее, Алекс! Соображай быстрее!»

— Придётся рискнуть. Вот погляди, если свернём здесь, сделаем крюк, но тут узкие улицы. Если останемся в этом скоростном режиме, доберёмся до нужного места за сорок минут. Пока они не догнали, а на узких улицах не смогут подрезать. Может, они и мощнее, но мы быстрее.

— Ладно, попытка — не пытка, — кивнул Хавс, и резко свернул вправо. За этим последовали жалобные стоны, Стейси врезалась головой в стекло, а миссис Валери ударилась лбом о жёсткую спинку сидения пилота.

— Да пристегнитесь уже! Снова поворачиваю! — в горле Хавьера клокотал смех. Он делал такие крутые виражи и громко хохотал при этом, что пассажирки совершенно перепугались.

Сильный звон. Луч пробил уплотнённое заднее стекло. Я резко ударил ладонью по панели управления камерами автомобиля, чтобы отделить стеной задний отсек от пассажирского салона.

— Вниз! Ложитесь на пол, спрячьтесь под сидения! — потребовал я от женщин. Очередной резкий поворот, и миссис Валери свалилась на пол. Стейси и Эжени без посторонней помощи сползли вниз. — Все целы? Хавьер, аккуратнее! Не брёвна же везешь! Держитесь крепче и берегите головы!

— Сам рули, раз такой умный! — луч вновь чирикнул по задней двери. Эжени вскрикнула и отползла вглубь салона.

— Вообще-то здесь нельзя передвигаться на карах, правовед! — зашипел Хавс.

— Ну прости, что не учёл это! Нужно же было что-то придумать!

— Полицейские будут ждать в конце проулка. Нужно только дотянуть!

Преследователи как раз нагнали нас и попытались примоститься справа, со стороны повреждённой задней двери. Заметив это, Хавьер тоже свернул вправо, чтобы не оставить им места для манёвра в узком проходе между двумя жилыми башнями. Нос их кара чирикнул стену одной из них. А потом мы влетели в длинный тёмный туннель, образованный очень близко расположенными друг к другу постройками. Внизу не было надёжной платформы, под нами располагалось открытое, мерцающее всеми огнями радуги пространство большого города. Но спуск в той зоне был запрещён.

— Силовое поле, Хавьер!

— И что?

— Под нами силовое поле! Нужен манёвр. Манёвр, слышишь меня? Они просто обязаны натолкнуться на силовое поле!

— Как ты себе это представляешь, умник? Вдруг я не смогу поднять кар?

— Где твоя сумка? Под сидением?

— О нет, Ал, не начинай! Мы уже пытались провернуть такое в 3014, помнишь, чем всё закончилось? Ты три недели провалялся в лечебной капсуле. Все конечности себе переломал!

— Тогда мы рано свернули, вот и не избежали аварии.

— Хочешь сказать: сейчас всё под контролем? Я, конечно, не против рискнуть, но под угрозой…

— Жми! Они на хвосте! — взревела обнимавшая подругу Эжени.

— Черт бы вас всех подрал! — рявкнул Хавс, но послушно увёл электрокар вниз. Я вытащил из сумки лазерную винтовку, избавился от защитных ремней и перелез в пассажирский отсек. Мы на полной скорости неслись к силовому полю, под таким жутким углом, что Стейси и миссис Валери были вынуждены вцепиться в ножки кресел, чтобы не удариться о переднее сидение. Эжени, несмотря ни на что, сумела перелезть на моё место в кабине пилота. Я же устроился в кресле у двери, пристегнулся и наполовину опустил стекло.

— Идиот! Тебе голову оторвет! — ревел Хавьер.

— Молчи и рули!

— Что ты делаешь, Алекс?! — голос Стейси дрожал от ужаса. — Ты же убьёшься!

— Ничего. Ничего. Жду подходящего момента, чтобы выстрелить. Нужно выждать, вот сейчас они подберутся поближе… — я приготовился ненадолго высунуться из окна.

— Не делайте этого! Не делайте! — закричала миссис Валери.

Электрокар резко сбросил скорость, посему преследователь быстро подошёл к нам на очень близкое расстояние. До столкновения с силовым полем оставалось не более минуты. Я высунулся из окна, ветер принялся остервенело трепать волосы, грозя вырвать их с корнем. Глаза заслезились. Жаль, очков не было. Досадное упущение! Хавьеру вот никакие защитные средства не нужны. Да и стрелял он куда лучше, чем я. Но и водил кар тоже. Ладно, с такого расстояния я был просто обязан попасть в яблочко. По крайней мере, в прошлый раз мне это удалось. Правда, и меня подстрелили.

Раз. Два. Три.

И я выстрелил. Пробил лобовое стекло автомобиля преследователей. Это был сигнал. Хавьер резко взял влево, меня порядочно тряхнуло и приложило о раму окна. В глазах взорвались фейерверки, я едва не выронил винтовку. Всё завертелось, закружилось в бешеном танце, смешалось. Нет же… я не мог вывалиться… Тут же руки Стейси и миссис Валери втащили меня в салон. Хавс перевёл кар в режим «Заднего хода», и автомобиль начал подниматься вверх. Перед тем, как вместе с женщинами рухнуть на сидение, я успел нажать на кнопку, поднимавшую стекло. Кар преследователей, пилот которого не справился с управлением, столкнулся с силовым полем. Посыпался сноп искр, и машина загорелась. Уфф! Справились! Я с облегчением откинулся на спинку сидения и попыталсявосстановить дыхание. Стейси и миссис Валери, бледные и растрёпанные, устроились рядом со мной.

— Мы сделали их, Ал! — ликовал Хавьер. И даже Эжени соизволила улыбнуться.

Благополучно мы выбрались из злосчастного проулка, но на том конце нас никто не ждал.

— И где твои хваленые полицейские? — ворчал я, потирая ушибленную голову. — Не дождались нас что ли?

— Почём я знаю? — рассердился Хавьер. — Сейчас свяжусь с ними.

Но стоило только другу нажать на кнопку запуска коммуникатора, которым был оснащён кар, как сработали аварийные датчики. По ушам ударил рёв сирены, салон автомобиля озарился красным. От неожиданности Стейси взвизгнула.

— Что…? — поперхнулась Эжени — Неужели всё-таки зацепил поле?

— Нет, не должен был, — растеряно проговорил Хавьер, переведя кар в энергосберегающий режим. — Наверное, их луч что-то повредил. Нужно садиться! И побыстрее. Так, не паникуйте! Всё будет в ажуре.

Только-только мы начали снижаться, как попали под очередной лазерный луч. И снова кар тряхнуло, а мы попадали с сидений. Датчики опять угрожающе заалели.

— Невозможно! Мы же их подстрелили! Вот же… — Хавс грязно выругался, но ни у кого не было сил его одергивать.

— Это не тот, — заявила Эжени. — Другой. Тот был серый, а этот лиловый.

— Разумеется, большая разница! — заворчал Хавс.

— Что вы скрыли от нас, миссис Валери? — Эжени злыми глазами уставилась на бедную женщину. — Что ещё вы знаете?

— Я? Я не… понимаю… — женщина, похоже, не на шутку испугалась. Да, она что-то скрывала. Но тогда было не до разговоров.

— Ты же посадишь проклятую тачку, Хавьер?

— А то, дружище. Но не гарантирую, что посадочка выйдет мягкой. Лучше держитесь крепче.

* * *

Мы покинули электрокар, когда тот уже дымился. После головокружительного полета девушки, а тем более миссис Валери, нетвердо стояли на ногах, но нужно было бежать. Кар гильдейцев плавно приземлился на площадку неподалёку от нашей посудины. Бежать, на первый взгляд, было некуда. Если только вперед, но куда вел тот путь? Справа и слева находились складские помещения огромных продовольственных магазинов, занимающих целый квадрат. Огибать склады и бежать в пешеходную зону было опрометчиво, особенно тогда, ведь за нами гнались бравые молодчики с лазерными пушками. Мы врубили аэроботы и понеслись по прямой, деваться-то было некуда. Хавьер и я пропустили девушек и миссис Валери вперёд, а сами с винтовками наперевес замыкали процессию и время от времени стреляли, хоть и не рассчитывали кого-то серьезно покалечить.

— Как в старые-добрые времена, ха-ха! — мой друг по-прежнему получал удовольствие от происходящего. Каждое движение было продумано до мелочей: несколько размашистых шагов, выстрел, укрываемся за выступом стены, снова шаги, снова выстрел.

Устали до чёртиков!

— Ага, только на этот раз, похоже, всё куда серьёзнее.

«Куда гильдейцы гонят нас? Если они хотели убить, то мы уже были бы покойниками. Но нет. Значит, хотят взять живыми. Что если они загоняют нас в ловушку?»

— Мне прислали сообщение. Полицейские будут здесь с минуты на минуту.

— Продержимся ли мы целую минуту?

— Риторический вопрос! Ах! — Хавьер вздрогнул и отшатнулся. Похоже, его задело.

— Хавс? Хавьер? — я поспешно оттащил друга к стене и развернул лицом к себе.

— Ничего, рукав расплавился, — прошипел он, со свистом втянул воздух и поспешно спрятал от меня пострадавшую руку. — Всё со мной в порядке. — Тепловые снаряды. Не убивают, но причиняют серьёзные ожоги. Да, гильдейцы не собирались нас убивать, а лишь пытались ослабить.

Друг был готов снова ринуться в бой, но я схватил его за воротник и удержал на месте. Нам в затылки прерывисто дышали девчонки.

— Впереди тупик, не пройдём, — зашептала миссис Валери, её голос дрожал от страха.

— Значит, направимся в пешеходную зону. У нас нет другого выхода, — заявила Эжени.

Проклятье! Похоже, гильдейцы именно этого и добивались!

Хавьер и я на несколько секунд выглянули из-за стены магазина. Проулок насквозь прорезали лазерные лучи, но преследователей не было видно. Вдалеке слышались звуки выстрелов. Полицейские. Пришли, наконец, на помощь.

— Лады, направимся в пешеходную зону, — кивнул Хавс, скрипя зубами на боли. Снаряд не коснулся его напрямую, но пролетел совсем близко. И уже от этого на предплечье бедняги появились волдыри. — Дамы, не уходите далеко.

Мы повернули налево и ринулись вперёд по очередному заваленному мусором проулку, составляющему изнанку большого магазина.

Хлопок. И очередной мощный луч угодил в светившуюся, вращавшуюся вывеску, которая крепилась к крыше магазина. Проклятая штуковина взорвалась тысячей огней, перегорела и рухнула вниз. К счастью, нас она не задела, мы как раз сворачивали в последний проулок. Несколько метров и долгожданная, светлая, безопасная пешеходная зона. Последние шаги мы преодолевали в темноте, и на оживленную полосу пешеходов вылетели точно черти из табакерки: грязные, лохматые, напуганные, с винтовками наперевес. Покупатели магазина и обычные прохожие бросали на нас удивленные взгляды. А нас оглушил шум большого города, из-за которого даже не было слышно выстрелов, ослепил яркий свет вывесок и голограмм. Мы никак не могли сориентироваться в толпе людей и дроидов.

— Женя! — вдруг в ужасе вскрикнула Стейси и завертелась волчком. — Где Женя?!

— Только что была рядом, и… — миссис Валери, Хавьер и я вслед за ней начали лихорадочно оглядываться по сторонам.

«Куда могла запропаститься эта несносная барышня? Не могла же она уйти вперед без нас? Нет, маловероятно. Значит, значит, осталась там, в проулке. Ах, проклятье! Что она там забыла? А если… а если её придавило упавшей вывеской? Неужели так?» — от одной мысли об этом я пришел в неописуемый ужас.

Похоже, и Стейси подумала об этом. Девушка было бросилась обратно в проулок, но я успел схватить её за локоть.

— Я пойду.

— Ал, огромная штуковина обвалилось. Чуешь запах гари? Там всё… пылает… — прошептал Хавьер. Стейси зажала рот рукой, пытаясь сдержать вопль.

— Ждите здесь. Ты стреляешь гораздо лучше меня. Если что, прикроешь и их, и меня. Я мигом.

«Вот же маленькая гадина! Куда же она подевалась?»

Узкий проулок заволокло едким дымом, асфальт горел, трещали по швам какие-то странные конструкции, расположенные на крыше. Я закрыл нос рукавом, глаза снова слезились. «Где же Эжени? Куда она пропала?» Проход в соседний переулок завалило обломками вывески, из-под них вырывалось пламя. В опасной близости от огня стояла Эжени, застыла, словно статуя, не шевелясь. Меня передернуло. Проклятая дура!

— Эжени! Нужно уходить! Нельзя здесь оставаться! — я дотронулся до её плеча. — Идём.

Девушка повернулась ко мне, чумазая от сажи, растрёпанная. Глаза налились кровью. Она текла и из носа. Снова у неё начался этот приступ. Как же не вовремя!

— Теперь они не пройдут. Не пройдут, — твердила она, а кровь все текла и текла. Девушка выглядела поистине жуткой на фоне пламени и клубившегося чёрного дыма. Ещё один кусок конструкции, украшавшей крышу, с грохотом ударился о землю.

— Эжени! Да слышишь ты меня? Или нет? — в своём голосе я обнаружил нотки паники. — Идем! Ну же! Эжени!

— Не пройдут. Не пройдут.

Она была в шоке, я прекрасно это понимал, пусть от того не становилось легче. Вновь раздались выстрелы. И совсем близко. Огонь распространялся очень быстро, опоясывал нас.

«Скоро… скоро круг замкнётся, и не выберемся. Скоро. Скоро… Нечем дышать. Почему? Дым или паника? Дым или паника? Безвыходная ситуация! Ещё одна безвыходная ситуация! Чёртова девица! Всё из-за неё! Она самая настоящая сумасшедшая. Сколько огня! Как он трещит! Всё сливается, сливается… У меня, что, зрение отказывает? Нельзя паниковать! Только не сейчас! Успокойся, Алекс!»

— Эжени! Эжени! Ну что ты… — я схватил девушку поперёк талии, оторвал от земли и ринулся сквозь завесу дыма. К счастью, она не сопротивлялась, напротив, вцепилась в мои плечи. Крепко-крепко. Точно боялась, что уроню. Обратная дорога показалась мне длиннее жизни. В голове мутилось от дыма, Эжени безвольной куклой болталась на плече, позади гремели выстрелы, выли полицейские сирены. Когда мы, наконец, выбрались на пешеходную дорожку, я почувствовал предательскую дрожь в коленях и был счастлив даже одному глотку горячего воздуха. Но расслабляться было некогда. Нас снова преследовали. Хавьер помог поставить Эжени на ноги, и мы поволокли её сквозь толпу, как в Нижнем районе Льежа. Только тогда за нами никто не гнался. Гильдейцы не спешили стрелять, они расталкивали прохожих, отпихивали их в стороны. Хотя многие и добровольно расступались перед жутковатого вида ребятами с лицами, закрытыми капюшонами, оттаскивали детей. Те, до кого дошла суть происходившего, спешили укрыться в стенах магазинов. У входа в один из них уже началась давка. Люди кричали от ужаса и толкались. Гильдейцы неумолимо приближались. Да что же они прицепились? Мы пересекли улицу и ринулись к передвижной платформе, которая должна была перевезти нас на другую сторону. Немного осталось, совсем немного! Мы из последних сил волокли за собой девчонок и миссис Валери, будь она неладна!

«Нет, не доберёмся…»

— Эй, Алекс Орелли! Двигай сюда, парень! — неподалёку остановился огромный тёмно-зелёный электрокар. Из окна высунулась голова Гектора Бофорта. Его лицо исказила неприятная усмешка. — И поживее!

Я не поверил глазам. Ну и дела! Он пришёл к нам на помощь! Приехал из Нового Лондона. Немыслимо! Ах, была — не была! Кажется, его зелёная тачка и он сам, весь в зелёном, стали для нас символом надежды на спасение.

Я потащил друзей за собой.

— Залезайте быстрее! — задние двери кара распахнулись, и мы буквально впихнули миссис Валери и девушек в его нутро. Едва Хавьер и я успели забраться внутрь, как автомобиль пришёл в движение. Всех порядочно тряхнуло, особенно меня и Хавса. Мы оказались на полу. А впрочем, неважно. Мы выбрались, это главное. Можно было расслабиться и немного полежать. Электрокар нёсся на огромной скорости, и тех, кто остался на сидениях, продолжало трясти. Стейси стонала, то и дело врезаясь в оконную раму, Эжени ругалась сквозь зубы. Похоже, зловещая аура командора её не пугала. Как быстро она, однако, отошла от шока!

— Пристегнитесь! — рявкнул Бофорт. — Неужели сами не догадались?

— Как вы нашли нас? — прохрипел я, приподнимаясь на локте.

— Странный вопрос, парень. Прикрепил датчик слежения к твоему воротнику, неужели не очевидно?

Да ну тебя, командор! У меня раскалывалась голова, в мозгу взрывались бомбы, я не хотел думать, не хотел искать ответы. Мои друзья и я сам нуждались в отдыхе. Мы чудом выбрались из пекла.

«Потом. Потом будем разбираться. Нам нужно отдышаться, командор».

— Говорил же, вы в большом дерьме, ребятишки, — кажется, происходившее неимоверно забавляло Бофорта. — Вы и миссис Валери. Последнюю я доставлю в полицейское управление. И там она расскажет, наконец-то расскажет, где прячет чертежи оружия, найденные профессором Карсоном на «Луне-11».

Глава 7

Эжени.

Парижская квартира Гектора Бофорта, похоже, не знала женской руки и поэтому пришла в запустение. Командор, редко покидавший Новый Лондон, держал всех дроидов выключенными, и некому было время от времени делать влажную уборку. Но Женя быстро махнула рукой на чистоту, развалилась на старенькой, уже не трансформировавшейся софе и с облегчением вытянула ноги. Она даже не потрудилась скинуть обувь. Ступни гудели, мышцы сводило от боли. Глаза закрывались сами собой. Женя уткнулась носом в запыленную клетчатую накидку, колючую, как характер её хозяина, и пожелала только одного: уснуть. И как можно скорее. Пару часов назад они покинули полицейское управление, где оставили миссис Валери. Разговор о проклятых чертежах решили перенести на следующий день, а ценного свидетеля поместили в медицинскую капсулу для восстановления. Полежит несколько часов в витаминном растворе и будет как новенькая. И Жене не помешали бы витамины. Она больше не боялась и не злилась, лишь чувствовала себя смертельно уставшей, опустошенной, не могла найти силы подняться на ноги, принять душ и переодеться в обноски, любезно предложенные командором. Ни одна вспышка ярости ещё не проходила для девушки бесследно. Полный упадок сил и боль — её последствия. Женя так и осталась в грязной, пропахшей дымом одежде. Уснуть бы и ни о чём не думать. Но чертовски мешали яркий свет и транслирующий «Новости» интерактивный экран. Подумать только! Перестрелка в Среднем районе Парижа. Трое полицейских ранены, один — убит. Двое гильдейцев ликвидированы. Среди гражданского населения погибших нет, но десять человек получили травмы, пытаясь укрыться в помещении магазина. Подумать только! Виной всему какие-то допотопные чертежи. Стася разговаривала по коммуникатору с матерью, спокойным тоном и ласковыми словами пыталась успокоить её и заверить, что всё в порядке. Виктория Сергеевна уговаривала немедленно покинуть Париж и вернуться домой. То же самое требовал и отец Жени, но она написала ему что-то невразумительное. Ну уж нет! Только не теперь! Она не отступится. Ни за что на свете!

Разумеется, девушка прекрасно понимала, что ей грозила опасность. Ей, Стасе, которую она напрасно втянула в эту историю, Алексу, Хавьеру и даже командору Бофорту. Последний советовал им залечь на дно, не спешить с отъездом, укрыться в безопасном месте и любезно предложил переждать бурю в своей квартире. Командор оказался тем ещё параноиком и оснастил её самыми разными средствами защиты и глушителями.

Это дядя во всём виноват! Из-за него Женя подвергла опасности подругу и новых знакомых. Ради него она ввязалась в авантюру с расследованием. Если бы не его сообщение… Ан нет! Разве можно обвинять других в собственной глупости? Сама виновата. Эх, дядя! Почему сразу не сказал? Женя полностью ему доверяла и думала, что он отвечал тем же. Думала, что они друзья. Нет, он должен был ей рассказать! Она бы его не осудила. Дядя был единственным, на кого Женя никогда не сердилась. Она не имела права злиться. Дядя принимал её такой, какой она была на самом деле, любил её такой: своенравной, независимой, капризной, бескомпромиссной. И она его любила, прощала все странности и чудачества. Он был нужен девушке и сейчас, когда она пребывала в нерешительности. Он никогда ей не указывал, не задевал гордость, а лишь советовал.

Нет, дядя должен был раскрыть правду. Как он мог подумать, что Женя его не простит? Даже несмотря на то, что он сделал… Вот только что он сделал, что? Ради неё… ради неё… Нет, она должна во всём разобраться, узнать правду, какой бы страшной она ни была.

«Ты справишься, дорогая! — с улыбкой говорил дядя. — Ты сильнее их всех, гораздо сильнее». Да, это так. И она не могла оплошать.

— Женя… Жень, вставай! — Стася дотронулась до плеча подруги, и та, вздрогнув, открыла глаза. Поморщилась от яркого света, дёрнулась и окончательно запуталась в неизвестно откуда взявшемся колючем пледе.

— Эй, не пугайся. Это всего лишь я. Неужели собиралась на меня напасть, а? — хохотнула Стася. С её длинных распущенных волос капала вода. — Пора ужинать.

— Ты искупалась? — прохрипела Женя, убирая с глаз непослушные пряди волос.

— Разумеется. И тебе не помешает, грязнуля.

— Переодеться не во что, — фыркнула Женя. — Ты, вот, снова напялила грязную рубашку. Какая тогда разница…?

— Ну знаешь! Разница ощутима! Нужно оставаться на высоте вне зависимости от ситуации. И особенно сейчас, когда поблизости столько красивых мужчин.

— Ты это о ком? — усмехнулась Женя, выпутываясь из пледа. Кожа на руках и шее чесалась, у девушки была аллергия на шерсть. — Уж не о командоре ли?

— И о нём тоже. Да брось! Он выглядит потрясающе! Какое интересное лицо, какая фигура! Руки чешутся его нарисовать.

— Вряд ли он воспримет это с энтузиазмом, Стася.

— Ну… есть ведь ещё Алекс. Рыцарь с печальными глазами.

— Пфф! Ты, надеюсь, несерьезно, — скривилась Женя. Она всегда старалась быть честной с самой собой. Честность же по отношению к другим часто воспринималась как непозволительная роскошь, а вот не лгать себе не так уж и трудно. Женя быстро решала, как она относится к тому или иному человеку: нравится ли он ей, приятен ли он или отвратителен. Часто она рубила с плеча, не любезничала, не прощала, не прислушивалась к другим, но для себя решала совершенно точно, как вести себя с новым знакомым.

И только в тот раз девушка подозрительно долго тянула с решением и не могла понять, какие чувства испытывает к Алексу Орелли. Вот с его другом, Хавьером, всё было ясно, как день. Мускулистый красавчик с пышными кудрявыми волосами и обворожительной улыбкой. Умеет нравиться, заболтает и покойника. Лихо водит электрокар, с девушками особо не церемонится. Самовлюблённый кретин! От красивых слов быстро переходит к действиям. Разозлить может даже терпеливую и спокойную Стасю. Над такими, как Хавьер, Женя привыкла смеяться. Гордость — их уязвимое место, надавив на неё, точно на мозоль, с них можно легко сбить спесь.

Такие парни, как Хавьер, простые и понятные, но Алекс Орелли — создание совершенно странное. Ничто его не берёт. Непрошибаем, как стена, чёртов умник! Женю почему-то раздражали его равнодушный вид, сдвинутые брови, спокойные и глубокие глаза совершенно невообразимого, фантастического цвета. Она не знала, как вести себя с ним. Девушке очень хотелось вывести Алекса из себя, разбить маску невозмутимости, встряхнуть его хорошенько. Привлечь его внимание. Привлечь… именно это желание её и пугало, тревожило. Странное желание, учитывая тот факт, что Алекс ей совершенно не нравился. Или Женя ошибалась?

* * *

В квартире командора Бофорта столовая была совмещена с гостиной. Дверь отсутствовала, её место занимали длинные, от потолка до пола, деревянные подвески, которые раскачивались и звенели от каждого прикосновения. Жене они сразу понравились, как, впрочем, и сама квартира. Было в ней что-то старомодное. Стены в коридоре представляли собой искусственную каменную кладку, в гостиной горел электрический камин, стояли лампы с абажурами, как в ресторанчике «XXI век». Кто-то, обладающий редким чувством стиля, с большой любовью обставлял эту большую, ныне мрачную и пребывающую в запустение квартиру. И Женя отказывалась верить, что за этим стоял сам Гектор Бофорт.

Мебель: длинный стол, стулья с высокими спинками, сервант в столовой были вырезаны из тёмного, неподатливого дерева, и, наверное, это сближало комнату с залом какого-нибудь допотопного замка. Единственным отличием от оригинала были накрывавшие на стол дроиды, которые расставляли бокалы, раскладывали тарелки и приборы.

— Лопайте! — распорядился командор Бофорт, обращаясь к гостям. Сам он к еде не притронулся, принял расслабленную позу, откинулся на спинку стула и кончиками длинных пальцев (перчатки он, наконец, снял) постукивал по поверхности стола. На лице ни намёка на эмоции. Эдакий большой кот, сытый хищник. Да, Гектор Бофорт — человек, явно, необычный. Мрачный и жёсткий, нелюдимый, но интересный. Он всё-таки их спас и приютил. Позаботился о них, совершенно чужих людях, хоть и сам, похоже, не понимал, с чего это принял подобное решение.

Женя оказалась чертовски голодной и сию же секунду набросилась на еду: печёный картофель, овощи, кусочки мяса. Она набила рот и только потом осознала, что, кроме неё, больше никто не ест. Хавьер шептался со Стасей, явно, решил вернуть её расположение. Алекс сидел с низко опущенной головой и не шевелился. Тёмные волосы наполовину закрыли его лицо. Рука, державшая вилку, дрожала. Женя не могла отвести от него глаз и по инерции продолжала жевать. Обычно юноша такой хладнокровный, а тут трясётся.

— Ал? — Хавьер тоже заметил, что с другом творилось неладное. — Что с тобой?

Тот откинул волосы назад и улыбнулся совершенно жуткой улыбкой.

— Всё нормально. Устал. Думаю, как теперь поступить с миссис Валери. Не век же ей скрываться в управлении. Если у неё действительно имеются злосчастные чертежи…

— Полицейские распустят слухи о её смерти, а потом вывезут из Парижа, — заявил командор. — Если повезёт, уцелеет. Что касается вас, тут всё сложнее. Гильдейцы могут решить, что Женевьева Валери успела поведать вам о местонахождении чертежей. Ха, видели бы вы свои испуганные физиономии со стороны! Вы и сегодня-то чудом уцелели, ребятки. Во второй раз так не повезёт. Но и из игры теперь не выйти.

— Специально нагнетаете, так? — прорычала Женя. Она изо всех сил старалась сохранить лицо. Да, их всех чуть было не похитили или не убили. Подумаешь! И не такое бывало! На самом же деле зловещий тон командора Бофорта заставлял вздрагивать от ужаса. Стася, вон, совсем побледнела.

— Нет, девочка. В этом нет нужды, — фыркнул командор. Неужели жуткая история его лишь забавляла? Неужели он получал удовольствие, наблюдая за их страданиями?

— Может быть, у миссис Валери и вовсе нет никаких чертежей? — предположил Хавьер, наверное, желая приободрить товарищей.

— Она была очень близка к руководителю программы — Патрику Карсону, ухаживала за ним в дни болезни. Большую часть имущества он завещал ей. Именно Карсон занимался дешифровкой базы данных, обнаруженной на «Луне-11». Он же пытался восстановить чертежи природного оружия. Вполне возможно, он не отказался от исследований и после закрытия программы.

— Это только ваше предположение, сэр? — не унимался Хавьер.

— Ты сам видел лицо Женевьевы Валери, когда я упомянул о чертежах. Она испугалась и этим выдала себя. Завтра мы узнаем правду. А сейчас угомонитесь. Лопайте и не думайте ни о чём. Ты же, — Гектор Бофорт ткнул пальцем в Алекса, — выметайся из-за стола. Видок у тебя такой, будто ты намерен всё здесь залить блевотиной. Сильно ударился головой, да?

Алекс не выдавил из себя ни слова, глаза холодными голубыми огнями горели на помертвевшем лице. Хавьер выглядел взволнованным. Он крепко сжал плечо друга.

— Совсем плохо, да, Ал? Голова кружится? — пропел он таким ласковым, сладким тоном, что у Жени свело зубы. — Чем помочь?

— Стукнулся об оконную раму, — процедил Алекс. — Это не страшно. Нужно прилечь. Лучше пойду…

— Почему он сразу не сказал? — спросила забеспокоившаяся Стася. — В управлении были доктора. Они перевязали руку Хавьеру и Алекса могли осмотреть. Вдруг у него сотрясение…?

К своему удивлению, Женя разволновалась. Сотрясение. Сотрясение. Эта мысль, точно молот, била по черепушке девушки. Да что это она, в самом деле? Разве ей не всё равно? Разве она не чёрствая, не бесчувственная стерва? Для всех Женя была такой, для всех, кроме дяди и Стаси. Их она любила и опекала, а вот парней никогда не щадила. Синяк? Подумаешь! Переживет, не маленький! И всё же… Всё же он вернулся за ней, бросился спасать. Всё же Женя стала его должницей.

* * *

В квартире Бофорта были, не считая гостиной и столовой, ещё три комнаты. Но попасть Женя смогла только в самую маленькую, там она и обнаружила Алекса. И, похоже, там ему нравилось. А всё потому, что комнату со всех сторон окружали встроенные в стены книжные полки. Потолок был невероятно высоким, как и во всех квартирах элитных секторов. Окно, расположенное под крышей, и в самый солнечный день не пропускало много света. Зато в промежутки между полками были встроены панели мощных ламп. Алекс сидел на узкой постели, спиной к входной двери, обхватив тело руками.

— Эй, Алекс! У командора нашлись кое-какие таблетки…

Он обернулся так резко, что девушка вздрогнула и невольно отступила назад. Черты его лица заострились, глаза горели лихорадочным огнём. Странные глаза. На этот раз какого-то неестественного светло-лилового цвета. Это при его тёмных волосах (они торчали в разные стороны, потому что юноша то и дело накручивал пряди на пальцы), бровях и ресницах. Генетические мутации — не редкость, они встречаются сплошь и рядом. Волосы необычного цвета, двойной ряд ресниц, слишком длинные конечности, чрезвычайно хрупкое сложение — всё это трудно назвать диковинным. Но таких глаз, как у Алекса, Женя ещё не видела. «Совсем как у эльфа», — подумала она. Когда-то давно мать рассказывала ей вместо сказок мифы допотопных народов, в том числе удивительные истории о феях, альвах^[11] и народе богини Дану^[12]. Наверное, и у волшебных существ, в которых верили древние люди, были такие же глубокие, ясные и пугающие глаза. Юноша качнул головой, и непослушная тёмная прядь волос свесилась на лоб.

— Я в порядке.

Оно и видно!

— Слушай, если тебе плохо, можно вызвать…

— Я в порядке, — повторил он, и на этот раз твёрже. Женя так и не поняла: он изо всех сил старался сохранить лицо, он хотел остаться в одиночестве. Куда ей сообразить?! Никто не смел выставлять за дверь Евгению Логинову! Девушке впору было разозлиться на зловредного паренька, а она, напротив, смутилась. Женя поставила на низкий прикроватный столик стакан с водой, опустила рядом и упаковку таблеток, а потом плюхнулась на постель, всем своим видом показывая: она здесь надолго. Алекс закрыл глаза и замер, как будто ему не было никакого дела до девушки.

— Сердишься, да? — Женя назло решила не отставать и дожать беднягу. Она славилась упорством, хотя в том случае оно было неуместно. — За то, что ударила? У меня есть гель, который сведет синяк за пару часов. Хотя так тебе тоже ничего… Ты же не хотел выглядеть сладеньким.

Алекс медленно повернулся к девушке, и та с нескрываемым злорадством ожидала увидеть гнев в его глазах. Но юноша посмотрел на неё, как на умалишённую. И впервые за всё время знакомства с Алексом Орелли Жене стало стыдно за своё поведение. Почему она повела себя, как полная дура?

— Прости. На меня иногда находит… Глупость какая-то! У меня, знаешь, у меня бывают приступы… ярости. Не понимаю, что творю. Прости. Зря я тебя ударила. Ты поступил правильно, что рассказал о дяде. Я подозревала… я не должна была на тебя набрасываться… Это всё дядя, не признался мне… — эгоистичная девчонка продолжала изливать свои чувства, вываливать на Алекса комья собственных проблем, подозрений и переживаний. Юноша слушал её, не прерывая, только ладони сжал в кулаки. — И ещё… я ведь так и не поблагодарила тебя. Ты вернулся за мной в тот проулок. Там всё пылало, ты рисковал жизнью…

Алекс сделал глубокий вдох.

— И ты рисковала. Кто просил оставаться там? Если бы мы погибли, вина лежала бы лишь на тебе одной.

Пусть и дальше так думает. Только Стася и она сама знали правду. На самом деле Женя пыталась спасти друзей. Её так и распирало от чувства превосходства над Алексом, но нужно было помалкивать.

— Знаю. Извини. Я растерялась. Огонь пугает меня. И тебя тоже?

— Да, — глухо ответил он и вздрогнул. — Ненавижу огонь. И жару. И шум. И пыль.

— Ого! А у меня на пыль аллергия, — Женя зачем-то показала ладони, покрывшиеся красными пятнами. — И на шерсть.

Брови Алекса поползли вверх и потешно изогнулись. Но что-то в его облике, наконец, дало Жене понять: он страдает, и улыбка тут же сползла с лица девушки.

— В следующий раз я не смогу спасти тебя, Эжени, — прошептал молодой человек. Он точно бы признавался в чём-то позорном. — Я непременно запаникую, не смогу сделать и шагу. И мы… мы сгорим там… Сгорим, Эжени… Сгорим… Сгорим…

— Эй, Алекс! Да что с тобой стряслось? — встревожилась девушка — Всё… всё ведь уже хорошо. Слушай…

— Знаешь что-нибудь о захвате заложников в развлекательном центре «Бриллиант»? — спросил Алекс. И не дав ей ответить, продолжил. — В третьем месяце 3016 года террористы забаррикадировались в огромном развлекательном центре, в Фиолетовом секторе Льежа. В Верхнем районе. В том центре чего только не было: и торговые ряды, и рестораны, и аттракционы, бассейны, искусственные пляжи, сады. В воскресенье там было много народу. Проклятье, уже и не вспомню, какие были выдвинуты требования… Через два часа была предпринята первая попытка штурма. Пришлось отказаться от использования дроидов и киборгов, ведь у террористов были глушители. Привлекли гвардейцев. Мы знаем город лучше, чем полицейские, каждый закоулок, каждую нору… Пока полицейские и силовики из Службы безопасности штурмовали центральный вход, мы зашли с тыла, проникли внутрь. Мы должны были найти способ разблокировать двери и впустить полицейских. Нас было десять. Десять гвардейцев, которые служили уже несколько лет. Мы притворились заложниками, растворились среди них, а сами передавали данные в штаб. Мы видели всё, что там творилось, всё… — Алекс торопился выплеснуть на Женю рвавшиеся наружу слова, словно боялся, что его вот-вот немилосердно оборвут, заткнут, не захотят слушать. Он спешил, глотал фразы, обрывал слова, тянул себя за волосы и смотрел перед собой, смотрел, не мигая. — Они… облили всё какой-то дрянью и подожгли… Всё горело… всё… даже вода. Вода в бассейнах пылала, горели пальмы, горели… горели… В жизни не видел столько огня, столько удушливого, едкого дыма. Люди… и люди горели… Их намеренно обливали той самой мерзостью и поджигали, смотрели, как они корчатся, видели, что кожа пузырится на их лицах, вздувается, лопается…

— Не продолжай… Алекс, тебе же хуже будет, — просила Женя, стуча зубами. Она старалась отгородиться от его слов, заслониться, спрятаться. Она боялась даже подумать о них, становилось дурно даже от его тона. Юноша лихорадочно замотал головой и, к ужасу Жени, продолжил.

— Мы пробыли там шесть часов. Целых шесть часов в огненном аду, пока здание центра окончательно не освободили, а террористов не перебили. Они знали, что обречены, и продолжали жечь людей, обливали их кислотой и снова поджигали. Тогда Хавьер лишился глаз. Мы рвались к выходу, пытались вывести тех, кто ещё не погиб, и… Потом мы тащили и его через завесу дыма, там всё обваливалось, почти как сегодня, только хуже… Гораздо хуже. И у Хавьера были пустые глазницы, понимаешь? Совершенно пустые. Я порой вижу его таким и тех горящих людей, слышу, как они кричат. И в такие минуты не могу сдвинуться с места, не могу пошевелиться, я задыхаюсь, горло горит. И всё повторяется, снова и снова. Когда я увидел сегодня ту горящую штуковину и дым, то захотел убежать. Я был готов бросить тебя, унести ноги, я запаниковал, запаниковал, как и тогда, Эжени… При других обстоятельствах я бы, напротив, рвался вперёд, но тогда… Скверно… как же скверно… Не знаю, что со мной творится! Нельзя было паниковать! Что же… Почему они это сделали, скажи? Зачем издевались? Ради чего, ради чего? Какие цели они преследуют? Неужели они получают удовольствие? Неужели им нравится смотреть…? Что именно превращает людей в животных? Откуда такая жестокость? Почему люди, неважно, кто они, должны страдать? Они же не сделали ничего плохого, а с ними обошлись, как с мусором. Даже хуже… И никому нет дела. Никому! Не удивительно, что допотопные люди уничтожили свой мир. Разумеется, это правда… Правда…

— Эй, ну не надо! Ты же вырвешь все волосы. Не ты в этом виноват, не ты… — Женя была потрясена его вспышкой, она не ожидала, что юноша способен на столь бурные проявления чувств. Он был живым средоточием боли, ужаса и безумия. Он горел изнутри, горел живьём и продолжал представлять то, о чем говорил. Плохо понимая, что делает, девушка протянула к Алексу руки и прижала голову юноши к своей груди. Она не привыкла расточать нежность, успокаивать, утешать кого-то. Женя была холоднокровной, и ей нравилось быть такой. Тогда же она была готова пойти на всё, лишь бы только привести его в чувство. — Эй, успокойся… успокойся… Алекс, дыши!

Проклятье! Он ещё и согласился помогать ей, зная, что дело связано с Гильдией. Не нужно было его впутывать. Её дядя сотрудничал с гильдейцами, возможно, помогал мучить людей. И Алекс не сказал ей ни одного злого слова о профессоре, ничего не сказал, кроме правды. Напрасно она его доводила. Очень зря.

Юноша выпутался из кольца её рук. К нему вернулся румянец, слишком яркий, болезненный. Алекс нервно рассмеялся.

— От тебя я не ждал сочувствия, барышня! — ухмыльнулся он. И тут же Женя вышла из себя, она ударила его кулаком в плечо.

— Быстро же ты оперился!

Алекс нетерпеливо заерзал.

— Эжени, послушай… Жаль, что ты застала меня в таком виде. Извини меня! И… пожалуйста, не говори Хавьеру. Не стоит ему вспоминать о случившемся, он будет нервничать ещё сильнее, чем я.

— Ты когда-нибудь говорил с ним об этом?

— Нет. Разумеется, нет. Хавьер после операции помнит не всё. Это к лучшему.

«Лучше, если бы и ты забыл».

— Твои слова останутся между нами, обещаю. Я никому не расскажу.

— Спасибо! «Вы были сегодня моим добрымангелом, но, конечно, это не помешает нам ссориться в будущем».

— Да ну тебя!

— Нет, неправильно, — он улыбнулся и подмигнул Жене, — ты должна ответить: «я совершенно не желаю ссориться с кем бы то ни было». И тогда я скажу: «а я желаю. Добрая ссора — соль земли».

— Ах, прекрати цитировать Этель Войнич^[13], умник! — отмахнулась Женя.

— Тебя не провести!

— А ты на что надеялся, болван? — хохотнула девушка, но тут же смех застрял в горле. Скрытая в полумраке комнаты штуковина засветилась жёлтым светом, щёлкнула, и из её нутра полилась нежная музыка.

— Шкатулка, — пояснил Алекс, склонившись над штуковиной. Она представляла собой прямоугольный ящик, на крышке которой располагался маленький корабль — модель допотопного парусника. Когда срабатывал механизм, корабль приходил в движение и словно покачивался на волнах. На его корме виднелась витиеватая надпись: «Гектору от Чарли и Эм».

Женя, выглянувшая из-за плеча Алекса, невольно залюбовалась «бороздящим просторы океана парусником». Мелодия быстро смолкла.

— Наверное, срабатывает каждый час, — заметил юноша.

— Это явно очень дорогая для Бофорта вещь.

— С чего ты взяла?

— Это же очевидно, сыщик! Только на ней нет пыли. Наверное, подарок от его родственников или любимых.

— Думаешь, у него есть любимые?

— А почему бы и нет? — подмигнула Женя. — Холодность у вас, мужчин, напускная. В глубине души вы милые и плюшевые. И ты подтвердил эту теорию.

Алекс покраснел, и девушка почувствовала себя донельзя довольной. Ага! Она узнала его главную слабость. Вот только было ли у неё право этим гордиться?

* * *

— Итак, Женевьева Валери ответила на все вопросы, — в несусветную рань командор вытащил гостей из постелей и объявил, что участницу программы «Земля-Атлантида» допросили ещё до рассвета. Сам командор ушёл, как только они уснули, и всю ночь провёл в управлении. — Чертежей в прямом смысле этого слова у неё нет.

— То есть? — поперхнулся Хавьер. Он единственный уминал круассаны и глотал кофе. Остальные не торопились приступать к завтраку.

— Перед смертью Карсон уничтожил воссозданные им же самим чертежи оружия. Чокнутый гений, похоже, устрашился собственного открытия. На бумаге или на другом носителе их не существует. Зато они имеются в голове миссис Валери, которая помогала профессору в изысканиях. Она запомнила каждую деталь, выучила их наизусть. И при желании сможет восстановить.

Бофорта наверняка позабавили открытые от удивления рты ребят.

— Она точно не лжёт? — Алекс первым начал задавать вопросы.

— Нет, её протестировали. Валери сказала правду.

— Скверно, — ответил на это Алекс, — в таком случае, гильдейцы никогда с неё не слезут.

— Вот именно! — подтвердил командор. — Разумеется, чертежи имеются в архиве Службы безопасности, но, по всей видимости, они неполные. А потому Женевьева Валери — ходячая мишень.

— Уже решили, что с ней будет? — спросил Хавьер.

— Пока нет. Некоторое время поживёт в управлении, там о ней позаботятся. А дальше будет видно. Но в Штаты к дочери точно никогда не выпустят, спрячут где-нибудь в ЕАК, — командор Бофорт криво усмехнулся и потрепал высокий воротник клетчатой рубашки (клетка, похоже, была его фетишем). — Я открою офицеру Фросту доступ к секретным файлам. Подождите, не пищите! — он предостерегающе поднял руку и не позволил Алексу и Хавьеру поблагодарить его. — Я ещё не закончил. Я помогу вам безопасным способом вернуться в Льеж, но помните: так просто от гильдейцев вы не отделаетесь. Глядите в оба.

— А вы? — робко спросила взволнованная Стася. — Что будет с вами? Вы же тоже в опасности!

— Вернусь в Новый Лондон. У меня хватает работы, — командор не стал делиться подробностями. — Весь день проведёте в квартире, вечером отправитесь в Льеж. Доступ получите через два-три дня. Больше ничем не могу помочь.

— Вы очень добры, сэр! — воскликнул Алекс. — Нет слов, чтобы выразить признательность…

— Вот и не ищи их, парень! — рявкнул командор Бофорт, и юноша оборвал себя на полуслове. — Толку от них никакого. И запомни, когда ты вляпаешься в следующий раз, меня рядом может и не оказаться, так что в твоих интересах не лезть на рожон.

* * *

Последние три дня Женя отказывалась выходить из своей льежской квартиры. За всё это время она едва ли проспала пару часов и почти ничего не съела. Большую часть времени девушка проводила в полутёмной комнате (она активировала «ночной режим», поэтому солнечный свет не мог пробиться ни в одну щель), сидела на софе, поджав под себя ноги, натянув одеяло до подбородка, и воспалёнными глазами смотрела в одну точку.

Новость о членстве профессора Никифорова в Гильдии стала известна журналистам уже на следующий день после возвращения Жени и её друзей в Льеж. Похоже, кто-то из младших офицеров парижского управления полиции слил информацию. Разумеется, за это очень строго наказывали. Но когда речь шла в семействе Логиновых, газетчики были готовы платить любые деньги за какие-нибудь мерзкие подробности. Любой соблазнится.

Новость взорвала Сеть, слухи, обвинения и предположения распространялись со скоростью света, полыхали, точно пожар. И не было от них спасения, их не успокоить и не унять. Жене казалось, что теперь от них никуда не спрятаться, не укрыться, не отгородиться. Они будут преследовать её до скончания века, они её клеймо. Василий Логинов пришёл в страшную ярость (буйный нрав Женя унаследовала именно от отца) ругался, проклинал профессора. Грязные делишки Никифорова, по его мнению, могут не просто подорвать, а разрушить репутацию семьи, изорвать на лоскуты. Отец кричал и требовал, чтобы Женя немедленно вернулась в Москву, беседовала с журналистами, опровергала их заявления, отнекивалась. Он, как всегда, был очень занят и собирался свалить на дочь самую неприятную работёнку.

Мать позвонила всего один раз, и то в день поминок дяди. Она участвовала в глубоководной экспедиции где-то в Южном океане и в ближайшее время не собиралась возвращаться в ЕАК. Вряд ли она знала, что её покойного брата с ног до головы облили грязью, заклеймили убийцей и террористом, свели на нет все его достижения. Он ведь столько добра сделал людям, стольких спас от смерти! Он посвятил жизнь лечебному делу, отдал ему всего себя, без остатка. И как быстро об этом забыли! Точно его работа, его открытия не имели никакого значения. Да с чего они взяли, что профессор добровольно сотрудничал с Гильдией? Как они могли винить его в этом, предварительно ничего не выяснив? Они, все они, ненавидели дядю за то, что он был членом семьи Логиновых, этих мерзких, гадких Логиновых, которые в грош никого не ставили. Поделом им! От них ничего другого и не ждали.

У Жени не было сил кричать, ругаться, доказывать свою правоту, опровергать слухи и домыслы. Она отключила большую часть гаджетов, в том числе комп, отказалась разговаривать с Алексом и Хавьером, которые позвонили в первый же день и попытались успокоить. Надо же! Какие милые! Большинство подруг и поклонников злорадствовали, а эти парни выглядели искренне расстроенными. Хавьер и вовсе обещал поднять вопрос о проверке всех сотрудников парижского управления на вшивость. И, кажется, его начальник, офицер Фрост, обещал помочь. Она не знала точно, не пожелала слушать и выключила коммуникатор, боялась, что разрыдается в голос от жалости к дяде, к себе, от благодарности к добрым мальчишкам. Стася утешала подругу, как могла, но Женя не любила душеспасительные беседы и, в конце концов, попросила оставить её в одиночестве. Стася волновалась и звонила каждые несколько часов, но у Жени не было желания болтать. На этот раз она даже не пыталась вести себя, как должно, и делать то, что требуется. Она забыла об обязанностях, хотя дни были расписаны по часам. Утренние съёмки телешоу, дневные пресс-конференции, репортажи, поездки, вечерние съёмки, встречи с фотографами, благотворительные акции, работа над социальными проектами, привлечение спонсоров, встречи с детишками в школах и больницах, беседы с их родителями, посещение приютов, званые ужины у друзей отца. Женя порядочно выбилась из графика, накопилось много «долгов», а самое главное, её ждали дети, несчастные, больные, брошенные, с которыми девушка проводила так много времени. Не потому, что это поднимало авторитет её семьи, привлекало внимание к её персоне, а потому, что рядом с ними ей не нужно было притворяться, доказывать правоту, отстаивать свою позицию. Женя нужна им такой, какой она была, и они нужны ей, наверное, потому, что более не были нужны никому.

Тогда же она забыла о них, забыла обо всём. Со дня исчезновения дяди Женя точно катилась по наклонной, всё быстрее и быстрее, и никак не могла остановиться. Она так сильно хотела найти профессора, спасти его, что само это желание разъедало её изнутри, как кислота. Она не успела помочь, она его потеряла, но так и не нашла в себе силы осознать этот факт, осмыслить его и принять. Девушка продолжала двигаться по инерции, забыла о страхе и нерешительности. Она думала, что вот-вот разгадает оставленную дядей загадку, во всём разберется, и тугой узел, до боли сдавивший внутренности, ослабнет. Но вопросов стало слишком много, куда больше, чем ответов. И Женя перегорела, как лампочка. Наконец, остановилась и осознала: сил не осталось. Не осталось ничего.

В какой-то момент девушке даже понравилось хандрить, ведь можно было выспаться, поваляться несколько часов в ванной или пожевать печенье, лежа на софе с любимой книгой в обнимку. Женя даже начала наслаждаться таким образом жизни и потихоньку приходить в норму, когда Миа — искусственный интеллект дома — объявила о визите мистера Александра Орелли. И вот тогда-то посреди ясного неба раздался гром. Женя вскочила на ноги, отчего-то заметалась по комнате, а в голове бушевал вихрь разномастных мыслей-вопросов:

«Что емунадо? Что случилось? Ещё кого-то убили? Неужели утешать пришёл? Рубашка вишневого цвета мне идет, разве нет?»

Алекс в форме гвардейца, слуга закона, таращился, как восторженный мальчишка. Но, разумеется, не на бледную и растрёпанную Женю, казавшуюся кукольной и совершенно нескладной в мешковатом, как у пилота грузового корабля, комбинезоне. Он пялился на огромные стеклянные лифты и на лестницу с мраморными перилами, ведущую на дополнительный этаж. Вряд ли он часто посещал Верхний район.

— Чего тебе? — хриплый сердитый голос Жени оторвал юношу от созерцания робота-швейцара, вышагивавшего в противоположенном конце коридора. Алекс вздрогнул и уставился на девушку. Он смотрел с тревогой, или показалось?

— Что у тебя стряслось, Эжени?

— Стряслось?

— Стейси сказала, что нужна моя помощь. Это она привезла меня. Так зачем я тебе понадобился?

Ну Стася! Ну лиса! Проницательная зараза. Она как-то догадалась, что броня подруги предательски сползает в обществе Алекса. Женя никому не позволяла себя утешать, не желала слушать ласковые слова, замыкалась в себе и не выдавала чувств. Не смела обнажать их ни перед кем, не подпускала даже близкую подругу. Алекс Орелли — проклятый умник, холодный снаружи и тлевший внутри — был первым, кому она открылась. Беспрецедентный случай. Да ну! Глупая ошибка! Она потеряла дядю и была не в себе. Второй раз такое не пройдёт. Женя и на порог не пустит этого парня, нечего ему тут делать. Ей и одной хорошо, она не ждала гостей. Женя не собиралась изливать душу, чтобы там ни надумала Стася, ей это не поможет.

— И где же она сама?

— Собиралась припарковаться и подняться следом за мной.

— Она нагло обманула тебя, балда. Бросила здесь, — усмехнулась Женя.

Несколько секунд Алекс просто глядел на неё, хмуря брови, а потом закатил глаза. Он не ругался и не возмущался, хотя Стася, по всей видимости, подловила его после изнурительного дежурства. Если юноша о чём-то и мечтал, то только о сне. И всё равно он приехал, не отказал в помощи. Жене стало совестно.

— Хм… что же… раз у тебя всё в порядке, я лучше пойду, — парень чувствовал себя глупо и намеривался смыться. Бедолага!

— Заходи, — решительно заявила Женя. — Накормлю ужином. Не зря же летел через весь город.

Девушка отступила в сторону и пропустила гостя внутрь, а тот, сделав первый шаг, так и застыл с открытым ртом. Квартира была предоставлена Жене муниципалитетом с мебелью и прочими предметами интерьера на правах найма. Выкупить недвижимость у города могли лишь самые богатые жители ЕАК, такие, как Василий Логинов или Пётр Никифоров, для остальных собственный дом был недостижимой мечтой. Алекс с восторгом разглядывал дорогущих роботов последней модели, которые помогали Жене по хозяйству и в тот момент накрывали на стол. Юноша высоко задирал голову, чтобы рассмотреть узоры на потолке, высовывался из окон (квартира Жени выходила во внутренний двор, где располагались фонтаны, бассейны, ресторан и игровая площадка. И всё на высоте сто семидесятого этажа. Алекса ужасно смущала ухмылка наблюдавшей за его действиями девушки, но он ничего не мог с собой поделать. Ему, явно, ещё не доводилось посещать столь роскошную квартиру. А ведь он даже не был на втором этаже, где Женя устроила библиотеку и небольшую оранжерею. Она вспомнила незатейливую обстановку квартирки Алекса, недорогую мебель и стопки обтрёпанных книг. И почему-то девушке стало стыдно за любовь к роскоши.

* * *

Алекс ни о чём не спрашивал, не говорил о профессоре Никифорове, не пытался утешить. Юноша устроился на краю софы, позволил Жене прислонить к своему плечу подушку и читал вслух. «Герой нашего времени», «Копи царя Соломона»^[14] и «Театр»^[15] — любопытное сочетание.

— Ты уверен, что осилишь их за такой короткий срок? — с сомнением спросила девушка. Она улеглась на софу, вытянула ноги, но задумала вертеться и доставлять Алексу разнообразные неудобства. Он, как хороший мальчик и добрый друг, смиренно терпел.

— Конечно. Целая ночь впереди. Раз уж я тут застрял.

— Вот именно. Застрял, — ухмылялась Женя, — Стася за тобой не приедет, и не надейся. Я в такой ливень и носа из дома не высуну, а самостоятельно ты доберёшься домой только к утру.

— От вас обеих одни неприятности.

— За тобой должок, сладенький мальчик! Сегодня ты нужен здесь. Обещаю, утром лично отвезу тебя в Университет.

— Ладно, так уж и быть. С чего начнём?

У него был удивительно спокойный и приятный голос, это девушка сразу отметила. Чем-то он напоминал голос дяди. А ведь когда-то, много лет назад, и он читал Жене на ночь, не оставлял до самого утра, если ей было плохо или больно. Она и не подозревала, что отчаянно нуждается в чьём-либо участии. Пусть оно и не приняло форму слов. Но кто бы ещё столь безропотно исполнял все её прихоти? Даже Стася на это неспособна.

Так что же, они с Алексом теперь квиты? Или Жене снова придётся ходить в должницах?

* * *

Девушка проснулась в несусветную рань, в пять часов утра. И, как ни странно, почувствовала себя свежей и прекрасно отдохнувшей. Алекс дремал, свернувшись в три погибели, «Театр» соскользнул с его коленей на пол. Вспомнив жизнеутверждающую концовку книги, Женя невольно улыбнулась. Бедняга Алекс! Она, и правда, доставляла ему одни неприятности, а ведь, напротив, могла стать другом. Недаром он поделился с ней самым сокровенным, тем, о чём не говорил даже лучшему другу. Отчего-то этот факт ужасно радовал Женю. Она укрыла гостя пледом и, страшно довольная собой, направилась готовить завтрак.

— Мистер Роман Иловайский, — сообщила Миа, чем привела Женю в замешательство. Что? Как? В такой час? Он же должен быть в Москве! Роман относился к парням, которые повсюду таскались за Женей и считали себя первейшими претендентами на её руку и сердце. Тьфу! Богатенькие, напыщенные хлыщи! Девушка презирала их, насмехалась над ними и водила за нос.

Роман был самым противным из всех. Его отец заседал в общегосударственном Тинге, а сам молодой человек служил в посольстве ЕАК в Штатах. Тощий, одетый с иголочки белобрысый засранец, которого она знала с детства и над которыми привыкла издеваться. Он был особенно настойчив, эгоистичный подонок, любил только себя и почему-то вообразил, что непременно женится на дочке Логинова. Убого! И, тем не менее, он не отставал. Что же… посмотрим, что он скажет, когда увидит в её постели другого мужчину, ха-ха! Возможно, Алекс, сам того не подозревая, окажет ей ещё одну услугу.

— Что ты здесь делаешь, Роман? — Женя прислонилась к дверному косяку и изображала зевоту. — Почему не позвонил?

— Я звонил, но ты не отвечала. Много раз звонил. Ты отключила коммуникатор. Твой отец хочет, чтобы ты вернулась домой, Женя. Я приехал за тобой. Неужели ты меня не впустишь?

Она впустила, старательно изображая недовольство, хотя на самом деле ситуация её забавляла. Её знакомые недоумевали, почему Женя отказывала Роману. В общем-то, он считался славным парнем. В его пользу говорили и блестящее образование, и способность заводить выгодные знакомства, и приятная внешность, и умение одеваться с иголочки, выглядеть свежим даже в пять часов утра. А ещё не нужно забывать о деньгах его родителей, способных открыть любые двери. Женя и Роман были одного поля ягоды, но никак не могли поладить. Нет, он не бесил её. Она его презирала. За капризность и избалованность, за нежелание прислушиваться к другим и уважать чужое мнение. За то, что в её присутствии он превращался в ревнивого идиота, хотя она никогда не давала ему обещаний.

И в тот момент Женю просто воротило от этого парня. От его холёного, румяного лица, прилизанных волос, от миазмов благополучия и вопиющего богатства, исходящих даже от его кожи, от букета белых лилий, которым он в порыве чувств размахивал у девушки перед носом. А Роман, не замечая злости Жени, принялся распекать её.

— Почему ты не отвечала? Знаешь же, я ужасно за тебя переживаю! Нельзя быть такой беспечной, слышишь, Женя, нельзя! Я взял у отца корабль, собирайся, в Москве будем уже через пару часов.

Женя слушала его вполуха, но тон ей не нравился. Роман говорил так, словно имел на неё какие-то права, и это взбесило девушку.

— С чего ты взял, что я поеду? У меня контракт, съёмки. Нет, исключено. Я остаюсь. У тебя всё?

— Как это «не поедешь»? Ты же знаешь, как нужна своему отцу! Ты не можешь здесь остаться! Ты должна вернуться в Москву! — вот же тупица! — Непременно должна вернуться! Разве тебя здесь что-то держит, Женя? — вот же заладил, идиот! Занудный до смерти! — Чем ты здесь занимаешься? Шляешься по Нижнему району? Опять общаешься с каким-то сбродом? Знаешь же, что я не одобряю подобное поведение!

А вот это уже лишнее! И как Земля умудряется носить такого кретина?

— Не одобряешь? — зашипела Женя. — А с чего ты взял, что меня интересует твоё мнение? Мне, откровенно говоря, всё равно, что ты думаешь. Мне не до тебя. Я, вообще-то, тебя не звала. И с какой стати ты заявился в такую рань? Проваливай, Роман!

— Не интересует моё мнение? Ты серьезно? Да что с тобой, Женя? Что случилось? В своём ли ты уме?

Трудно сказать, что именно разозлило Романа: несговорчивость девушки, её презрительно поднятый подбородок или застывшая на губах издевательская усмешка. Но он разозлился, вцепился в её плечи и встряхнул. В другом случае Женя не стала бы церемониться с нахалом и заехала ему прямо между глаз, между этих маленьких, противных глазок. Но тогда она оторопела, её душил рвущийся наружу безумный смех, только подтверждавший глупость всей сцены, и позволила до себя дотронуться.

— Отпусти её! — скомандовал появившийся в дверном проёме Алекс. В ту минуту Женя была страшно ему рада. Милый Алекс, осунувшийся и сердитый, в чёрной одежде. От него исходила мрачная аура гвардейца, приводившая гражданских в трепет. От неожиданности Роман сделал несколько шагов назад и врезался в дроида.

— Это ещё кто? Он, что, ночевал здесь? — взревел незваный гость.

— Верно, — из последних сил сдерживая хохот, заявила Женя. Небеса, какой Роман всё-таки тупой! У него крышу сносит, когда он её видит! Противно-то как! Противно!

— И часто он здесь ночует? — посинел от ярости Роман.

Алекс нахмурился. Ну потерпи, потерпи ещё немного, будь хорошим мальчиком!

Она кивнула, широко улыбнувшись. Глупый Роман, совершенно потеряв голову, бросился прочь.

— Странный тип, — под занавес выдал Алекс. — Какой-то нервный. Твой, хм… парень? Неловко получилось. Думаю, мне пора, Эжени…

В конце концов, Женя не выдержала и захохотала. Она смеялась и смеялась, до колик, до боли в груди. Смеялась, как сумасшедшая, как помешанная. Чтобы не рухнуть на пол, она прижалась к стене. Алекс таращился на её во все глаза, переступал с ноги на ногу и не знал, как себя вести.

Потом на глаза Жене попались невинные белые лилии, доживавшие свой короткий век на полу. Грустная картина! И хохот превратился в вопль. Всё то жуткое, что сидело в ней, заворчало, заскреблось, запросилось наружу. Приезд идиота Романа. Какая нелепица! Какая глупость! До слёз… Исчезновение дяди, месяцы томительного ожидания и мучительного страха за его жизнь. Дядя лежит в медицинской капсуле, вокруг снуют дроиды. Его тело… Дядя сильно похудел, осунулся. И кровь… кровь толчками вырывается из раны на его груди. Она его потеряла, потеряла по-настоящему! Правда о прошлом дяди. Нападение гильдейцев. Да ведь её чуть было не убили! Жуткий рассказ Алекса.

«Нет, об этом лучше не вспоминать! Не смей думать об этом, иначе рехнешься!»

А Женя и без того вплотную подошла к помешательству. Мёртвый дядя, проклятое природное оружие, посетители центра «Бриллиант», которых сожгли заживо. Она ясно представила их искаженные болью лица, на которых вздувались пузыри. Гильдия. Её дядя помогал террористам, мучил людей, мучил… Его больше нет, а ей, ей придется жить с этим. Придется жить… придётся… А тут ещё и Роман. Этот нелепый, глупый Роман, который нёс полную чушь. Нет, он какое-то нереальное существо, чудовище из другого мира. Скучного, благополучного, равнодушного, в котором ей, опасной сумасшедшей, места нет. Нет места, нет…

Наверное, Женя оглохла от крика, раз больше себя не слышала. Ей хотелось плакать, хотелось выплеснуть из себя боль, выпустить наружу, как джинна из бутылки, освободиться. Но слёз не было, только сухие, тяжёлые рыдания. Женя не чувствовала рук Алекса, крепко прижавшего её к себе, едва ли девушка слышала, как он пытался успокоить её, не видела его испуганных глаз. Но всё же ощущала его присутствие. Он не оставил Женю, не покинул, не бросил. Не испугался. Он был рядом в самую страшную для неё минуту. В момент, когда пелена спала с её глаз, когда она точно очнулась ото сна, в котором застряла со дня исчезновения дяди. В момент, когда она отошла от шока и поняла, что потеряла, что дядя рискнул собой ради неё и погиб. А с ним умерло и то лучшее, что было в ней, то, что придавало ей сил и помогало бороться с агонией. Женя думала, что отдаст концы в ту минуту, но нет, она не умерла. Она продолжала держаться за Алекса, вцепилась в него мёртвой хваткой, ломала ногти, но не отпускала, и он не отталкивал.

И Женя была уверена: он понимал её лучше, чем кто-либо другой, он знал, что она чувствует. Он сам пережил нечто подобное.

* * *

«Если ты действительно хотел, чтобы я узнала правду, дядя, ты оставил подсказки. И я найду их», — повторяла Женя, переходя из одной комнаты в другую и копаясь в вещах погибшего профессора. Девушка приехала в Москву на пару дней, но не ради отца или идиота Романа, который повадился забрасывать её жалобными сообщениями. Она хотела хоть как-то помочь расследованию.

Квартира дяди со всем содержимым теперь принадлежала Жене, и она, пусть и с трудом, заставила себя переступить порог этого жилища. Большая, просторная, светлая квартира, каждый уголок которой был знаком с детства. Вот в этой маленькой комнате Женя жила целых пять месяцев, дядя забрал её к себе, пока шёл бракоразводный процесс родителей. На этой софе, под одеялом с пандами она спала, в этом кресле сидел дядя и читал ей вслух. А вот и её детские книги, старые дроиды, первый комп, бластер… На этой кухне дядя пытался приготовить завтрак, уверяя, что справится без роботов, но масло уже горело ярким пламенем, а молоко пенилось и готовилось вырваться из недр кастрюльки. На этом плюшевом ковре в гостиной Женя и Стася играли, ползали и кувыркались, хохотали до упаду, мешая профессору работать. Всё было родом из детства, всё напоминало о дяде. Женя не смогла бы тут жить, о нет!

Полицейские побывали в доме профессора раза четыре, рылись в его документах, вытряхивали из папок листы синтетической бумаги, просматривали записи, сделанные Асей, искусственным интеллектом квартиры, изучали оставшиеся на компе файлы и не нашли ничего толкового. Но что-то должно было остаться, разве нет? Иначе как, по мнению дяди, Женя нашла бы ответы? Нет, он что-то оставил для неё, лишь для неё одной. Ведь именно ради неё он согласился сотрудничать с Гильдией. Он хотел спасти племянницу, хотел избавить её от…

Женя хлопнула себя по лбу. Точно! Какая же она тупица, раз сразу не догадалась! Она слишком хорошо знала дядю, чтобы ошибиться. Всё для него имело скрытый смысл. Если он сотрудничал с Гильдией ради неё, то… Девушка вернулась в детскую и начала рыться в ящиках письменного стола. Куда она могла запропаститься…? Ага! Вот она! Детская медицинская карта. Карта Евгении Васильевны Логиновой. Пухлая папка синтетической бумаги, а в ней грустная история трех запутавшихся взрослых и одного несчастного ребёнка, с которым сотворили страшное, необратимое или…

Женя опустилась на пол и развернула карту. Запищал проклятый коммуникатор, и робот из приемной отца сообщил, что в 15:00 начнётся пресс-конференция Николая Рябинина — кандидата в сенаторы общегосударственного Тинга от «Партии прогресса», ставленника её отца. Василий Логинов по понятным причинам поддерживал технократов. Их правительство выделяло огромные деньги на программу адаптации планет Солнечной системы под человеческие нужды и на исследования соседних галактик. Женя должна была взять у Рябинина интервью. Что же… в запасе у неё ещё два часа.

И девушка начала изучать карту. В ней сохранились данные о первых восемнадцати годах жизни Жени, о медицинских обследованиях, анализах, об изменениях её состояния, о лекарствах, которые она принимала. Во всех данных ещё предстояло разобраться. Какая-то информация была внесена докторами, какая-то — профессором Никифоровым, строго следившим за здоровьем племянницы. Он оставил пометки и комментарии рядом с записями врачей. И если расположить их в хронологической последовательности, то получится настоящий дневник. Девушка начала «перетягивать» комментарии дяди на чистый лист бумаги. Первая запись была сделана спустя сутки после рождения Жени, а последняя — год назад. Хм, на первый взгляд, ничего особенного. Но девушка не сдалась и продолжила систематизировать записи. Она возобновила работу после пресс-конференции и, в итоге, осталась в квартире дяди на ночь.

— Больше света, Ася! — попросила Женя. — Активируй «дневной режим», сегодня спать не буду. Итак, запись номер 14 от двадцать девятого дня шестого месяца 3000 г. «Жене ввели сыворотку на основе линия». Хм… прививка? А это ещё что такое?

Рядом была сделана дополнительная запись, оставленная спустя десять лет.

«Как и предполагалось, препараты на основе линия не оказывают пагубного воздействия на здоровье Жени. Но доказано, что у носителей гена X подобные препараты вызывают острую аллергическую реакцию».

Носители гена X? Что это значит?

Женя вышла в Сеть.

Препараты на основе линия. Лекарственные средства, используемые для лечения жёлтой лихорадки и ряда близких к ней вирусных заболеваний. Граждан Конфедерации в обязательном порядке прививают от жёлтой лихорадки чаще всего в пятилетнем возрасте. Так, понятно…

Ген X. Ни одного совпадения в Сети.

Женя искала похожие записи в своей карте, потом изучила другие документы дяди, сохранённые на компе файлы. Ген X встретился ещё пару раз.

«Запись от двадцать шестого дня четвёртого месяца 3011 года. Пока протестировано пятнадцать из сорока носители гена X. Но уже понятно, что мы стоим на пороге величайшего за последнее столетие открытия. Потенциал гена X поистине огромен».

Что за ген X? Что за потенциал?

«Запись от второго дня двенадцатого месяца 3016 года. Чудовищная ошибка. Страшное преступление! То, что мы предприняли, вышло за грань морали. Наше любопытство может привести к страшным последствиям. Носителями гена X нельзя управлять».

Женя отложила листы, закрыла глаза и запустила пальцы в волосы. Её тело сковало нехорошее предчувствие. Предчувствие чего-то жуткого, но неотвратимого. Что если…?

* * *

— Хавьер, прости, пожалуйста, что беспокою в столь поздний час. Ты ещё не спишь? — голос девушки дрожал от волнения.

— Привет, Эжени! Я на дежурстве, — бодро отрапортовал молодой человек. — Разве уже поздно?

— Ах да! Никак не привыкну к разнице во времени. В Москве уже ночь. Я не могу дозвониться до Алекса…

— И не дозвонишься. Его ученики сдают полугодовой экзамен, он сейчас в Школе. Так что случилось?

— Отключи коммуникатор от Сети. У меня есть важная информация.

— И?

— Вы так и не узнали, что связывало убитых?

— Нет.

— Запросите данные их медицинских карт. В пять лет всем делают прививки от жёлтой лихорадки. Обычно эта процедура проходит безболезненно. Но иногда… Слушай, Хавьер, узнай: была ли у убитых аллергия на линий! Если да, то, наверное, поэтому их убили.

— Из-за аллергии?

— Из-за того, что они были носителями гена X.

Глава 8

— Значит, ты всю ночь читал ей книги? — вопрошал Хавс, дёргая себя за лохматые кудри. — Ал! Ты серьёзно? Ты не шутишь?!

Вот же привязался, поганец!

— Да, Хавьер, да. Я же уже рассказывал. Зачем повторять снова? — я пил горячий сладкий чай и кривился. Отборная гадость! Заказывал с лимоном, но у дроидов в кафетерии, похоже, произошёл сбой. Или друг забавы ради изменил заказ, что выглядело куда правдоподобнее.

— Позор, Ал! Позор на твою голову! Ты просидел у Эжени всю ночь и просто читал ей вслух! У меня нет слов, просто нет слов!

— Хавс, угомонись! И не ори так! Опять хочешь, чтобы надо мной смеялся весь отдел? — я попытался пнуть друга, но тот ловко увернулся.

— Да, пусть смеются. Повод имеется серьёзный.

— Ты же сам говорил, чтобы я держался от Эжени подальше, раз она сумасшедшая.

— Говорил, признаю. И мнения своего не изменю. Но она сама тебя пригласила. А ты всё испортил!

— Меня никто не приглашал. Стейси попросила о помощи…

— Тебя облапошили, дубина! Они всё это придумали! Девушки не ищут лёгких путей. Неужели ты не понял?

— Не знаю, что они придумали, но Эжени был нужен друг. Вот и всё. Только друг.

— Ага, конечно, друг! — противно хихикал Хавьер. — Друг! Не смеши меня!

Мне не хотелось развивать эту тему. Да и вообще, я жалел о том, что разболтал Хавсу о ночи, проведённой в квартире Эжени. Вот кто меня за язык тянул? Хавьер, конечно, мой лучший друг, но он думает совсем не о том… Не стоило болтать, это породило лишние вопросы. А я не мог рассказать правду о состоянии Эжени, о том, как она грустно смотрела в одну точку, пока я читал, о том, как её тряс странный белобрысый парень. О том, как она кричала от ужаса, о том, как я страшно испугался за неё и не знал, что предпринять. Чудный получился бы рассказ! Да и как можно такое выболтать? Даже другу… Я и без того увидел слишком много. Это тайна Эжени, не моя. Мрачная тайна. И я не знал, сможем ли мы общаться, как раньше. Такие моменты либо сближают людей, либо, напротив, заставляют их избегать друг друга. Мне было жаль Эжени, но я не знал, как ей помочь.

Хавьер, заметив, наконец, что на эту тему я больше говорить не хочу, перевёл диалог совсем в другое русло.

— Расскажи о своих детишках. Они сдали экзамен? — желая меня задобрить, спросил друг. Знал же, об учениках я готов трещать без умолку.

— Разумеется, сдали. Девочки — Мина, Джесси и Лана — набрали высший балл. Джек — тоже. Он большой молодец! У него есть все шансы поступить в военную академию.

— Отговори его, — усмехнулся Хавьер, — его преподавателем будет командор Бофорт.

— Ха! И правда, жуть. Надо спасать мальчонку.

— Есть новости о Гарри Питерсе?

Я взялся было за печенье, но после такого вопроса аппетит тут же пропал.

— Я говорил с его отцом. Утром. Никаких новостей. Поиски продолжатся, но я не знаю… Чёрт возьми, Хавс, куда он мог запропаститься?

— Спокойно, Ал, прошло не так много времени, — друг потянулся через стол и потрепал меня по плечу.

— Куда уж больше! Не знаю, что делать, Хавьер. Что если… что если уже поздно?! Что если спасать уже некого…? Я ничем не помог, понимаешь, ничем…

— Алекс, опять ты себя изводишь! — всплеснул руками Хавьер. — Это никуда не годится! Понимаю, ты чувствуешь ответственность за этого мальчика, он же твой ученик. Но ты стараешься. Тебя не в чем упрекнуть!

Ага, конечно! Пока я работал в архиве, восторгался мумиями и злоупотреблял гостеприимством мрачноватого командора, отец и сестра Гарри сходили с ума от беспокойства, гадали: жив ли ещё их мальчик, ждали новостей. Я обещал помочь, а сам укатил в Париж, бросил их наедине с бедой.

«Хм, продолжу киснуть, станет только хуже. Нужно действовать».

— Пфф, слушай! — я взглянул на часы и ужаснулся. — Мы болтаем уже двадцать минут, и ничего не происходит. Получается, я зря отпустил студентов раньше срока.

— Поверь, не зря. Надо отрывать тебя от работы почаще, чтобы лишний раз не мучил бедолаг. Потерпи ещё минут десять. Они устанавливают глушители. Вот уже компы начали глючить, значит, процесс пошёл, — Хавс ткнул пальцем в экран, но тот не откликнулся. — Код доступа 312, сам понимаешь. Пока мы тут киснем, скажи, Ал, полицейские из Нижнего района запросили медицинскую карту Гарри Питерса?

— Они отказались работать в подобном ключе. Думают: это полный бред. Но отец Гарри заберёт карту из больницы. Я спрашивал у мистера Питерса про аллергию на линий, вот только он ничего не знает.

— А она не всегда проявляется в острой форме. По крайней мере, только у одного из десяти убитых был подобный случай. У Линь Джанга. Так, Линь Джанг, Линь Джанг. Работай, ну же! Чёртовы заглушки! — Хавьер ругался, комп «завис» и не реагировал на прикосновения. — Так, сейчас заставим мерзкую штуку работать автономно. Вот, гляди. Линь Джанг. 25 лет. Гражданин ЕАК. Он уроженец Пекина, там же и был убит 13 дня четвёртого месяца 3016 года. В розыске находился два месяца. К ответственности не привлекался. Работал водителем электробуса. Когда ему было три года, мать заболела лихорадкой. Она приехала из Штатов, прививку не делала. Её успели спасти, мужу и сыну ввели сыворотку на основе линия. Тогда-то у мальчика и проявилась аллергия. Он не просто покрылся пятнами. Ха, если бы! Начал задыхаться, еле-еле откачали. Провалялся в медицинской капсуле несколько недель. Вот так вот.

— Ого! Значит, аллергия была у всех убитых?

— Да, у всех. Кроме, разумеется, Никифорова. Его, ясное дело, убили по другой причине. Мэгги Стиг родилась и выросла в Штатах, там прививки от лихорадки делают по желанию. Отправлять запрос в Вашингтон — дело гиблое. Мы связались с её сестрой, с той, которая живёт в Новом Амстердаме. Она уже попросила мужа миссис Стиг достать медицинскую карту. У всех остальных обнаружилась аллергия на линий, но в разных формах. В основном, они покрывались пятнами. Подожди… могу проверить на всякий случай. Пока мы были в Париже, Каролина объединила все данные по делу в общий файл. Как я понял, ей помогали все подряд: и Майк, и Редж, и Кит. Хорошо устроилась, да? Взгляни, Ал, Чан Фиа, 36 лет, место регистрации — Пекин (там же и была убита), аллергия на препараты, основой для которых стал линий. Лёгкая форма.

Фёдор Савельев, 27 лет, место регистрации — Москва, аллергия. Легкая форма.

Оксана Петракова, 38 лет, место регистрации — Москва, лёгкая форма аллергии.

Йозеф Лисянский, наш старый знакомый, лёгкая форма.

Иван Стасюк, 21 год, место регистрации — Брест, лёгкая форма. Причём, у этого парня аллергия была зафиксирована только на концентрированную сыворотку линия. Короче говоря, на другие препараты, в состав которых входит линий, он никак не реагировал. То же самое, кстати, и у Габриэллы Эберн, убитой в Новом Амстердаме. Думаю, ты понял. Эжени нашла точку соприкосновения.

— Знаешь, что самое скверное, Хавьер? Гильдия получила доступ к медицинским картам граждан ЕАК и Штатов. Террористы, значит, открывают базу данных медицинских учреждений, вводят запрос «аллергия на линий», и дело в шляпе, перед ними список жертв.

Хавьер скривился.

— Да уж… Паршиво… Фрост уже передал сведения в Департамент информационной безопасности. Мы же пытаемся выяснить, что представляет собой этот самый ген X, но вот что странно, пока нигде не нашли ни крупицы информации. Вообще ничего!

«Очередная загадка, да? Что же, добавим её в и без того длинный список».

— Узнать бы, чем носители гена отличаются от обычных людей. Как я понимаю, ген X — какая-то очень редкая мутация.

— Очевидно, ты прав. Но это исключительная мутация. По крайней мере, согласно данным медицинских карт, погибшие ничем не отличались от обычных людей. Короче говоря, мы до сих пор в тупике.

«Вот как! Тогда… в чём же причина? Или… или нужно какое-то особенное исследование?» — размышлял я.

— Следует выяснить, сколько всего носителей гена X проживает в ЕАК. Если гильдейцы сумели отследить их по аллергии на линий, то и вы сможете. Нужно как-то предупредить бедолаг…

Коммуникатор Хавьера запищал, и тот заметно оживился.

— Они, наконец-то, всё настроили. Идём, — Хавс выключил барахливший комп, поднялся на ноги и потянулся.

Нас ждали в кабинете старшего офицера. Как выяснилось, мы были не единственными гостями. Помимо Ричарда Фроста и Каролины, за длинным офицерским столом расположились парочка невзрачных мужчин в штатском и рыжеволосая женщина средних лет в форме офицера Управления полиции Льежа.

— Офицер Лукреция Сфорца. Особый отдел Управления полиции, — объявил Ричард Фрост. — Агенты Службы безопасности — Квентин Уорбек и Джон Стюарт, — чего и следовало ожидать! Всё-таки код доступа 312, секретная информация. — Детектив Хавьер де Леон, лейтенант гвардии Александр Орелли. Присаживайтесь, молодые люди! Итак, давайте начнём.

— Напоминаю, что материалы фондов предоставляются только для ознакомительного просмотра, — заявил агент Уорбек, — копирование и, тем более, распространение данной информации запрещено. В случае её утечки к ответственности будут привлечены все присутствующие. Учитывая способности офицера Леона, это замечание нельзя назвать лишним.

— Просто запомните, если проболтаетесь, кому угодно, можете не только забыть о значках, но и о свободе. Отправитесь на Селению строить космопорт, закованные в подавляющие браслеты, — пояснила суровая Лукреция Сфорца, — после парижской истории были усилены меры безопасности. Как только приступите к чтению, компы установят связь с вашими ID-чипами и внесут соответствующие данные.

Да уж! После таких пояснений улыбка сползла с лица Хавьера, а если уж мой друг занервничал, то дело было серьёзнее некуда.

— Приступим? — уточнила Каролина.

— Приступим, — кивнул офицер Фрост.

Мы загрузили компы, на которых содержались «файлы века», и приступили к чтению.

Фонд ХаД 79 «НоваяЗемля».

— «Новая Земля»… Звучит знакомо… — сообщил Хавс. Я не мог с ним согласиться. Я впервые видел это название.

— «Новая Земля» — искусственный остров в Северном океане, затонувшая метеорологическая станция, — пояснила Каролина.

«Затонувшая станция? Серьезно?»

Я подключил датчик компа к виску и начал открывать один файл за другим. Чего в них только не было! План острова, схемы расположенных на нём объектов, данные о поставках оборудования, инвентарные книги, сведения о сотрудниках станции (фотографии, личные дела), отчёты о деятельности и… Стоп!

Станция на поверку оказалась засекреченной военной базой, подозрительно напоминавшей такие объекты, как «Австралия-1» и «Луна-11». Хавьер лукаво посмотрел на меня и ухмыльнулся. Я, напротив, скривился. Плохо. Всё это скверно!

Итак, что мы имеем? Станция была построена двадцать пять лет назад и первые годы действительно использовалась для проведения метеорологических исследований. В фонде сохранились данные о «полярниках», проживавших на «Новой Земле», отчёты о составе воздуха, графики изменения температур. Как хорошо всё начиналось! А лет так семнадцать назад станцию переоборудовали под секретную военную базу. На «Новой Земле» по-прежнему жили метеорологи, но теперь они соседствовали с учёными, выполнявшими военный заказ, и отрядом войск Особого назначения, которые охраняли объект. Ого! Остров был «накрыт» силовым куполом, защищавшим секретный объект от внешних воздействий. Тогда технология защитных полей только начала применяться на практике и, явно, была несовершенной. Тем не менее, купол так и не был замечен из космоса.

— Страница 714, — направила нас Каролина.

Так, 714. 714.

Конец у этой истории, как и полагается, плохой. В 3007 году станция «Новая Земля» была затоплена.

— Хм, хорошо помню, что нам тогда сообщили, — сказала офицер Сфорца. — Мол, без паники. В Льеже не были зафиксированы подземные толчки, а вот в Новом Амстердаме была объявлена тревога. Всех жителей спешно эвакуировали на материк, так как ждали прихода волны.

Ого! И как это я пропустил столь интересное событие?! 12 числа пятого месяца 3007 года. Всё понятно. За сутки до этого я узнал о гибели отца, и никакое землетрясение не могло сравниться с этой страшной новостью.

— Тогда писали, что землетрясение никак не связано с аварией на «Новой Земле», — заметил офицер Фрост. — Якобы на станции произошёл пожар, но не более того. Ох, вот, значит, как! — он нервным движением поправил сползавшие с носа очки. — Страница 720. Пожар на станции действительно был, но далеко не в тех масштабах, о которых сообщали СМИ.

Ага… 12 числа пятого месяца 3007 г., в 09:00 на большую землю поступили первые сведения о пожаре на станции. Тогда полярники сообщили, что потушат его своими силами. Помощь они попросили только через три часа, когда по острову прокатилась серия мощнейших взрывов, после которых большая часть платформы ушла под воду. В тот же день на «Новую Землю» была направлена группа ликвидаторов — военных. Они вывезли со станции выживших (100 из 550 полярников) и кое-какое оборудование. Также 12 числа были зафиксированы подземные толчки, они повторились 13, 14 и 15. Угроза цунами сохранялась вплоть до 20 числа.

Так… «Авария на закрытом объекте „Новая Земля“. Результаты комплексной проверки, 25 число пятого месяца — 20 число шестого месяца 3007 г.». Хм… После завершения проверки было принято решение о полном затоплении базы. Ага…

* * *

— Они испытывали оружие! Что-то пошло не так! Вот и пришлось заметать следы! — Хавьер топал ногами и стучал кулаками, когда завершился первый сеанс знакомства с секретными файлами и мы заперлись в кабинете Каролины.

— Дьявол! Прекрати бушевать, а! — толкал друга я. — Вдруг кто услышит?!

Каролина напрочь забыла о протоколе и закурила.

— Как тут не бушевать?! — заворчала она. — Представьте, какой поднимется скандалище, если эта информация просочится в Сеть! Готова поспорить, что о победе на выборах технократам придется забыть. «Партия прогресса» будет дискредитирована. Подумать только! Сформированное ими Правительство дало «добро» на испытание опасного оружия, способного нанести колоссальный урон человечеству, планете, способного… — не совладав с эмоциями, Каролина выругалась.

— Да уж… А Штаты… Если там узнают, что в ЕАК испытывали природное оружие, ещё и в мирное время! Они могут расценить это как вызов! В таком случае мы никогда не отмоемся, — добавил Хавс.

— Ладно, хорош причитать! — я снова ткнул друга под рёбра. — И не надо сочинять всякие ужасы. Прошло десять лет, никто ничего не узнал. Эта информация очень хорошо охраняется, даже слишком хорошо.

— Ал, но гильдейцы о ней пронюхали!

— Этого мы не знаем.

— Как не знаем? Как не знаем? А Никифоров? Он указал на фонды…

— Вы оба правы, мальчики, — вздохнула Каролина. — Не надо спорить. Сядьте и выслушайте меня. Вот и славно. Да, информация об объекте «Новая Земля» засекречена, она действительно хорошо охраняется. И, тем не менее, она может просочиться в Сеть или стать добычей газетчиков. Разумеется, мы должны этого избежать. Да, Гильдия, очевидно, знает о «Новой Земле». Но какой именно информацией обладают террористы, неизвестно. Допустим, Никифоров решил выйти из игры и попытался разузнать, чего хотят добиться заказчики. Как вы помните, фонду 28.Р.59 присвоен код 200 «Ограниченный доступ». С его материалами могут ознакомиться должностные лица, гвардейцы и учёные. То есть, чисто теоретически, добраться до него — раз плюнуть. Нужно только найти лицо, обладающее правом доступа, а их — сотни, привезти его в Париж и заказать пропуск в архив. Гильдейцев заинтересовала программа «Холодное утро», что неудивительно. Они пожелали добраться до чертежей и как-то прознали про «Новую Землю». Ни для кого не секрет, что Гильдия имеет обширные связи. У нас нет прямых доказательств, но её членами, скорее всего, являются влиятельные люди. Авария на станции произошла десять лет назад, и многие слышали о ней. Кто-то из гильдейских информаторов сообщил, что с «Новой Землёй» не всё так просто, как может показаться на первый взгляд. Технология «Холодного утра» в руках террористов — это же катастрофа! Сами понимаете, необязательно использовать оружие, можно запугивать, можно шантажировать, давить. Главное только, добраться до чертежей или… или сделать вид… Сечёте? Боюсь, они использовали Никифорова в своих целях, он копал под них, а они — следили за ним. Он не получил доступ к секретным данным, скорее всего, их нет и у Гильдии. Зато теперь террористы, как и мы, знают о Женевьеве Валери и чертежах профессора Карсона. Это проблема.

— Так почему бы нам не…

— Хавьер, офицер Фрост считает, что нам не стоит лезть в такое дело. Не в нашей компетенции решать подобные задачи. О миссис Валери позаботятся агенты Службы безопасности. Мы же должны раскрыть убийства. На этом и сосредоточься.

— Но, Каролина, дела связаны! — возразил я. Разве нет?

— Не факт. Возможно, Никифоров ненароком пустил нас по ложному следу. Гильдия может работать над несколькими проектами. Так, вижу: вы намерены спорить… — мы исчерпали запас терпения детектива Фишер, и она зло заскрипела зубами. — Алекс, Хавьер, просто сделайте, как говорю. Забудьте пока о «Холодном утре», чертежах и прочей дряни. Лучше помогите выяснить, в чём особенность гена X и почему гильдейцы охотятся за его носителями. Договорились?

* * *

— Что-то Каролина темнит. Она, явно, знает больше, чем мы, — бурчал Хавс на заднем сиденье электрокара. Мой друг был на взводе, поэтому я не решился доверить ему управление автомобилем. Если Хавьер взвинчен, он умудрится нарушить все существующие правила дорожного движения. За рулём был я, после всего прочитанного мне хотелось сосредоточиться на каком-нибудь нейтральном, пустяковом деле. — Но не говорит. Проклятье! Нам бы она могла рассказать.

— Всё-таки она права, Хавс, это не наша компетенция. «Новой Землёй» будет заниматься Служба безопасности.

— Но эти дела связаны!

— Не спорю. Однако Каролина верно сказала. Наше дело — убийства.

— Правильные парни — скучные, — Хавьер потянул меня за волосы. — Ал, Женевьева Валери была права. Люди неисправимы. Они подстроили Потоп, и это их ничему не научило. Они решили попробовать ещё раз! Попробовать ещё раз, Ал! И чуть было не потопили Новый Амстердам! А сколько людей погибло на проклятой станции: учёные, технический персонал, военные! Теперь в дело вступила Гильдия! И, кажется, она хочет потопить всех нас!

Я хотел отодвинуть его слова в сторону, отгородиться от них. Всего лишь сочетание букв. Ничего особенного. А какой страшный в них заложен смысл! Повторяю, Потоп представляется нам, людям Новой эры, чем-то совершенно нереальным, немыслимо далёким, не имеющим к нашему миру никакого отношения. Наверное, только учёные принимают его как данность, как исторический факт, но не более, они не пытаются представить масштаб катастрофы. Тысяча лет прошла с тех пор. Так какая разница? Но, как выяснилось, всего-то десять лет назад мы стояли на пороге нового Потопа, может, не такого глобального, как в прошлый раз, но всё же… Представьте! Какая-то волна способна в мгновение ока уничтожить башни из стекла и металла, наши города, плавучие платформы, островки цивилизации в бушующем океане. Мы думаем, что можем поработить её, обуздать, подчинить своей воле, своему гению, но мы ошибаемся. Стихия сильнее, равнодушнее, циничнее и коварнее людей. Не станет наших городов, наших платформ, островов и портов, а она никуда не денется, продолжит жить. Мы зависим от неё, а не она от нас. А мы ещё пытаемся играть, шутить и соревноваться с ней. Когда же мы усвоим урок?

Признаюсь, мне стало страшно. До дрожи! В ту минуту привычный мир показался мне удивительным, прекрасным. В ту минуту он полностью меня устраивал. Да, он не был совершенным. Его изъянами были бедность, болезни, социальное расслоение, несправедливые законы, высокие налоги, в конце концов. Но он был. Вот что важно. И мы не могли, не имели права превратить его в пыль. Сломать ведь так легко! А вот построить… На восстановление ушла тысяча лет. Мы должны сохранить то, что имеем, сберечь наш хрупкий мир, сделать его лучше.

Неужели это утопия?

— Ты просмотрел списки ликвидаторов аварии? — Хавс вывел меня из транса.

— Одним глазом, не вчитывался.

— А я вот изучил их. И знаешь, чьё имя обнаружил? Гектора Бофорта! Десять лет назад он был на «Новой Земле»!

Опа!

— Надеюсь, ты не собираешься…? — я внутренне содрогнулся. «О нет! Только не жуткий командор!»

— Собираюсь, Ал. Собираюсь, — ухмыльнулся Хавс. — Мы не можем остаться в стороне. Долой Фроста, Каролину и правила!

* * *

У парадного входа в Университет меня встретила целая делегация: Хавьер, Эжени и Стейси. Друг вовсю улыбался, ведь жара, похоже, не доставляла ему неудобств.

Стейси, щеголявшая в полупрозрачной голубой блузке и в синей юбке-карандаше, осмотрела меня с макушки до пят.

— Белый, определённо, твой цвет, Алекс! — вынесла вердикт девушка. — Тебе стоит чаще надевать эту рубашку.

— Белый делает его глаза совершенно прозрачными, — фыркнула Эжени. Она пребывала в хорошем настроении, это было заметно издалека. Её улыбка, почему-то, смутила меня.

«Никогда не знаешь, чего ждать от Эжени», — понял я. Её настроение подобно блуждающему огоньку, непостоянному и непредсказуемому. «Тебе не хватает острых ощущений, это заметно, Ал. И даже работа тебя не спасает, — как-то раз поделился наблюдениями Хавьер. — Эжени даст то, что ты хочешь. Она станет твоей Арабеллой^[16]».

Небеса! Как пафосно! У Хавьера семь пятниц на неделе. Сегодня одно, завтра — другое! То беги от Эжени, удирай, пока можешь, то она — та, кто тебе нужен. А как же мнение Эжени? А моё мнение, в конце концов?

«Ой, чего ты ломаешься, Алекс? Прекрати изображать ханжу! Признайся уже, хотя бы себе, что она тебе нравится».

* * *

Я остался с Эжени наедине. Стейси отправилась за покупками, и Хавьер увязался за ней. Эта девушка хорошо на него влияла. Что бы мой самовлюблённый друг ни думал о женщинах, Стейси он уважал. Она его заставила. Терпеливая, рассудительная и дипломатичная Стейси хорошо на него влияла.

Прекрасное настроение Эжени улетучилось, стоило только Хавьеру и Стейси скрыться в дверях магазина. Мы устроились в беседке, в сквере, напротив торгового центра. В моём обществе девушка и не пыталась притворяться. Я не знал, радоваться этому или огорчаться. Знакомый грустный взгляд! А чего ещё ждать? Эжени здорово досталось от полицейских (её допрашивали раз за разом), от газетчиков, которые смешали имя её дяди с грязью. Что я мог сделать для неё?

Ничего. Вот именно!

Бессилие — отвратительное чувство.

— Я хотел поблагодарить тебя, Эжени, за помощь в расследовании. Если бы не ты, мы никогда бы не узнали о гене X, — я первым начал разговор.

Она ухватилась за эту тему, как за соломинку.

— Стейси и япытались разобрать записи дяди. У него, знаешь ли, был дневник. Дядя заполнял его вручную. Мы передали рукопись московским полицейским, но я скопировала данные для вас. Неизвестно, когда ими поделятся коллеги Хавьера, а времени и без того мало, — Эжени покопалась в сумке и вытащила оттуда свиток синтетической бумаги. — Возьми. Это не оригинал, так что могу отдать его с чистой совестью. Московские полицейские пытаются расшифровать дневник, а это непросто. У дяди был неразборчивый почерк, и ещё он любил загадки и шифры. Я читала записи, про ген X нашла всего несколько упоминаний. Страницы 55, 100 и 124. Он писал, что носители гена обладают иммунитетом к жёлтой лихорадке и некоторым другим заболеваниям. Они, похоже, выносливее обычных людей. Но пока это всё.

Уже что-то!

— Спасибо, Эжени! Важна любая информация. Жаль, что именно тебе приходится копаться в этом. Дядя очень дорог тебе…

Её лицо перекосилось, точно от боли. Бедняжка! Я неловко погладил девушку по плечу. Она, казалось, и внимания не обратила.

— Перед смертью он сказал, что сотрудничал с Гильдией из-за меня. А значит, чтобы я ни чувствовала, придётся во всём разобраться и узнать правду. Я смирилась. Он мучил людей ради меня, почему-то думал, что сумеет помочь. Каково мне, подумай, Алекс?! Жить и знать, что он делал ради меня, — и тогда слова полились из неё бурным потоком. Неужели Эжени делилась подобным только со мной? И если так, то почему? — Дядя ведь знал, что ничего не выйдет. Меня он исцелить не мог, зато был в состоянии помочь другим. Ради этого следовало жить. Ради его проекта. Кто, как ни дядя, мог сделать кибермедицину по-настоящему доступной? Мне не помочь, а вот многим детям — очень даже можно! Нужно было думать о программе, а не обо мне, нужно было сделать её бесплатной. А дядя вместо этого…

— Тебя он любил, Эжени, очень любил. Он выбрал тебя.

— Он не имел права так поступать! — взвизгнула девушка. — Не имел! Знал же, чем рискует! Не только собой, но и другими. Вот ты! Ты бы не пошёл на такое. Ты хотел спасти тех людей в «Бриллианте», хоть и не знал их. Они были тебе чужими! И мальчик, Гарри Питерс, ему ты тоже хочешь помочь!

Она смотрела в упор, злыми и печальными глазами. Её вина. Эжени во всём винила себя.

— Это немного другое, — возразил я, наверное, чересчур резко.

— Нет, не другое! Ты гвардеец, он врач. Вы оба спасаете людей! Вы оба!

Как же объяснить? Как ей объяснить? Сложно всё это. Семья Гарри нуждалась во мне. У родственников мальчика совсем не было денег. А значит, они были никому не нужны. Никому. Так уж заведено.

И Гарри. У него тоже была аллергия на линий. Что если пока я мило болтал с Эжени, гильдейцы мучили его, проводили эксперименты…?

Кто может стерпеть такое? Кто?

— Мне часто приходится сталкиваться со… страданием. Со страданием, на которое невозможно смотреть. С нечеловеческой жестокостью. Поэтому я такой. Я видел, что творилось в центре «Бриллиант», и ничего не мог сделать. Видел, как они горели, слышал их крики. Я бы хотел спасти их всех. Я пытался помочь. И не смог. Наверное, от этого может поехать крыша. Нет, это другое. Другое…

Я вздрогнул, когда она коснулась моей руки. Осторожно. Ласково.

— Прости меня! Прости. Я идиотка! Самая настоящая. Почему я постоянно набрасываюсь на тебя, славный, добрый парень? Ты столько пережил! Ты не заслуживаешь подобного обращения.

Она отстранилась, сложила руки на коленях, сгорбилась. Хрупкая фигурка, тонкие запястья, острые лопатки, короткое черное платье, перехваченное на узкой талии атласным белым поясом, синяки под глазами, пышная копна волос. Эжени была больна. Серьёзно больна, раз профессор Никифоров пошёл на такие жертвы, чтобы спасти её. И я не решался спросить, что с ней стряслось. Но мне было больно, тяжело, горько осознавать, что жизнь этой удивительной девушки полна страданий.

— Ты сказала: дядя сотрудничал с Гильдией из-за тебя… — начал я издалека.

— Да, он думал, что сможет меня вылечить.

— Ты уверена, что он ошибался?

Эжени закатила глаза.

— Да, уверена. Не делай такое лицо! Ты выглядишь глупо, сладенький мальчик! Неужели думаешь, что я с минуты на минуту упаду замертво? — её губы искривились в презрительной усмешке. — Моя болезнь не смертельна. Наверное, я буду жить очень долго. Ха, что это будет за жизнь! В постоянной борьбе! — добавила она с горечью.

— Неужели ничем нельзя помочь?!

— Не-а… Хочешь узнать, чем я больна? Не скажу, Алекс, не сегодня. Я доверяю тебе, но к подобным признаниям ещё не готова. Придётся подождать.

Я кивнул. Нельзя же настаивать. И беспокойство — не оправдание.

— Только помни, не забывай, если понадобится помощь, ты можешь на меня рассчитывать. Хорошо?

Её взгляд смягчился. Эжени потрепала меня по волосам (терпеть этого не могу!) и улыбнулась.

— На кого же мне ещё положиться, как не на тебя, Алекс? Ты знаешь слишком много. Ты не можешь меня подвести.

Она, и правда, верила или же подшучивала надо мной? Да какая разница?! Благодаря её улыбке мир вновь до краёв наполнился солнечным светом, запахом цветов, головокружительной зеленью листьев, смехом и криками школьников, окруживших киборга-мороженщика. И не было в этом мире ни горящих зданий, ни испытывавших страшные муки людей, ни волн, подрубавших основания наших башен. В Центре, на высоте девяносто шестого этажа, на прочной платформе, мы были в безопасности, мы были неуязвимы.

— Эжени, хочешь: я куплю тебе мороженое?

— Конечно, хочу! — капризным тоном ответила она. — И пригласи меня куда-нибудь! Я уже устала ждать.

Ого! Ничего себе!

— Эм… я давно хотел, но как же твой парень? Или кто он, тот мерзкий тип?

— Роман? Ха, он не мой парень. Просто кретин. И ты его спугнул. За это отдельное — «спасибо».

Что в таких ситуациях говорит Хавьер? Ага! Нельзя упускать свой шанс.

— Это же просто прекрасно! Замечательно! Если ты согласна, встретимся завтра.

— Согласна.

— Но сначала — мороженное. Подожди меня пару минут.

Эжени кивнула, широко улыбаясь. Она выглядела расслабленной, довольной, и её приподнятое настроение несказанно радовало меня. В тот момент я забыл о социальной пропасти, разделившей нас. Тогда казалось, она не имеет никакого значения.

* * *

— Раз вам неймётся ввязаться в очередную дерьмовую историю, я, так уж и быть, расскажу всё по порядку, — заявил Гектор Бофорт, устроившийся на софе в родительской гостиной. Честное слово, я был не в восторге от идеи Хавьера и не желал приглашать жутковатого командора в квартиру матери. Но деваться было некуда. Если уж Хавс что-то вбил в голову, это и клином не вышибешь. Мой друг всё равно осуществит задуманное. Я не мог отпустить его одного и не должен был покидать квартиру мамы, ведь по воскресеньям я присматривал за бабушкой. Командор же не мог приехать в Льеж в рабочий день. Итак, по воле звёзд ко мне на чай заглянул обладатель кода доступа 312, великий и ужасный Гектор Бофорт.

— Вы, значит, уже изучили материалы фонда ХаД 79… Ха! По иронии судьбы их передали на хранение именно мне, — командор недобро улыбнулся и кончиком пальца постучал по чайному блюдцу. Я предлагал гостю и бутерброды, и кусок маминого яблочного пирога, и печенье, и мармелад, но он так ни к чему не притронулся. Он выглядел уставшим и сердитым. — Если читали внимательно, то знаете, что учёные пытались воссоздать на «Новой Земле» допотопное природное оружие. Они использовали расшифрованные фрагменты чертежей, обнаруженные на «Луне-11». База «Новая Земля» была засекречена, все пятьсот пятьдесят обитателей искусственного острова обязались никогда не покидать его. Они в прямом смысле этого слова жили под колпаком. Все частные разговоры прослушивались и записывались. Служба безопасности сделала всё для того, чтобы свести до минимума риск утечки информации. Вы знаете: после аварии была проведена закрытая комплексная проверка. Согласно её результатам, причиной пожара стало вовсе не испытание оружия, а сбой в работе генератора. Но в итоге, базу затопили со всем содержимым.

— Со всем содержимым… — протянул Хавьер, расположившийся в неработающем кресле-трансформере напротив командора. — То есть…?

— И с проклятым оружием, парень. Да. Его уничтожили.

— Точно? Ошибки быть не может?

— Точно, Алекс. Они уничтожили бракованный образец. У полярников на «Новой Земле» не было полных чертежей, возможно, поэтому аппарат работал неправильно. А может, дело в другом… Так или иначе, 12 числа на базе начался пожар. В тот день испытывать аппарат не планировали, работа над ним ещё не была завершена. Его просто тестировали, что и спровоцировало подземные толчки. Поднялись волны. Эта штука, оружие, аппарат, называйте, как хотите, просто взбесилась. Была запущена цепная реакция. Уж не знаю, как полярники умудрились вырубить аппарат, но на какой-то момент они подумали, что держат руку на пульсе. Но потом начался пожар в техническом блоке. Его причина до сих пор неизвестна, выжившие были настолько напуганы, что ничего не могли объяснить. Огонь быстро распространялся и, наконец, добрался до генератора. Прогремел взрыв, отключилось силовое поле, правда, частично, для его поддержания существовали резервные генераторы. Толчки продолжались, в «пробоины», появившиеся в куполе, хлынула вода. Взрывы прогремели и на других объектах базы. Мы пришли на помощь слишком поздно. Почему? Потому, что полярники скрывали ото всех сведения о разрушениях, уверяли: у них всё под контролем. Впоследствии агенты Службы безопасности выяснили, что у учёных и охранявших их военных были соответствующие указания: скрыть существование оружия, любой, подчёркиваю, любой ценой. Они были смертниками, они не позволили себе помочь. Их начальство бездействовало, наверное, надеялось, что база потонет сама и под толщей воды скроется страшная правда об объекте «Новая Земля». Когда нам, наконец, дали «добро» на спасительную операцию, все прекрасно понимали: слишком поздно. Нам было поручено вывезти с базы выживших и уцелевшее оборудование, но никто не удосужился сообщить правду. Мы понятия не имели о масштабах катастрофы. В моем отряде было всего-то сто человек, сто десантников военно-космических войск, отряд Особого назначения. Вывезти пострадавших из-за высоких волн мы могли только по воздуху. Когда добрались до места назначения, связь с островом уже отсутствовала, и поэтому мы застряли по ту сторону силового купола. Жаждете подробностей, да? Будет вам страшная история, мальчишки, — командор откинулся на спинку софы и сомкнул веки. Приняв расслабленную позу, он продолжил рассказ. — Остров накренился и частично ушёл под воду, гигантские волны лизали его покорёженные бока, сметали всё, что оказывалось на пути: здания и корабли. На уцелевшей части базы продолжался пожар, то там, то здесь гремели взрывы. А мы не могли преодолеть проклятый купол! Мы смотрели, как «Новая Земля» уходит под воду и ничего не могли сделать. Выжившие знали, что мы близко, видели в небе очертания кораблей, но уже не могли отключить поле. Они думали: мы знаем, как помочь. Они ошибались. Они сигналили, разумеется, они не были готовы к приходу смерти (а кто бывает к нему готов?), взывали о помощи, а мы не двигались с места, смотрели, как остров погружается в пучину…

Хавьер слушал с полуоткрытым ртом, даже не шевелился. Мне же хотелось бежать, бежать прочь из квартиры, не слышать этого холодного равнодушного голоса, спрятаться, скрыться. Хотелось отключить воображение, как функцию компа, хотелось не думать, не слышать… С удивлением я обнаружил на ладонях следы от ногтей. В тот момент командор Бофорт уставился на меня. Синие глаза встретились с моими, и тогда-то передо мной предстал живой человек, а не киборг, передо мной предстал настоящий Гектор Бофорт, тот, кто никогда не забудет 12 число. Секунда, он отвёл взгляд, и его рот искривился в усмешке. Пусть так! Но я прекрасно понимал его чувства и знал: он понимает мои.

— Купол не пробить и протонными торпедами. Уж поверьте, мы пробовали. Командир отряда Андрей Соловьёв предложил следующий план: пробраться на остров через пробоину в поле, а она была под водой. Рискованный план. Наши кары могли угодить в водоворот. Мы всё-таки прорвались, вывезли с «Новой Земли» выживших. Но за их спасение заплатили дорогую цену: из ста офицеров отряда на большую землю вернулось только шестьдесят. Командир погиб, не вернулись парни, с которыми я учился в Академии, те, с кем я прошёл Африканскую кампанию. Мне удалось выкарабкаться, но в таком состоянии, что милосерднее было бросить меня там, оставить в покое. Я походил на подгоревший бифштекс. Я не должен был выжить. Но… Никифоров буквально собрал меня по частям. 60 % кожного покрытия — синтетическое, — командор закатал до локтей рукава гимнастёрки. Руки были покрыты уродливыми, бугристыми шрамами. — Их я оставил на память, — ухмылялся Бофорт, разглядывая наши потрясённые, сморщенные от ужаса и отвращения лица. — Не следует забывать, каково это — бороться со стихией. В Африканскую всё было понятно. Вот мы, а вот враги Союза африканских государств, а значит и ЕАК. Враг такой же, как мы, его можно усмирить, уничтожить. Со стихией такие фокусы не пройдут. Не нам ею руководить. Это поняли и организаторы проекта «Новая Земля», они уничтожили объект и чертежи оружия.

— Но чертежи Карсона… — прошептал Хавьер. Бофорт сверкнул глазами.

— Верно, парень, чертежи профессора Карсона. О них тогда никто не знал.

— Но неужели это возможно? Миссис Валери говорила, что за ней следили, значит, и за Карсоном тоже, — удивился я.

— Да-да, — хохотнул командор, — за ним следили. Но он умело имитировал выжившего из ума старика, так хорошо притворялся, что не подкопаешься. Он не желал более делиться открытиями.

— Почему? — хором спросили мы.

— А разве не ясно? Его программу, его детище, закрыли, а его отправили на почётную, но скучную пенсию, жить на гроши и прозябать в одиночестве. Раскрыв тайну чертежей и скрыв её от властей, от научного сообщества, он насолил обидчикам.

— Все поняли, что природное оружие очень опасно, что шутки с ним плохи. Карсон же продолжал исследования. Какого же чёрта…?

— Вспомни, Хавс, он всё-таки уничтожил чертежи.

— Верно, уничтожил, — кивнул Бофорт. — Но после этого жизнь стала ему в тягость. Профессор недолго протянул без работы. Я говорил с Женевьевой Валери о Карсоне и о его проекте. Спрашивал, сознавал ли профессор, какую угрозу для человечества несёт его творение. И если сознавал, так почему продолжал исследования. Знаете, что им двигало? Не жадность, не честолюбие, не корысть. Любопытство учёного. Неужели нас когда-нибудь погубит собственное любопытство?

— А вот проект «Новая Земля» вряд ли затевался любопытства ради, — пробурчал Хавьер. — Зачем в наше время испытывать подобное оружие? У нас же мир со Штатами. И война в Африке закончилась ещё в 3005 году.

Африка была самым уязвимым местом нашего мира. Союз африканских государств оказался непрочным политическим образованием. В 3003 году там произошёл переворот, власть захватила группировка военных. Её признали террористической организацией, Штаты и ЕАК поддержали законное правительство и ввели в Союз войска миротворцев. Спустя два года в Африке воцарился мир. И тогда же появилась Гильдия. У её истоков стояли военные, когда-то захватившие власть в Союзе.

— Даже друзьям не следует доверять, парень, — усмехнулся Бофорт. — Война закончилась, это верно. Гильдия тогда была не так сильна, как теперь. И истерия, связанная с илионийцами, прекратилась. Но вечного мира не существует. Хочешь его сохранить — готовься к войне. Ладно, оставим это. Теперь самое главное, ребятки. Гильдия охотится за чертежами оружия. И начали террористы с поиска сведений о «Новой Земле». Но откуда у них информация о сверхсекретной программе? Правильно, у них имеются обширные связи. Но секретная военная программа… Как они узнали о ней? Террористы, явно, принялись искать информацию до того, как под них начал копать Никифоров. Сами они не имели доступа к секретным сведениям, но кто-то указал им путь. Понимаете?

— Кто мог их надоумить? — спросил я.

— А кому это выгодно, мальчик? Может быть, космическим магнатам, а? Или политиканам? Финансистам? Агентам Службы безопасности? Кому угодно. С этим ещё предстоит разобраться. Но я уверен в одном: очень скоро боссы Гильдии выдадут себя. Трудно сказать, кто спонсирует террористов, но о «Новой Земле» им поведали очевидцы. А значит, круг подозреваемых сужается, — и на этой загадочной ноте командор сменил тему. — Вы уже приступили к изучению фондов 61 и 64 «Илиониилионийцы»?

— Да, но мы не успели просмотреть все файлы, — ответил я.

О! Это, в самом деле, занимательное чтиво! Честное слово! В секретных фондах содержалась информация о сотрудничестве с илионийцами, очень, кстати, любопытная. В Сети можно найти не так-то много сведений о пришельцах, об этом почти не рассказывают в Школе и в Университете. Об этом не говорят. Современная молодёжь не интересуется илионийцами, а большинство стариков уже не помнит о временах дружбы с пришельцами. Но меня фонды по-настоящему заинтересовали. В них содержалась информация о далёкой планете Илион — огромном ледяном шаре, окружённом спутниками, о распространённых там формах жизни, городах, о зданиях, напоминающих пирамиды, попасть в которые можно только через крышу, о кораблях, построенных из неизвестного землянам, очень прочного, блестящего металла, о том, что илионийцы превыше всего ценят семейные узы…

— В таком случае, не буду вдаваться в подробности, — продолжал вещать Бофорт. — Надеюсь, ваши глушители не барахлят, а? Я уже говорил, что боссы Гильдии скоро выдадут себя. Видите ли, у нас имеются сведения о том, что террористы попытаются организовать покушение на илионийского посла — Лу'Кааса, который прибудет в Берлин 21 числа этого месяца. Парни, видели бы вы свои физиономии! Думаете, я шучу? Неужели, и правда, считали, что все контакты с Илионом прерваны? Ха-ха! Это же глупо! Нельзя терять пришельцев из виду.

Действительно. В его словах присутствовало зрелое зерно. Но проклятье! Мы не поддерживали связи с илионийцами и одновременно… поддерживали? Это же самая настоящая двойная бухгалтерия, то есть дипломатия!

— Даже если и так, то последние… последние…

— Сорок пять лет.

— Верно, Ал, последние сорок пять лет они не прилетали на Землю, так почему же теперь…

— Бенджамин Холинвуд — глава «Партии справедливости» выступил в Тинге с инициативой сближения с илионийцами. Он же и пригласил посла Лу'Кааса в ЕАК.

Бенджамин Холинвуд — большая шишка, один из претендентов на пост канцлера, известный во всём мире правозащитник. Неудивительно, что инициатива примирения с пришельцами исходила именно от него. Тем более что период сотрудничества с илионийцами считается временем быстрого прогресса, открытий и изобретений. Кто знает, может быть, новый союз будет очень выгодным для человечества?

— Подготовка к переговорам с илионийцами проходила в строжайшей тайне и, тем не менее, о ней стало известно террористам. Как? Вопрос щекотливый. В тайну были посвящены немногие, и теперь все они под подозрением. Кто-то передал гильдейцам сведения о приезде посла, правда, непонятно, знают ли они точное время и место прибытия.

— Они хотят сорвать переговоры? — спросил я, оглушённый подобными новостями.

— Вполне возможно. Или же Лу'Каас нужен им живым. Трудно сказать…

— Но как это связано с чертежами оружия и убийствами? — озвучил мои мысли Хавс. Что-то было нечисто, непонятно, нелогично. Да, за всем стояла Гильдия, но она являлась крупнейшей преступной организацией и выполняла самые разные заказы. Так с чего командор решил, что нападение на посла связано с убийствами носителей гена X? Он, явно, знал больше, чем мы, и темнил.

— Генерал Лу’Каас, — раздался скрипучий голос. В дверях гостиной стояла бабушка.

«Вот же беда! Я совсем забыл о ней! Обо всём забыл! Ещё бы! Свихнуться можно от такого объема информации. Так, стоп. Она назвала посла Лу’Кааса — генералом? С чего бы это?»

— Бабушка, что такое? — я сию же минуту бросился к ней и взял за локоть. Она не обратила на меня внимания, её взгляд, такой же рассеянный, как и обычно, блуждал по лицу командора. Свой безразмерный «носок» старушка, похоже, потеряла по дороге. — Ты приняла лекарства? Эм, бабушка, не волнуйся. Это мой гость — мистер Бофорт. Мистер Бофорт — это моя бабушка — Летиция Орелли.

— Приятно познакомиться! — командор осилил более или менее приветливую улыбку.

— Он сказал: «генерал Лу’Каас»? Я знала его.

Хавьер присвистнул.

«Проклятье! Ну почему именно сейчас? Почему, бабуля? Почему твой приступ не мог подождать хотя бы полчаса?»

— Бабушка, давай я отведу тебя в комнату. Ты должна принять лекарство. А потом ты поспишь…

Лицо бабули озарила улыбка, искренняя и совершенно не безумная.

— Он знает что-нибудь о Лу'Каасе, верно? Он хочет рассказать мне о нём! Я долго ждала… очень долго.

Если она хотела нас потрясти, то получилось на «отлично». Хавьер выпучил глаза и не мог вымолвить ни слова. Командор вопросительно поднял брови. А мне хотелось провалиться сквозь землю. Я не имел ни малейшего понятия о том, как угомонить бабушку. Она же отмахнулась от моей руки, проковыляла к софе и устроилась рядом с Бофортом.

— Так ты пришёл, чтобы рассказать о Лу'Каасе? Я ждала этого, я знала: он даст о себе знать! Мы не виделись… сколько же мы не виделись? Ах да! Уже сорок пять лет прошло. Надо же сорок пять лет… Целых сорок пять лет…

— Бабушка, — склонился над ней я, — кто такой Лу'Каас?

Она подняла глаза, и… столь осмысленного взгляда я не видел уже лет пять.

— Генерал Лу'Каас — илионийский посол, один из членов Совета двадцати — их правительства. Очень влиятельный, знатный, уважаемый…

Я скосил глаза в сторону командора, тот едва заметно кивнул.

«Она действительно знает Лу'Кааса? Какого дьявола?»

Так, успокойся. Где бабуля могла прочитать о нём? В том-то и дело, что нигде. Хотя стоп! Она могла узнать о его существовании полвека назад, когда контакты с пришельцами ещё не прекратились. Но поразительно, что бабушка запомнила его имя.

— Миссис Орелли, откуда вы знаете генерала? — поинтересовался очухавшийся от потрясения Хавс.

— Я переводила для него документы, помогала составлять письма, — продолжала удивлять бабуля. — Это был… это был 2973 год… Тогда илионийцы прилетели в последний раз, среди них был Лу'Каас. Как это было давно! Но я знала, что он вернётся. Однажды он вернётся, однажды… И тогда… — внезапно она затихла, перегорела, как лампочка. Её взгляд перестал быть осознанным, рот приоткрылся. Бабушка благополучно забыла, о чём говорила. Вот так просто забыла обо всём.

* * *

Хавьер дулся следующие несколько дней. Он считал, что я намеренно скрыл от него «потрясную правду о прошлом бабушки». Проклятье! Звучит, как отборная чушь! Я ничего не знал о работе бабули. Она никогда не говорила, что переводила с английского на илионийский. Бабушка, как мне казалось, всю жизнь отработала в Школе, а тут такое… О том, что она была одним из переводчиков, закреплённых за пришельцами в дни итоговых переговоров, она не рассказывала ни маме, ни мне. Говорила ли бабушка об этом отцу — неизвестно. Скорее всего, для молчания у неё были серьёзные основания. Я получил доступ к расширенному профилю бабули, и данные подтвердили её слова. Подумать только! Ничего себе новости! Но мне было некогда рассуждать об этом. А если бы время появилось, стал бы я ворошить прошлое и донимать вопросами больную бабушку? Что было, то прошло.

Каждый день перед дежурством или уроками я посещал полицейский участок и работал с материалами секретных фондов. Пару раз я встречался с Эжени, мы пытались расшифровать дневник её дяди и найти сведения о носителях гена X.

«Тоже мне романтика!» — фыркал Хавьер.

Ха, сначала расследование, а романтику оставим на десерт.

В тот день я снова заглянул в полицейский участок. Там, к удивлению, царил жуткий переполох. Обеденный перерыв давно закончился, но никто не спешил возвращаться к работе. Все галдели, хихикали, обсуждали что-то, явно, из ряда вон выходящее.

— Что здесь происходит? — спросил я у Хавса, который с безмятежным видом уминал сандвичи.

— Фрост бушует, и это всех дезориентировало.

— Фрост бушует? Разве он на такое способен? — удивился я. Старший офицер считался образцом благоразумия.

— Как оказалось, более чем. Давай же, угощайся. Сейчас расскажу, как всё было. К нему заглянул Уорбек, и тут началось…

Как раз в тот момент агент Квентин Уорбек покинул кабинет старшего офицера и направился к лифтам, Фрост, белый от ярости, нёсся за ним.

— Уорбек, какого чёрта? — ого! Никогда не слышал, чтобы он ругался. — Зачем всё это? Зачем?!

— Приказ сверху. Ты же видел. Особое распоряжение, — бросил Квентин Уорбек через плечо.

— Я ничего не понимаю! Это не наша компетенция! Леон нужен здесь. А Александр Орелли и вовсе помогает на добровольных началах.

— Его заменят на работе, пусть не переживает.

— Зачем они тебе? Ответь!

— У них есть опыт участия в антитеррористических операциях.

— И что же? Они задействованы в другом деле! Это не их компетенция.

— В Берлине у них появится больше возможностей ознакомиться с документами.

— Просто пришли мне бумаги, Уорбек! Оставь эту глупую затею! Безумие!

— Особое распоряжение, повторяю, Фрост.

— Видал? — усмехнулся Хавс. — Вот это сцена!

— Так что случилось? Зачем нас направляют в Берлин?

— Для участия в операции по ликвидации гильдейцев, охотящихся за Лу'Каасом. Оказывается, её курирует этот хмырь Уорбек. У него имеются глаза и уши в Гильдии.

— Вздор и ерунда! Полицейские и гвардейцы в подобном не участвуют.

«Хотя звучит очень и очень интересно!»

— Сдаётся мне, что распоряжение направил Бофорт. Он же считает, что убийства связаны с поисками оружия и охотой на посла.

«Странно. Очень странно».

— Думаю, ты прав, Хавьер. И я солидарен с Бофортом: мы погрязли в дерьме. По самые уши.

* * *

21 число двенадцатого месяца 3017 г.

1 входящее сообщение.

Неизвестный абонент (адрес не был определён) — Александру Орелли.

«Алекс, ты просто обязан прочитать это сообщение! Я не могу объяснить всего, но прошу: откажись от участия в операции. Это западня! Ты должен поверить мне!

Регинлейв^[17]».

Конец первой части.

Часть 2. Заря

Глава 9

В Берлине, главном городе Запада Конфедерации, сосредоточились основные административные учреждения: Общегосударственный Тинг, Правительство, Высший суд, ведомства, Центральный офис Службы безопасности, Управление Службы внешней разведки. Хавьер мечтал побывать в здании Полигона — центра подготовки агентов секретных служб. Там проходят обучение лучшие из лучших, разведчики, диверсанты, офицеры, которые будут приписаны к отрядам Особого назначения. Мой друг желал хоть одним глазком взглянуть на залы для учебных поединков, оборудованные на Полигоне, и на тренажёры.

Мне же хотелось побывать за городом, взглянуть на самый большой в Конфедерации космопорт. Каждый день оттуда отправляются десятки кораблей в Селению и в другие лунные колонии. Я давно собирался посмотреть на универсальные кары, которые испытывал отец, на огромные трансгалактические лайнеры и пассажирские звездолёты (на них вывозят на орбиту туристов). Папа мечтал побывать в космосе, слетать на Луну, но в жизни бы не накопил на подобное путешествие. Однако безденежье и тяжёлая работа не мешали ему мечтать. Отца тянуло в космос, тянуло со страшной силой, уж не знаю, почему.

Хавьер и я приехали в Берлин 16 числа как частные лица, что, в общем-то, неудивительно, ведь мы участвовали в секретной операции. Честно говоря, наш уровень подготовки не соответствовал поставленным задачам. Для участия в операциях такого масштаба необходимы особый код доступа, специальное обучение, и, как минимум, три года работы под прикрытием.

— Задача покажется вам лёгкой. Но первое впечатление, как известно, бывает обманчивым, — заявил куратор — Гектор Бофорт. Именно он встретил нас на аэровокзале и отвёз в штаб «Партии справедливости». «Бенджамин — мой старинный друг, — пояснил он тогда, — мы вместе воевали в Африке. Он не был на „Новой Земле“, его списали после ранения. Поверьте, он заинтересован в переговорах с илионийцами больше, чем кто-либо другой. Думает: мир с пришельцами приведёт его партию к победе», — Как вы знаете, переговоры с Лу'Каасом состоятся 21 числа, а в ночь на 22 партия устраивает банкет. Именно тогда и объявят результаты переговоров, если, конечно, они будут успешными. Переговоры как раз завершатся в самый разгар праздника, именно поэтому вы будете в числе приглашенных. Бенджамин подготовит необходимые документы.

Хавьер вытаращил глаза от изумления, я целиком и полностью разделял его чувства. А мы, оказывается, везунчики! Ночь с 21 на 22 число — самая длинная в году и самая последняя. Спать тогда не положено, люди празднуют начало нового года, не гасят свет и запускают в небо тысячи фонариков. И мы, подумать только, проведём самую важную ночь в году в компании сильных мира сего: политиков, дипломатов, магнатов, звёзд телеэкрана. Вот это да!

— Вас уже внесли в списки приглашённых, но под чужими именами. Завтра вы получите документы и оружие. 21 числа вы должны быть на месте, в штабе партии, уже в 17:00. Илионийцы прибудут за два часа до начала переговоров, то есть в 19:00. Праздник начнётся в 22:00 и будет продолжаться всю ночь. Если переговоры пройдут успешно, илионийцы выйдут к гостям. К завтрашнему дню вы должны знать план этого здания, как свои пять пальцев. Нет, даже лучше. Мне говорили: вы оба отличаетесь феноменальной памятью. Но я лично проверю ваши знания, — Бофорт вручил интерактивную карту здания, содержащую информацию о каждой комнате, каждом закоулке, каждом коридоре, каждом лифте, лестнице, посадочной площадке, техническом помещении штаба. «Партия справедливости» занимает двенадцать этажей жилой башни от сто семидесятого до сто восемьдесят второго, три из которых отведены под залы для приёмов и банкетов, семь предназначены для заседаний и конференций. — А теперь слушайте внимательно и мотайте на ус. Второй раз повторять не стану и разжевывать ничего не собираюсь. Я поделюсь сверхсекретной информацией. Через пять минут дроид вживит каждому из вас специальный чип. С его помощью я буду отслеживать ваши передвижения, а при необходимости прослушивать сообщения и разговоры. И если проболтаетесь, это будет расценено как государственная измена. В таком случае, у вас не останется и секунды, тут же взлетите на воздух, — Хавьер и я с ужасом переглянулись, а Бофорт и бровью не повёл.

— Бенджамин внёс предложение о переговорах с илионийцами на закрытом заседании Тинга, на котором не было ни прессы, ни представителей общественности. О том, что пришельцы дали согласие, о дате проведения переговоров знают единицы: канцлер Виктор Бергман, министр иностранных дел Элиза Вилсон, Бенджамин, я, как уполномоченный главнокомандующего, Ангела Ильинская — глава Департамента космической безопасности, Квентин Уорбек — представитель Службы безопасности и Антоний Севр — ведущий агент Службы внешней разведки. Разумеется, поставлены в известность президент Штатов и король Союза африканских государств. Если переговоры пройдут успешно, они тоже предложат илионийцам мир. Земле нужен договор с пришельцами. И если что-то пойдет не так, если посол или любой другой член делегации погибнет, начнётся космическая война. — Превосходно! И мы вляпались в это! МЫ. ВЛЯПАЛИСЬ. В. ЭТО. — Итак, кто-то предоставил Гильдии сведения о прибытии илионийцев. Персонал — вне подозрений, для обслуживания делегации будут использованы исключительно дроиды и киборги, которых запрограммируют только 21 числа. Какой напрашивается вывод? Правильно, мальцы. Предатель затесался среди высокопоставленных организаторов переговоров. Среди нас только я и Антоний Севр были на «Новой Земле», мы оба служили в отряде Особого назначения. Он, как и я, имеет доступ к секретным файлам.

— Значит, вы подозреваете именно его? — спросил я.

Взгляд командора стал очень мрачным. Командор служил вместе с Севром, возможно, тот был другом Бофорта. Если Севр сотрудничал с Гильдией, то…

— Да, парень. А он подозревает меня. Но доказательств нет. Поймать шпиона можно только с поличным. Для этого вы и нужны. Безопасность во время праздника и переговоров будут обеспечивать люди Севра и Уорбека, вы и ещё тринадцать человек станете моими глазами и ушами в здании. Вас разделят по квадратам, будете отслеживать передвижения агентов Севра и Уорбека. Если что-то пойдёт не так, вашей группе придется отвечать за эвакуацию делегации. Остальных выведут мои люди. Надеюсь, вы осознаёте важность миссии, парни.

* * *

— Чёрт, чёрт, чёрт! — ругался Хавьер. — Чтоб его! Проклятье!

Мы как раз спускались вниз, на сто семидесятый этаж, к выходу из Штаба. Я уже давно не видел друга настолько мрачным и встревоженным. Обычно он относился к приключениям с энтузиазмом. Похоже, он, как и я, подозревал Бофорта. Нам уже давно не попадалось столь тухлое дело. Честное слово! Командор вёл себя странно, возможно, он водил нас за носы, возможно, хотел использовать. Мы не решались обсуждать этот вопрос, строить предположения, вдруг Бофорт действительно подслушивал. Запястье, в которое вживили чип, саднило, и я чувствовал себя пойманной на крючок рыбой. «Что же делать? Почему Бофорт привлёк к участию в операции именно нас? Мы же дилетанты. Нет, всё непросто, совсем непросто… И как готовящееся нападение на посла может быть связано с убийствами?

Штаб „Партии справедливости“ находился едва ли не в самом Центре Берлина, до Университета, зданий Тинга и Правительства — рукой подать. Если Гильдия сюда прорвётся…»

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я таращился по сторонам, на стены-голограммы, которые пестрили эмблемой Партии, унаследованной от «Лиги справедливости»: зелёным стебельком в кольце детских рук. Были там и портреты лидера партии Бенджамина Холинвуда — белокурого мужчины с приятным, открытым лицом и ясными глазами, в чёрном костюме и темно-синей рубашке без нашивок. Герой африканской кампании, он лишился ноги, которую потом заменили на искусственную. Однако он продолжал ходить с тростью, наверное, думал, что это добавляет шарма. Бофорт, Холинвуд и Севр — друзья, сослуживцы, противники. И мы втянулись в их разборки.

* * *

На следующий день командор провёл инструктаж для нас и тринадцати служивых из Отряда особого назначения — молчаливых, коротко стриженных молодых людей (едва ли они были старше нас). Среди них была только одна девушка, Лили, которая могла дать фору любому из парней. Хавьер и я отвечали за сто семьдесят шестой этаж, на котором расположился огромный бальный зал. Также один из нас должен был время от времени подниматься по запасной лестнице на сто семьдесят девятый этаж, к десятому конференц-залу, где будут проходить переговоры с илионийцами. Входы и выходы, лифты и лестницы контролировались людьми Уорбека и Севра, так что мы должны были запомнить всех их в лицо. Агенты Уорбека обязались пропускать нас на этаж, а в случае нападения гильдейцев, оказывать любую помощь в спасении пришельцев. Но, по большему счёту, они отвечали за безопасность гостей. Бофорт предложил несколько сценариев развития событий, вплоть до худшего, согласно которому нашему отряду придётся вырывать посла Лу'Кааса из рук разбушевавшихся террористов. Тот или иной сценарий мы отрабатывали по ночам, носились по зданию Штаба, как угорелые, осматривали каждый тёмный угол, моделировали те или иные ситуации. Возможно, для ребят из отряда Особого назначения это дело считалось плёвым, но Хавьер и я были плохо подготовлены. После тренировок мы дрыхли, как убитые, целыми днями.

19 числа в полдень приехали Эжени и Стейси и застали нас мирно спящими в номере отеля. Бофорт сообщил заранее, что Евгения Логинова и Настасья Миронова приглашены на праздник.

«Не исключено, что вы столкнётесь с ними. И тогда неудобных вопросов не избежать, — заявил командор. — Ложь будет смотреться неправдоподобно, поэтому выдайте им часть правды. Скажите, что один из приглашённых — член Гильдии, и вы его выслеживаете. Мне учить вас нужно, а? И без меня разберётесь, что наплести. Но черту не переходите, всё равно узнаю. — Да, сэр! Конечно, сэр! Вы параноик, сэр! — Я не жду от вас сверхъестественного героизма. Ваша задача глядеть в оба, следить за агентами Севра и докладывать мне. Он не знает о вас, это даст нам преимущество».

Напрасно Бофорт беспокоился, девушки не стали задавать каверзные вопросы. Они растолкали нас, вытащили из постелей и заставили забыть о завтраке совсем по другой причине.

— Мы расшифровали часть дневника профессора, — пустилась в разъяснения Стейси, — он включил в текст фрагмент переписки с неким Акира Иширу.

— И? — хором спросили мы, растирая слипавшиеся глаза кулаками. Чёрт подери, мы спали не более двух часов!

— И этот Акира — специалист-генетик! Генетик, понимаете? Вот, взгляните на текст. Тогда поймете, что нас так переполошило, — Эжени расстелила перед нами страницы дневника доктора Никифорова.

«Иширу, безусловно, в наших расчётах присутствует ошибка. Скорее всего, аллергия на линий — не единственный показатель принадлежности к носителям гена X. Аномалия может быть вызвана и иными причинами».

«Питер, аллергия на линий — пока единственный показатель. Но когда я выделю генетический код, станет ясно, в чём отличие этих людей от нас, простых смертных».

«Питер, ответ найден! Мы по-прежнему можем полагаться на аллергию как на основной критерий отбора. Вопрос только в смене поколений. Чем ближе тестируемый к первому поколению носителей гена, тем сильнее реакция, тем мощнее способности. Однако могут быть и сбои…».

— Способности? Какие способности? — не утерпел я.

— В том-то и дело, Алекс, — вздохнула Стейси, — ответа нет.

— А дата?

— Эти записи датируются 3011 годом.

— Ага…

— Есть и другие. 3016 год.

«Иширу, то, что они совершили — чудовищно! Мы оба знаем, что в одиночку ни мне, ни тебе их не остановить. Рискуем не только мы, под угрозой все наши близкие. Чтобы твои дети ни думали о тебе, ты сделаешь всё для их безопасности. Я же не могу рисковать Женей…».

Я бросил осторожный взгляд на Эжени, девушка горько улыбнулась в ответ и позволила взять её за руку.

— И ещё одна, — Стейси отвлекла подругу и меня от созерцания унылых физиономий друг друга. — 3017 год. За несколько недель до исчезновения.

«Они всё знают, Иширу. Обо мне, не о тебе. Если меня убьют, продолжи начатое».

— Итак, что мы имеем? — задался вопросом Хавьер. — Доктор Никифоров вместе с Акира Иширу работал над изучением гена X. Они оба сотрудничали с Гильдией, а потом решили дать дёру… Но вот… «продолжи начатое» … Что это значит? Они оба копали под своих заказчиков?

— Мы пытались связаться с Акира Иширу, звонили и писали. На все указанные в Сети адреса, — сообщила Эжени.

— И?

— И ничего. Никто не ответил, — ожидаемо. — Мы даже связались с его детьми: они живут в Пекине. Но выяснилось, что с отцом они не общаются с раннего детства. Он развёлся с женой, когда им не исполнилось и года. Других родственников у Акира нет.

— Ещё что-нибудь известно?

— Он зарегистрирован в Берлине, преподает в Университете.

— Так, уже что-то, — я загрузил персональный комп. — Акира Иширу. Да, есть такой. Профессор. Статус активен. Попробуем запросить его расписание в канцелярии.

— А тебе ответят? — с сомнением спросила Стейси.

— Сделаю запрос как приглашенный специалист. А что? В начале следующего месяца проведу здесь пару-тройку лекций по финансовому праву. Ольсен всё устроил. Вот. Теперь ждем.

— Долго?

— Минут десять, Эжени, что за нетерпение?

— Целых десять минут! Стейси, закажи мне кофе и круассаны, — потребовал Хавьер.

— С чего это я должна?

— Не мучай меня, женщина! Ты ворвалась в мой дом, разбудила меня, отобрала моё одеялко…

— Ой, не начинай! — захихикала она.

— Как смела ты отобрать его? Но заслуженного завтрака ты меня не лишишь!

— Да разве я мешаю? Закажи хоть тонну блинчиков, разве я…?

— Должна же ты хоть как-то компенсировать нанесённый ущерб. Ал, какие предусмотрены санкции за причинение морального вреда?

— Смотря, о каком именно вреде идёт речь. Согласно… так, стоп. Что за вздор?

— Уймитесь, ответ пришёл! — воскликнула Эжени.

— У меня две новости. Одна плохая. И другая тоже плохая, — заявил я. — Первая: Акира Иширу взял отпуск за свой счёт две недели назад и укатил в неизвестном направлении, контактных данных не оставил. Сообщил только, что хочет поправить здоровье.

— А вторая плохая новость? — спросили помрачневшие девчонки.

— Хавьер не получит круассаны.

— Это ещё почему? — вскинулся мой друг.

— Мы отправляемся в гости к Акира Иширу прямо сейчас.

— С чего бы это?

— А с того, что, похоже, он стал ещё одной жертвой Гильдии. И если повезёт, найдём какие-нибудь улики.

— Эй, может сначала позавтракаем, а? Ну пожалуйста!

* * *

— Вряд ли мы что-то обнаружим в его квартире, Ал, — вздыхал управлявший электрокаром Хавьер. Барышни, которые, разумеется, увязались за нами, замерли на заднем сидении и внимательно слушали.

— Конечно, важные письма или документы мы не найдём. Как и Никифоров, он их либо удалил, либо забрал с собой. Зато, возможно, натолкнёмся на его заметки, записи, дневники. У доктора Никифорова же они имелись. Возможно, нам пригодятся эти документы. На худой конец, расспросим соседей, вдруг кто-то знает нынешнее местонахождение профессора.

Разумеется, если что-то и обнаружим, придётся это расшифровать.

— Тухло, но нужно же сделать хоть что-нибудь, — снова вздохнул Хавьер.

— Я направил запрос твоим товарищам-полицейским, они тоже попытаются выяснить, куда уехал профессор Акира. И, если потребуется, приедут к нам. Ты же, вроде как, получил разрешение на вскрытие квартир?

— Ага, озаботился этим перед отъездом. Но оно действует только в крайних случаях. Оснований для обыска нет. К ответственности профессор никогда не привлекался, жалоб от соседей не поступало.

* * *

Профессор Акира Иширу проживал в Верхнем районе Берлина, на сто девяносто первом этаже. Квартирытам не такие огромные и роскошные, как в доме Эжени, но всё равно… Бассейн с подогревом во внутреннем дворе, сад с экзотическими растениями, многоуровневая парковка, киборги-консьержи… Шик!

Мы потоптались пару минут у нужной двери.

— С чего начнём? — нетерпеливо спросила Эжени.

— Свяжусь с искусственным интеллектом квартиры и задам пару-тройку вопросов, — широко улыбаясь, ответил Хавьер.

— А если Акира Иширу его выключил? — задала вопрос Стейси.

— Расслабься, моя милая, его нельзя выключить до конца. Он всё равно связан с общим интеллектом дома. Все данные должны храниться на сервере, — Хавс начал набирать цифры на панели вызова ИИ. — Вот так, теперь отправляем… Ага! Ошибка! Глядите, ошибка!

— И чему ты радуешься? — сердито спросил я. — Интеллект не откликается. Что это может означать?

— А то, что кто-то перепрограммировал его, Ал, или переписал протокол связи с головным сервером дома.

— Зачем? — нахмурившись, спросила Эжени.

— Хороший вопрос! Это мог сделать сам профессор, чтобы удалить какие-нибудь данные, например сведения о посещениях квартиры… Или же кто-то вломился сюда, искал что-то, потом спокойно запер дверь и удалил все данные. Лично я склоняюсь к последнему.

— Вызываю полицейских, — я принялся набирать сообщение на коммуникаторе.

— А нельзя ли восстановить данные? Нет ли резервных копий? — уточнила Стейси.

— Ты зришь в корень, дорогая. Копии есть, но для этого нужно обойти пятиуровневую защиту информации. Эй-эй, что за скорбные мины?! Разве я сказал, что мне это не под силу? Как-то раз друзья Христины выпили бог весть что и сломали панель управления. Вы не представляете, сколько бы денег ушло на ремонт! Так вот, я перепрограммировал панель. Пришлось, конечно, попотеть, но…

— Делай дело, Хавс, а потом будешь хвастаться!

— Так, посмотрим, что тут у нас… Ох, всё глухо… Ошибка на ошибке. Ошибка соединения… ошибка, — Хавьер щёлкал пальцами по панели, набирал длинные комбинации цифр, чертыхался, морщил нос, дёргал себя за кудри и начинал всё сначала. Он возился минут двадцать, и девчонки занервничали.

— Ну? Ну?!

— Займи их чем-нибудь, Ал! Они меня замучили! Думают, это так легко…

— Дамы, не нервируйте Хавьера!

— Ты мой герой! — фыркнул Хавс. Но уже через секунду снова широко улыбнулся. — Гляди, Ал, сейчас система аварийно перезапустится. И дверь откроется. Но чтобы считать данные, потребуется время. Хм, гляди-гляди, Ал, — он ткнул пальцем в экран панели, по которому ползли зелёные полосы, — это показатель взлома системы. Вот, пожалуйста, дверь открылась. Теперь можете хвалить.

— Хвалю! — я хлопнул друга по плечу. — Полицейские будут здесь с минуты на минуту. Дождёмся?

— Нет, обойдутся. Идём.

— Тогда держи пушку.

— Дамы, только после нас.

Квартира была одноэтажной, но состояла из пяти больших комнат. Мы разделились: Хавьер и Стейси завернули налево, Эжени и я — направо и попали в библиотеку профессора, соединённую с рабочим кабинетом. Я задержался среди книг всего на минуту, а Эжени ушла вперёд, в кабинет. Через секунду я услышал сдавленный крик и бросился к ней. Ворвался в кабинет с лазерным пистолетом наперевес. Акира Иширу сидел в кресле-трансформере, свесив голову на плечо. У его ног стоял раскрытый, пустой чемодан. Лицо профессора было повёрнуто в нашу сторону, оно почернело и покрылось наростами. Из приоткрытого рта на рукав сочилась чёрная жижа. Широко распахнутые глаза смотрели прямо на нас. Запаха не было, хотя, похоже, он давно умер. Вернее, был убит. Скорее всего, отравлен.

— Не смотри! — я развернул Эжени лицом к себе и прижал её голову к своей груди. — Больше не смотри! — Бедняжку била крупная дрожь. Да уж! Не каждый день можно обнаружить настолько отвратительный труп.

— Небеса! — шептала она. — Небеса! Какой кошмар! О нет!

— Тише-тише… Я с тобой. Я рядом, Эжени!

— Вы что-то нашли? — за дверью библиотеки послышался голос Хавьера. — Почему Эжени кричала?

— Не впускай Стейси, Хавс!

— Это ещё почему? Что происходит? — зашипела девушка.

— Ууу! — протянул вошедший Хавьер. К счастью, Стейси осталась за дверью. — Опять опоздали.

Полицейские прибыли через минуту и тут же вызвали медиков и экспертов.

— Почему здесь гражданские? — спросил старший детектив — рыжий мужчина лет сорока. — Не положено!

— Это они нас вызвали. Они первыми забили тревогу.

— Всё равно уведите отсюда девушку, и поживее!

— Эжени, может быть, ты побудешь со Стейси в гостиной? — я погладил её по руке. — Побудь с ней. Всё хорошо.

Она закивала, но я видел, что у бедняжки стучали зубы. Повезло ещё, что поглощённые работой полицейские не узнали в перепуганной девушке Эжени Логинову.

— По предварительным данным смерть наступила четырнадцать дней назад, — сделала вывод коротко стриженная женщина-эксперт. — Трудно сказать, с каким ядом мы имеем дело. Нужно провести экспертизу. Однако он был подобран с умом. Именно благодаря ему отсутствует запах разложения. Убийцы сделали всё для того, чтобы тело нашли как можно позже.

— Четырнадцать дней назад, — шепнул мне Хавс. — Профессор думал улизнуть, но даже вещи толком собрать не успел. За ним пришли гильдейцы.

— За ним следили так же пристально, как и за Никифоровым. Вот почему, тот оставил подсказки, и только. Ничего не сказал прямо. Уверен: все данные с компа и других гаджетов стерты, Хавьер. Гильдейцы всё уничтожили.

* * *

Едва ли мы нашли что-то существенное. Стейси и Эжени забрали три записные книжки и толстую рукопись, выполненную на синтетической бумаге. Все записи профессор сделал на китайском, может быть, поэтому полицейские позволили их увезти.

— Я читаю на китайском, — сообщила Стейси, когда мы возвращались в отель. — Думаю, сумею перевести.

— Есть хочу! — ныл Хавьер. — Просто умираю с голоду! Умираю!

— Похоже, никакие, даже самые мерзкие трупы не отобьют у тебя аппетит, — усмехнулся я.

Эжени молчала всю дорогу и выглядела подавленной. Немудрено! Я не решился оставить её в одиночестве в пустом номере отеля, обещал приготовить ужин и развлечь чем-нибудь.

Вот же незадача! Всякий раз, оставаясь наедине, мы не могли расслабиться, ведь за несколько часов до этого непременно произошло нечто ужасное.

Мы проводили вместе немало времени и всё же не сближались. Эжени мне очень нравилась. Нравится и теперь. Эх! Давно я не был так увлечен! Меня восхищают сила её духа и преданность любимым людям. Но нельзя забывать, что социальная пропасть между нами огромна. А сказки про принцесс, обративших внимание на простых парней, сгинули вместе с допотопным миром.

Эжени — богатая наследница, а я всего лишь преподаватель из Среднего района. Наши пути не должны были пересечься. Я не мог привыкнуть к образу жизни своей девушки. К журналистам и фотографам, следившим за каждым её шагом.

Проклятье! Проклятье! Преследовали они и меня, пытались сфотографировать в самый неподходящий момент, подловить. В сетевых журналах мне то и дело перемывали кости, обсуждали мою семью, работу, друзей. Меня это ужасно раздражало. Вы не представляете! На меня стали коситься соседи, а ученики и вовсе пальцем показывали. Я, признаться, как никогда радовался поездке в Берлин. Эжени и я встречались совсем недолго, а я уже успел устать от нездорового внимания к своей персоне.

И как только Эжени его выдерживала?! Я ей искренне сочувствовал. А вот в адрес назойливых папарацци у меня не осталось добрых слов, одни ругательства. Отец Эжени, поклонники, сыновья магнатов, были недовольны её выбором. Ей же нравилось их дразнить, ужасно нравилось. Чем злее они становились, тем чаще она старалась выкладывать совместные фотографии с новым парнем.

Эх, не хотелось верить, что Эжени сблизилась со мной лишь для этой глупой мести.

До сих пор не хочется верить.

* * *

Эжени переоделась в длинный, облегающий халат. Я изо всех сил старался не пялиться.

— Мне пора идти, милая, уже поздно, — я поднялся с софы и тут же почувствовал странную слабость.

Слишком много плохого случилось в тот день. Мы нашли убитого Акира Иширу, в деле прибавилось загадок, у меня четыре раза пытались взять интервью. А под конец мама расстроилась из-за «обличительной» статьи в одном из журналов и позвонила мне, заливаясь слезами. Я определенно не был настроен на романтический вечер. Да и Эжени стоило, наконец, отдохнуть. Хоть немного поспать. Но разве она когда-нибудь слушала советы?

— Значит, не останешься? — нахмурилась девушка.

— Прости, но нужно уходить.

— Ага, вот значит, как, Александр Орелли! — рассмеялась Эжени. Глаза её опасно заблестели. Плохой знак! Она поразительно легко выходит из себя. — Ты зол, обижен? Я ведь сказала: репортеров беру на себя. Больше они тебя не побеспокоят. И помощник отца перестанет звонить. Я смогу тебя защитить! И не надо на меня дуться!

— Эжени, я ведь не ребёнок. Я сам смогу с этим разобраться. И вовсе я не дуюсь.

— Нет, — покачала головой она. Эжени мой спокойный тон только раздражал. — Не можешь. Ты не привык к подобному вниманию. И, возможно, никогда не привыкнешь. Поэтому ты злишься. Уже думаешь, что игра не стоила свеч, верно? Ты совсем как мой дядя! Такой же…

Девушка заметила, как мрачнеет моё лицо, и осеклась. Мне не нравилось, когда она сравнивала меня с доктором Никифоровым.

Я погладил её по щеке. Я понимал: спорить — гиблое дело. Убедить в чем-то Эжени очень трудно. Лучше подождать, когда буря, что раз за разом бушевала в её душе, немного утихнет.

— Все в порядке, Эжени! Даже и не переживай. Давай отложим наши посиделки до лучших времен? Сегодня…

Она ударила меня по руке.

— Да ты просто сбегаешь! Тебя возбуждают перестрелки, но только не я. Ты не боишься трупов и рвёшься спасать всех и вся, но как только речь заходит о серьёзных отношениях, ты пытаешься смыться. Чем чаще мы видимся, тем мрачнее ты становишься. И в чём проблема? Не нравлюсь тебе? Так и скажи. Последствий не будет. Не думай, ты не первый парень, который отказал Эжени Логиновой, — она открыто потешалась надо мной, прекрасно зная, что я к ней испытываю. Я же не верил, что способен заставить нервничать такую уверенную в себе девушку.

— Конечно, ты мне очень нравишься, Эжени!

— Но любишь ты ту, которая ушла? Как её звали? Регина? Ты всё ещё её любишь!

Эжени… Эжени, что, ревновала меня к Регине?! Ничего себе! Этого я не ожидал!

— Нет, не люблю. Отношения с Региной остались в прошлом, — и яне лгал. Но девушка глядела на меня с подозрением.

— Слушай, Эжени… У тебя был тяжёлый день. Ты пережила такое потрясение! Тебе нужно выспаться, а завтра всё вернётся на круги своя. Давай я побуду с тобой, пока не уснёшь. Только не нервничай!

Она буквально побелела от ярости. Как я ни старался, всё равно говорил не то. Идиот! Идиот!

«Пожалуйста, ну пожалуйста, не устраивай сцену, — думал я, — Бофорт подслушивает!»

— Нет, не нужно! Не нужно мне спать! И не сюсюкайся со мной! Терпеть этого не могу! Не выношу! — Как и обычно, Эжени легко выходила из себя, превращалась в маленький, но способный причинить массу разрушений ураган. — Я и без тебя знаю, что мне нужно! Только вот я думала, что наши желания совпадают.

Девчонки! Проклятые девчонки! Вот что им, скажите, надо?!

— Они совпадают, но… есть ведь не только наши желания, но и правила, обязанности. Не всё получается так, как мы хотим.

— Какие ещё обязанности? — зашипела она.

Ладно.

Сама напросилась.

— Эжени, если бы не расследование, ты бы вряд ли обратила на меня внимание. Скажешь, нет? Да ведь мы живём в разных мирах, на разных уровнях! Ты привыкла общаться с другими парнями, богатыми и известными. А мне… что же мне делать с такой девушкой, как ты?

— То же, что и со всеми остальными, чёрт возьми!

— Неужели не понимаешь, о чём я? — я тоже начал злиться. Ещё никто и никогда не испытывал моё терпение так, как Эжени. — Подумай хорошенько! Твоя семья, твои друзья, всё твоё окружение меня никогда не примут. И что я могу тебе предложить?

— А я у тебя ничего не просила, — зло процедила девушка. — Что ты выдумал, правильный мальчик? Что ты себе вообразил?

«Только не говори, что собирался на ней жениться, Ал! — всплеснул бы руками Хавьер. — Не сходи с ума!».

Вот именно!

— Напрасно мы начали этот разговор. Сущий бред, да? — я попытался улыбнуться. Я лихорадочно думал, как утихомирить Эжени.

Её глаза были полны ярости.

— Бред, говоришь? Идёшь на попятную, да, Алекс? Готов со всем согласиться, лишь бы только я тебя отпустила. Этим ты только сильнее меня бесишь!

Да не взбесить Эжени просто невозможно!

— Нет, слушай… Мы ушли в какие-то дебри. Давай успокоимся! Зачем мы тратим время на ссоры?

— Ты неисправимый, невозможный, противный зануда! Ты постоянно выдумываешь какие-нибудь глупые правила. Постоянно меня успокаиваешь, учишь уму-разуму! Ещё и сомневаешься во мне! Постоянно думаешь, что я тебя использую! Говоришь, тебе нечего мне предложить? У тебя нет денег на подарки? Да разве я их требовала? Я не просила нравиться моему отцу. Кого вообще волнует его мнение? Никто не смеет мне указывать! Никто не смеет учить меня жизни! Никто не смеет ставить условия! — Ага! Больная тема!

— Не грусти, Эжени! Я вовсе не хотел тебя обидеть! — я протянул к ней руки.

— По-твоему, я выгляжу расстроенной? Ну знаешь! — её глаза горели диким огнём.

Снова этот взгляд. Эти глаза вампира. И тут что-то тяжёлое со всей силы ударило меня в спину. Я, не успев и пикнуть, рухнул на ковер. Разом из меня вышел весь воздух. А эта штуковина придавила ноги. Какого дьявола? Я попытался извернуться, но нападавший, а им оказался комод, не позволял освободить хотя бы одну ногу. Но как? Как?! Он стоял в противоположенном конце комнаты, он был привинчен к полу! Я поднял глаза на Эжени. Она стояла надо мной с помертвевшим лицом, страшная в гневе. Её руки тряслись.

В ту же минуту комод освободил мои ноги и с грохотом опрокинулся. Но я всё равно не мог пошевелиться, сердце стучало где-то в горле. Мысли бились, точно птицы в клетке.

Тёмные глаза Эжени, лопнувшие сосуды. Рухнувшая лампа в больничной палате, балки, свалившиеся с крыши магазина. И её слова: «теперь они не пройдут, не пройдут». Ого…! Так это она… Хрупкость Эжени и её удивительная сила. Пролетела ещё одна минута, и девушка упала передо мной на колени.

— Я могла покалечить тебя! — запричитала она. Эжени испугалась гораздо больше, чем я. — Могла покалечить! Ты как? Алекс!

— Эй, ничего. Всего пара царапин. Ничего не сломано и не болит… Это было… неожиданно… вот и всё… — зубы застучали! — Неожиданно…

И вот Эжени уже обнимала меня и просила прощения.

— Я не знаю, что на меня нашло! Прежде я старалась сдерживаться, не позволяла себе… Я сама не своя в последние недели. Столько всего навалилось! Прости меня! Мне так жаль… так жаль! Точно ничего не сломано?! Кровь течёт!

Ранение было пустяковым, и я только отмахнулся.

— Это просто царапина. Самая обыкновенная царапина, не волнуйся. Я сам виноват, нёс какую-то дикую чушь, довёл тебя до бешенства. Обычно я не позволяю себе бесить людей, — я улыбнулся, хоть было и не до смеха.

«Подумать только! Какая силища! Интересно, Эжени может поднять кар? Угомонись, Алекс! Это не повод для шуток».

— В последнее время все мы постоянно нервничаем. Поводов предостаточно. Это гильдейцы виноваты, они нас запутали. Ничего страшного не произошло, не переживай. Всего лишь небольшая авария.

— Я сказала, что ты ничего не значишь для меня… Так, по крайней мере, это прозвучало. Это неправда! Я так испугалась за тебя, испугалась! — заламывала руки Эжени.

«Стоп. Признание? Ух ты!»

— Я рад, что пережил нападение комода, ведь это помогло тебе понять свои чувства… — её взгляд посуровел, и я тут же умолк. Рисковать не стоило. Уж меня-то она с легкостью могла подвесить на люстре.

* * *

— Была такая программа «Альфа. Сверхспособности», — начала рассказ Эжени. Попутно она пыталась занять чем-то руки и теребила пуговицу на моей рубашке. Мы лежали, тесно прижавшись друг к другу, уже полчаса, но до того момента она не проронила ни слова. В кольце моих рук девушка продолжала дрожать, никак не могла прийти в себя. И поэтому я не спешил задавать вопросы. — Первые проекты были реализованы ещё до моего рождения. Отец был от них в восторге и помогал учёным деньгами, потом вовсе стал их официальным спонсором. Они работали над созданием «сверхчеловека». Развиваем необычные способности: от невероятной силы или скорости до умения передвигать предметы силой мысли. Программа была ориентирована на военный заказ, ну ты понимаешь, подготовка суперсолдат. Но выяснилось, что улучшить геном взрослого человека не получится. Отец же… он так хотел «особенного» ребёнка, едва ли не бредил этой идеей. Он был готов отдать любые деньги. Мои гены были подправлены ещё на стадии формирования плода. Короче говоря, я искусственный ребёнок. Мама ни о чём не подозревала, она же не видит ничего, кроме своих артефактов. Она думала: меня тестировали на наличие генетических заболеваний и мутаций. О нет! Я сама была мутантом! Когда до неё, наконец, дошло, что со мной не всё в порядке, она закатила скандал и развелась с отцом. Первые три года меня исследовали. Большую часть времени я проводила в компании докторов, они испытывали меня, брали кровь для анализа, наблюдали за развитием. Мне и Стасе…

— И Стейси тоже? — ахнул я.

Эжени скривилась.

— Пока не говори ей, что я проболталась. Она очень болезненно относится к этой теме, хоть и виду не подается. Стася справляется куда лучше меня. Мы никогда не вспоминаем детство, не делимся впечатлениями, не жалуемся друг другу. Мы делаем вид, что ничем не отличаемся от обычных людей. Но Стася… она очень быстрая. Настолько, что хороший электрокар за ней не угонится. Я ей завидую. Понимаешь… её способности не такие убойные, как мои… Я оказалась невыгодным вложением отцовских капиталов. Уж не знаю, чего ради он потратил столько денег на подобные глупости. Мечтал о ребёнке-гении, успехи которого тешили бы его самолюбие? Может быть. Увы, от меня были одни неприятности. Я оказалась неудачным экспериментом. Видишь ли, мои способности плохо поддаются управлению, это они сделали меня агрессивной, эмоциональной, импульсивной. Да что говорить… ты всё испытал на себе…

Постепенно я научилась держать себя в руках, но на это ушла уйма времени, было потрачено много сил. Годы тренировок. Я и теперь срываюсь. В детстве же я была очень активной, неосторожной, применяла свои навыки слишком часто, из любопытства или потому, что хотела привлечь внимание родителей, заставить их проводить со мной больше времени. Я причиняла вред другим и себе. Постоянно переутомлялась и из-за этого долго болела. Слишком высокая нагрузка на сердце…

— Эжени… — что я мог сказать? Как мог её утешить? Какие следовало подобрать слова? Да и чего они стоили? Наверное, всему должен быть предел: человеческой жестокости, эгоизму, тщеславию. Но тогда я в этом усомнился. Проводить опыты на ребёнке, на своём, да на любом ребёнке, мыслимо ли это? Удивительные способности… Неужели они стоят подобных страданий? Я возненавидел её отца лютой ненавистью, я не мог выразить злость, ведь прежде не испытывал подобных чувств к постороннему. Но чем праведный гнев мог помочь Эжени? Вот именно. Ничем. От меня требовалось что-то другое, что-то более весомое.

— Ты удивительная девушка, Эжени. Вряд ли ты нуждаешься в сочувствии. Но ты должна знать, что всегда можешь на меня рассчитывать. Я пока не придумал, что смогу сделать, но…

Она приложила палец к моим губам.

— Какой ты всё-таки правильный, сладенький мальчик! — усмехнулась девушка. Она мучительно старалась выдавить из себя улыбку, но получалась гримаса боли.

Рассказ Эжени навёл меня на одну мысль. Оформилась эта мысль далеко не сразу, но когда это произошло, она начала нещадно буравить голову.

Удивительные способности. Изменение генов.

Ген X. Невероятные способности его носителей. Так…

— Вопрос, наверное, не очень уместный, но… как ты думаешь: существуют ли ещё программы, подобные «Альфа»?

— Я не думаю, я знаю. Существуют. «Альфа» заморозили, дядя сделал для этого всё возможное. Но есть несколько закрытых программ, для самых избранных. Наверное, ты не поверишь, но люди, подобные моему отцу, люди его круга, неимоверно богатые ребята, готовы заплатить любые деньги за необычные способности или нестандартную внешность. Сейчас они в тренде.

Глупость какая!

— Неужели это законно? Я никогда не занимался подобным вопросом. Это ведь не опыты на людях, верно? Они же сами соглашаются.

— Вот именно. Они заключают договор с невероятно дорогой клиникой, которая находится где-нибудь на Луне, проходят полное обследование. И если здоровье позволяет, соглашаются на медицинское вмешательство. Если нет, уходят восвояси. Люди редко идут на глобальные изменения. Обычно они временные. Принимаешь специальные препараты и чувствуешь себя богом, хвалишься перед друзьями и деловыми партнерами на вечеринках. А когда эффект, вызванный препаратами, сходит на нет, становишься обычным человеком. Но, повторяю, практикуют это только богатые. Обследование, препараты, процедуры — это стоит очень дорого. Да и… после скандала с «Альфа», который раздул дядя, доктора, занимающиеся подобными исследованиями, стараются их не афишировать. Дядя много лет боролся за прекращение экспериментов над генами человека, а сам… а сам…

Я ласковым движением убрал волосы с лица Эжени. В самом деле, Никифоров вёл двойную игру! Неужели он поступился принципами ради любимой племянницы?

— Эжени, — меня бросило в холод. — Что если Гильдия маскирует свои опыты под одну из таких программ? Понимаю, что-то не вяжется… Убитые не были богатыми людьми. Но послушай, Эжени, все они обладали некими редкими способностями. Что если их завлекали и изучали, чтобы потом…

— За солидное вознаграждение улучшать гены другим? Выращивать супердетей? — девушка приподнялась на локте. Я вскочил, как ошпаренный, и бросился звонить Хавьеру. Я застал друга в обществе Стейси. Неловко! Пока они торопливо одевались и ворчали, я нервничал, а Эжени хихикала и отпускала колкие замечания в адрес друзей.

Каролину будить не пришлось, она дежурила.

— Любопытная версия, — вынесла вердикт детектив Фишер. — За неимением лучшего примемся за неё. Я запрошу доступ к данным всех закрытых медицинских программ. Узнаю: кто учредитель, кто спонсор, кто ведущий исследователь и прочее. Как только вернётесь в Льеж, и вас завалю работой. Вернее тебя, Хавьер. Конечно же, я не могу ничего требовать от тебя, Алекс! — добавила она медовым голосом.

«Эх, знает же: я ни за что на свете не выйду из игры!»

Хавс закатил глаза.

Я был полон энтузиазма и намеревался работать над новой версией хоть всю ночь, но Каролина охладила мой пыл.

— Возьмусь за программы прямо сейчас, а вы спите. Не тратьте время зря. Вас ждёт тяжелый день. С Новым годом мальчики! Глядите в оба!

— С Новым годом! — хором ответили Хавьер и я.

* * *

Выполняя задачу, поставленную Гектором Бофортом, я не предполагал, что нарвусь на крупные неприятности. А ведь всё шло более или менее хорошо, пока командор ни направил меня на сто семьдесят девятый этаж для повторного осмотра. Со старшим по званию, как известно, не спорят, поэтому я отправился наверх без лишних вопросов. Тогда я впервые столкнулся с пришельцем лицом к лицу. Я и представить себе не мог, что эта встреча произведёт на меня столь сильное впечатление. В последние дни я много читал об илионийцах и впитывал знания, как губка, ведь в противном случае Бофорт не допустил бы до выполнения задания. Я «привык» к ним, перестал считать особенными. Я думал, о чём угодно, только не о пришельцах. О том, что мама расстроена, ведь я впервые встречаю Новый год вдали от дома, о том, что лучше бы я тратил время на расследование, о тайне Эжени и Стейси, о том, что чувствую себя каким-то беспомощным без личного коммуникатора. Его из соображений безопасности пришлось оставить дома.

Илионийка была похожа на человека и фигурой, и лицом. Она была выше меня на целую голову, стройная. Её кожа, очень светлая, почти прозрачная, выглядела сухой и жёсткой. Наощупь она, наверное, была шершавой, как бумага. У неё были тонкие черты лица, красивые, но… непропорциональные, платинового оттенка длинные волосы, струившиеся по спине, и удивительные глаза, белые, без радужной оболочки с синим квадратным зрачком. Серебристое платье в пол, странного покроя со шнуровкой, начинавшейся на вороте и заканчивавшейся на животе, шелестело, когда она мелкими шажками передвигалась по коридору. В остальном, её движения ничем не отличались от человеческих. Нижнюю часть лица илионийки закрывала маска, которая крепилась к изящному украшению, венчавшему голову.

Она смотрела на меня, я — на неё всего пару минут, но мне стало жутко. Я не знал, как себя вести. Бофорт не давал никаких распоряжений. Так мог ли я просто уйти? Или нет? Она могла счесть этот поступок невежливым и разгневаться. Не зная, как поступить, я слабо кивнул, и она ответила тем же. Ого!

— Здравствуйте! — выдала илионийка с совершенно невообразимым акцентом, и я открыл рот от удивления. Она же член дипломатической миссии, она должна была знать наш язык. И всё равно я был потрясён до глубины души.

— Привет! Извините, я…

— Как вас зовут? — перебила илионийка. Очевидно, ей было любопытно. Она призадумалась, словно пытаясь подобрать слова. — Мне… мне ещё не приходилось вот так просто знакомиться с человеком. Моё имя — Гортензия.

Как цветок. Раньше моя бабушка выращивала гортензии. Вау! Илионийцам, и правда, нравятся человеческие имена.

— Алекс. Александр Орелли, — подумать только! Я познакомился с пришельцем! Хавьер обзавидуется! — Мне очень приятно!

— Орелли? — прошептала она. — Алекс Орелли?

Тут странное, жуткое нечто вихрем пронеслось по коридору и врезалось в меня. Размером не больше терьера, с блестящими круглыми глазами и пушистое, плюшевое, точно игрушка. Я и ахнуть не успел, как оно начало взбираться по штанине. И тут я струхнул, признаюсь!

— Прекрати! — потребовала илионийка. Думаю, она специально говорила на английском, не хотела меня напугать. — Не надо, Траян!

Ого! Ещё одно земное имя!

Создание спрыгнуло на пол, но не отступало от меня ни на шаг. Чем-то оно напоминало собаку, невообразимо слюнявую инопланетную собаку.

— Траян не укусит. Я сама его воспитала и обучила, Алекс Орелли, — заявила хозяйка неведомой зверюшки.

Потом она заговорила на илионийском, быстро-быстро. И обращалась она не ко мне, а к вышедшим из конференц-зала пришельцам. Высоким, светлокожим, обладающим развитой мускулатурой. Они не были вооружены и выглядели дружелюбно, но меня всё равно бросило в дрожь. Пришельцев стало слишком много для меня одного! Илионийка что-то объясняла им, размахивала руками.

«Небеса, она указывает на меня! Но почему?»

Я и пикнуть не успел, как создания схватили меня за руки и поволокли за собой.

«Что я сделал? Что? Я даже не смог вызвать подкрепление, да и не был уверен: стоит ли усугублять конфликт. Я обидел её? Нарушил правило илионийского этикета? Напугал её? Что я сделал? Что? И какими будут последствия?»

Глава 10

Запертый в комнатушке, примыкавшей к конференц-залу, я думал только об одном: практикуют ли илионийцы жертвоприношения. Понимаю, совершеннейшая дурь! Но мозг восстал против меня и отказывался работать с иной информацией. Хм… кажется, жертвоприношения не свойственны их культуре. Впрочем, имеющиеся сведения запросто могли устареть. Что я сделал пришельцам? Почему они схватили меня и заперли здесь? Они отобрали оружие и коммуникатор, выданный Бофортом, так что я не мог связаться с Хавьером. Но рано или поздно друг начал бы искать меня, по протоколу мы связывались каждые пятнадцать минут.

«Если я не отвечу, он забьёт тревогу и сообщит Бофорту о моём исчезновении, — успокаивал я себя. — Стоп! Бофорт! Проклятье! Бофорт! Именно он направил меня сюда! Что если он сделал это намеренно? Что если он спланировал встречу с недружелюбными пришельцами?

Но зачем ему это? Чтобы вывести из строя? Чтобы избавиться от меня? Ага… он ведь прослушивал наши разговоры, точно прослушивал и понял: мы близки к разгадке тайны гена X и убийств. А мы… мы были так взбудоражены, так воодушевлены, что забыли об осторожности. Вдруг во всём виноват Бофорт? Может быть, он хотел избавиться от Антония Севра потому, что тот его разоблачил?»

Такие вот невесёлые мысли поселились в моей голове.

Паника сдавила горло, перед глазами замелькали разноцветные огоньки. Хавьер мог попасть в беду! Эжени и Стейси тоже. На часах 22:12. Девушки уже прибыли на праздник. Мы оказались в ловушке. Бофорт поймал нас!

«Так, успокойся, Алекс! Дыши! Возьми себя в руки! Соберись! У тебя нет доказательств. Всё это лишь досужие домыслы. Произошедшее могло быть чистой случайностью, а ты, не взвесив все „за“ и „против“, накинулся на беднягу Бофорта».

Но если я был прав? Чёрт возьми, если я был прав?

Я, как затравленный зверь, заметался по комнате. Дверь открывалась только снаружи, внутренняя панель управления была отключена тюремщиками. А в остальном, это была типичная комната отдыха. Софа, несколько мягких кресел-трансформеров, столик. Если и выходить, то только через окно. Сто семьдесят девятый этаж. До посадочной площадки пилить и пилить, по карнизу точно не доползти. Я с лёгкостью открыл окно, разумеется, оно не было заперто. Кто же рискнёт вылезти наружу на столь жуткой высоте? Какой-нибудь заплутавший псих и отчаявшийся я. Я взобрался на подоконник и посмотрел вниз.

«Спокойно! Сосредоточься! Ты прекрасно знаешь план здания. По карнизу можно добраться до соседних комнат, справа располагается конференц-зал, слева — техническое помещение. Но если пройти чуть дальше, можно добраться до окна, ведущего в коридор. Можно, конечно, рискнуть. Но меня, безусловно, засекут камеры наблюдения. Что же делать? А вдруг станет только хуже, если сбегу от илионийцев?»

Я наполовину высунулся из окна и принялся разглядывать карниз.

«Выдержит ли он вес моего тела? Хм…»

— Остановись! Остановись, пожалуйста! — раздался приятный, низкий голос. Его обладатель говорил с уже знакомым мне илионийским акцентом. Я обернулся. Пришелец стоял в дверях. Очень высокий, сухопарый, пожилой илиониец. Он смертельно побледнел, глаза расширились от ужаса. Ха! Он решил: я совсем сбрендил и намеревался совершить самоубийство. Неловко!

— Эм… всё нормально! Я только хотел взглянуть, — я поспешно слез с подоконника и состроил самую благожелательную мину. Пришелец выглядел дружелюбно. И я решился попросить его о помощи. — Сэр, произошло недоразумение. Видите ли…

Он шагнул ко мне. Статный, спина прямая, как натянутая струна. Кожа сухая и морщинистая, не достающие до плеч густые волосы, ослепительно белые. Его костюм отдалённо напоминал военную форму, серебристо-серый, плотно прилегающий к телу комбинезон и перчатки. Отличительной особенностью являлся короткий бело-голубой плащ.

— Александр Орелли, верно? — спросил илиониец. Его яркие глаза сверлили во мне дыру.

— Да, сэр.

— Говоришь, произошло недоразумение? Какое недоразумение?

— Меня поместили под стражу без объяснения причин, не позволили ни с кем связаться, забрали личные вещи. Я не сделал ничего плохого, сэр! Это правда! Я не проявлял агрессию. Если бы я мог хотя бы узнать, в чем меня обвиняют…

— Ты собирался сбежать через окно? — перебил меня пришелец. Похоже, все они так себя вели.

— Я понимаю: это выглядит глупо, но в крайних случаях…

— Тебя ни в чём не обвиняют, Александр Орелли. Кстати, мы тёзки. Я Лу’Каас Ксандр. Приятно познакомиться! — Ого! Сам посол! Он протянул руку для рукопожатия. Человеческий жест. Я пожал его ладонь, и он на несколько минут задержал мои пальцы в своих. — Гортензия, дочь моей сестры, часто перегибает палку. Правильно я сказал? Я столько лет не практиковался!

— Вы прекрасно говорите по-английски, сэр, — я выдавил из себя улыбку. Посол мне понравился, честно. Но после того, как меня схватили, я начал относиться ко всем пришельцам с подозрением. Кроме того, у меня не осталось времени на болтовню. Нужно было срочно найти Хавьера!

— Не сердись на Гортензию, Александр Орелли. Она ошиблась.

— Эм… что вы, сэр, ничего страшного! Я рад, что мы поняли друг друга. Хм, мне нужно идти, сэр… — что-то было нечисто! Нечисто! Я чувствовал это, кожей ощущал, что нарвался на крупные неприятности. Но у посла было настолько подкупающее выражение лица, что я не мог подозревать его. А улыбка! Он улыбался мне, точно старому другу. И всё-таки Лу'Каасу было что-то нужно…

— Ты пришёл на праздник, верно? — спросил он.

— Да, с подругой, — в этой лжи была толика правды. Эжени действительно находилась в здании Штаба. И я рассчитывал увидеть её.

— Ты живёшь в Берлине? — проклятье! С какой целью он устроил допрос?

— Нет, мой родной город называется «Льеж».

Лу'Каас широко улыбнулся. Он выглядел донельзя довольным.

— Льеж, — повторил он. — Льеж. У тебя есть семья, Александр Орелли?

— Да, мать и бабушка, — что происходит? Что происходит?

— А отец? — насторожился посол.

— Его уже нет в живых, — процедил я. Если все илионийцы такие приставучие, то неудивительно, что наши народы не ладили. Уголки губ Лу'Кааса опустились вниз. Он выглядел смущённым и огорчённым одновременно.

— Прости меня за бестактность, Александр. Люди, я заметил, не любят рассказывать о себе. А мы, илионийцы, очень любопытные, мы стремимся узнать, как можно больше о собеседнике, понять его… Увы, душа человека — потёмки, глубокий омут. Друг — землянин — объяснил это. Тогда я прибыл на вашу планету в первый раз. Я был совсем юным. А сколько тебе лет?

— Двадцать три.

— Прекрасный возраст! Я вижу: ты очень расстроен. Могу ли я чем-то помочь?

— Сэр, я должен вернуться на сто семьдесят шестой этаж, там остались мои друзья. И они волнуются. Извините, сэр.

Посол кивнул.

— Благодарю за разговор, Александр Орелли! Всегда рад побеседовать с приятным человеком. Конечно же, ты свободен. Я распоряжусь, чтобы тебе вернули вещи и принесли извинения. И вот, возьми это. Кто знает, когда ещё придётся встретиться с пришельцем? — он ласково улыбнулся и протянул ромбовидный кристалл. Наощупь тот был гладким и очень холодным. Свет причудливо играл на его гранях и разбивал моё отражение на сотни осколков.

Когда я покидал комнату, сбитый с толку и ошарашенный странным поведением илионийцев, Лу'Каас не сводил с меня грустных глаз.

«К дьяволу условности! Нужно его предупредить! Но так, чтобы Бофорт меня не подорвал».

— Генерал, сэр, для Конфедерации, для человечества, очень важен мир с Илионом. И мы сделаем всё для того, чтобы обеспечить вашу безопасность. Но вы и ваши спутники должны бытьначеку.

Посол едва заметно кивнул. «Надеюсь: он меня понял».

* * *

— Ал! Где тебя носило, Ал?! Почему не выходил на связь? Почему отключился? Я повсюду искал тебя! — стоило только активировать возвращённый коммуникатор, как на меня посыпались вопросы Хавса.

— Был на сто семьдесят девятом этаже. Я не буду рассказывать, что произошло. Всё равно не поверишь. Спускаюсь к тебе.

— Переговоры возобновятся через десять минут, — сообщила Лили. — Агенты Севра и Уорбека остаются на постах. Обстановка стабильная.

Я вернулся на исходную позицию и столкнулся нос к носу с Хавьером, который поджидал меня у лестницы.

— Ну ты даёшь! Исчез! Ни слуху, ни духу! — заворчал он. — Я уже начал беспокоиться, хотел сообщить Бофорту…

«Командор и без того знал, где я нахожусь. И оставил всё, как есть. Он что-то замыслил. Нет сомнений».

— Произошло маленькое недоразумение. Но теперь всё в порядке, Хавьер.

— Недоразумение? Ха! А я уж решил, что ты пренебрёг долгом и уединился где-нибудь с Эжени, — друг усмехнулся, но в его глазах я заметил тревогу. Хавс всегда понимал меня с полуслова. Очевидно, он понял: я промолчал потому, что боялся выдать важную информацию Гектору Бофорту. А раз так, значит, не стоило доверять командору.

— Ха! Ну да! По себе судишь! Идём, по графику мы должны совершить обход банкетного зала.

* * *

Ключевая тема вечера — «Зима». Уверен: она была выбрана не просто так. Организаторы хотели отдать должное пришельцам. Илион — ледяная планета, отличающаяся очень низкими температурами. Когда-то и на Земле были долгие снежные зимы. Снег… Никто из ныне живущих не видел настоящий снег.

В банкетном зале было прохладно, и многие гости дрожали и морщились, а мне сразу стало легче дышать. С высокого, сводчатого потолка, подобно пуху, сыпался искусственный снег, мягкий, ослепительно белый. Он толстым ковром покрыл пол, засыпал украшенные светящимися гирляндами и цветами клумбы, а также верхушки кипарисов. Он превратил в сказочный домик беседку, под крышей которой располагались банкетные столы. В их сторону я старался не смотреть. Мне не довелось пообедать, на ужин не стоило и рассчитывать, а я уже проголодался. Судя по грустным взглядам, которые Хавьер бросал на беседку, и он хотел подкрепиться.

— Ты не представляешь, сколько там всего! Можно накормить весь Нижний район, честное слово! Мясо, рыба, птица, овощи. А таких фруктов я никогда не видел. Печенье, торты, пирожные… Может, Стейси и Эжени принесут нам что-нибудь?

Накормить весь Нижний район… Хорошо развлекаются эти богатеи! Сколько денег пустили по ветру, чтобы произвести впечатление на илионийцев! Я глядел на них, разодетых, разукрашенных, сытых и довольных, потягивавших коктейли, танцевавших, развлекавших друг друга нелепыми разговорами, и скрипел зубами от злости. Сколько раз я был в Нижнем районе, в гостях у учеников. У таких, как Гарри Питерс, которым ничего не светит в этой жизни, у которых нет ни перспектив, ни надежды. Кто поможет им? Кто позаботится о них? Кто-нибудь, вообще, заметит их исчезновение, вспомнит добрым словом?

На них значит, можно ставить опыты, можно издеваться, чтобы богатые могли любопытства ради подправлять мордашки, продлевать себе жизнь, получать какие-нибудь умопомрачительные редкие способности.

Вот дьявол!

Гости собрались здесь не просто так, все они желали принять участие в благотворительном аукционе, организованном «Партией справедливости». Пожертвовать деньги на нужны больных, сирот, людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, поговорить о взаимопомощи, самопожертвовании, любви и о единстве нации. Долго и красиво. Пустить пыль в глаза илионийцам. Но я не верил в их искренность, хоть убейте. Всего лишь удачный предвыборный ход, всего лишь реклама. Мы, обычные люди, для них никто, объекты насмешек и презрения.

Уф! Чего это я разошелся?

«Что за снобизм, Ал? — ругал я себя. — Слейся со стеной и занимайся делом, наблюдай, всё подмечай, контролируй ситуацию, а не брюзжи. Богатые и бедные будут всегда, ты ничего не сможешь изменить. Увы, это так. Твоя задача — разоблачить гильдейцев. Они хуже, гораздо хуже представителей элиты. Это они ставят опыты на людях, они хотят организовать ещё одно „Холодное утро“».

— Ты белый, как полотно! — заявила Эжени. Она и Стейси отделились от толпы и направились к нам. Щёки девушек раскраснелись от холода, глаза искрились весельем. Они были на своём месте, среди людей своего круга, они чувствовали себя, как рыбы в воде. Они постоянно сталкивались со знакомыми, болтали с ними, раздавали автографы журналистам, позволяли себя фотографировать. Эта жизнь для них, а не для нас. И мне в очередной раз пришла в голову разъедающая мозг мысль: «останутся ли они с нами, когда расследование закончится? Останешься ли ты, Эжени? Или ты всего-навсего используешь меня?»

Я собирался задать ей этот вопрос. Но не в тот вечер. Тогда она должна была отдохнуть, ей следовало веселиться, улыбаться, очаровывать. Следовало хоть на краткий миг отгородиться от пережитого. Конечно, потом оно снова обрушится на её голову. Но передышку Эжени заслужила в любом случае. А я… я не желал превратиться в ещё одну причину её огорчений. Уж не знаю, был ли Хавьер на самом деле влюблён в Стейси, но я любил Эжени.

Бесспорно. Я понял это тогда, когда она рассказала о программе «Альфа» и способностях, вонзивших острые зубы в её хрупкое тело, пожирающих её здоровье. Я понял, что никогда и никому, включая себя самого, не позволю причинить ей зло.

— Я в полном порядке. А ты? Впрочем… выглядишь ты превосходно!

Она захихикала и закружилась. Она дурачилась. В отличие от Стейси, которая благодаря длинному синему наряду, расшитому золотыми и серебряными звёздами, походила на Снежную королеву, Эжени облачилась в короткое персиковое платье. Поверх него девушка накинула отороченный мехом короткий плащ на пару тонов светлее. Никаких замысловатых крючков, никакой шнуровки. Снять всё это не составило бы труда. Хавс был прав: уединиться в укромном уголке — отличная идея! Эжени, явно, позабавили мои жадные взгляды. Она поглядывала дерзкими глазами и улыбалась. Не желая искушать судьбу и набрасываться на девушку на глазах у десятка журналистов, я перевёл взгляд на болтающих Стейси и Хавьера.

— На меня смотри. На меня! — Эжени потрясла меня за воротник. — У меня есть кое-что для тебя. Связала бы сама, но совсем не было времени.

Она преподнесла мне толстый тёмно-серый шарф с синими вставками и кисточками. Накинув его на мою шею, девушка бросила на меня оценивающий взгляд.

— Неплохо. Очень даже неплохо.

— Вау! Мягкий! Спасибо тебе, Эжени! Но мы же обсудили вопрос подарков…

— Пустяки! В Новогоднюю ночь правила меняются, — девушка ослепительно улыбнулась.

— Значит, отныне задолжаю подарок, — смутился я.

— Подумаешь! Шарфик подарила! Мне, вот, еду принесли! — Хавс с довольной физиономией уминал булки.

* * *

Мы беседовали с девчонками минут десять, не больше. Они не хотели отвлекать нас от работы. И тем не менее, моё настроение улучшилось. Я был уверен, что миссия завершится успехом.

Ха-ха! Наивный!

* * *

На часах было 22:55, когда мы получили сообщение об окончании переговоров.

«Договор подписан. В полночь илионийская делегация спустится в банкетный зал. Посол выступит с приветственным словом. Объявляю полную боевую готовность».

Вот он, заветный мир с пришельцами!

23:10.

«На связи руководитель группы Филипс. Двое агентов Севра покинули посты на сто семьдесят четвёртом и стосемьдесят пятом этажах, спустились на сто семьдесят третий, движутся по направлению к техническому помещению».

— Значит, всё-таки Севр? — усмехнулся Хавьер.

— Пока нет доказательств. Нужно поймать злоумышленников с поличным.

«Продолжаем отслеживать их передвижения. Отрабатываем сценарий Е».

— Ну конечно! Сценарий Е. Твой любимый, — ухмыльнулся Хавс, в его глазах вспыхнул азарт. О да! Движение, деятельность. Наконец-то. — Так, что у нас по плану? Через минуту нас должны сменить Оуэн и Вилли. Покидаем зал через запасной выход и дуем вниз. Так, они уже запустили дроидов-сапёров в шахту.

— Хавьер, я пойду первым, а ты меня догонишь. Найди Стейси и Эжени, скажи, чтобы уходили. Не буду сейчас ничего объяснять, всё потом. Возможно, они в опасности. Гильдейцы знают, что мы почти у цели. И они здесь. Скажи девчонкам, чтобы уходили, и за мной. Да, и отдай Эжени шарф.

— Испачкать боишься, что ли? — изогнул бровь друг.

— А то! Она мне голову оторвёт.

— Хорошо. Иди первым. Я — на связи.

* * *

Второе название сценария Е — «Вентиляционная шахта». Заключался он в следующем: илионийцы поднимутся на сцену в банкетном зале вместе с Бенджамином Холинвудом. Над ней располагается вентиляционная шахта, в которую можно забраться из технического помещения на сто семьдесят третьем этаже. Террористы попадают в шахту, оказываются прямо над головами илионийцев и осуществляют свой грязный замысел: ранят, выводят из строя, убивают, скорее всего, с особой жестокостью. И всё. Пиши пропало. Пришельцы придут в ярость и объявят Земле войну. Хаос, разруха. Как раз то, что любят гильдейцы.

Ещё днём мы обследовали систему вентиляции на предмет взрывных устройств. Тогда же мне предстояло вновь забраться в пыльную шахту и затаиться там. Мы ловили гильдейцев на живца. Да, мы чертовски рисковали, не только илионийцами, но и другими гостями, но делать было нечего. Мы собирались поймать агентов Севра на месте преступления. Агенты Уорбека должны были помочь нашему отряду и при необходимости эвакуировать людей и пришельцев из здания Штаба. Они уже открыли проходы к посадочным площадкам, на которых были припаркованы электрокары.

Я покинул зал через запасной выход и оказался в пустом коридоре, затем спустился по лестнице на сто семьдесят третий этаж. Итак, Хавьеру и мне предстояло проследить за агентами Севра и застукать их на месте преступления, ведь в шахте нельзя устанавливать камеры наблюдения, а все агенты Бофорта должны были оставаться на своих местах. Поверьте, я просто обожаю ползать по вентиляции, ха-ха! Я направился к техническому помещению, а для этого нужно было пройти через весь этаж и при этом не столкнуться с агентами Севра. В идеале, конечно, они не должны были знать обо мне и Хавьере. Формально мы являлись гостями вечера. Но гости ведь не бродят забавы ради по техническому этажу.

«Ушли далеко вперёд, Алекс, — вела меня Лили. — Движутся по направлению к помещению 12. В остальном, всё чисто».

«В зале всё нормально, — сообщил Хавьер. — Отправил девчонок домой. Иду к тебе».

«Орелли, Леон, на всех этажах, кроме сто семьдесят третьего, обстановка спокойная, — заявил руководитель группы Марк Филипс. — Другие агенты Севра остаются на исходных позициях».

«Почти на месте», — отрапортовал я.

«Будь бдителен, Алекс. Навстречу тебе движется человек, — сообщил Том, в нашем отряде отвечавший за данные камер наблюдения. — Не агент Севра или Уорбека, не сотрудник технической службы. Потребуется несколько минут, чтобы изучить записи и определить, откуда он явился. Пока могу только переслать данные, переданные камерами на сто семьдесят третьем этаже».

«Ага! Возможно, гильдейцы уже здесь! Если, конечно, этот человек — не любопытный гость, шатающийся по техническому этажу. Нет, глупость! Что ему здесь делать?»

Прислонившись к стене, я просмотрел полученную запись. Человек двигался быстро и уверенно и не был похож на бедолагу, заплутавшего в лабиринте совершенно одинаковых коридоров без окон и голограмм-указателей. Он, явно, знал, куда шёл.

Если бы я сделал шагов десять вперёд и добрался до поворота, то мы бы столкнулись нос к носу. Хм… нужное техническое помещение находилось в противоположенной стороне, незваный гость направлялся в другое крыло здания, а там и до банкетного зала рукой подать. А значит, нужно было задержать его. Я проверил ремни силового нагрудника, достал лазерный пистолет, заткнул за пояс шокер, потом отлепился от стены и на цыпочках отправился к повороту. Судя по переданным Томом данным, человек продолжал движение в мою сторону. Секунда, две, и мы налетели друг на друга.

Это всегда происходит неожиданно, даже если готовишься заранее. И в подобных случаях самое главное — не мешкать. Несколько шагов назад, стойка, полная боевая готовность. Незваный гость, точно отражение в зеркале, повторил мои движения. Невысокого роста, тощий (я был готов поклясться, что это девушка), лицо полностью скрыто капюшоном. Мгновение, долю секунды, мы смотрели друг на друга и готовились к броску. Её, да-да, её рука взметнулась к капюшону и сбросила его. Собранные в хвост светлые волосы, бледное, узкое лицо, карие глаза с зелёными и золотистыми вкраплениями.

Совсем не изменилась.

— Регина?! — не удержавшись, выпалил я.

Секундное промедление сгубило меня. Я не использовал шокер, а она, девушка, на которой я хотел, чёрт возьми, жениться, выстрелила в упор.

Меня отбросило назад на добрый метр. Я рухнул на спину, дыхание перебило.

Так, спокойно! Никаких зияющих дыр и дымящейся плоти, это был не лазерный пистолет. В плечо вонзился металлический штырь.

«Снотворное, вот дьявол!»

Дрожавшей, уже наполовину отнявшейся рукой я вырвал его или всё-таки не успел? Может, показалось? Изображение двоилось, троилось, множилось. Меня окружили Регины, навалились на меня, пытались схватить. Зрение развлекалось вовсю. Пол накренился, резко ушёл вверх, потолок закачался.

Выстрелы. Крики и возня.

«Хавьер? Хавьер пришёл на помощь! Дымовая завеса, какие-то люди в капюшонах. Полный бред!»

Итак, я снова вляпался.

* * *

Да уж, день не задался с самого начала. Я совершенно запутался, не понимал, кто прав, кто виноват, кто друг, а кто враг, на кого могу рассчитывать. По всей видимости, только на себя.

Меня не просто сковали эластичными наручниками и связали ноги, нет уж, и глаза завязали. Полная дезориентация. Я глубоко вздохнул и выровнял дыхание.

«Уймись, голова, не боли! Алекс, зрение — ещё не всё. Слушай».

Хм… Тишина.

Было прохладно, значит, я оставался в помещении, очевидно, лежал на полу. Голова была настолько тяжёлой, что напоминала чемодан отца, набитый книгами. Однажды он раздобыл полное собрание сочинений Эмиля Золя^[18], более двадцати томов…

«Сосредоточься, Алекс! Хватит прохлаждаться! Забыл о своей миссии, что ли? Так, попробуем…»

— Глаза-то зачем завязала? Я не испепеляю взглядом, — прохрипел я. В ту же минуту Регина стянула с моего лица колючую повязку. — Так-то лучше! Хватит и того, что скрутила меня.

Я попытался перевернуться, но не вышло. Связанные ноги затекли, я их почти не чувствовал. Руки были замотаны похожими на изоленту наручниками до локтей. Я едва шевелил пальцами.

— Не находишь, что это перебор? Нет? — зашипел я.

— Ты сильнее, чем думаешь.

Ага, конечно! Я был связан по рукам и ногам, лишён оружия и связи с товарищами. Из-под полосы наручника выбивались бинты. Вот дьявол! Она извлекла чип, вживлённый Бофортом!

— С ума сошла? — я потряс связанными руками. — Мы могли взлететь на воздух!

Регина опустилась рядом со мной на колени, такая же маленькая и обманчиво слабая, такая, как прежде. Или нет? Уже нет. Я подозревал, что однажды встречусь с ней. Где? Да где угодно! В магазине, в Университете, в аэросоставе… Я вовсе не считал это странным. Но чтобы Регина напала на меня, вырубила, приволокла в какой-то мрачный, полутёмный подвал (как у неё сил-то хватило?) и связала… Нет уж! Глупость какая! Если бы мне рассказали об этом, я бы надорвался от смеха. И вот…

«Позор, Алекс Орелли, позор! Тебя одолела девчонка», — сказал бы Хавьер. Хавьер… Хавьер ждал меня!

— Меня всё равно найдут, отследят по чипу, проверят камеры наблюдения…

Или нет? Кто сказал, что все бросятся искать меня? Кто я, если быть честным, такой? Обыкновенный гвардеец.

Разумеется, Хавьер никогда не бросит меня в беде, но тогда он был вынужден следовать приказу. В приоритете были илионийский посол и высокопоставленные гости, а никак не я.

«Придётся выбираться самому, — решил я. — Да что я, в конце концов, не смогу остановить Регину? Фууу, стыдно, Алекс!»

— У меня ещё есть время, — покачала головой девушка. — Я взломала систему управления камерами наблюдения и стёрла данные о тебе и обо мне. Твои товарищи не смогут быстро выследить нас. Тем более, мы далеко внизу. Как я тебя спустила? Перепрограммировала технического дроида и панель управления скоростным лифтом.

Ну конечно! А почему бы и нет? Регина получила степень магистра в сфере информационных технологий. Лучшая в выпуске, она от природы была наделена острым умом и логическим мышлением. Ей предлагали работу в Университете Льежа и даже в Берлине, но она предпочла сдать выпускные экзамены экстерном и исчезнуть. Всё понятно. Её сманила Гильдия. Террористы умели вербовать сторонников, предлагали одарённым, но бедным людям высокооплачиваемую работу, обещали торжественно ввести их в счастливое светлое будущее. Но если попадёшь в их сети, назад уже не выберешься. Гильдейцы не позволят уйти просто так. Возможно, Регина оказалась в той же ситуации, что профессор Никифоров и Акира Иширу. Нет, даже хуже. Они были известными специалистами, уважаемыми, зрелыми людьми, а она — всего лишь бедной девочкой, сиротой из Среднего района, у которой не было защитника. Вернее… Ах, я был безмозглым дураком! Я позволил этому случиться! Когда-то я злился на неё, но в тот момент испытывал лишь жалость.

— Регина… так вот почему ты ушла! Теперь всё ясно! Не нужно было скрывать это от меня… не нужно было… — начал я подкупающе ласково. Мне уже приходилось проводить разъяснительные беседы. Но то были душеспасительные разговоры с запутавшимися, одинокими, озлобленными, брошенными малолетними преступниками. Тогда же мне предстояло вернуть на путь истинный Регину, а она всегда была куда сильнее, упрямее и решительнее меня. — Впрочем, уже неважно. Правда, неважно. Я верю: у тебя были веские причины… Что было, то прошло. Я придумаю, как тебе помочь. Я найду способ защитить тебя! Только не возвращайся, не возвращайся к ним… Оно того не стоит. Всё, что они дали тебе.

— Не понимаю, о чём ты.

Тьфу ты!

— О Гильдии, разумеется! Могу представить, чем они тебя заманили, что обещали. Я не смог бы дать тебе этого, верно? Никто не смог бы. Ты сделала выбор, я понимаю, но ещё не поздно…

— Ой, заткнись, Алекс! Я не работаю на Гильдию, — закатила глаза девушка.

— То есть? — опешил я.

— Я не работаю на Гильдию. Это правда. Почему ты хмуришься? Я не лгу. Я, вообще-то, рискую всем, что имею, спасая тебе жизнь.

Час от часу не легче!

— Ты спасаешь мне жизнь?

— Похоже, ты ударился головой. И сильно.

— Я ничего не понимаю, Регина! Объясни! Объясни по-человечески, — взмолился я.

— Не всё можно объяснить. Я связана чужой тайной. Как и ты, я выполняю задание. И болтая с тобой, пряча тебя здесь, я нарушаю приказ. Я следила за тобой, отправила сообщение на твой коммуникатор, сообщение-предупреждение. Я не надеялась, что ты поверишь, и всё же попыталась тебя остановить. Что? Не видел сообщение? Я хотела отследить твои перемещения через коммуникатор, но ты оставил его в номере отеля, и пришлось взламывать систему управления камерами.

Небеса!

— Остановись, Регина! Зачем ты следила за мной?

— Говорю же: хотела спасти!

— Спасти? Спасти? Ты выстрелила в меня. ВЫСТРЕЛИЛА!

— Ну прости, дорогой! Иначе как бы я с тобой справилась?!

— Я тебе не «дорогой»! Заметь, ты стреляла, а не я! Какого чёрта происходит, Регина?

— Не глупи! Посол же всё объяснил тебе!

— Лу'Каас? Объяснил мне? Да о чём ты толкуешь?

И для Регины настало время удивляться.

— Подожди… подожди… разве он не рассказал? Но почему? Странно! Почему он не сказал? Я была уверена, что…

Я начал выходить из себя.

— Я рад за тебя, но объясни толком, раз уж взялась. О чём должен был рассказать посол?

— О том, что ты много значишь для него. Он ведь согласился прилететь лишь ради того, чтобы найти свою человеческую семью.

«Ого! Ого! Кажется, я, и правда, сильно ударился головой. Ох…»

— Человеческую семью? Но… но… Разве люди и илионийцы, эм… совместимы? — прошептал я.

— Ещё как! — ухмыльнулась девушка.

— Развяжи меня, Регина! Думаешь, нападу? Думаешь, я сбегу? Ничего подобного! Я не лишу себя возможности узнать правду. Развяжи меня! Ну же! — я протянул ей руки. — Давай же, Регина! Теряем время.

К моему облегчению она послушалась и освободила меня.

— Наконец-то! — я резко сел, с наслаждением потянулся и потёр здоровую руку. — Итак, ты говоришь, что…

— Люди и илионийцы очень даже, как ты говоришь, совместимы. Ты же знаешь, раньше на Землю прилетали сотни пришельцев, работали здесь по обмену. А наши специалисты отправлялись на Илион и жили там годами. У илионийцев на Земле есть потомки. У посла Лу'Кааса здесь осталась семья, с которой он не мог связаться последние сорок лет. Но он прилетел, как только появилась возможность. Лу'Каас занимает очень высокую должность, имеет огромное влияние. Переговоры состоялись только благодаря ему, это он убедил соплеменников в том, что союз с Землёй может принести пользу. Он согласился возглавить дипломатическую миссию, он заключил соглашение с ЕАК. Но поставил условие: найти его родных. Думаешь, почему тебя прислали сюда? Чтобы посол тебя увидел! Я же говорю, тебя заманили в ловушку! За послом охотятся гильдейцы, вот только они прекрасно знают: добраться до него будет трудно. А до тебя — проще простого! Если с тобой что-то случится, Лу'Каас разгневается, и…

— Тише! Стоп! Остановись! Мне нужно подумать… — я слышал свой голос, словно со стороны, издалека. Я впал в ступор.

Немыслимо. Немыслимо. Быть того не может! Не может быть! Или… или… То, как посол разговаривал со мной, расспрашивал о семье, то, как удивилась Гортензия, когда услышала мою фамилию, то, что у нас с пришельцем одинаковые имена, всё это… говорило в пользу версии Регины. И бабушка! Бабушка часто повторяла одно и то же: «Ксандр. Ксандр». Лу'Каас Ксандр. Сорок пять лет назад он прилетел на Землю в первый раз, а моя бабушка работала переводчиком… Ох, ничего себе! Ничего себе! От пережитого потрясения у меня закружилась голова.

Бофорт! Бофорт знал об этом! Возможно, ещё до того, как увидел бабушку. Поэтому он пригласил меня и Хавьера в Берлин, хотел показать Лу'Каасу, ведь Холинвуду, «Партии справедливости», ЕАК нужен был договор с пришельцами… Ох…

Бофорт знал обо всём. Бофорт! И… и…

— Откуда ты узнала? Откуда? Если ты не работаешь на Гильдию, то на кого? На… на Севра? На Севра, который следит… следит… — я хлопнул себя по лбу.

— За твоим боссом. Верно.

Я сжал пальцами виски. Проклятье! Как всё запуталось!

— Моя команда ищет того, кто организовал покушение на посла Лу'Кааса. Так же, как и твоя. Того, кто нанял гильдейцев, того, кто не желает мира с пришельцами, потому что этот мир невыгоден его заказчикам, — пояснила Регина.

«Севр подозревает Бофорта. Бофорт — Севра. Но кто из них виновен? Что если никто? Может, пока они пытаются вывести друг друга на чистую воду, кто-то другой, настоящий преступник, готовится совершить покушение? Что если все наши сценарии, заточенные под Севра и его агентов, не подходят? Вдруг настоящий преступник сможет их обойти? Или же Регина водит меня за нос? Севр или Бофорт? Севр или Бофорт? Кто-то другой?»

— Который час, Регина? Который час? — я вскочил, как ужаленный.

— 23:45.

О, чёрт! В полночь посол должен был выйти на сцену в банкетном зале. Вдруг убийцы спрятались не в вентиляционной шахте? Вдруг агенты Севра устроили там засаду на людей Бофорта, на нас? И пока мы будем разбираться друг с другом, настоящие киллеры нападут на посла… В зале. А там столько людей.

23:45. Дьявол!

— Регина, мы должны срочно попасть наверх! Срочно! У тебя есть аэроботы? — я заметался по комнате, как раненый зверь.

— Что? Что ты задумал? — насторожилась девушка.

— Мой босс не готовит покушение на посла, — заявил я, пусть и не был в этом уверен. — Ты считаешь: твой тоже в этом не замешан?

— Нет, говорю же…

— И пока они пытаются поймать воздух, гильдейцы нападут на илионийцев. А удобнее всего это сделать в банкетном зале. Нужно поговорить с Лу'Каасом, он должен покинуть здание Штаба. Я обязан найти посла, Регина! Осталось всего пятнадцать минут!

— Но он обещал выйти к гостям! Слушай, Алекс, в зале полно агентов Службы безопасности. Если твой босс не… — вдруг она ахнула и всплеснула руками. — Проклятье! Ты прав! Ты прав! Сейчас мы находимся на шестьдесят восьмом этаже, да-да, понимаю, дело дрянь… Но не паникуй. Я запрограммировала скоростной лифт, мы быстро поднимемся наверх. За камеры не отвечаю, уверена: люди Бофорта уже восстановили доступ. А значит, нас сразу же заметят.

— Придётся рискнуть.

— Ладно, идём.

— Когда ты напала на меня, ты была не одна. Агенты Севра впустили вас в здание после того, как закончились переговоры. Вот для чего они покинули посты и спустились на технический этаж! Ты перепрограммировала лифт. Вы поднялись на сто семьдесят третий этаж, а потом… проникли в вентиляционную шахту. Мы закрыли все люки, а они их открыли и выпустили вас! Но зачем? В чём суть вашей миссии? Агенты Севра могли выследить нас самостоятельно.

— Верно.

— Тогда зачем он вас вызвал?

— Ты же торопился к послу, — рассердилась Регина. — А теперь мучаешь меня вопросами! Я выполняю приказ, Алекс. И не стану трепаться. И без того я по уши вляпалась, помогая тебе. Скажу только одно: мы здесь, чтобы спасти посла. Это правда! Понимаю, тебе трудно переварить… всё это… Ты сердишься. Но я на твоей стороне. Ты не представляешь, на что мне пришлось пойти, чтобы… чтобы защитить тебя! Идём же! — она бросила на меня полный мольбы и отчаяния взгляд, выскочила в коридор и метнулась к лифтам. Я хотел поймать её, остановить, задержать, расспросить, вот только времени не было. Потом. Всё потом.

Шестьдесят восьмой этаж. Средний район. Здание медицинского колледжа. В новогоднюю ночь его комнаты были пустыми и тёмными. Регина мчалась по коридору, освещая дорогу встроенным в коммуникатор фонариком, я следовал за ней, дрожа от волнения. И происходящее казалось нереальным, подобным сюжету какой-нибудь фантастической книги.

До выхода посла к гостям оставалось десять минут.

Скоростной лифт мигом домчал нас до нужного этажа. И вот я вернулся на исходную позицию. В голове вертелось столько вопросов, что она готовилась разорваться на мелкие кусочки. Что задумал Севр? А Бофорт? Какова роль Регины во всём этом бесконечном безумье? Кто прав? Кто виноват? Кто нанял гильдейцев? И чего ради?

«Думай, Алекс, кому выгодна вражда с илионийцами? Кто не желает победы „Партии справедливости“ на выборах в Тинг?» — вот о чём я размышлял, пока полз по узкой вентиляционной шахте к сто семьдесят шестому этажу, где, согласно сведениям Регины, находился посол. Шахта — едва ли единственное место, где нет камер, а я не хотел светиться. Не желал попасться на глаза ни агентам Севра, ни людям Бофорта. Я не знал: выдаст ли меня Регина. Она говорила, что хочет спасти меня. Спасти… Спасти… Едва ли я понимал её мотивы, едва ли я мог ей верить. Она поступила на службу к Антонию Севру, сбежала, исчезла, ничего мне не рассказала. И вот она явилась и заявила, что хочет спасти меня. Регина знала куда больше меня. А я ничего не понимал. Ничегошеньки… Что-то не сходилось. И я не знал, как восполнить этот пробел.

«Как поступит Регина? Как мне быть? Послушает ли меня посол?» Голова шла кругом. Я очень хотел связаться с Хавьером, беспокоился за друга. Но не мог рисковать его жизнью.

Я выбил дверцу, ведущую из шахты в комнату посла, и выбрался наружу как раз тогда, когда Лу'Каас открывал входную дверь. Ноги только-только коснулись пола, а илионийцы уже таращилась на меня во все глаза. Могу представить, как я выглядел со стороны. Растрёпанный, бледный, как смерть, покрытый пылью, запыхавшийся, появившийся, словно из ниоткуда. Секунда, и от посла и Гортензии меня отделила тройка илионийских военных, высоких, могучих, сердитых, вооружённых до зубов. Мда! Прикончат, и глазом не успею моргнуть.

Вдруг некое маленькое проворное существо врезалось в спину. Каким-то чудом я сумел подавить крик. Создание с невероятной скоростью забралось на моё плечо и утробно зарычало на военных. Оно… защищало меня?!

Траян.

К моему удивлению, илионийцы сделали пару шагов назад. Лу’Каас и его племянница, напротив, выступили вперёд.

— Александр! Что… что случилось? Откуда ты…?

— Простите за вторжение, генерал, сэр, — начал я, задыхаясь от волнения. Траян тыкал пушистой лапкой мне в лицо, и я не знал, как увернуться. — Я попал сюда через вентиляционную шахту, она расположена между этажами. Понимаю, всё это выглядит странно и подозрительно, но… я никому не причиню вреда. У меня даже нет оружия.

— Илиониец всегда вооружён, — заметила Гортензия. Она улыбалась, наблюдая за моими попытками избавиться от «инопланетного терьера», — Сними Траяна. Возьми его, не бойся, он не укусит. Он рад тебя видеть. У каждой семьи есть собственный инис, — добавила она и кивнула в сторону существа. — Он никогда не предаст хозяев. Он всегда на их стороне.

Ага, ясно. Похоже, меня приняли в семью. Я поставил пушистый комок на пол, и создание принялось носиться вокруг моих ног.

— Генерал, сэр… понимаю, мне трудно поверить, но прошу: не выходите к гостям! Боюсь, на вас готовится покушение! И если вы спуститесь в зал… Понимаю, звучит безумно, но прошу, поверьте мне!

Илионийцы переглянулись и затараторили на своём языке. Я боялся, что они мне не поверят, что посол всё равно отправится вниз. В ушах зашумело. Я нервничал и едва мог это скрыть.

А если они не поверят? Если они не поверят? Чего ради им верить мне?

Дверь открылась, и на пороге появились агенты Службы безопасности. Люди Уорбека.

«Вот и всё. Доигрался, Алекс. Теперь тебя ждёт трибунал».

— Господин посол, нам стало известно, что в вашу комнату проник посторонний, — что же… они тут же нацелили на меня дула лазерных пистолетов. — Не дёргайся, парень. Подними руки. Подними руки! Живо!

— Оставьте его, — Лу’Каас положил ладонь на моё плечо и крепко сжал. Тут же его телохранители окружили нас. — Юноша — мой гость. Я лично пригласил его.

Ха! Агенты потеряли дар речи.

— Но, сэр… Он проник… — лепетал, выпучив глаза, их командир.

— Господин Лу’Каас, вас все ждут… Что здесь происходит? — новый голос. Приятное лицо, длинные светлые волосы, строгий тёмный костюм, трость. Бенджамин Холинвуд. Агенты Уорбека опустили пистолеты и вытянулись по стойке «смирно».

— Господин Холинвуд, вы сдержали обещание. Мальчик здесь. И я благодарен вам, но, помимо всего прочего, я доверил вам свою жизнь и жизни моих спутников. И что же… я узнаю, что меня собираются убить! — он поверил мне! Поверил!

Холинвуд побледнел. Ну вот! Похоже, я спровоцировал межгалактический скандал.

— Господин посол… мы делаем всё возможное и невозможное для вашей защиты… Я не буду скрывать, вам может угрожать опасность. Далеко не все желают союза с Илионом, но уверяю вас… всё под контролем. Лейтенант Орелли, — глава «Партии справедливости» обратился ко мне. — Что вы здесь делаете? Почему вы не на посту?

Так, рискнём.

— Сэр, я должен был предупредить посла. Боюсь, командор охотится не за тем… Преступник по-прежнему на свободе. Сэр, если бы мы могли отправить посла и других членов дипломатической миссии в безопасное место…

Холинвуд бросил на меня мрачный оценивающий взгляд. Кого он видел? Всего лишь мальчишку. Мальчишку, который возомнил себя самым умным. Его светлые брови сдвинулись, губы вытянулись в упрямую линию, тонкие пальцы стиснули набалдашник трости. Он размышлял, взвешивал все «за» и «против», оценивал возможные неблагоприятные последствия.

Илионийцы опять затараторили. Они совещались. Пришельцы выглядели взволнованными, в глубоких глазах Гортензии я уловил тень страха. Значит, своего я добился.

— Господин Холинвуд, — Лу'Каас снова перешёл на английский. — Я более чем кто-либо желаю мира между нашими народами. Но я не могу рисковать членами своей семьи и друзьями. Несомненно, я выступлю перед вашими гостями. Возможно, мы могли бы организовать, как вы это называете? Пресс-конференцию? Не сегодня, а в другой раз. Когда мы будем уверены, что никому не грозит опасность. Что вы скажите, господин Холинвуд?

Я видел, что глава партии сомневался. Он выглядел встревоженным, сердитым. Ситуация вышла из-под контроля, и ему это не нравилось.

Он размышлял. Илионийцы глядели на него с вежливым вниманием. Я переминался с ноги на ногу и ужасно нервничал.

— Если таково ваше желание, господин посол, — наконец, выдал Холинвуд, и я почувствовал небывалое облегчение. — Вас выведут из здания Штаба сейчас же. Никто об этом не узнает. Я свяжусь с командором Бофортом.

Только не Бофорт! Вдруг он всё-таки виновен? Но кто бы стал меня слушать?

* * *

— Алекс! Хвала Небесам! С тобой всё в порядке! — вскричал Хавьер. Он пришёл вместе с Бофортом, его людьми и агентами Уорбека. — Ты не представляешь, как я волновался!

— Представляю, ещё как! Я тоже беспокоился!

Хавс немного расслабился. И тут он заметил бинты на моей руке. Глаза друга расширились.

— Это то, о чём я думаю?

— Ага.

— Вот дерьмо!

— Напротив, мне стало гораздо лучше, — усмехнулся я, и на губах Хавьера появилась робкая улыбка. — Не одолжишь запасной пистолет?

— Вечно ты всё теряешь! На тебя не напасёшься…

На языке друга, явно, вертелись тысячи вопросов, и он едва-едва сдерживал желание забросать меня ими. Да уж… Разговор обещал быть долгим.

— Орелли, Леон! — к нам обратился командир группы Марк Филипс. Идите сюда, — он подозвал нас к Бофорту, который раздавал приказы своим людям, как горячие пирожки.

— Отрабатываем сценарий M «Экстренная эвакуация», — вещал Бофорт, суровый, могучий, собранный. На меня он, к счастью, не обращал внимания, не задавал вопросов, не отчитывал. Очевидно, решил отложить разнос до лучших времён. Уф! В любом случае мало мне не покажется. — Часть группы вернётся в банкетный зал. Задача: выследить предполагаемых злоумышленников. У вас имеются данные о каждом госте, сведения об их передвижениях. Найдите «лишних» людей. О безопасности остальных приглашённых позаботятся агенты Службы безопасности. При необходимости именно они проведут эвакуацию гостей и технического персонала. Илионийская делегация будет разделена на две группы. Первую вы выведете через запасную лестницу на посадочную площадку, вторая спустится на сто семьдесят пятый этаж и вылетит оттуда. За каждого пришельца отвечаете собственной головой. На эвакуацию нам отведены пятнадцать минут. На этот промежуток времени Том заглушит камеры наблюдения, и все мы как бы «исчезнем».

— Интересно, чем займётся сам Бофорт? — шепнул мне на ухо Хавс. Моё недоверие к командору передалось и ему.

— Сам Бофорт направится прямиком к Антонию Севру, — заявил командор, обжигая нас злым взглядом бездонных синих глаз. Он услышал! Вот чёрт!

— Сэр… — прошептал Хавьер. — Что если…?

— Что если это не Севр? — грубо оборвал его Бофорт. — Тогда я найду настоящего организатора покушения. Если же Севр виновен, я его остановлю. — Тон бездушной машины. — Ещё вопросы, детектив Леон? — Побледневший Хавьер покачал головой. — Славно. Приступайте к выполнению приказа. Лейтенант Орелли, вы отправитесь вниз вместе с послом и его племянницей. Они хотят, чтобы вы были с ними.

Хавьер от удивления вытаращил глаза.

— Потом… потом объясню, Хавс… Обещаю!

Бофорт фыркнул. Фыркнул, чёрт возьми! Он насмехался надо мной! Он сомневался во мне? Думал: я скрою от Хавьера родство с Лу'Каасом? Бред. Разумеется, не скрою. Зачем скрывать?

Проклятье! Похоже, он, как и Регина, был посвящён в некую тайну, доступ к которой для меня был закрыт. И меня это взбесило!

* * *

Мы отрабатывали сценарий эвакуации десятки раз, мы знали каждый поворот, каждый закоулок. Мы просто не могли провалиться.

И, тем не менее, они нас обнаружили. Гильдейцы. Те самые люди в капюшонах. Люди в капюшонах… Которые проникли в здание Штаба вместе с Региной.

«Значит, она солгала? Солгала! Она меня спровоцировала, подставила! А я рот разинул, наивный дурак! Безмозглый идиот! Что если это я всех выдал?»— я был в ужасе.

Но разве я мог страдать, разве имел право на сомнения? У моей группы был приказ: доставить посла на посадочную площадку. И исполнить его мы должны были любой ценой.

Нам предстояло преодолеть длинный коридор, ведущий к скоростному лифту. Казалось бы, дело каких-то пяти-семи минут, но только не тогда, когда путь напоминал полосу препятствий. Чертовски не хватало пространства для манёвра. Мы не могли ни повернуть назад, ни укрыться в какой-нибудь комнате, ни вызвать кар к окну и убраться из этого проклятого места. Мы оказались зажатыми в том коридоре, попали в ловушку. Гильдейцы подорвали несколько дымовых гранат и лишили нас зрения, дезориентировали, а сами заняли удобные позиции у входа в коридор и у лифта. Они зажали нас в тиски и стреляли на поражение.

Мы сомкнули ряды, прикрыли илионийцев телами и развернули силовые щиты, которые могли уберечь от прямых лазерных лучей, пусть и ненадолго. В таком виде мы двинулись вперёд, бросив все силы на группу террористов, перекрывших путь к выходу, огнём освобождая дорогу к лифтам. Стреляли преимущественно люди Бофорта, прекрасно подготовленные, быстрые, собранные. Хавьер и я тащили огромные, мерцающие силовые щиты и приободряли пришельцев. Уж поверьте, та ещё работёнка! Попробуй успокоить кого-нибудь, когда сам чувствуешь себя попавшим в западню, когда не уверен в благополучном исходе дела.

— Всё чисто! Ведите посла к лифту! — Лили подтолкнула меня и Хавьера вперёд. — Мы прикроем вас. Быстрее!

Там не было выступов, за которыми можно было спрятаться, которые можно было превратить в боевые позиции. Гильдейцы тоже были лёгкими мишенями, и обе стороны несли потери. Под постоянным натиском лазерных лучей щиты трещали и перегорали вдвое быстрее обычного.

Время было выбрано неслучайно. Место было выбрано неслучайно. Нас принесли в жертву, всех нас. Нас подставили. Кто? Севр? Бофорт?

«Нужно добраться до лифта! Скорее! Скорее! Десять шагов, пять, два…» — считал я.

К счастью, поганцы не успели заблокировать лифт. Как только дверцы открылись, мы, особо не церемонясь, затолкали пришельцев внутрь. На меня смотрели четыре пары испуганных глаз с синими квадратными зрачками. Траян, сидевший на руках Гортензии, рычал и извивался. Я нажал на кнопку, но ничего не произошло. Створки лифта остались на своих местах. Если прежде мы ещё держали себя в руках, то в ту страшную минуту ударились в панику.

— Хавьер! Попробуй перезапустить лифт! Давай, я прикрою! Марк, Лукас, прикройте нас. Генерал, на пол! Ложитесь на пол! Вы на линии огня!

У илионийцев тоже было оружие, но Бофорт убедил их открывать огонь только в случае крайней необходимости, если их попытаются взять в плен, если погибнут все защитники. Они должны были выглядеть жертвами, а не нападавшими. Глупо! Как глупо! Тогда мне казалось: вот он, пресловутый крайний случай!

— Одолжи пушку, не задавай лишних вопросов, перезапусти лифт. Ты отдаёшь приказы не хуже Бофорта, — ворчал Хавьер. — Ну да ладно! Посмотрим, что у нас тут. — Друг принялся копаться в панели управления лифтом, он лихорадочно нажимал на все кнопки, чертыхался и рычал от злости. Я растянул щит так, чтобы укрыть и пришельцев, и Хавса. И сам скрылся за ним, как за баррикадой. — Мне нужно время! Больше времени!

— Поторопись! Щит вот-вот перегорит! — я прикрывал спину друга, стрелял наобум, боясь попасть в своих. Я выхватил из-за пояса Хавса дополнительный пистолет, но внезапно руку прострелила дикая боль, и я обнаружил: левое запястье сломано. Из разодранного рукава рубашки торчала кость. Похоже, последствие неудачного падения. А я и не заметил! И боли не было, пока я о ней не подумал. Да уж! Могучего гвардейца, который умеет стрелять одновременно из двух пистолетов, из меня не вышло.

— О, проклятье, Ал! Не показывай мне это! — сморщил нос Хавьер. — Так, почти получилось, Алекс! Продержись ещё немного!

— Немного — понятие растяжимое… — луч задел ногу, и я рухнул на пол, щит загудел и начал гаснуть. Илионийцы сгрудились в кучу, посол обнял племянницу, их телохранители уже приготовились стрелять. — Поторопись! Давай же!

— Ещё секунду… Есть! — Хавьер повернул ко мне покрытое копотью и кровью лицо, он улыбался. Холодный голос ИИ, управляющего лифтом, объявил, что двери закрываются. Но тут их задержал посол, его белая рука вцепилась в мою одежду.

— Александр! Идём с нами! Скорее! — он попытался втащить меня в лифт, но я отмахнулся.

— Сто семьдесят пятый этаж, господин посол. Вас уже ждут!

Я оттолкнул руку Лу'Кааса. Двери лифта закрылись с лёгким щелчком, и он пришёл в движение. Ухх! Выкрутились! Щит погас.

— Ал, ты как? Встать сможешь? — надо мной склонился Хавс.

— Порядок… Хавьер! — здоровой рукой я оттолкнул друга в сторону. Над нами возвышался Антоний Севр, высокий, как башня, темноволосый, с акульей улыбкой. Севр! Значит, всё-таки Севр! А где же командор? Что с ним случилось?

— Неплохая заварушка, да? — ухмыльнулся он. Его тёмные глаза блестели. — Вы попали в скверную историю, парни. Неужели собираетесь пристрелить меня? Ха! — он нацелил на нас дуло лазерного гранатомета. — Убить тебя сейчас было бы милосерднее, Александр Орелли. До этого момента тебе удавалось скрываться от них, но однажды они придут за тобой. И ты пожалеешь, что появился на свет. Так что? Не лучше ли тебе умереть быстро?

— Оставь мальчишек в покое, Тони! — Бофорт, быстрый и проворный, как кошка, появился из завесы дыма и прижал дуло пистолета к виску Севра. — Опусти пушку, не дури. Повсюду мои люди.

Хавьер глубоко вздохнул и обнял меня за плечи.

— Хочешь сыграть в игру, Гектор? — Севр широко улыбнулся и опустил оружие. — Вот только в ней не будет победителя, дружище.

Глава 11

Нет, более я не сравнивал происходившее с сюжетом фантастической книги, ведь оно стало напоминать жутковатый экшн. Меня била крупная дрожь, запал битвы куда-то делся, исчез, испарился. Я чувствовал себя до смерти уставшим, слабым и запуганным. Хавьер вцепился в мои плечи, и я ощущал, как дрожали его руки. Военные и агенты держали друг друга на мушке, а Бофорт и Севр, вот это да, беседовали с самыми безмятежными выражениями лиц.

— Ты подозреваешь меня, Гектор. Обидно! Я-то надеялся, что после событий десятилетней давности ты во мне не усомнишься.

События десятилетней давности. Авария на «Новой Земле». И Бофорт, и Севр были её ликвидаторами. По иронии судьбы, именно поэтому командор начал подозревать друга. Севр, единственный из всех подозреваемых, знал так много об испытаниях природного оружия. Так почему бы ему не продать эту информацию террористам?

— Это было давно, Тони, — процедил Бофорт, не опуская пистолет. Едва ли он шевелился, нет, он застыл на одном месте. Непоколебимый, как скала.

— А вот я никогда тебя не подозревал, но чувствовал: ты будешь путаться под ногами, — заметил Севр, он улыбался кривоватой улыбкой и, казалось, совсем не замечал пушки Бофорта. — Без обид, Гектор, но ты едва всё не испортил.

— Что, чёрт тебя дери, ты несёшь? — рявкнул командор.

— По-твоему, я сотрудничаю с Гильдией, Гектор? В своём ли ты уме? Годами я отлавливал этих ублюдков, давил их, как крыс, я изучил всю их подноготную. У Гильдии нет стороны, её террористы — наёмники. Они лишь первое и далеко не самое важное звено в порочной цепочке. Я узнал правду, Гектор, страшную правду. И ты вскоре столкнёшься с ней. Нас ждёт нечто… нечто невообразимо жуткое, если… если не справимся с ними.

— О чём ты?

«Небеса! Что городит этот Севр? Неужели он рехнулся?»

— Я всего лишь делал свою работу, Гектор, выслеживал гильдейцев и узнал… узнал, что нас, всех нас, оплели ложью, опутали ею с ног до головы. То, что они делали, чудовищно, чудовищно, дружище. И то, что безобразие длится так долго… А потом Акира Иширу и Питера Никифорова замучила совесть, — продолжил вещать Севр. Бофорт сощурился. Хавьер ахнул. — Верно, парень. Дело дрянь! Я не сумел помочь профессорам. Проклятье! Язык не поворачивается назвать их бедолагами. Да, их прикончили гильдейцы, но кто нанял киллеров? Неужели ты не разгадаешь эту загадку, Гектор? Это в твоих интересах. Ты же отвечаешь за мальчишку перед послом Лу'Каасом. Но ты не радуйся, лейтенант Орелли, вряд ли тебе можно помочь. Они всё равно придут за тобой. Они уже тебя вычислили, как малютка Регина ни пыталась тебя уберечь. Сегодня она едва успела вырвать тебя из их рук и спрятать.

Так те люди в плащах были не заодно с Региной? Ого! Ого! Ну же! Севр, скажи, кто эти проклятые «они»!

— Но объясните… — прошептал я, еле-еле шевеля губами.

— Я не могу, парень. При всём желании. Если расскажу, подпишу вам смертный приговор. Как и себе. Впрочем, со мной уже всё понятно…

— Тони! — зарычал Бофорт. — Либо ты…

И в то мгновение тело Севра прошил лазерный луч.

На долю секунды мне показалось, что стрелял Бофорт. Но ведь этого не могло быть! Он всё ещё держал Севра на мушке. Тот рухнул на пол, как подкошенный. И тогда-то я увидел Квентина Уорбека. Так вот кто стрелял! Кровь отхлынула от лица командора, он опустился на колени рядом с другом. Пистолет был отброшен в сторону, лицо Бофорта исказила гримаса животной ярости. Холоднокровный командор превратился в сгусток эмоций и чувств, в чудовищный клубок гнева, злобы и страдания.

— Что ты натворил? Что?

— Приказ о ликвидации, сэр, — будничным тоном заявил Уорбек. — Агенты Севра будут взяты под стражу до выяснения обстоятельств. Виновных ждёт трибунал, — и он с гордым видом прошествовал к лифту. Больше никаких объяснений.

Севр мёртвой хваткой вцепился в рукав командора и попытался подтащить друга поближе к себе.

— Говорю же… — прошептал умирающий, на его губах уже лопались кровавые пузыри. — Они не позволят мне рассказать правду. Он всё время был здесь. Предатель. А ты и не заметил. Я пытался поймать его, но твои ребята мне мешали… мешали… Ты слепец, Бофорт! Веришь в честность, в справедливость… веришь…

Белый, как мел, Хавьер дрожащими руками набирал сообщение. Я подполз к Севру и Бофорту. Последний уже успел взять себя в руки, и как всегда спокойный и холоднокровный, зажимал рану друга пальцами. В глазах командора разверзлась адская бездна. Мне уже довелось видеть её в тот день, когда мы говорили о «Новой Земле».

— Хавьер вызвал медицинских дроидов. Будут здесь через минуту. Чем я могу…?

Севр перевёл на меня взгляд, его лицо посерело, черты заострились, смоляные кудри, слегка припорошенные сединой, слиплись от пота, конечности подёргивались. Жуткая картина! Вряд ли я скоро забуду отчаянный, затравленный взгляд его выпученных от боли глаз. Если забуду вообще.

— Мне не помочь, парень. Лучше о себе думай… и о других, таких же, как ты… Гектор, — зашепталон другу. — Помнишь, что сказал командир… в тот день…

— «Человеческая жизнь — превыше всего. Она в приоритете» — пробормотал Бофорт. — Держись, Тони, дроид на подходе. Ты выкарабкаешься! Слышишь, слышишь меня? Мы поймаем ублюдков, мы сделаем это вместе! Чёрт тебя дери, дыши!

— Я и так никак не могу умереть… Уорбек хотел, чтобы я помучился… Идиот! Всего лишь пешка… Да, человеческая жизнь, Гектор. Борись за неё. И за лучший мир для малышки Чарли… Этот прогнил насквозь…

Он умер буквально за минуту до того, как подкатил дроид. Бофорт продолжал зажимать рану друга, словно не замечая, что тому уже не помочь.

— Командор… — прошептал я. — Командор!

Бофорт поднял глаза, и показалось, что он вот-вот бросится меня душить.

— Командор, если Антоний Севр направил сюда секретную группу для того, чтобы выследить предателя… выследить… не нас.

— А теперь он мёртв, — подхватил Хавьер. — Его застрелил Квентин Уорбек. Уорбек, который помогал нам, который отвечал за эвакуацию, который знал о сценарии M, знал, каким путём мы поведём посла, знал… Значит… значит… Уорбек!

— Молчите! — рявкнул Бофорт. — Здесь полно агентов Службы безопасности. — Добавил он шепотом.

— Но если это Уорбек… — шептал Хавс. — Он отправился вниз! Илионийцы там… совсем одни…

Бофорт и я одновременно выругались. Командор резко поднялся на ноги. Медицинские дроиды как раз подгрузили тело Антония Севра на носилки и повезли к выходу. Ещё одна группа дроидов оказывала помощь пострадавшим военным и агентам Севра. Дымовая завеса рассеялась, и взору открылась жуткая картина побоища: тела убитых, раненые, большинство из которых не могло передвигаться самостоятельно, лужи крови и трещины в полу. Уорбек… Уорбек сотрудничал с Гильдией! Мы ошиблись и заплатили за это неимоверно высокую цену. Мы ошиблись… Мы доверились не тому человеку…

— Ты останешься здесь, парень, — заявил командор. — Дроиды тебе помогут.

— Нет, я пойду с вами! Со мной же всё в порядке! — я попробовал согнуть ногу и зажмурился от боли.

«Нет! Не смогу встать! Не смогу встать! Но как же Лу’Каас? Я должен пойти, должен увидеть его, убедиться, что он ещё жив…»

— Мы не можем оставить его здесь! — запротестовал Хавьер. — Севр сказал: Алекс в опасности!

Командор картинно закатил глаза и рывком поставил меня на ноги (будто бы я весил не больше котёнка!). Нога тут же подогнулась, я рухнул на пол, если бы не Хавьер. Я подавил вопль и мёртвой хваткой вцепился в плечи друга.

— Держись! Мы прорвёмся! — подбодрил Хавс.

— Ага! Ткни, если начну вопить…

— Не отставайте! — скомандовал Бофорт и ринулся к лифту. Хавьер зашипел и потащил меня за собой. Раненая нога волочилась по полу, и я едва-едва сдерживал крики, но зубами скрежетал так, что, наверное, слышно было даже в Нижнем районе.

— Что бы вы ни увидели внизу,молчите, — наказал командор, когда за нами закрылись двери лифта. — Даже если весь пол будет усеян трупами. Молчите. Уорбек не может знать наверняка, что мы его подозреваем. Если он поймет это, вы покойники. Он не позволит нам докопаться до правды, а значит, Никифоров, Акира, Севр, те несчастные носители гена X погибли напрасно. Возможно, нас уже подозревают. Возможно, вас будут допрашивать. Но не теперь… когда начался кавардак. Я успею подготовить вас к этому.

Спустя несколько мучительных секунд лифт остановился на сто семьдесят пятом этаже.

Да, мы ожидали самого худшего, предполагали, что увидим искалеченные тела илионийцев, убитого посла. Но пришельцы пребывали в добром здравии. Они одолели людей без единого выстрела. Десять террористов, лица которых по правилам Гильдии были закрыты капюшонами, тоже были живы и, на первый взгляд, совершенно здоровы. Они застыли, словно восковые фигуры, они не издавали ни звука. Только когда мы подошли ближе, то осознали: произошло нечто, из ряда вон выходящее. Ноги террористов до лодыжек и руки до локтей покрывал толстый слой льда. Льда!! Наверное, нападавшие были настолько потрясены, что даже не могли кричать от боли. А илионийцы, напротив, выглядели так, словно ничего необычного не произошло.

«Илиониец всегда вооружён». Всегда… Так вот что это значит!

— Немыслимо! — всплеснул руками Хавьер, я лишился поддержки и рухнул на пол, шипя и чертыхаясь. — Невозможно!

— Не следует недооценивать илионийцев, — заявил Лу'Каас. Он выглядел сердитым, и его спутники были недовольны. Ещё бы! Их только что пытались убить!

«Что же теперь будет? Вдруг они пожелают расторгнуть договор?» — думал я.

— Вставай, Александр! — посол протянул мне руку и помог подняться. Хавьер тем временем таращился на него во все глаза. — Так, молодец, мальчик. Теперь обопрись на меня. Вот так. Всё будет хорошо. Мне сообщили, что вторая группа добралась до нужного места … без неприятностей. Кто-то знал, что мы пойдём этим путём, командор Бофорт. Среди вас затаился предатель. И пока вы его не найдёте, мы вряд ли продолжим говорить о сотрудничестве.

* * *

«Ответственность за нападение на здание Штаба „Партии справедливости“ взяла на себя Гильдия. Напоминаем, что в ночь на 21 число в Штаб проникла группа вооружённых террористов, которая в итоге была остановлена агентами Службы безопасности. По предварительным данным погибло десять агентов, ещё восемь — ранены. Семь террористов из семнадцати ликвидированы. Участники благотворительного аукциона, его организаторы и технический персонал были вовремя эвакуированы и не пострадали. Возбуждено уголовное дело, ведутся следственные действия», — я краем уха слушал новостную программу. В палате была размещена огромная транслирующая не менее 300 каналов голограмма- экран. И едва ли не на каждом канале речь шла в террористическом акте, произошедшем в самом центре Берлина.

Об этом говорили в «Новостях», это обсуждали участники шоу, аналитических передач и освещавгие криминальную хронику журналисты. Репортёры наводнили Центр города и вели трансляцию у входа в здание Штаба (внутрь пускали только полицейских и сотрудников Службы безопасности). ЕАК стояла на ушах. Мама звонила каждые три часа. Она почти ничего не знала о цели поездки Берлин, но догадывалась: моя госпитализация как-то связана с событиями в Штабе. Я злился на Марка Филипса, ведь именно он сообщил родственникам о ранении. Итак, я снова стал причиной огорчения матери.

Я пребывал в мрачном расположении духа и думал о том, что рано или поздно придётся покинуть гвардию. Ради спокойствия матери.

«Может быть, уйду со службы после завершения расследования» — предполагал я. Ха-ха! Я давал себе подобное обещание десятки раз и постоянно его нарушал. Мерзкий эгоист! А всё дело, как там говорила Эжени, в нездоровой тяге к риску.

Я пробыл в больнице сорок восемь часов, хотя мог прекрасно обойтись и без этого. Несколько часов в медицинской капсуле, и я был, как новенький. На госпитализации настоял Бофорт, в больницу он упёк и Хавьера, хотя тот отделался ссадинами и царапинами.

«Здесь безопасно, — обнадёжил нас командор. — Постоянно будете под присмотром. Конечно, сразу за нас не возьмутся. Покушение на посла повесят на Антония и его людей. За это время вы успеете оправиться и вернуться в Льеж. Я же попытаюсь всё уладить».

Севр и его люди… На илионийскую делегацию напали именно люди Севра. Предатели были среди них. Организаторы покушения знали, что Антоний Севр повис у них на хвосте, и решили его «стряхнуть». Внедрили в его группу подставных агентов, и вот его обвинили во всех смертных грехах. А Регина… На чьей стороне была она? Какую роль она играла во всём этом безумии? Да, я злился на девушку, но куда сильнее волновался за неё. Жива ли она? Как с ней связаться? Я пробовал отследить сигнал её коммуникатора, да всё без толку. Откуда-то Регина узнала о моём родстве с послом Лу’Каасом. Ещё год назад она называла меня «пришельцем», и теперь я понял, почему.

«Неужели поэтому Регина ушла? Неужели из-за меня она ввязалась в… Уж и не знаю, как это назвать. И как ей помочь?»

Хавьер, узнав о моём происхождении, пришёл в восторг и забросал вопросами, на которые я не знал ответов. После памятной встречи в здании Штаба я не видел Лу’Кааса. Я знал только то, что посол и его спутники были в безопасности. Лу’Каас готовился к пресс-конференции, дату которой держали в тайне.

Я был в полном раздрае и не знал, за что взяться.

Допустим, Антоний Севр вышел на заказчиков покушения. Очевидно, эти же люди повинны в убийствах носителей гена X. Допустим, Севр вычислил их. Оставил ли он подсказки? Сможем ли мы их найти и расшифровать? А если Бофорт не позволит нам участвовать в этом деле? Хм…

— Александр! — визит посла застал меня врасплох. Кто бы мог подумать, что он вот так просто заявится в мою палату. И как назло в тот момент я читал «Войну миров». Неловко! — Позволишь войти? Эй, не вставай — не вставай!

— Генерал! Сэр, я рад вас видеть! Пожалуйста, присаживайтесь! — я свесился с кровати и подтащил к ней кресло-трансформер.

— Не нужно формальностей. Называй меня по имени, — посол, расправив полы длинного серого плаща, устроился рядом со мной.

— Как вы вошли? Если вас кто-то заметит… эм, поднимет крик… — занервничал я. — Опасно ходить просто так, без сопровождения.

— Не заметит. Меня привёз командор Бофорт. Он обеспечивает мою безопасность. И позволит нам поговорить без, как это называется, без свидетелей. Командор сказал: скоро ты возвращаешься домой, Александр. Перед этим я должен был тебя увидеть.

Ого! Так рисковать… ради меня… Я занервничал ещё сильнее.

— Гортензия обязательно заглянет к тебе в гости. У неё много вопросов. Да, любопытство — отличительная черта моего народа. Я оставил девочку за старшую, но она передала тебе подарки, — посол протянул набитый под завязку пакет. — Здесь, по большему счету, человеческая пища, но имеются и фрукты, которые мы привезли из дома. Гортензия много читает: о ЕАК, о Берлине, о твоём родном городе — Льеже. Я сам учу девочку вашему языку, ей он пригодится. Однажды она станет моей преемницей.

— Она будет послом Илиона на Земле?

— И главой нашей семьи. Честно говоря, им должен стать мой сын. Или его сын, но ты… — посол осёкся.

— Человек.

— Верно. Не думай, что в понимании моих соплеменников это неприемлемо. Всё не так. Но илионийцы не лишены предрассудков. Они относятся к людям с подозрением. И оно не лишено оснований.

А вот это интересно!

— Генерал… Ксандр, скажите, почему ваш народ разорвал дипломатические отношения с землянами?

Посол тяжело вздохнул и задумался.

— Десятилетиями мы восхищались людьми, вашими дарованиями, вашей культурой. Когда я прибыл на Землю в первый раз, меня поразили ваши города, технологии, памятники архитектуры. Ваша история похожа на самое поразительное, прекрасное и в то же время жуткое предание. Нас восхищают красота людей, их разум, хрупкость тел, сила духа. Мы были рады сотрудничеству с вами и, признаться, завидовали, хотели изучить, воспользоваться знаниями. Но то, что сделали люди, немыслимо и страшно… Разве ты не знаешь, что произошло?

Хм-хм!

— Большинство сведений засекречено, сэр… Я изучал документы, но толком разобраться в них не смог.

— На протяжении нескольких лет мы активно воровали друг у друга технологии, — продолжил рассказ Лу’Каас. — Мы сотрудничали, это правда. Но и соперничали тоже. Амбиции людей оказались неимоверно большими. Солнечной системы им оказалось мало, они положили глаз и на нашу галактику. Их интересовали ресурсы планет нашей системы. И… и кое-что ещё.

— Ваши способности? — понял я. — Ваше умение… как же это назвать? Создавать лёд?

— Мы не создаём лёд, Александр, — усмехнулся посол. — Мы преобразуем воду. Я не знаю, как объяснить на вашем языке… Слишком сложно. Но на Земле, как и на Илионе, много воды, очень много. И тело человека состоит из воды. Наша способность — врождённая. И передаётся по наследству. Всем, без исключения. Люди заинтересовались ею и пытались изучить. Без нашего разрешения. Думаю: люди хотели понять, смогут ли они развить в себе этот навык. Происходили странные события, мы начали опасаться, что… что они использовали наших специалистов для… для исследований. Я прибыл на Землю, чтобы разобраться, чтобы уладить этот вопрос. Но ничего не вышло.

Мысль, острая, как игла, пронзила мозг. «Ответ! Вот он ответ!! У илионийцев на Земле остались потомки. Потомки! Носители гена X обладают необычными способностями. Способности. Что если им передалось по наследству умение илионийцев, хм… управлять водой? Небеса! Похоже на магию! Что если кто-то создал программу, похожую на „Альфа“, чтобы изучить способности носителей гена и потом использовать. В каких целях? В каких целях? Ах, ясно! Теперь ясно, почему посла хотели убить! Возможно, илионийцы приехали сюда не просто так… И если они узнают правду, начнётся война…»

— В итоге дипломатические отношения были разорваны, — продолжил Лу'Каас. — Мы покинули Землю. Скверно, но люди обвинили нас в том, что мы хотели захватить вашу планету. Подумать только! Земля — не место для илионийцев! Ваша планета нам не подходит. Слишком жаркий климат… На его изменение уйдут десятилетия, очень много сил и средств… А ещё состав воздуха… Насыщенный кислородом, он губителен для нас. Мы пытались объяснить это людям, но они не слушали. Тогда нам чудом удалось избежать войны.

А сейчас? Сейчас удастся избежать?

— Для жителей Конфедерации мир с Илионом имеет огромное значение. Да что там! Для всех землян. Мы не хотим войны.

— Никому не нужен конфликт, Александр. Мы думаем, что мир с людьми принесёт больше пользы, чем вреда. Конечно, имеются и опасения. А после нападения террористов их станет ещё больше. Но это не конец, мальчик. Я член Совета, у меня есть связи. Я убедил представителей самых знатных домов Илиона заключить союз с ЕАК, я постараюсь его сохранить. Я более всех заинтересован в мире с Землёй, — на мгновение Лу'Каас умолк, он выглядел смущённым. — Я виноват перед твоей семьёй, Александр. Я оставил вас как раз тогда, когда был особенно нужен. Я хотел увезти Летицию отсюда, показать свой мир, но Илион малопригоден для человека. Люди чахнут в нашем суровом климате. Но в любом случае, я поступил безответственно.

— Вряд ли это ваша вина, сэр. Так сложились обстоятельства, — возразил я. Не мне он должен был говорить об ответственности, а моему отцу.

— Последние сорок пять лет я думал только о том, что хочу увидеть своего ребёнка, — прошептал посол. Он был таким грустным, а я не знал, как его утешить.

— Вы бы понравились отцу, я уверен. Он легко находил общий язык… со всеми… Он был очень добрым и весёлым. Отец любил книги и звёзды. Он умер, когда мне было тринадцать. Несчастный случай. У меня… у меня остались фотографии, — я потянулся за персональным гаджетом. — Вот, возьмите.

Лу'Каас жадным взглядом впился в экран, его длинные пальцы дрожали. Краем глаза я наблюдал за ним. Было что-то неуловимо знакомое в выражении его лица, в посадке головы, знакомое… Его светлые волосы, пушистые, как у отца. И ресницы такие же длинные… И уголки губ подняты вверх, будто он всегда улыбается. Подумать только! Подумать только!

— Я боялся, что Летиции уже нет в живых. Люди умирают быстрее илионийцев. Я хотел бы её увидеть. Может, не сейчас, а когда всё утрясётся.

Разумеется, посол хотел её увидеть! Как же иначе! Но чёрт… чёрт… чёрт!

— Сэр, мы будем вам рады. Я, моя мама, даже её новый муж. Это правда. Но… но вы должны знать: бабушка больна. Уже давно. Возможно, она вас не вспомнит.

— Больна… Не вспомнит… — прошептал Лу'Каас, и его лицо исказило страдание. Иллиониец, пришелец, в ту минуту он более всего походил на человека, на человека, годами жившего мечтой и потерявшего её. Столько лет он рвался на Землю, но прилетел слишком поздно.

— Сэр, мне так жаль! Простите, если…

— Ты-то, Александр, ни в чём не виноват, — посол положил руку мне на голову и растрепал волосы. Повторяю, я терпеть этого не могу. Подобный жест заставляет чувствовать себя мальчишкой, он напоминает об отце, которого я потерял, которого никто не заменит. Но тогда я не пытался увернуться.

* * *

— Ого, сколько разных вкусностей! А я принесла апельсины и овсяное печенье, — Эжени, развалившись на моей постели, изучала «гостинцы», которые оставил посол. — А это что такое? Инопланетный фрукт? — она с интересом разглядывала бледно-розовый плод размером с персик, покрытый красными наростами.

— Ага, на вкус, как адская помесь яблока и манго. Попробуй, необычная штука. Когда ещё выпадет возможность полакомиться инопланетными вкусностями?

Внезапно улыбка Эжени увяла. Девушка положила фрукт на высокую спинку кровати и замерла, уткнувшись лицом в мою рубашку.

— Что? Что случилось?

— Я волнуюсь за тебя, Алекс. Оставаться здесь небезопасно. Когда ты отправишься в Льеж?

— В ближайшие дни. Послушай, ты не должна беспокоиться! Ничего плохого с нами не случится, — я обнял её одной рукой.

«Наверное. Может быть. Кто знает. Ничего не могу обещать».

— Не думала, что буду мечтать о возвращении в Льеж. Столько работы накопилось. Меня ждут сплошные съемки.

— Найдёшь время на знакомство с моей матерью? Ей не терпится с тобой повидаться, взять автограф, а то и парочку. Ей очень нравится твоё шоу, то, в котором собирают деньги на лечение детей.

Я не рассчитывал, что она согласится. Что захочет побеседовать с моей матерью, что не испугается провести несколько часов с моей бабушкой. Ей там не место.

Эжени подёргала меня за воротник рубашки.

— Конечно, найду. Это будет здорово! А ты согласишься встретиться с моим отцом? Скорее всего, он наведается в Льеж в ближайшие недели. Отправится в Берлин, а перед этим заглянет ко мне. О, да ты побледнел, храбрый гвардеец! Ха-ха! Уж я-то знаю, как тебя поразить!

* * *

— Ты должен смотреть в оба, Бенджамин. Откажись от услуг телохранителей, это непроверенные люди. Они могут быть связаны со Службой безопасности. Я приставлю к тебе своих ребят. И к родственникам Тони тоже. В особенности, к Джулиану, иначе журналисты не слезут с парнишки, — командор Бофорт чеканным шагом мерил рабочий кабинет друга. Бенджамин Холинвуд не отрывал покрасневших от усталости глаз от экрана компа. Хавьер и я сидели у огромного окна, за которым раскинулся шумный, многолюдный Центр города, и разбирали чипы связи. Мы приобрели билеты на вечерний аэросостав и поэтому заглянули на огонёк к Бофорту и Холинвуду. Поневоле мы оказались в одной лодке и должны были разработать план дальнейших действий. Командор только и говорил, что о безопасности. Он пытался оградить семью погибшего товарища от докучливых репортёров. Они преследовали сына Севра, Джулиана, (парень учился в медицинском колледже и был моложе меня всего-то на три года) и его вдову, которая едва могла сдержать слёзы, когда мужа обвинили в государственной измене и лишили всех регалий и званий. Последние дни эту новость смаковали во всех газетах. Противно!

— Они хотели уничтожить Тони, раздавить его, смешать имя с грязью. И им удалось. Но мы это исправим, Гектор. Докажем его невиновность, — заявил Холинвуд. — У меня остались связи в разведке и в Службе безопасности. Через неделю состоится первый тур выборов в Тинг, «Партия справедливости» в фаворитах. И когда я стану канцлером…

— Не высовывайся, Бендж. Они хотят убрать тебя с дороги. Иначе, зачем готовили покушение на илионийского посла? Если бы Лу’Каас погиб или получил ранение, это сочли бы твоей и только твоей ошибкой. Илионийцам бы объяснили, что Гильдия никому не подчиняется, и во всём виноват ты. Ты не уберёг посла. Они хотят дискредитировать твою партию, пока ты не стал канцлером и не сформировал новое правительство.

— Ты, как и Тони, считаешь, что технократы пытаются скрыть ото всех некий эксперимент? — Холинвуд поднял глаза на друга. Мы навострили уши.

— Да, уверен, это так. Как только ты станешь канцлером и сформируешь правительство, «Партия прогресса» отойдёт на второй план, потеряет влияние. В проигрыше окажутся космические магнаты и финансисты, которые спонсируют программы освоения галактики и модификации планет.

— Да, потому что мы хотим урезать финансирование космических исследований и потратить эти деньги на социальные программы, на поддержку трудящихся.

— Я не смогу предъявить обвинения ни канцлеру Бергману, ни другим технократам, пока не раздобуду доказательства. А для этого нужно допросить агентов Тони и расшифровать его файлы. Пока могу сказать, что существует некая секретная программа, эксперимент по созданию «управляемого оружия».

Хавьер и я переглянулись. И я заметил гнев в глазах друга.

Это люди-то — управляемое оружие? Те несчастные, которых убили гильдейцы? Если это правда, то технократы — проклятые ублюдки, подонки, которым нет оправданий.

— Эксперимент, подобный «Новой Земле», — нахмурился Холинвуд. — Слушай, Гектор, если трагедия повторится…

— «Новая Земля» была попыткой воссоздать допотопное природное оружие. «Холодное утро», помнишь, я тебе рассказывал? Но это оружие, в конце концов, вышло из-под контроля. И поэтому они решили пойти другим путём.

— Если так, Гектор, если они спонсировали проведение экспериментов над людьми, всех участников ждёт трибунал.

— Сначала мы должны вывести мерзавцев на чистую воду. Придётся играть по-крупному, Бендж. Парни вернутся в Льеж, Ричард Фрост присмотрит за ними. Я не стану вживлять лейтенанту Орелли новый чип. Их с Леоном водой не разольёшь. Благодаря этому я прослежу за обоими.

— Проклятье! — зашипел Хавьер. — Разве я не имею права на личную жизнь?!

— Вскоре я свяжусь с вами, — обратился к нам Бофорт. — А пока разрабатывайте версию научного эксперимента.

Да, эксперимент. Адская помесь «Новой Земли» и «Альфы». Новое «Холодное утро», которое наступит очень скоро, если не остановить технократов.

* * *

Возвращаться к обычной жизни оказалось сложнее, чем я думал. Привычный образ жизни казался странным, неестественным. Трудно было работать, когда тебе известно, что в этот момент над кем-то проводят эксперименты.

Я прочитал несколько лекций в Берлинском университете, как и обещал Ольсену, а потом вернулся к занятиям, дежурствам и урокам в Школе. Полицейский участок я посещал в дни ночных дежурств Хавьера. После того, как большую часть материалов передали в Особый отдел, мы могли работать только по ночам. Мы глотали кофе чуть ли не вёдрами, перелопатили всю Сеть и изучили от корки до корки профили каждого погибшего.

«Если Лукреция Сфорца узнает, чем мы тут занимаемся, то со значками придётся попрощаться. Так что семь раз подумайте прежде, чем предлагать мне помощь» — сразу предупредила Каролина. Но никто не отказался: ни Майк из аналитического отдела, ни Линда и Оливия из отдела связи, ни оперативники Редж и Кит, ни, тем более, Хавьер и я. Расследование стало для нас делом чести. Да, именно так.

— Офицер Фрост раздобыл сведения едва ли не обо всех существующих исследовательских программах как в ЕАК, так и за её пределами: на Селении, на орбитальных и марсианских станциях, — обрадовала помощников Каролина спустя пять дней после моего возвращения в Льеж. Мы в очередной раз собирались провести ночь в участке и пялиться в экран компов до тех пор, пока из глаз ручьями не польются слёзы. Все выглядели уставшими и грустными. — Но знайте: это официальные данные, а на испытательных полигонах учёные могут заниматься чёрт знает чем. Нужно найти хоть какую-нибудь связь между убитыми и этими исследовательскими программами. Нам нужна зацепка, пусть и призрачная.

Что нам только не попадалось! Программы по изучению мирового океана, в том числе рельефа его дна, фауны, одиночных волн, исследовательские проекты по созданию космических кораблей, искусственных спутников и орбитальных станций, дроидов, гаджетов, лекарственных средств и прочего, и прочего. Глаза разбегались.

— Создание клонов домашних животных, — процедил оперативник Кит — лопоухий, светловолосый парень. — Вот на что тратятся бюджетные деньги. Лучше бы обеспечили постоянную подачу электричества в Нижние районы.

— Или изменили систему поиска пропавших, — заметил Майк. — Нынешняя никуда не годится.

— Или усовершенствовали программы защиты баз данных, особенно медицинских. А то доступ к ним может получить кто попало, любой нечистый на руку чиновник или террорист, или сумасшедший учёный, — негодовала Оливия — миниатюрная девушка с медного оттенка кожей и длинными иссиня-чёрными волосами. — Итак, я обобщила все данные. Ныне в ЕАК проживает двадцать тысяч человек, у которых была выявлена аллергия на линий. Подчёркиваю, это только в Конфедерации. И да, имеется закономерность. Если аллергия присутствует у родителей, то она обнаружится и у детей.

— А как же тот парень из Пекина, который едва не умер после вакцинации? Его мать болела жёлтой лихорадкой, но прошла курс лечения и принимала препараты на основе линия. У отца аллергии не было, — встрепенулся я.

— А! Ты про Линь Джанга? Он приёмный сын. Короче говоря, аллергия на линий — дело семейное. И если все эти люди — носители гена X, они находятся в зоне риска. Подумайте, сколько у нас уйдет времени на то, чтобы всех оповестить! Так ведь ещё и объяснить придётся, какая им угрожает опасность. А если произойдёт утечка информации?

— Придётся рискнуть, — Каролина была непреклонна. — В первую очередь, обратите внимание на людей, оказавшихся в трудной жизненной ситуации, на граждан с низким уровнем дохода, на мигрантов. Их легче всего заманить, сбить с толку. Они находятся в зоне риска.

Честно говоря, тогда мы пытались поймать воздух, разгадка тайны неизменно ускользала. В наших знаниях существовал пробел, который было очень трудно восполнить. Мы не знали наверняка, что носители гена X являются потомками илионийцев. Я не мог вспомнить: была ли у меня аллергическая реакция на прививку от жёлтой лихорадки. В базе данных сведения об этом отсутствовали. У отца, по всей видимости, аллергии не было, хотя он был сыном посла Лу’Кааса. Но в чём же тогда смысл? Носители гена X — не потомки илионийцев? Тогда каким образом их гибель связана с покушением на посла? Кто водил нас за нос? Гильдейцы? Технократы? Севр? Мы ошиблись? Неправильно истолковали записи Никифорова и Акира Иширу? Как же быть?

— Изучив профили, мы выявили следующую закономерность: убитые носители гена время от времени покидали родной город. Причины разные: Йозеф Лисянский уехал на заработки в Берлин, Габриэлла Эберн — на стажировку в Париж, Чан Фиа, как и Лисянский, работала в Берлине, Фёдор Соловьёв и Оксана Петракова в разные годы обучались в университете в Париже, Иван Стасюк время от времени приезжал в Брест из Минска, якобы для встреч с друзьями, — отрапортовал я. — Но внимание! Людей, которых он называл своими друзьями, не существует. Ничего себе, да? У Стасюка не было семьи, и вообще, его считали нелюдимым, замкнутым человеком, о себе он почти не рассказывал. Редкие знакомые не стремились проверять истинность его слов.

— Узнал, чего ради Стасюк ездил в Брест? — заинтересовалась Каролина.

— Только-только получил ответы от дроидов, прикреплённых к аэровокзалам. Он приезжал в Брест каждые три месяца на протяжении двух лет и жил там не меньше месяца. Но чем он занимался, пока сказать трудно. Нужно восстановить данные ID-чипа, но на это уйдёт слишком много времени. А у нас его нет.

— Короче говоря, все они время от времени покидали дом. Я выясню: действительно ли учились или работали. Может быть, они только числились в штате этих учреждений и организаций, — заявила Линда — девушка с огненно-рыжими волосами.

«Только числились? Да это же самый настоящий заговор!»

* * *

В тот день нас навестила Регина. Собственной персоной. Одетая в чёрное, с аккуратным пучком светлых волос, холодными глазами и сжатыми в тонкую линию губами, она напоминала сурового агента Службы безопасности.

— Что она здесь делает? Какого дьявола она пришла? — взревел Хавьер, и я ткнул его в плечо. Я был рад увидеть Регину живой и здоровой, но понятия не имел, что она забыла в Льеже.

— Мисс Шелли к нам направил Гектор Бофорт, — пояснила Каролина под скрежет зубов Хавьера. — Именно она установила глушители на все электронные устройства в участке и передала мне распоряжения командора. Она обеспечит нашим исследованиям информационную безопасность.

— Думаете, ей можно доверять? — зашипел Хавьер. — Она напала на Алекса! Кто знает, может, она на стороне Гильдии!

Регина смерила моего друга мрачным взглядом, но промолчала. Хавс сдвинул брови и ещё энергичнее заскрипел зубами.

«Значит, теперь ты на стороне Бофорта, Регина? Продолжаешь бороться? Ты, явно, знаешь гораздо больше, чем мы. У тебя есть ответы на интересующие меня вопросы. Но как же их выудить?» — думал я.

Регине предложили место в кресле-траснформере, предоставили подготовленные нами материалы, и никто не обращал внимания на возмущённого Хавьера.

— Успокойся, — шепнул я другу. — Её прислал командор. Пусть остаётся. Не отвлекайся на неё.

— Не отвлекайся! Не отвлекайся! — заворчал Хавьер. — Ты-то, я гляжу, не напрягаешься! Твоя бывшая — очень мутная дамочка. Куда смотрит Бофорт? Севра подозревал, а ей — поверил.

— Думаешь, мне это нравится? Ничего подобного! Но всё-таки… здесь она будет в безопасности.

— Проклятье! — схватился за голову Хавьер. — Добренький ты наш! Она стреляла в тебя!

— Угомонись! Давай вернёмся к делу.

— Ага! Сбегаешь от проблемы!

— Хавс, прекрати!

— Командор Бофорт передал вам данные по программе «Снежное королевство». Она представляется нам наиболее подозрительной. Он хочет, чтобы вы выявили связь между убитыми и сотрудниками исследовательского центра, — сообщила Регина, не обратив внимания на шипение и злобные взгляды Хавьера. — Я привезла носитель информации. Она закодирована, и вскрыть её могу только я. Но думаю, уже завтра вы сможете изучить все файлы, — девушка подсоединила съёмный носитель к компу и скрылась за его голограммой.

— «Снежное королевство»? Хм, у нас имеются данные об этой программе, правда, Алекс? — спросила Каролина.

— Да. Так, «Снежное королевство» — кодовое название исследовательской программы, целью которой является разработка холодильных установок для марсианских колоний и космических кораблей. Она осуществляется на базе нескольких космических станций, а также в Селении. Программа спонсируется исключительно магнатами ЕАК, то есть никакого иностранного вмешательства. Правда, она реализуется с 3012 года, а исследования Никифорова и Акира Иширу начались раньше. Ну да ладно.

— Значит, нам нужны сведения о каждом учредителе и спонсоре программы, о рядовых исследователях, о техническом персонале, — заметила Каролина.

— Да, командор передал всё, что у него было по «Снежному королевству», — с серьёзным видом кивнула Регина.

— Почему именно она? — поинтересовался оперативник Редж — мускулистый парень с ёжиком русых волос.

— На самом деле подобных программ не так уж и много. Любую внеземную деятельность сложно контролировать, поэтому все стратегически важные исследования не должны проводиться в космосе. Но разработка новых моделей холодильных установок… звучит невинно, верно?

— Насколько я знаю, орбитальные станции находятся под юрисдикцией либо ЕАК, либо Конвента Луны. И знаете что, на Селении напрямую не запрещены эксперименты над людьми, — принялся объяснять я. — Конечно, законы, принятые на конфедеративной части Луны, не могут противоречить актам ЕАК, но в местном Уложении просто-напросто отсутствует подобная статья. Есть, конечно, оговорки, но, если нет статьи, трудно привлечь к ответственности. Можно, правда, применить аналогию…

— Алекс! Мозг сейчас взорвётся! — заныли Хавьер, Кит и Редж.

— Станция закреплена за Селенией, — Регина выразительно посмотрела на меня, и я поспешно опустил глаза. — Думаю, именно поэтому командор ею заинтересовался. Но придётся во всём разобраться…

— «Холодное утро», «Новая земля», «Снежное королевство»… — зашептал Хавс. — Люди обожают придумывать для разных мерзостей красивые названия.

* * *

В тот вечер произошли два очень важных события.

Во-первых, нашёлся Гарри Питерс.

Во-вторых, Эжени сообщила о возвращении в Москву.

Но нужно рассказать обо всём по порядку.

Урок в Школе как раз подходил к концу. По иронии судьбы я рассказывал ребятам о Потопе и деятельности «Лиги спасения», о кошмарных бедствиях, о политических, социальных и экономических последствиях катастрофы. О гибели в океанской пучине целых государств, об исчезновении великих цивилизаций, о появлении нового мира, которому следовало пройти длинный путь от разрухи к процветанию. Ха! И вот к чему мы пришли! К экспериментам над людьми! К тому, что человеческая жизнь, оказывается, ничего не стоит.

Страшно, аж жуть.

Ребята галдели и завалили вопросами о прежнем мире, а у меня в голове вертелась только одна мысль: «вот-вот наступит новое „Холодное утро“. Неужели мы опять стоим на пороге катастрофы?»

Раздался слабый и неуверенный стук в дверь, и в классную комнату заглянула Жанна — сестричка пропавшего Гарри Питерса. Все ребята, как один, повернулись в её сторону, и девочка совсем смутилась.

— Мистер Орелли, извините… дело в том, что… папа попросил… — пролепетала она. Девчушка запыхалась, похоже, неслась, что было сил. На Жанну с любопытством взирали тридцать пар любопытных глаз.

— Так, ребята, я придумал задание. Через пять минут расскажете мне всё, что знаете о первых лидерах «Лиги спасения». Управитесь, освобожу от домашнего задания. Идёт? Отлично, — и я вышел в коридор.

Жанна стояла у окна и глядела в темноту. Маленькая, тонкая фигурка, длинные светлые волосы, заплетённые в тугие косы, унылая школьная форма. Девочка выглядела очень взволнованной и не знала, куда деть руки.

— Здравствуй, Жанна! Тебя прислал отец, верно? Что случилось?

Девочка подняла на меня сияющие глаза.

— Гарри объявился! — выпалила она.

Я ахнул. Я даже мечтать об этом не мог.

— Что? Как? Гарри вернулся?

— Нет, не совсем… Он не вернулся. Он прислал письмо. И деньги. Так много денег, мистер Орелли! — затараторила девчушка. — Вы не представляете! Папа попросил вас зайти к нам, если… если, конечно, вы найдете время… Он хочет поговорить. Сказал: это важно.

Гарри прислал письмо! Прислал письмо! Я должен был его увидеть! Возможно, в нём таился ключ к разгадке исчезновения мальчика.

— Конечно, я приду. Непременно, — я взглянул на коммуникатор. — До конца урока осталось пятнадцать минут. Ты же дождёшься, Жанна? Отлично! Слушай, кафетерий ещё работает, подожди меня там и обязательно купи себе что-нибудь. Хорошо? — я протянул девочке пару марок.

— Но, сэр…

— Без разговоров. Тебе нужно поужинать. И всё наладится, милая. Мы найдём твоего брата.

* * *

Меньше всего на свете я хотел вернуться в ту мерзкую, зловонную дыру, в которой жила семья Гарри Питерса, но что поделать? Я был просто обязан помочь родным пропавшего мальчика. А ещё… вдруг письмо Гарри прольет свет на его местонахождение, позволит выследить не только мальчика, но и его похитителей?

Меня встретил мистер Питерс, который, казалось, успел постареть лет на десять. Горе сделало своё чёрное дело. Он был бледен, глаза потускнели и запали.

— Как славно, что вы пришли, мистер Орелли! — он вымученно улыбнулся. — Я боялся: Жанна не застанет вас в Школе, а уже так поздно…

— Вы можете звонить в любое время. И я обязательно приеду. Жанна сказала: Гарри прислал письмо, — я сразу же перешёл к интересующей теме.

— Пожалуйста, проходите, присаживайтесь, — засуетился мистер Питерс. — Может, может… хотите чаю? У нас есть сандвичи…

Вот ещё! Не хватало мне объедать бедолаг!

— Нет, спасибо… — я устроился на постели Гарри.

— Вот письмо, мистер Орелли. Мы обнаружили его сегодня. Кто-то просунул свиток под дверь, — отец Гарри протянул развёрнутый лист синтетической бумаги. Такое письмо — очень большая редкость! Обычно все сообщения пересылаются в электронном виде. Никаких опознавательных знаков: почтовых штампов, печатей, адресов. Хм…

«Папа! Прости, что раньше не дал о себе знать. Мне запретили отправлять письма и забрали гаджеты. Я попросил одного человека принести письмо, ведь знаю: ты беспокоишься. Не волнуйся за меня! Я жив и здоров. Но нахожусь очень далеко. Здесь холодно, но мне это даже нравится. Здесь нет удушающей жары нашего района. Станция такая огромная, ты и представить себе не можешь её размеры! Я знаю, ты злишься, но я должен был уехать. Мне предложили работу далеко от дома. Секретную, важную. Мне хорошо платят. Не знаю, как скоро смогу навестить вас, но деньги постараюсь высылать регулярно. Люблю тебя, Жанну и деда. Ты же знаешь!

P.S. Иногда мне бывает страшно. Я боюсь их… и себя… Того, чему меня научили».

Лист выпал из рук и плавно опустился на пол. И без того тусклый свет померк. Нет дело было не в перебоях с электричеством, а во мне. Мозг перегорел от напряжения. Слишком много мыслей. Слишком много версий. Но… но… вот она, зацепка!

— Мистер Орелли, Гарри жив, я понимаю, это главное. Но работа, которую нашёл сын… Что-то с ней не так. Ох, всё не так. Он прислал тысячу марок! Для нас это огромные деньги, но… их цена… Мы люди небогатые, да, но разве я могу заставить мальчика работать там… Мистер Орелли! Я уверен, Гарри в беде! Скорее всего, он просто не мог рассказать в письме, что с ним случилось на самом деле. Я уверен: его похитили! И теперь держат где-то взаперти, используют, — по телу мистера Питерса прокатилась волна дрожи, его лицо сморщилось от боли. — Что мне только не приходило в голову, но это…! Нам не нужны никакие деньги, мистер Орелли! Только бы Гарри вернулся домой! Ему плохо, я это чувствую! И Жанна тоже! Умный мальчик нашёл способ связаться с нами, но это письмо… как определить, откуда оно пришло, кто его принёс, если на бумаге нет штампов…?

Мистер Питерс, его дочь и даже дед — все они смотрели на меня со страхом и мольбой. Они доверяли мне и просили спасти самое ценное, что у них было.

— Мистер Питерс, на бумаге в любом случае остаются следы, в том числе отпечатки пальцев. Стоит только провести экспертизу, как всё станет ясно. Я займусь этим сейчас же. И уже утром получу ответы. Я свяжусь с вами через несколько часов. Будьте уверены, мы найдём Гарри! Обязательно найдём!

* * *

Конечно, я упростил процесс поисков, чтобы не пугать родственников Гарри, которые и без того совершенно измучились. Для начала нужно было установить подлинность письма, убедиться, что его составил именно Гарри. Я вернулся в Школу, чтобы забрать письменные работы мальчика. Я не стал просить у отца Гарри тетради, зная, что эта просьба вызовет лишние вопросы. Итак, сначала нужно было определить автора письма, а потом просканировать бумагу на наличие отпечатков.

Я надеялся, что удача перейдёт на нашу сторону. И мы обнаружим хоть что-нибудь.

«Гарри прислал родным письмо и деньги. Гарри — носитель гена X, и ему предложили некую странную работу, которая его пугает. А ещё его пугают собственные способности. Хм… Там, где его держат, очень холодно. Холодно… Огромная станция… Космическая станция? Или у меня на радостях разыгралось воображение?» — размышлял я.

Покинув квартиру Гарри, я бросился набирать сообщения Хавьеру, Каролине и Гектору Бофорту.

* * *

Я вернулся домой только под утро, передал букет астр дроиду и отправился в гостиную. Отец говорил, что никогда нельзя оставлять свою девушку без букета цветов, и это правило я запомнил накрепко. Я покупал для Эжени астры, розы и орхидеи, остальные цветы она не признавала. Я сообщил девушке, что задержусь надолго, а потому она не должна была ждать меня. Но Эжени не ушла, Рита — ИИ моей квартиры — пропустила её внутрь. Я ожидал, что девушка будет крепко спать, но она бодрствовала. Сидела на софе и листала «Даму с камелиями»^[19].

— Привет! Прости, я очень задержался! Почему не спишь?

— Хотела дождаться тебя, — ответила она и захлопнула книгу. — Есть новости о Гарри Питерсе?

— Да, дроиды обнаружили отпечатки человека, который привез письмо мальчика. Найдём его — сможем добраться до Гарри! — поделился радостью я.

— Это хорошо, правда, хорошо, Алекс…

— Эжени, ты выглядишь так странно! — моё хорошее настроение как рукой сняло, когда я увидел её грустные глаза. — Что стряслось? Ты здорова?

— О Небеса, Алекс! — заскрипела зубами Эжени. Её раздражала моя сверхзаботливость. — Разумеется, здорова. Просто… просто через несколько часов я улетаю в Москву.

Ого! Неожиданно!

— Правда? Ладно. Могу отвезти тебя на аэровокзал. А когда ты вернёшься?

Никогда не забуду, каким отчаянным, тоскливым взглядом одарила меня девушка. Никогда. Признаюсь, в тот миг я испугался за неё. Случилось что-то ужасное! В этом не было сомнений.

— Эжени, что произошло? — я устроился на софе рядом с девушкой и обнял её хрупкие плечи.

— Я не вернусь назад, Алекс. Больше не приеду в Льеж. Никогда. Я разорвала контракт с каналом, прекратила стажировку. Я уезжаю навсегда.

Среди ясного неба прогремел гром, а затем засверкали молнии. Этого заявления я никак не мог ожидать. Какая-то глупость! Нелепость!

— Но… но что произошло? — прошептал я, ошарашенный, сбитый с толку, огорчённый, но далеко не до конца осознавший масштаб драмы.

— Мама возвращается из экспедиции, я должна встретиться с ней. И отец…

«Ах точно! Логинов со дня на день собирался приехать в Льеж. Наверное, Эжени рассказала отцу о встрече со мной, и он разгневался. Разумеется, в его глазах я был нищим оборванцем. Обидно, а что поделаешь?»

— Неужели всё так плохо, Эжени? Давай я поговорю с ним, всё объясню. Мы и не должны нравиться друг другу, но если это важно для тебя…

— Отец здесь ни при чём. Я же говорила, меня не волнует его мнение, — прорычала она.

Но тогда какого черта?

— Тогда почему…? Я что-то сделал не так?

— Нет, — прошептала девушка. И я заскрипел зубами. Что случилось? Что она скрывала? — Конечно, нет!

— Эжени, объясни, что произошло? Чем я могу помочь? — я крепче сжал её плечи, но она вывернулась. — Что я могу сделать? Я хочу помочь тебе! Я хочу, чтобы ты осталась! Ты можешь на меня рассчитывать, можешь мне довериться!

— Нет, не могу. Не могу, Алекс. Извини! — она оттолкнула мои руки и поднялась с софы. Казалось, девушка вот-вот зальется слезами. Неужели Эжени, и правда, собралась уйти? Вот так просто! Ни с того, ни с сего! Как это понимать? Неужели отец так её напугал? Или кто-то другой? Меня прошиб холодный пот.

— От кого ты убегаешь, Эжени? — не мог успокоиться я. — Объясни мне! Тебе угрожали? Скажи мне! — я трясся от страха за неё и уже почти кричал. — Скажи мне! Пожалуйста!

— Нет, я уезжаю по своей воле, — холодный тон, пустые глаза. Эжени быстро взяла себя в руки. А вдруг она издевалась?! Просто издевалась!

Несправедливо!

— В таком случае, не кажется ли тебе, что подобный побег выглядит странно? Нет? — я начал злиться. Понимаю, что не должен был, а всё равно гневался. Почему она так поступала со мной? Почему уходила, ничего не объяснив? Почему бросала меня? Сочла, что я неподходящая кандидатура на роль парня великой Эжени Логиновой? Получила ответы на свои вопросы, наигралась вволю и потеряла ко мне интерес? Несправедливо! Ужасно несправедливо! А я ещё и упрашивал её, обещал помочь, уверял, что всегда буду на её стороне. Эжени меня использовала. Только и всего. Да ещё и состроила грустную гримасу, чтобы отделаться малой кровью.

— Проклятье, Эжени! Разве я не имею права знать…? Почему ты не можешь объяснить? Почему?! — вот же беда! Кажется, я разнылся. Кое-как я взял себя в руки. — Слушай, я просто хочу убедиться, что ты в безопасности. И всё. Я не стану беспокоить тебя, если ты просто-напросто хочешь уйти. Это твоё право. Но если тебе нужна помощь…

— Замолчи, Алекс! Просто замолчи! — она, словно уменьшилась, сгорбилась. Эжени обхватила ладонями локти и низко опустила голову. Наверное, всё-таки стыдилась своего бегства.

— Я не хочу обидеть тебя, а всего лишь пытаюсь разобраться! Хочу понять тебя! Да объясни, наконец, какого дьявола происходит? — я окончательно разозлился и, схватив Эжени за плечи, легонько встряхнул её. Ох, чёрт! В следующую минуту я уже лежал на полу, остекленевшим взглядом пялясь в потолок. Голова раскалывалась от боли. Эжени стоило только пошевелить пальцами, а меня отбросило в другой конец комнаты. На этот раз она использовала свою силу намеренно, хотела показать, что я больше не её друг. Но почему? Почему?

Тогда мне казалось, я никогда не узнаю правду.

* * *

В ту ночь я так и не сомкнул глаз. Об Эжени я старался не думать. Я не знал, стоило ли ей звонить, но понимал: как и в случае с Региной, всё равно не утерплю. Как и Регина, она оставила меня без объяснения причин, а потому мне было обидно и больно. И я боялся, очень боялся за неё. Какой бы заносчивой, тщеславной и жестокой барышней ни была Эжени, я отказывался верить, что она была способна на подлость.

«Ох! Твой идеализм неизлечим, Алекс. Ты надоел ей, вот она тебя и бросила. Разве ты не знал, что так и будет? Разумеется, знал. А значит, не вздумай ныть! Разве твои беды сопоставимы со страданиями родных Гарри? Разумеется, нет. Они ничего не стоятничего…»

Как только я закрывал глаза, то видел их встревоженные лица, блестящие, полные мольбы и боли глаза. Они думали, что я их последняя надежда. Они рассчитывали на меня. И я не мог их подвести.

«На этот раз я всё исправлю… исправлю…», — думал я. Да, я порой перебарщиваю с драматическими эффектами.

Утром пришло сообщение от командора Бофорта.

«Возомнил себя героем, парень? Ты собираешься нарваться на крупные неприятности. А тебе это совсем ни к чему. Ты не должен так рисковать».

Нет, командор, просто обязан.

Глава 12

Хавьер.

Стейси терпеть не могла, когда её отвлекали от работы. Это Хавьер быстро усвоил и старался не беспокоить девушку, когда она настраивала дроида-фотографа, рисовала или переводила рукопись Акира Иширу. Но в тот день юноша не мог удержаться от гневных возгласов. Стейси как раз корпела над переводом, а Хавьер мерил шагами её студию и возмущался.

— Не верю, что она уехала, не предупредив тебя! Ты её лучшая подруга! Это заговор! Вы заодно!

Стейси тяжело вздохнула, отодвинула от себя листы синтетической бумаги и устало откинулась на спинку кресла.

— Я не знаю, почему Женя уехала. Я говорила тебе об этом, сто раз говорила! — возразила она. Как и всегда, девушка не повышала голос, но её тон был сердитым. — Ты ужасно утомил меня, Хавьер. Я понимаю: ты переживаешь за Алекса, но…

— Но что? — упёр руки в бока молодой человек, он угрожающе навис над Стейси, и девушка мягко оттолкнула его. — Он, по-твоему, во всём виноват? Да Ал и мухи не обидит! Он правильный до тошноты, не то, что я! Принц без королевства!

— Успокойся, Хавьер! — Стейси нахмурилась. — Ты напрасно бушуешь. Никто не обвиняет Алекса! Мне, например, он очень нравится. Он прекрасный друг. И Женя… Женя очень тепло к нему относилась. Уж я-то хорошо её знаю. Я и сама не понимаю, что произошло. Бросила пару ничего не значащих слов на прощание и уехала. Это совсем не похоже на Женю. Прежде она никогда так не поступала. Она импульсивна, это так. Но всё же она тщательно обдумывает каждое решение. Что-то случилось. Что-то скверное, вот Женя и сорвалась с места. Я пытаюсь выяснить, что произошло. Но ты же знаешь, когда Женя расстроена, к ней не подступиться. Даже если последую за ней в Москву, вряд ли что-то выясню. Пусть Женя успокоится, и тогда я серьезно поговорю с ней.

Хавьер запустил пальцы в волосы и растрепал их. Его синтетические зрачки недобро сверкали. Конечно, рассудительная Стейси была права. И всё же он продолжал злиться.

— Пусть только попробует снова прицепиться к Алексу! Будет иметь дело со мной! Не везёт бедняге с девушками, чёрт возьми! Предыдущая — Регина — тоже сбежала, ничего толком не объяснив. Ал после этого несколько месяцев походил на привидение. И теперь снова!

— Я не верю, что Женя уехала из-за Алекса. Нет, дело в другом. Говорю же, она не принимает спонтанных решений. Что-то заставило её сняться с места, кто-то напугал её. Хавьер, я попытаюсь разговорить её, а когда всё выясню, расскажу Алексу.

— Нет уж! Оставьте Ала в покое! В его жизни и без того хватает проблем.

Стейси снова тяжело вздохнула.

— Что бы там ни замыслила Женя, я доведу дело до конца, буду помогать вам, чем смогу. Я, кстати, завершила перевод рукописи Акира Иширу. И если тебе интересно, озвучу результаты.

Хавьер обнял девушку и поцеловал в макушку.

— Не принимай мои слова на свой счёт. Я злюсь, если кто-то огорчает Алекса. Он же мой лучший друг. Но не тебе держать ответ за поступки Эжени. Захочет — вернётся, а нет, ну и ладно! Расскажи, что ты откопала, сыщица! — юноша уже широко улыбался. На Стейси, как и на Алекса, он не мог долго сердиться.

— Отлично, — приободрилась девушка. — Тащи сюда кресло. Рассказ будет длинным.

— Итак, — начала Стейси, когда Хавьер устроился поудобнее. — Это своего рода записки или дневник. Мол, сегодня читал такую-то статью, выступал на конференции и прочее. Сюда же Акира записывал интересные цитаты, обнаруженные в книгах, наблюдения… короче говоря, всё подряд. Но! Внимание! Едва ли не на каждой странице присутствуют записи о носителях гена X. Знаешь, о чём он пишет? — Девушка повернула к Хавьеру сияющее лицо. — Об истории исследований! Если сложить все записи, выстроить их в хронологической последовательности, получится самая настоящая история! Акира, как и профессор Никифоров, оставил нам подсказки! Потребовалось время для того, чтобы выстроить эту цепочку. Надеюсь: ещё не поздно.

— Ты умница! Какая же ты умница! — вскричал Хавьер и снова бросился обнимать подругу.

— Так, погляди, что у меня получилось, — смутилась Стейси и отстранила от себя молодого человека. — Первые исследования начались пятьдесят лет назад, ещё до того, как были прерваны контакты с илионийцами. Павел Алексеев — специалист-генетик, работавший в исследовательском центре при Московском университете, был первым, кто начал изучать способности илионийцев. Сначала ни о каких опытах речь не шла. Он, похоже, был энтузиастом, писал статьи, беседовал с пришельцами. Алексеев прекрасно знал их язык и дружил со многими илионийскими специалистами. Он узнал, что пришельцы способны изменять молекулярную структуру воды, поэтому её форма становится другой. Алексеева восхищали их навыки, он писал о них, и, сам того не понимая, подвёл товарищей. Его статьями заинтересовались другие исследователи, и через них на него вышли технократы. Акира не знал наверняка, участвовал ли Алексеев в первых научных проектах, может да, может нет. О них он вообще мало что написал. Похоже, данные были уничтожены.

— Ага, засранцы испугались, что илионийцы их разоблачат! — хлопнул ладонью по столу Хавьер. — Лу’Каас прилетел на Землю, чтобы найти улики. Вот их и уничтожили, стёрли! Даа, кажется, пришельцы, и правда, взяли учёных за зад!

Стейси накрутила на палец длинную прядь волос.

— Так или иначе, пришельцы не нашли доказательств, но отношения были безнадёжно испорчены. Допустим, данные по какой-то причине были утеряны, и всё пришлось начинать с нуля. А без илионийцев это было сложно, не доставало материалов. Похоже, поэтому проект окончательно закрыли и начали работу над «Землёй-Атлантидой», узнали о допотопном оружии и решили его воссоздать.

— Но с «Новой Землёй» возникли серьёзные проблемы. Карсон их облапошил. И как же они поступили, как? Кто узнал о носителях гена X?

— Трудно сказать… — покачала головой Стейси. — Наверное, Акира и сам не до конца во всём разобрался. Скорее всего, просто не успел. Он, правда, до последнего оставлял записи… Мне удалось выяснить следующее: в 2997 году первый раз была диагностирована аллергия на линий. Препарат стал широко использоваться за два года до этого, и всё было хорошо, а тут, бац тебе, острая аллергия! Случай был единичным, но им заинтересовалась разработчица препарата Фиона Дан, она провела первичное тестирование, и пошло-поехало. Уже в 3000 году профессор Никифоров писал о носителях особого гена, у которых была обнаружена аллергия на линий. Термин «ген X» был введён в 2999 году академиком Михаилом Валевским…

— Постой-постой! — Хавьер ударил себя по лбу. — Подожди, Стейси! Ген X. «X» — это буква славянского алфавита. Михаил Валевский — славянин, ведь так?

— Конечно, работал в исследовательском центре при Смоленской академии медицинских наук… Но что?

— Слушай, — взволнованно начал молодой человек. — «Х» — славянская буква. Ген Х — это «холодный ген», благодаря которому илионийцы способны превращать воду в лёд… и … и наоборот! Понимаешь, «холодный ген»?! «Холодное утро»! С допотопным оружием ничего не получилось, оно оказалось слишком непредсказуемым, опасным, неуправляемым. Точно! — Хавьер мыслил вслух. — Точно! Бофорт говорил об «управляемом оружии». Носители гена Х и есть «оружие», люди, которые управляют стихией! Это же… это же как магия, верно? Ведь существовали и, очевидно, существуют до сих пор программы подготовки суперсолдат, невероятно сильных, выносливых, полулюдей-полукиборгов? Да чего только нет! Но это круче… гораздо круче! И «Снежное королевство»! Недаром у проекта такое название! Стейси, мы на верном пути! Слышишь?! Мы на верном пути!

— «Снежное королевство»? — изогнула бровь девушка.

— Пока это секрет. Но когда выведем ублюдков на чистую воду, всё расскажу. Так, на чём мы остановились? Был обнаружен «холодный ген».

— Не совсем, потребовался ни один год, чтобы расшифровать код его носителей. Это сделал Акира Иширу. Он писал, что на первый взгляд отличия отсутствуют, победили человеческие гены, но при детальном рассмотрении заметны особенности. Гена Х в чистом виде не существует. Это сочетание каких-то особенностей организма носителя, каких-то процессов. Всё сложно. Сюда Акира поместил крохи… Нужны его документы. И специалист, который их расшифрует.

— Ты и без него прекрасно справляешься, Стейси!!

— Не льсти мне, — усмехнулась девушка. — Акира Иширу не объяснил, что заставило его присоединиться к исследованиям. Может, он не подозревал, что всё сведётся к опытам над людьми.

— Он описывал опыты?

— Небеса, — поморщилась девушка. — К счастью, нет!

— Жаль… Для нас любое доказательство — на вес золота!

— Он, как и профессор Никифоров, упоминал о страшной ошибке… и только… Знаешь, Хавьер, я думаю: опыты начались не так давно, может, года два назад. И тогда Акира Иширу и Пётр Никифоров стали думать об уходе.

— А нет ли в тексте никаких упоминаний о том, что предприняли Акира и Никифоров?

— К сожалению, нет.

— Ничего, разберёмся и с этим. Мы близки к разгадке, мы почти у цели. Записи Акира Иширу придётся прятать и дальше. Никто чужой не должен узнать, что они у тебя. Я буду каждый день переписывать протокол ИИ твоей квартиры, чтобы стереть данные о работе с этой книжицей. Я и дальше буду отвозить тебя на работу и забирать домой. Если не смогу приехать, попрошу Ала. И так до конца расследования. Я не хочу, чтобы ты попала в беду. Стейси, если заметишь что-то подозрительное, сразу звони мне или Алексу. Не хочу, чтобы ты пострадала.

— Не бойся, дорогой, меня не так просто изловить! — заметила девушка и одарила Хавса загадочной улыбкой.

* * *

Хавьер направился на очередное ночное дежурство. Работа в тёмное время суток превратилась в привычку. Над городом собрались мрачные, тёмно-фиолетовые тучи, и здесь, в Верхнем районе, они казались неимоверно близкими. Они угрожающе нависли над головой молодого человека. Что же… погода соответствовала случаю. Возможно, Земля обозлилась на своих нерадивых детей, вообразивших себя богами, и решила наказать их. Впрочем, Хавс не любил философствовать и тратить время на бесполезные рассуждения. Он предпочитал действовать.

Стейси одолжила ему свой электрокар, чтобы юноша мог беспрепятственно передвигаться по Верхнему району. Правда, Хавьер этим не злоупотреблял, блеск, роскошь и праздность резали ему глаза. Но все-таки прокатиться на мощном каре, пусть даже по району богатеньких ублюдков, дорогого стоит. Шпили жилых башен в поздних сумерках светились синими, фиолетовыми и зелёными огнями, вода в фонтанах переливалась золотым и красным. Верхний район славится своей подсветкой. Но у Хавьера от обилия огней разболелась голова. Каждая голограмма транслировала пресс-конференцию, организованную Бенджамином Холинвудом и послом Лу'Каасом. На экранах постоянно мелькали лица людей и илионийцев. И прохожие, замершие у голограмм, не могли отвести глаз от диковинных пришельцев. Может, они решили, что это шоу? Забавная выходка кандидата в канцлеры? Ха-ха, очень смешно! А ведь если земляне и илионийцы не договорятся, может начаться космическая война. Война! Просто обхохочешься!

Дождь лил, как из ведра, когда Хавьер добрался до Зелёного сектора. Зато в полицейском участке было светло, и царило оживление. Взгляд юноши тут же выцепил светлую голову Регины, программировавшей огромную голограмму. Опять она! Хавс терпеть её не мог. Скверная девица! Слишком умная, слишком упрямая, да ещё и скрытная. Что-то с ней неладно!

— Мы выследили человека, который принёс письмо мистеру Питерсу, — обрадовала Хавьера Каролина. — Кит и Редж вот-вот привезут её к нам. Мисс Шелли и я в целях безопасности контролируем их передвижения.

— Её?

— Ева Шервуд, 2978 года рождения. Место регистрации: Барселона, ЕАК, — затараторил Майк. — По официальным данным, она работает воспитателем в детском саду. Как раз сейчас пытаюсь выяснить, чем миссис Шервуд занимается на самом деле.

— Мы не можем её арестовать, верно? Она же ничего не нарушила!

— Именно, Леон, — кивнула Каролина. — Она ни разу не привлекалась к ответственности. Законопослушная гражданка. Это будет не арест. Мальчики просто поговорят с ней, убедят помочь.

— А если она откажется?

— Проклятье, Леон! Не время страдать пессимизмом! Она поможет нам, и точка. Но об этом не должны узнать в Особом отделе. А так как все допросы автоматически записываются, мисс Шелли придётся перепрограммировать ИИ здания и заставить его некоторое время транслировать одно и то же видео. А я продолжу наблюдать за передвижениями Кита и Реджа.

— Отлично! Я помогу ей.

Хавьер устроился в кресле рядом с Региной. Она и бровью не повела, продолжила, не мигая, глядеть на экран. Юноша подключил датчик компа к виску.

— Не пойму, как ты умудрилась завоевать доверие командора! — зашипел он. — Но я доверять тебе не стану, и не надейся! Ты что-то замыслила, так ведь? Чего ты хочешь?

Регина закатила глаза.

— Ну! Чего молчишь?

— Если ты вызвался помогать мне только для того, чтобы отвлекать от работы, то можешь проваливать! — сердитым тоном заявила она. — Я не обязана ничего объяснять!

— А может ты крыса, а? Может, ты шпионишь для Гильдии или для технократов?

— Отставь эти глупые подозрения, Хавьер! У тебя нет оснований.

— Ты слишком много знаешь! Слишком много! И я не могу понять, почему ты стала работать сначала на Севра, а потом на Бофорта.

— У меня свои причины, Хавьер. И они тебя не касаются, — отрезала Регина. — Повторяю: не отвлекай меня. Я никак не могу установить глушитель.

— Ага! Совесть нечиста!

— Отстань, Хавьер!

Но юноша и не думал оставлять бедняжку в покое.

— Значит, у тебя есть причины. И меня они не касаются. А Алекса? Алекса они касаются?

Рука Регины дрогнула, экран слабо замерцал и погас.

— Чёрт…

— Запомни, женщина, ты можешь сколько угодно играть в свои игры, но они не должны затронуть Ала. Слышишь? Они не должны коснуться Ала!

— Я не причиню вреда Алексу, и ты прекрасно это знаешь. Только не Алексу. Ему и без того досталось.

— Сплетничаете? — Алекс положил ладонь на плечо Хавьера, и тот вздрогнул. Регина смутилась и снова уставилась на экран компа. — Нашли чем заняться! Редж и Кит приехали. Идёмте.

Алекс не стал дожидаться друга, и Хавьеру это было даже на руку.

— В отличие от Ала, я не добренький, Регина. Я не спущу с тебя глаз и если узнаю, что ты хочешь предать нас, жалеть не стану. Запомни это.

Регина презрительно фыркнула и этим чертовски его разозлила.

* * *

— Я думал: ты не приедешь. Чертовски поздно! Почему не остался дома? — заметил Хавьер, расположившись напротив Алекса. Последний откинулся на спинку кресла, вытянул ноги и закрыл глаза. — Выглядишь ужасно! Ты, вообще, спишь? Хоть пару часов в сутки?

— Угу… Завал на работе…

— Завал, завал… Твоя работа — не чета моей. Вот где самый настоящий завал! — заворчал Хавьер.

— Кит позвонил, сказал, что Ева Шервуд будет говорить только со мной, — Алекс ответил на первый вопрос друга.

— Ого! Значит, Гарри Питерс рассказал ей о тебе. Выходит, парнишка доверяет этой женщине. Нужно вытянуть из неё как можно больше информации, слышишь, Ал? Только не вырубись…

Алекс усмехнулся, и мрачная складка, пересекавшая лоб, немного разгладилась.

— Я выстою, не паникуй! Хотя чашечка кофе пришлась бы как раз кстати… Вызови, пожалуйста, дроида, дружище!

* * *

Ева Шервуд, миниатюрная женщина с густыми чёрными волосами, заплетёнными в косу, выглядела напуганной. Она беспомощно озиралась по сторонам, словно искала путь к отступлению. Несмотря на то, что полицейские всячески пытались успокоить бедняжку и убедить в том, что она в безопасности, женщина неохотно отвечала на вопросы.

— Я учитель Гарри — Александр Орелли. Мальчик рассказывал обо мне, верно? Просил что-то передать? Пожалуйста, помогите мне, миссис Шервуд! Только вы можете помочь! Я хочу найти Гарри.

— Это невозможно, мистер Орелли. Вы не сможете его найти.

— Почему? Почему? — не выдержал Хавьер, который после часа расспросов уже решил, что женщина издевается над ними. — Потому что он не на Земле, а на космической станции? Скажите, да или нет? Да или нет, чёрт возьми? Скажите хоть что-нибудь!

— Успокойся, Леон! Прекрати кричать! — Каролина оттащила юношу от Евы Шервуд, которая проводила его испуганным, затравленным взглядом.

— Миссис Шервуд, — тихим и ласковым голосом обратился к ней Алекс. — Не бойтесь. Никто не причинит вам вреда, никто не оставит в беде. Будьте уверены! Только помогите нам! Прошу вас! Отец Гарри уверен, что мальчику грозит опасность. Он ужасно переживает! Он хочет вернуть сына домой. И только вы можете помочь! Пожалуйста, расскажите, где сейчас находится Гарри.

Лицо женщины посерело от страха, по щекам покатились слезы.

— Да что же это такое? — разозлилась Каролина. — Вы совершенно её замучили. Пожалуйста, успокойтесь, миссис Шервуд! Никто вас не обидит. Понимаю, вы напуганы…

— Нет, не понимаете, — прошептала женщина. — Я пожалела мальчика. Он сказал: его семья остро нуждается в деньгах. Я не смогла отказать. Но вы не понимаете… меня убьют, как и остальных.

— Как и остальных? — насторожилась Каролина. — Вы говорите о Питере Никифорове и Акира Иширу?

— И о Йозефе, о Мэгги… об остальных, о тех, кто ушёл и не вернулся, — тихо-тихо проговорила миссис Шервуд.

Полицейские переглянулись, и уже через мгновение «команда Каролины» окружила женщину.

Первый вопрос — самый важный. И каждый хотел его задать.

— Вы были знакомы с этими людьми, миссис Шервуд, верно? — спросил Хавьер. — Где вы познакомились с ними?

— Мне трудно говорить… И страшно… Они все погибли, и я… Возможно, я поступила ужасно, я не должна была соглашаться на эту работу, но мне были нужны деньги… на лечение дочери… Клянусь, мне не сказали, с чем будет связана работа. Когда я узнала, что от меня потребуется, то хотела уйти. Но мне пригрозили… Да и где бы я взяла деньги?

— С чем была связана ваша работа? — спросил Алекс.

— Мне предложили должность воспитателя для детей специалистов, которые работали в исследовательском центре на Селении. Конечно, я не хотела уезжать, но деньги, которые мне посулили… А потом я узнала, что на самом деле происходит в исследовательском центре… — крупные слёзы катились по щекам женщины, она с трудом подбирала слова. — Я скопировала кое-какие данные, когда покидала станцию. Возможно, это поможет вам. Но, пожалуйста, не заставляйте рассказывать об этом… Они следят за мной, я уверена… а моя семья… Что будет с моими детьми? Возможно, они уже знают, что я здесь…

— Почему вы так уверены? — спросил Майк.

— Они могут отслеживать наши передвижения. Иначе как бы они узнали о местонахождении Йозефа, Мэгги, профессора Никифорова и других несчастных?

Хороший вопрос!

— Чипы! — прошептала Регина. — Отслеживающие чипы! Наверное, они барахлят… Слишком большое расстояние. Но в масштабе станции… вот как они узнали, кто и чем занимался! Возможно, им удалось наладить связь между чипами и головным компьютером. Они выследили убитых и вызвали гильдейцев.

— Она права! Черт возьми, она права! — вскричала Каролина. — Чипы. Самоуничтожающиеся отслеживающие чипы. Помните, что говорили прохожие, которых опрашивали в связи с убийством Никифорова? Они слышали хлопок! Он раздался и на площади в Синем районе… Чипы-ликвидаторы! Вот что убило тех несчастных. Когда в них стреляли гильдейцы, они были уже мертвы или умирали, — детектив Фишер расхаживала по комнате, нервно заламывая руки. — Нас повели по ложному следу, навязали версию о заказных убийствах. Вот поганцы! Леон, открой любое заключение медицинской экспертизы.

— Я выучил их наизусть. И там ни слова про чипы или про то, что от них осталось… Да и в Синем районе было зафиксировано несколько хлопков.

— Гильдеец использовал огнестрельное оружие, когда прорывался сквозь толпу, — заметил Алекс.

— Слушайте, есть ведь и ядовитые чипы, — заявил Редж. — Они растворяются, и токсин тут же попадает в кровь. Летальный исход гарантирован.

— Небеса! Ужасы-то какие! — шипел Хавьер, потирая запястье, в которое был вживлён чип Бофорта.

— Акира Иширу! — хлопнула в ладоши Каролина. — Его отравили. Возможно, это сработал чип. И только потом в его квартиру проникли гильдейцы, очевидно, искали документы.

— Миссис Шервуд, вам вживляли какие-нибудь чипы или имплантаты? Может быть, в медицинских целях… — Алекс смертельно побледнел.

— Не помню, не могу сказать…

— Говорите, вы скопировали какие-то данные? — спросил Редж. — Вот беда! Возможно, они уже знают об этом!

— Замолчи, ты пугаешь её! — зашипела Каролина.

— Я свяжусь с командором! — объявила Регина. — Нужно вывезти миссис Шервуд из города и немедленно.

— Но тогда они узнают… — запротестовала Оливия.

— Просканируем чип и удалим его. Если повезёт, они спишут потерю связи на новый сбой, — заявила Каролина.

— Что?! — вскричала миссис Шервуд. — Удалить… О нет!

— Нужно действовать. Вызовите медицинского дроида. Мисс Шелли, свяжитесь с командором. Сегодня ночью потребуется его помощь. Хавьер и Алекс, скопируйте файлы и просмотрите каждый из них. Будет славно, если найдёте, за что можно зацепиться.

* * *

— Как успехи? — обратилась к молодым людям Каролина. Только-только рассвело, и единственным, о чём мечтали Алекс и Хавьер, был сон. А детектив Фишер оказалась неутомимой. — Нашли что-нибудь?

— Как сказать… не хочу тебя разочаровывать… — прошептал Алекс, растирая красные глаза.

— Этих данных будет недостаточно, чтобы возбудить дело, — грустно проговорил Хавьер. — Большинство сведений совпадают с теми, что передал командор. Правда, имеется подробная карта станции, но она, явно, официальная.

— Ещё есть штатное расписание, но тоже официальное. Можно, конечно, пробить всех указанных специалистов по базе, но это же чертовски долго. Ещё имеются бухгалтерские отчёты, сметы, списки закупок (ни о каких медикаментах речь не идёт). Покупают только оборудование для производства холодильных установок, продукты питания… Короче говоря, я проверил: официально ничего запрещённого не приобретают. Единственное, что действительно может пригодиться, это план рабочих смен на станции. А остальное нам не поможет.

— Проклятье! — прорычала Каролина. — Очевидно, они поняли, что кто-то копает под них! Проклятье! Что же делать?

Хавьер заметил, что рука Алекса сжалась в кулак. Бесспорно, он принял решение. И юноша боялся, что оно выйдет лучшему другу боком. Увы, Ал мог быть невероятно упёртым, особенно когда дело касалось его принципов. Невинные люди, запертые на ужасной станции, нуждались в помощи. И если кто-то и мог отказать им, то только не Алекс. Хавьер знал, что над другом тяготела мрачная тень развлекательного центра «Бриллиант».

— Ал, то, что задумал Бофорт, очень опасно. И это, да ты и сам всё прекрасно понимаешь, это безрассудство! Мы не можем рисковать! — зашептал Хавьер, он слишком дорожил Алексом, чтобы сразу опустить руки. — Ты не можешь так рисковать! Может, может, он тебя и не выберет…

— Нет, если кому и лететь, так это мне. Я носитель гена X, я гвардеец. Меня можно подготовить к операции гораздо быстрее, чем…

— Ой, замолчи! — рассердившись, Хавс ногой отпихнул кресло-трансформер, и оно рухнуло на дроида-официанта. Звон разбитых чашек заветного кофе заставил всех помощников Каролины оторваться от экранов компов. — Не воображай себя героем! Ты самоубийца! Самоубийца!

Хавьер ретировался раньше, чем полицейские начали возмущаться. Он оставил друга наедине с мрачными мыслями и сомнениями, которые гудели в голове, как потревоженный улей.

* * *

— Миссис Орелли, я беспокоюсь об Алексе. Вы ведь знаете, в какую опасную авантюру он ввязался и чем это может закончиться. Но я уверен: если вы попросите, он обязательно откажется, — на самом деле, Хавьер вовсе не хотел втягивать маму лучшего друга в это грязное дело и посвящать в детали расследования. Ему нравилась Катерина Орелли. В отличие от его строгой матери, она была ласковой и нежной, и когда Хавс был ребёнком, баловала его всякими вкусностями. Миссис Орелли предоставила Алексу полную свободу действий, но все прекрасно понимали: она ужасно переживает за единственного сына. Алекс обожал мать и постоянно корил себя за то, что доставляет ей новые проблемы и неудобства, огорчает её. И Хавьер надеялся, что победит любовь, а не проклятое чувство долга. Если уж Алекс его не слушал, от матери он не отмахнётся.

Катерина Орелли устало прикрыла глаза рукой. Её жесты, тревожная складка, пролёгшая между бровей, изгиб губ напоминали Хавсу об Алексе. Его друг был поразительно похож на мать, но упрямым нравом пошёл в отца. Ал, в отличие от Хавьера, был благоразумным и ответственным, и его нельзя было назвать беспечным. Но когда дело доходило до спасения людей, юноша слетал с катушек и напрочь забывал о здравом смысле. Но может, он вёл себя, как должно, а Хавьер осуждал его потому, что был трусом. Хм… молодому человеку не нравилась подобная мысль.

— Я говорила с ним на эту тему, — прошептала миссис Орелли. — Я знаю: Александр не хочет меня тревожить и сделает всё, что я попрошу. Но не в этот раз. Имею ли я право задерживать его?

— Да вы что! Вы хоть понимаете…? — рассердился Хавс и всплеснул руками, едва не смахнув на пол тарелку. К счастью, стальная рука дроида поставила её на место. Злость юноши мигом улетучилась, стоило только ему встретиться взглядом с миссис Орелли. Грустные глаза, пронзительные, смертельно уставшие, окаймлённые сеточкой морщин. — Простите, я забылся… Я же… я боюсь за Алекса.

— Я тоже. И никогда не перестану бояться. Никогда не буду до конца уверена, что он в безопасности, — Катерина Орелли перевела взгляд на пузатого дроида, раскладывавшего по тарелочкам кусочки чизкейка. Маленькая кухня словно вышла из детских воспоминаний Хавьера. Старенькие, частенько зависающие дроиды, круглый стол, занимающий большую часть комнаты, полочки, шкафчики… Безопасное место, иначе и не скажешь.

«В доме Ала так легко забыть, в каком проклятом мире мы живём!» — подумал Хавьер.

— Он сделает всё, что скажу, — повторила миссис Орелли. — И будет страдать, никогда не простит себе, что оставил тех людей. Произошедшее в центре «Бриллиант», никогда его не отпустит. Алекс винит себя в том, что не смог помочь всем. Пусть он и не виноват. Он хочет отыграться… Хочет хотя бы в этот раз поступить правильно. Вернее, Алекс так считает. Но всё равно я не смогу разубедить его… Понимаю, звучит глупо, но, может, это ему поможет, вернёт к жизни…

Хавс запустил пальцы в волосы и потянул за локоны, точно собирался вырвать их с корнем. Брови миссис Орелли страдальчески изогнулись, похоже, она не верила в собственные слова.

Развлекательный центр «Бриллиант». Нет, лучше об этом не думать! Хавьер сумел отгородиться от болезненных воспоминаний, а вот его друг никак не мог.

— Мне кажется, я понимаю Алекса. Даже я не могу спокойно жить с мыслью о том, что людей, таких же, как мы, держат взаперти на станции, ставят опыты. Опыты! Неужели мы забыли, что значит, быть людьми? Забыли? Возможно, Алекс сможет им помочь, — она ласково, но печально улыбнулась Хавьеру. — Я верю в него. Всё поправимо. Разве думала я, что в мой дом наведаются илионийцы? Пришельцы! Разумеется, нет. И вот они здесь!

* * *

В гостиной Алекс оживлённо беседовал с послом Лу'Каасом и его племянницей. Они и не заметили, как вошёл Хавьер. Ну и дела! Эти создания из другой галактики — близкие родственники Ала. Хавс никак не мог к этому привыкнуть и часто ловил себя на мысли о том, что разглядывает их с открытым ртом.

— Она вспомнила меня! Я в этом уверен! Когда я дотронулся до её руки, Летиция подняла глаза, — глубоким и печальным голосом рассказывал посол. — Она узнала меня… не сразу, но потом она сказала: «Ксандр». Она вспомнила моё имя!

Гортензия ласково похлопала дядюшку по плечу и улыбнулась, а Алекс остался грустным и задумчивым. Он давно расстался с иллюзиями. Его бабушка была серьёзно больна и вряд ли понимала, что происходит. А посол… посол ждал этой встречи долгие сорок лет. Каково ему теперь, когда мечта разбилась на мелкие осколки? Когда любимая женщина выжила из ума, а сын погиб?

— Может быть, есть средство, способное помочь ей? — спросил Лу'Каас с наивной надеждой, свойственной, наверное, только пришельцам.

— Простите, сэр, — пробормотал Алекс. — Но наши лекарства лишь замедляют процесс разрушения мозга, излечить бабушку они не способны.

Хавьер нервно топтался в дверях, лишний, совершенно лишний персонаж в семейной сцене. Юноша хотел было покинуть комнату, но заданный Гортензией вопрос поверг его в шок.

— Алекс хочет обучиться нашему искусству-нарин. Как думаешь, дядя, это возможно?

— Что? — встрепенулся посол. — Учиться? Александру? Но зачем?

«Действительно, Ал, зачем?»

— Возможно, ваши навыки помогут мне спасти людей, запертых на станции.

— Я не уверен, что этому можно научить… человека… По крайней мере, мне не доводилось видеть ничего подобного…

— Но, сэр, учёные думают, что в потомках илионийцев можно развить этот навык.

— Знаю, но боюсь: они ошибаются. И от этого только хуже… Бесспорно, илионийская кровь даёт кое-какие преимущества, но ваши… ваши гены всё равно доминируют.

— Алекс — наш близкий родственник, возможно, это ему поможет. Я буду учить его, — сообщила Гортензия. — В конце концов, происходящее на станции касается и нас. Эти люди нам не чужие.

Хавьеру стало во сто крат хуже. Если уж илионийка хотела спасти бедолаг, то он, защитник пострадавших и угнетённых, и подавно должен был. А юноша только злился. Но как же, как же он мог отпустить Алекса одного, оставить без поддержки и просто-напросто ждать новостей?

* * *

— Что ты удумал, Ал? Учиться, чёрт знает, чему! Что за блажь? — Хавьер ждал удобного случая, чтобы поговорить с другом без свидетелей, и, наконец, дождался. Пока илионийцы беседовали с Катериной Орелли и знакомились с её мужем, Хавс и Алекс решили немного размять ноги и побродить по уровням жилой башни.

— Тсс, не вопи!

— Мы на техническом этаже! Здесь даже дроидов нет. Могу вопить и топать ногами, сколько влезет. Ты вообразил себя благородным джентльменом, спасителем рабов, как твой любимый персонаж — капитан Блад. Или на кого ты похож, на испанского рыцаря, который боролся с ветреными мельницами?^[20] Ты не сможешь их спасти! Не сумеешь их вытащить! Ты не готов, а до стыковки со станцией осталось десять дней! И если попадёшь туда, то уже не выберешься!

— А что ты предлагаешь? — рассердился Алекс. — Оставить их там? Нет? А как, в таком случае, доказать, что на станции было совершено преступление? У нас нет письменных доказательств, только показания Евы Шервуд. Кто станет её слушать? Остальные свидетели — мертвы или заперты на станции. Дело непременно закроют, технократы откупятся, и всё начнётся сызнова! Нет, мы должны найти документальные подтверждения, фото и видео файлы… И как можно скорее вернуть людей на Землю.

Хавьер забрался на широкий подоконник и щекой прижался к нагретому солнцем стеклу. Он молча глядел на ряды жилых башен, на мчавшиеся в Центр электрокары, на стайки пешеходов, перебиравшихся с одной платформы на другую, и чувствовал себя до невозможности беспомощным, уставшим, разбитым. Алекс был прав, но разве это гарантировало ему победу над врагом? Подумать только! ЕАК — государство благополучия, в котором людей, гражданских, мирных жителей намереваются использовать в качестве оружия. А если Лу’Каас прав? Если человека нельзя научить искусству илионийцев? Если всё было напрасным: исследования, проекты, убийства, жертвы?

— Ты прав, конечно же, ты прав. Но я не могу отделаться от мысли, что план Бофорта окажется провальным. В нём же столько дыр, Ал! А вдруг Уорбек передаст им сведения о тебе? Вдруг они поймут, что ты шпион? Вдруг они вживят тебе чип? Нет, они обязательно вживят чип и будут отслеживать передвижения! И как ты вывезешь этих горемык со станции?

Алек тоже взобрался на подоконник и придвинулся к другу.

— Слушай, мне тоже страшно. Очень страшно, хоть и стыдно признаваться. И всё равно я надеюсь… Слушай, у командора на станции имеются свои люди. Контакты с ними успел наладить Севр, а теперь на них вышел Бофорт. Это сотрудники технической службы, у них нет доступа в лаборатории, поэтому они не могут выслать данные об исследованиях, но помогут мне продержаться на станции до прихода Бофорта и его людей. Они установят глушители, уничтожат данные, которые запишутся на чип, и прочее. Я не буду там один, Хавс!

Хавьера эти доводы не убедили.

— А можно ли доверять твоим так называемым союзникам, Ал? Что если они подставили Севра? Кто-то же его разоблачил! Они припёрли к стенке специального агента, раскусить тебя им не составит труда! Нет, нужен другой план. Нужно дождаться итогов выборов. Если Холинвуд станет канцлером, он закроет программу. И всё. Никому не будет нужна твоя дурацкая жертва.

— Даже если Холинвуд станет канцлером, то не сможет свернуть программу без веских причин. Её же спонсируют магнаты. Мы должны доказать, что работники станции нарушают закон. Иначе программу никогда не закроют. И как, по-твоему, поступят илионийцы?

— Тьфу ты! — вскричал Хавс. — Не верю я в безвыходные ситуации!

— Детектив Леон не зря сомневается, — над головами юношей раздался холодный голос Гектора Бофорта. Они вздрогнули и одновременно подняли глаза. Командор, неизменно облачённый в зелёную форму, глядел куда-то в даль. — План действительно рискованный.

Невозмутимость Бофорта ещё сильнее разозлила Хавьера.

— Значит, если пожертвуем Алексом, всё наладится?

— Хавьер! Никто не собирается приносить меня в жертву! Что за глупость? Я буду работать под прикрытием, и всё. Если и дальше продолжим спорить, ничего не изменится. Проблема никуда не денется!

— Леон, твои слова напоминают доводы Антония Севра, — заявил командор и, к удивлению молодых людей, пристроился рядом с ними. — Он ведь тоже участвовал в операции по спасению учёных с «Новой Земли». Он был против плана командира…

— Сэр, — ахнул Хавс. — Неужели он предложил бросить их? Оставить умирать?

Командор кивнул, сверкнув ярко-синими глазами.

— Но я же не…

— Нет, ты бы оставил их, Леон. Они тебе чужие, а Алекс Орелли — твой друг. Как думаешь, почему Севр был против? Он знал: большинство его друзей погибнут. Друзей, которые служили с ним в Африке, которые плечом к плечу шли с ним в огненное пекло, которые защищали и поддерживали его, не давали сломаться. Друзья, которых он любил. И они уходили на бойню, а он оставался. Антоний, знаете ли, был одним из лучших пилотов, он должен был подвести корабль на нужное расстояние, но только тогда, когда мы отключим силовое поле. Он видел, как умирали его товарищи, видел, как они тонули, как они горели… И это куда страшнее, чем наблюдения за страданиями чужих людей. Гораздо страшнее, парни. Я думал: у Севра поехала крыша, винил его в трусости, в малодушии, подозревал его. Но может, он был прав? Кто был прав, Леон? Антоний, который хотел уберечь друзей? Или его командир, который пытался вывезти с тонущего острова группу безумных учёных? Молчишь, малец? Кто был прав, детектив? — оскалился командор.

— Они оба, сэр… — побледнев, как полотно, прошептал Хавьер. — Нельзя считать чью-то жизнь менее ценной, чем другие.

— Верно, парень. Они оба были правы. По-своему. И каждый остался при своём мнении. Хотя, сдаётся мне, потом Антоний изменил мнение, ведь неспроста он начал копать под технократов. Он не мог не знать, что ему грозит смертельная опасность.

— Вы думаете, что агент Севр испытывал чувство вины и поэтому рискнул жизнью? — прошептал Алекс, явно, впечатлённый словами командора.

— Да, я так считаю. По-моему, и Питер Никифоров, и Акира Иширу испытывали чувство вины и пожертвовали собой ради горстки несчастных, которых они вывезли со станции и, очевидно, хотели спрятать.

— Стиг, Лисянский, Чан Фиа, Стасюк и другие? — закивал Хавьер. — Ах чёрт!

— И твой друг, Леон, тоже хочет загладить вину, — командор кивнул в сторону Алекса, и тот болезненно поморщился. — Только он, похоже, ни в чём не виноват. Что же… и Тони не был повинен в гибели сослуживцев, они исполнили свой долг. Он же смотрел, как они умирают, и не мог помочь. Не это ли навсегда изменило его? Или сломало? А что сломало тебя, лейтенант Орелли?

Разумеется, он знал! Так зачем же спрашивал? Чтобы помучить? Алекс нахмурился, но более ничем не выказал волнение.

— Так что, парни? — изогнул бровь командор. — Что выбрать? Свою жизнь? Или жизни других людей? Жизнь человека, которого вы любите, или чужая жизнь? Десятки людей заперты на космической станции, и творится там чёрт знает что. И вы знаете: никто не поможет им, кроме вас, никто их не спасет. Так как же быть? Существует ли вообще выбор?

«Кто же знал, что проклятый командор окажется философом? А ведь и правда, что же делать?!»

— Раз всё решено, так зачем нагнетать? — вздохнул Хавьер. — Будем импровизировать.

— Золотые слова, Хавс! — усмехнулся Алекс, но его глаза мрачно сверкали. А командор Бофорт снова уставился в пустоту мёртвым взглядом.

Каждый из них был надломлен судьбой, но продолжал бороться и принимать решения. Идти вперёд, совершать поступки. Скрипя зубами, делать выбор, пусть даже самый трудный. А иначе никак.

* * *

Три дня спустя.

— Привет, Ал! — Рита, ИИ квартиры, впустила Хавьера в дом друга. Юноша хотел переждать бурю, которая бушевала в его квартире, стоило только Христине заглянуть на огонёк. Хавьер хоть и любил сестру, едва ли мог продержаться в обществе этой оторвы больше часа. — А я запасся едой! Пируем!

Ответа не последовало, и юноша поспешил в гостиную. Алекс спал на софе, свернувшись в клубочек и укрывшись шерстяным зелёным пледом с пушистой бахромой. А рядом с ним пристроилась Регина и глядела ласковыми глазами.

Регина! Какого чёрта она снова прицепилась к Алу? Захотела его вернуть? Нашла время! Зачем тогда уходила? Зачем предавала, если любила?

Девушка носила чёрную мешковатую одежду: брюки и кофту с капюшоном, скрывавшим светлые волосы. Заметив разгневанного Хавьера, она прижала палец к губам.

— Что ты здесь забыла? — зашипел молодой человек, когда Регина вышла за ним в коридор. — Никогда не поверю, что это Ал тебя пригласил.

— Он и не приглашал. Он устал. Точно принял сильное снотворное и вырубился. Скверный выдался денёк. Я беспокоилась о Алексе и поэтому пришла. Хотела убедиться, что он здоров и не нуждается в помощи, — ишь ты, какая добренькая! — Перепрограммировала Риту и внесла своё имя в список гостей. Он уже спал, как убитый.

— Ну ты даёшь! От тебя не скроешься! Можешь вломиться, куда угодно! Никакого такта! Убедилась, что он в порядке? Теперь уходи! — Хавьер не собирался церемониться с наглой девицей. Но Регина не обратила внимания на его слова. Чертыхаясь про себя, Хавс передал дроиду пакет с продуктами и отправился на кухню. — Так уж и быть, поем в одиночестве. Макс, — обратился он к роботу. — завари, пожалуйста, чай. А лучше цикорий, кофе-то мне больше нельзя.

Пузатый дроид принялся исполнять указания и загремел чашками.

— Старый-добрый Макс! — улыбнулась Регина, она уселась аккурат напротив Хавьера, намереваясь мозолить ему глаза. — Нужно обновить его прошивку, а то подвисает.

— Не воображай, что можешь здесь хозяйничать! Это уже не твой дом. И какого дьявола ты снова вмешиваешься в жизнь Ала? Ты появилась не к месту и не ко времени.

Регина забрала из стальных рук Макса чашку и крепко сжала её гладкие бока.

— Есть вещи, которые я не могу объяснить, — прошептала она. — Никому. Я не стану донимать Алекса и навязывать своё общество. Исчезну, как только расследование закончится.

Что-то в облике девушки, может, сгорбленная спина, может, склонённая голова, может, грустные глаза заставило Хавьера пожалеть её. Печальная малютка.

«Полегче, Хавьер, это же мерзкая лакричная палочка Регина!»

— А почему ты сбежала? Почему исчезла? Поступила на службу к Севру, так?

— Да.

— Скажешь, у тебя не было выбора? — Хавьер снова начал злиться. — Не было?

— Не было.

— Значит, так и будем перекидываться ничего не значащими фразами?

— Значит, так и будем. А впрочем… Что ты хочешь узнать? Да, я сбежала, да, бросила Алекса. Я хотела его защитить, не спрашивай, от какой угрозы. Тогда я и сама не знала. Это ведь я стёрла данные из его медицинской карты. И из карты его отца. Об аллергии на линий. Думаешь, почему его до сих пор не обнаружили? Остальных выследили с помощью базы данных, выбрали среди носителей безработных, малоимущих, студентов, то есть представителей самых незащищённых категорий населения, и принялись обрабатывать. Кому-то предложили работу, кого-то пригласили на стажировку, кому-то выделили стипендию. Их методично и постепенно завлекали в сети, а когда бедолаги туда попали, выбраться на свободу уже не смогли. Как я поняла, некоторые из них безвылазно жили на станции, например, Лисянский. А кого-то отпускали на время, чтобы не вызвать подозрения у родственников. Мэгги Стиг то и дело навещала родных. Уж не знаю, как они вышли на миссис Стиг, она же гражданка Штатов… В один прекрасный день она не вернулась на станцию, а потом Никифоров и Акира Иширу начали вывозить оттуда других… ммм… подопытных. Но они не смогли извлечь чипы, поэтому несчастных и выследили.

— Складная теория, дьявол тебя подери!

— Это не теория. Уверена: так всё и было.

— Тогда это самый настоящий заговор! Если у ублюдков такие обширные связи, то разоружить их будет трудно…

— Именно. Их нужно поймать с поличным, собрать компромат. Программу «Снежное королевство» спонсируют космические магнаты, но нужно узнать, кто из них финансировал опыты, а кто создание холодильных установок. Влюбом случае, их прикрывают технократы, возможно, даже сам канцлер. А люди для них — всего лишь инструменты. И их жизни ничего не стоят.

Хавьер сжал руку в кулак.

— Дерьмо!

— Мне предстоит восстановить данные медицинской карты Алекса. Какая ирония! — Регина поставила на стол пустую чашку. — Всё, чем я пожертвовала, всё, что я отдала… Всё это было напрасно.

Хавьер смущённо отвёл взгляд. А каково будет Алексу, когда он узнает, что невеста оставила его лишь потому, что хотела защитить?

— Ала вот-вот отправят на станцию. Не время хандрить, Регина! Ещё нужно вытащить его оттуда.

— Сперва его нужно туда отправить. Бофорт придумал дерзкий план. Через неделю он отвезёт Алекса на Берлинский космодром, там его уже будут ждать люди командора.

— Информаторы Севра, так?

— Так. Они отвезут его на станцию и будут приглядывать за ним, пока мы не прилетим. Будут отслеживать передвижения, удалять записи камер, помогут наладить связь с носителями гена Х, снабдят записывающей аппаратурой… И оружием, если потребуется.

— И им можно доверять? — поднял брови Хавьер. — Можно во всём на них положиться?

— Ни на кого нельзя положиться. Но я лично изучала их профили, контакты, переписку. И поэтому они не посмеют подставить Алекса. Его доставят на станцию, и там он пробудет неделю. Ещё агент Севр предположил, что станция двухуровневая. На первом уровне производят установки, на втором — проводят опыты. Наши люди помогут Алексу освоиться и попасть на первый уровень, именно там расположена посадочная площадка. Как только Алекс будет готов, как только соберет компромат, люди командора вывезут его и носителей гена Х со станции.

— Звучит складно И всё равно… ты беспокоишься, верно? Что, по-твоему, может пойти не так?

— Всё может пойти не так, Хавьер. Всё.

— Вот дьявол!

— Вот именно.

* * *

Неделю спустя.

Меньше всего на свете Хавьер ожидал, что обнаружит на пороге участка Эжени. Белая, как мел, и взъерошенная, она бросилась к юноше и, к удивлению последнего, вцепилась в воротник его рубашки.

— Я только что узнала! Только что узнала! Алекс! Он ещё не уехал?

— Улетел два часа назад, — одними губами прошептал Хавьер. Налитые кровью глаза Эжени расширились, она выпустила воротник молодого человека, сделала два шага назад и пошатнулась.

— Значит, опоздала… — прошептала она. — Опоздала….

— Как ты узнала о его отъезде? Неужели Стейси разболтала?? — упёр руки в бока Хавьер.

Операцию держали в строжайшем секрете, но Стейси всё же была посвящена в некоторые детали. Юноша мысленно ругал себя за болтливость. Попробуй теперь отделаться от этой мегеры Эжени!

— Я приехала, как только смогла… — девушка прижалась к двери и начала сползать на землю. Едва ли Хавьеру доводилось видеть Эжени в подобном состоянии, она выглядела убитой горем, раздавленной. Девушка не плакала, нет, но молодому человеку стало до боли жаль её. Значит, она любила Алекса. Всё-таки любила. Жаль, что она приехала слишком поздно. Возможно, Алу стало бы легче, и, зная, что Эжени вернулась к нему, он отправился бы в космос с лёгким сердцем. Подумав об этом, Хавьер сменил гнев на милость.

— Эй! Ты чего? Что с тобой? Ну же… вставай! Вставай, не время киснуть. Идём, посидишь в участке, там прохладно. Потом я отвезу тебя, куда скажешь. Отвезу к Стейси, — Хавьер помог ей устоять на ногах. — Идём. Только накинь капюшон, иначе все будут глазеть и задавать глупые вопросы. Хотя… всё равно будут глазеть.

— Как ты узнала? — спросил молодой человек, устроив Эжени в своем кресле и напоив крепким чаем. Младшие детективы с любопытством разглядывали гостью, они точно узнали в расстроенной девушке знаменитую мисс Логинову. Эжени обхватила ладонями локти, сгорбилась и смотрела в одну точку, она никого не замечала. — Я просил Стейси ничего тебе не говорить. Значит, она проболталась?

— Я раскрыла ей причину отъезда, и она рассказала про Алекса. Я сразу же поспешила сюда, хотела отговорить его… И опоздала… Проклятье! Опоздала… Что же это? Да что же это?!

— Но почему ты уехала?

Девушка бросила на друга затравленный взгляд.

— Узнала, что отец — один из учредителей «Снежного королевства», — прошептала Эжени. Казалось, она признавалась в собственном страшном грехе. — Он собирался приехать в Льеж, хотел познакомиться с Алексом. Я испугалась, подумала: вдруг он понял… Вдруг он решил взяться за Алекса! Я поспешно вернулась в Москву, хотела наложить лапы на документы отца, найти доказательства… Мне не хватило духа рассказать Алексу, попросить его о помощи. Я хотела сама во всём разобраться. Сама… Это же мой отец, и, если он…

Такого поворота Хавьер, явно, не ожидал. Вот это да! Если бы Алекс знал! Бедняжка Эжени!

— Значит, твой отец… Это многое объясняет! Но как ты узнала?

— Мне прислали документы. Я не знаю, кто, но…те данные выглядели чудовищно правдоподобными. У меня в голове что-то щёлкнуло. Казалось: умру, если не узнаю правду, не пойму… Какая же я дура! Оставила Алекса одного, а он выкинул такое!

— Кажется, я знаю твою доброжелательницу, — фыркнул Хавьер. — Она изучала профили учредителей. Она бы не упустила такой шанс, чёртова лакричная палочка.

«Регина. Ишь чего удумала! Нашла способ избавиться от Эжени! А та заглотила наживку».

— Я думала, что мой отъезд убережёт Алекса от внимания отца. Но раз не помогло, значит, мне его и спасать. Я отправлюсь с командором Бофортом на станцию, — заявила Эжени.

* * *

«Они знают, что на станции завёлся шпион. Возможно, меня уже подозревают. Но если и нет, дела всё равно плохи. Они начали вывозить оборудование и специалистов, со всех уровней. Подопытные остаются на своих местах. Боюсь: учёные уничтожат станцию».

— Командор! Что же делать? Они готовятся к нашему приходу, ликвидируют улики. Подчистую. И когда прилетим, ничего не обнаружим. Даже станции. Что будем делать, командор? — прочитав сообщение друга, Хавьер ударился в панику.

— Помолчи, Леон! — зарычал Бофорт.

— Но там же Алекс! И все остальные! Если их не хотят вывозить, значит, собираются убить! Мы же не готовы к операции. Нет ни разрешения на вылет, ни сопроводительных документов, а станцию могут взорвать в любой момент!

Командор выругался.

— Не вздумай паниковать, Леон! Да, никакой официальной операции не будет. Я полечу на станцию на личном корабле, подоспею к её стыковке с грузовой платформой и под прикрытием этой махины попаду внутрь. Эвакуировать людей придётся без ордера. И да, мне нужны помощники. Хочешь спасти друга — присоединяйся. Если не боишься лишиться значка, конечно. И оказаться за решёткой.

— Сэр… — Хавьер был потрясён. Чтобы командор, этот ревнитель закона, решился на подобное!

— Бендж нас, конечно, помилует. Если займёт пост канцлера, разумеется. Так что? Ты в моей команде, парень?

* * *

Чтобы добраться до посадочной площадки, расположенной на верхнем уровне станции, нужно было преодолеть самую настоящую полосу препятствий. Станция оказалась не просто исследовательским центром, а военной базой. Как только сработала сигнализация и была объявлена тревога, нижние отсеки отрезало от верхних. И поэтому пришлось потратить уйму времени на перепрограммирование панелей управления дверями. Обстрел не прекращался. Разумеется, лишних свидетелей приговорили к ликвидации. Алекс выполнил всё, что требовалось, сделал записи, вывел носителей гена Х из жилого отсека в коридор, ведущий наверх, и там столкнулся с вооружёнными до зубов киборгами. На помощь ему успели прийти только Бофорт, Хавьер, Стейси и Эжени (а как же без девчонок?). Правда, сначала командор наотрез отказался брать их с собой. Но когда узнал о феноменальных способностях, даже забыл, что девушки не прошли курс необходимой подготовки. Остальные же спасатели задержались наверху: кто-то охранял корабль, кто-то расчищал для беглецов путь к нему.

Хавьеру ужасно не понравился тот факт, что Стейси решила рискнуть собой. Но сколько бы он ни спорил с девушкой, ни отговаривал, она и слушать не желала. Спокойная и рассудительная Стейси, которая ненавидела споры и конфликты, всегда прислушивалась к мнению Хавьера, на этот раз уперлась рогом. Она вела себя так же, как её упрямая подружка Эжени. Молодой человек чувствовал: дело дрянь. Ничем хорошим спасательная миссия не закончится.

— Так, дверь открыта! Двигайте сюда, да побыстрее! — Хавьер, взломав очередную панель, облегчённо вздохнул и откинул со лба мокрые от пота волосы. Работа давалась молодому человеку тяжело. И права на ошибку он не имел. К счастью, Хавьеру везло.

Далее по отработанной схеме действовала Стейси. Ловкая и сильная, девушка легко переносила несчастных пострадавших (многие были не в состоянии идти самостоятельно) с места на место. Хавьер был от неё в восторге. Она двигалась так быстро, что рябило в глазах, и совсем не знала усталости. Немыслимо! Невероятно! Алекс помогал Стейси, чем мог, и поддерживал защитное силовое поле.

Бофорт и Эжени прикрывали отступление. Девушка, бледная от напряжения, дрожавшая от ярости, отбрасывала киборгов, как щепки. Казалось, она ничего не боялась, напротив, получала удовольствие от битвы. Эжени подбрасывала дроидов в воздух, спускала с лестницы и с остервенением била о стены. Вот это силища!

— Быстрее! Быстрее! Снизу лезут дроиды! — вскрикнула она. — Поторопитесь! Поднимайте людей наверх, там всё чисто!

— Поживее! — рявкнул Бофорт и выругался, когда его пистолет задымился.

— Здесь ещё одна дверь, и мне потребуется время, чтобы…

— Работай, Леон! Орелли, почему дополнительной двери нет на твоём плане? — взревел командор, и в гневе он был страшен.

— Потому, что прежде её здесь не было, командор. Наверное, она закрывается только во время тревоги, — прохрипел Алекс. Под шквальным огнём силовое поле угрожающе затрещало.

— Прекрасно, парень! И теперь мы в западне. Ещё пять минут, и корабль улетит без нас. А мы застряли у чёртовой двери! Здесь мы лёгкие мишени. С нами группа беззащитных гражданских. Мы подарили им надежду на спасение, и что теперь? Лейтенант, вы лучше всех знаете станцию, так куда нам деваться? Идеи есть?

Хавьер был слишком занят панелью управления, поэтому слушал командора вполуха. Но когда до юноши донёсся страшный крик Эжени, он не утерпел и обернулся.

— Да открыл я дверь! Открыл! Не паникуйте… — слова застряли в горле юноши, так его поразило увиденное.

Несчастные подопытные жались по углам, обнимали друг друга и тряслись от ужаса. Бофорт подхватил Эжени под мышки и потащил к двери. Она вопила и брыкалась. Стейси замерла, как статуя, и широко раскрытыми глазами смотрела в пустоту. Её, как и Хавьера, увиденное цепями приковало к месту. Лазерные лучи и снаряды более не достигали цели. Сначала Хавьер подумал, что Ал каким-то чудом развернул силовой щит, ведь полупрозрачная стена разделила отсек на две части. Но уже через долю секунду до юноши дошло: стена не мерцает. Это был не щит. Это была громадная глыба льда. Глыба от пола до потолка, настолько плотная, что даже луч не смог её разрезать. Хавьер не сразу осознал, что Ал оказался по ту сторону стены. А когда всё понял, заорал громче, чем Эжени.

На секунду, всего лишь на секунду, Алекс обернулся и прижал пальцы к виску.

«Служу городу и нации».

Конец второй части.

Часть 3. Утро

Глава 13

Вспомнить… Нужно вспомнить… Сначала Томас Вингфилд отправился в Испанию, где стал учеником известного доктора. А потом… что же было потом? Следуя за врагом, он отплыл в Америку, но потерпел кораблекрушение. А потом его подобрали работорговцы, но он сбежал… И индейцы. Определённо там были индейцы, которые хотели принести Вингфилда в жертву^[21].

Чтобы не рехнуться, я перебираю разнообразные сюжеты, надеясь зациклиться на одном из них и ненадолго выпасть из суровой реальности. Я ужасно страдаю без книг. Понимаю, глупо мечтать о хорошем приключенческом романе, когда ты по уши погряз в дерьме.

А что если… если выберусь отсюда? Спасусь. Вдруг больше никогда не смогу уснуть? Или не найду в себе сил взяться за чтение новой книги? Теперь я точно знаю: выдуманные герои лучше нас, в их мире существует справедливость, а мы… во что мы превратились?

Ой, прекрати ныть, Алекс! Лучше придумай, как выбраться отсюда.

Я уверен, что нахожусь на космической станции. Ещё одна проклятая станция! Да, знаю: безумные учёные перебрались на другой полигон.

Сумеют ли друзья найти меня? Сумеет ли Бофорт мне помочь? Или бросит здесь? Может и бросит. Он и без того многим рискнул, желая вывезти со станции несчастных носителей гена Х. А вдруг его осудили, лишили звания, расстреляли? Он нарушил несколько десятков законов! Так, законы. Вспомни, Алекс, какие законы он нарушил.

Голова работает медленнее допотопного компа, раскалывается, трещит по швам. Я никак не могу сосредоточиться. Препараты, которыми меня пичкают… Чёрт знает, в кого они могут меня превратить, в какого-нибудь овоща или в мутанта, покрытого лиловым мехом. Ну и бред! Успокойся!

Итак, я застрял на новой станции. На самой настоящей громадине, дрейфующей в открытом космосе. Я и не представлял, что когда-нибудь окажусь в подобном месте. Кусок металла движется в никуда, а кругом лишь холодная, вечная и бесконечная ночь. Условия на станции максимально приближены к земным, и движение почти не ощущается. Порой я даже забываю, что лечу. Хотя иногда я не могу вспомнить своё имя…

Огромная станция, которая постоянно перемещается. Может, прямо сейчас она летит на Марс. Её очень трудно отследить. Сколько таких махин наводнило галактику? И не счесть… А значит меня могут и не найти. Никогда.

Когда я работал под прикрытием, всё было иначе. Я постоянно выходил на связь с друзьями, Бофорт контролировал каждый мой шаг, давал подсказки. И мне не было так страшно… Я всего лишь выполнял свои обязанности. Делал опасную, но интересную работу и должен был продержаться всего-то неделю. Теперь же я застрял на станции, по-настоящему, застрял.

Не знаю: живы ли товарищи, и этот факт делает моё существование совершенно невыносимым. Добрались ли они до корабля, смогли ли вернуться на Землю? А вдруг их подстрелили, взорвали, вдруг им не дали разрешение на посадку, и они застряли в космосе? А может, они вернулись и были арестованы? Хавьер, Эжени, Стейси, даже командор Бофорт. Что с ними? Увижу ли я их когда-нибудь?

Ох, Эжени… Эжени! Я не успел с ней и словом обмолвиться. Эжени хотела помочь мне, а я подвёл её. Всех подвёл. Даже мать. Что будет с ней, если я не вернусь? Что с ней будет? Идиот! О чём я думал? Чего ради согласился работать под прикрытием? Вообразил себя героем? Спасителем мира? Правильно! И теперь гнию здесь.

Увы, жалобами горю не поможешь. Моему горю вообще нельзя помочь.

Не знаю: есть ли на станции другие подопытные, но, похоже, доктор Хильда фон Вейнер считает меня любимым «кроликом». Меня приводят к ней каждый день, но, очевидно, в разное время. Они хотят меня запутать, а я и без того потерял счёт дням и часам.

* * *

Моя белая камера, в которой никогда не гасят свет. Не считая койки, пары стульев, стола и рукомойника, здесь ничего нет. Я часами валяюсь в постели и пялюсь на совершенно ровный потолок. И даже если закрываю глаза, то вижу белые лампы, призванные довести до безумия. Я пытаюсь зажмуриться, закрыть лицо руками, уткнуться в подушку, но всё равно лампы обжигают веки. В их свете руки кажутся почти прозрачными. Белая-белая кожа и чёрные вены. Безумные учёные накачали меня какой-то дрянью.

Они непременно меня прикончат, только сначала разберут на винтики. Да, я боюсь. До дрожи! Прошла пора отчаянных и бесстрашных героев, лучшего времени для паники не найти.

* * *

Доктор Хильда фон Вейнер создает впечатление респектабельной дамочки-чиновницы, а никак не безумного учёного-садиста. Она выглядит нормальной, вот что меня пугает, она адекватная и чертовски умная. Она верит в то, что поступает правильно. Какой кошмар! Лучше бы она была чокнутой!

Доктор фон Вейнер — женщина средних лет, высокая, с уложенными в аккуратный пучок светлыми волосами, улыбчивая, безукоризненно вежливая и обманчиво заботливая. Каждый раз, когда я встречаюсь с ней, доктор говорит, что хочет помочь, что все подключенные ко мне датчики и застрявшие в венах иглы, тикающие над ухом медицинские дроиды, ремни, приковавшие меня к кушетке, нужны лишь для моего спасения. Но не для мучения. Ни в коем случае не для мучения! Она говорит со мной так, словно мечтает спасти от смерти, излечить от ужасной болезни.

Доктор Хильда умеет нравиться, может втереться в доверие и играть с чужим разумом. В научных, будь они прокляты, целях. Подопытные на старой станции её боялись. Гарри рассказывал (встретился ли ты с родными, Гарри?), что она сама отбирала пациентов для личных исследований. И после… и после они переставали быть самими собой. Тогда мне повезло, я не попал в её лапы, теперь же у меня нет помощников и защитников. Некому показать нужную дорогу, найти оружие, стереть лишние данные. Я остался один на один со своей проблемой. И не преуспел в её решении.

— Сегодня вы выглядите хуже, Александр. Кружится голова? Испытываете слабость? Клонит в сон?

— Нет, я чувствую себя превосходно даже с учётом того, что моя кровь почернела от ваших препаратов.

Она усмехается. Милая, заботливая тётя-доктор. Меня лихорадит. То ли от переизбытка мерзких лекарств, то ли от злости.

Хильда фон Вейнер устроилась в кресле напротив меня, положила руку на подлокотник и подпёрла ладонью щёку. Теперь лучистыми зелёными глазами она наблюдает за мной, точно за премилым животным, запертым в клетку. Может, в этом всё дело? Может, для неё и для других учёных такие, как я, и не люди вовсе, а какие-то гуманоиды? Но что в этом плохого? Разве родство с пришельцами сделало нас менее живыми, позволило чувствовать боль не так остро…? Нет, конечно же, нет! Думать иначе — преступно!

— Я наблюдала за тобой, Александр, много дней, тестировала, следила за реакцией на те или иные события. Я много думала о тебе.

Много дней… Сколько же их прошло? Сколько?

— Думали о том, что я всего лишь подопытная крыса, которую вы с радостью препарируете во благо науки? — ремни натирают руки, больно сдавливают грудь и мешают дышать, но я сосредотачиваюсь на боли, боюсь потерять сознание. Боюсь никогда не проснуться.

— Я думала о том, что ты храбрый. Ты принёс себя в жертву ради спасения других людей.

Знакомый приём! Отличное начало для задушевного разговора! Но всё сведётся к одному…

— Работа, знаете ли, такая.

— Мой сын мечтал стать гвардейцем, — ого! К чему это? Весёлость разом ушла из её глаз, и черты лица заострились. — Как и ты, хотел защищать невинных. А когда ему понадобилась помощь, никто не пришёл. Его звали Вилли. Вильгельм. Вы ровесники.

Вот ведь беда! Неспроста она решила поведать свою историю. Ох, неспроста!

— Вилли умер в семь лет. Я боролась за его жизнь два года, но проиграла. Мне никто не помогал. Никого не было рядом. Отец Вилли ушёл спустя год после рождения ребёнка и больше никогда не появлялся. Я, как и ты, выросла в Среднем районе, мечтала преподавать в Университете и хваталась за любую работу, чтобы прокормить семью. Я боролась за каждую марку. Пыталась скопить хоть сколько-нибудь… Когда у сына обнаружили опухоль, я поняла: на лечение денег не хватит. Операция, чип, который следовало вживить в мозг Вилли, реабилитация — всё это стоило невероятно дорого. Сейчас, конечно, программа Никифорова стала гораздо доступнее, но тогда… Сын умер у меня на руках, и я видела, как гаснет свет в его глазах, я знала, что он уходит. И ничего не могла изменить. И нет ничего страшнее этого, Александр! Нет ничего страшнее.

О! Я понимаю, зачем доктор рассказывает о смерти сына. Хочет разжалобить, сжать в тиски мой и без того истерзанный мозг, заставить сдаться и раскрыть, наконец, страшную тайну, которую я скрываю. Вот только нет никакой тайны. И лучше бы она всё выдумала. Но, судя по всему, доктор фон Вейнер говорит правду.

Итак, она ввязалась в это дело из-за сына, погибшего ребёнка. Чем-то она напоминает профессора Никифорова. Вот только он вовремя остановился и пожертвовал собой, желая спасти носителей гена Х. Если бы не он, это дело так и осталось бы нераскрытым. Нет, я не должен сочувствовать Хильде фон Вейнер. Но я её жалею.

— Значит, вы живёте во имя великой цели? Вот только как эксперименты над людьми смогут помочь чьим-нибудь больным детям? Что это вам даст? Так что это вам даст?

— Думаешь: мне это нравится? Считаешь: я получаю удовольствие? Нет! Кто-то успокаивает себя, думая, что мы предоставили этим несчастным всё необходимое. Комнаты на станции гораздо больше их квартир. Им неплохо платят. Но что с ними делают? Думаешь: мне нравится смотреть, как их накачивают лекарствами? Думаешь: мне нравится смотреть, как они корчатся? Ничего подобного!

Небеса! Какое лицемерие! Нет, дорогуша! Ты веришь в правоту своего дела. И это самое страшное! Лучше бы ты выполняла свои обязанности только потому, что тебя запугивали, угрожали тебе!

— Но вы смотрите! Смотрите! Прямо сейчас смотрите!

— Мне приходится. Я не могу это прекратить. А ты можешь, Александр, — шепчет она. — Помоги мне! И помоги себе!

И помоги планете. Ха-ха-ха! О, это мы уже проходили. И не раз!

— Я не знаю, чем помочь.

— Ты отличаешься от обычных людей. Потомки илионийцев сильные и выносливые, у вас имеется иммунитет ко многим заболеваниям, — конечно, проверили это опытным путём. — Вы способны совершить невозможное, разве нет? Что если вы ответ на наши вопросы? Что если вы сможете победить болезни, слабоумие, безумие…?

— Если… если… И ради этого вы замучили столько людей? Вы не знаете наверняка, только предполагаете! Нет, вам всё равно. Вас ведёт что-то другое! Любопытство доктора, который режет мышей! Мы для вас мыши, не люди! Дело не в спасении детей, вы думаете о другом. О способностях илионийцев, так?

— Они ведь учили тебя. Пришельцы. Верно? Расскажи об этом! — тут доктор резко поднялась на ноги, приподняла мой подбородок и заставила взглянуть ей прямо в глаза. Холодные. Безразличные. Пустые.

— Ничего я не знаю. Мне нечего рассказывать!

Её ногти оцарапали лицо, а я, связанный по рукам и ногам, никак не смог увернуться.

— Но ты создал стену изо льда, гладкую, как стекло, и невероятно прочную. Настолько прочную, что лазерные лучи не смогли сразу её разрезать! Как ты это сделал? Ну, Александр!

— Не знаю! Я нервничал, я был напуган! Меня едва не убили, моих друзей чуть было не застрелили! Это вышло само собой! Вы напрасно тратите время! Может, лучше ещё раз просканируете мои мозги или вообще их вытащите?

— Я не хочу тебе зла. Я лишь хочу понять, понять, как это работает, — вздыхает она и отступает назад.

Вот во имя чего было принесено столько жертв! Чтобы понять, как это работает! Проклятье! Проклятье! Как же так? Как же так?!

— Ты обладаешь уникальным даром! Ведь это правда, Алекс! Уникальным даром! Испокон веков люди мечтали повелевать силами природы, разве нет? Ты особенный, значит, сможешь получить всё, что пожелаешь. Деньги, положение… Чего ты хочешь?

Подумать только! Решила сыграть на моей жадности! А почему бы и нет? Ведь я… я, и в самом деле, мечтал быть богатым, успешным, свободным… Но к чему теперь вспоминать об этом?

— Вы гнусная дура! Лицемерка! Проклятый балаган! Нет никакого уникального дара, который следует восхвалять! И никогда не было!

* * *

Ей всё равно. Хильде фон Вейнер. Когда умер её ребёнок, она сломалась, перегорела. Она потеряла цель в жизни и отчаянно искала новую. Вот и нашла. Доктор фон Вейнер не злорадствует, не наслаждается чужими страданиями, не радуется им, просто ей нет до них никакого дела. Как и всем остальным учёным. Проклятые технократы отлично подобрали персонал станции, выбрали самых чёрствых людей на свете, тех, кто давным-давно ушёл в себя.

Мне с ними не сладить, их не разжалобить, не переубедить. Им всё равно. Всё равно! Раньше я представить себе не мог, что существует подобное равнодушие.

Опять эта комната, в которой лампы слепят глаза. Я снова боюсь отключиться и в полузабытье царапаю матрас. Мне представляется Хильда фон Вейнер, склонившаяся над постелью сына. Я словно вижу её остекленевшие глаза, более не способные плакать. Я понял её замысел слишком поздно. Её рассказ меня уничтожил, раздавил. Жалость мешает ненавидеть. Жалость делает меня слабым.

Кажется, я уже сошёл с ума, окончательно рехнулся. Теперь я знаю, что чувствовал Томас Вингфилд, стоя под палящим солнцем в бочке, которую несло течением. А кругом акулы…

И нет надежды, ведь знаешь: никто за тобой не придёт.

* * *

Я пытался сбежать. Три раза. Но выбраться из белой камеры, удрать от дроидов, угнать корабль, провернуть всё это в одиночку практически невозможно. Я затаился, выжидал, наблюдал, вынашивал план. Старался не упустить ни одной, даже незначительной детали. Гвардеец должен быть внимательным, бдительным, должен всё подмечать, видеть скрытое, тогда он сможет предотвратить преступление. В последний раз я сумел добраться до посадочной площадки. Уставший, безоружный, я ещё на что-то надеялся. Вряд ли бы я смог умыкнуть корабль, даже если бы пробрался внутрь, не прошёл бы идентификацию личности пилота, а без этого двигатель не запустить.

Проберись на какой-нибудь транспортник и жди, когда тот покинет станцию, скажете вы? Не вариант. Меня быстро отследят по чипу. Дьявол!

Сначала я злился, потом запаниковал, и, наконец, устал от метаний.

Неужели пришло время сдаться?

* * *

— А если бы на моём месте оказался ваш сын? Что бы вы сказали, доктор? У ваших подопытных были семьи, родные люди, которые их ждали. Кого-то вы отпускали домой на время, чтобы не вызвать подозрения. Ох, разумеется, какой бы поднялся скандал! Технократы проводят опыты на людях! Прощай, правительство Бергмана! Прощайте, программы освоения планет! Все эти города под куполами на Марсе… А каково было тем несчастным возвращаться домой и молчать о том, что они пережили? Вы, конечно же, об этом не подумали. Рано или поздно они перестанут молчать. Рано или поздно, — беснуюсь я, когда доктор в очередной раз подключает чёртовы датчики.

— А как же оправданная жертва, Александр? — усмехается Хильда фон Вейнер. Она издевается надо мной.

— Оправданная жертва? Жертва должна быть добровольной, а иначе это самое настоящее убийство! Вы погубили достаточно ни в чём не повинных людей, кого-то убрали, как ненужного свидетеля, кого-то запытали до смерти. Да ещё и оправдываете это благими целями. Мол, климат меняется, и мы можем остановить потепление, мол, мы поможем найти лекарство от всех болезней. Какая мерзость! Наглая ложь! Вы думаете: нас можно использовать как оружие!

Я возмущаюсь, кричу, надеюсь её разозлить, вывести из себя, спровоцировать на конфликт. Понимаю, это глупо. Но я ничего не могу с собой поделать, а Хильда фон Вейнер непрошибаема, как скала.

* * *

Для илионийца превратить воду в лёд и наоборот всё равно, что щёлкнуть пальцами. Этот дар — часть их природы, неотъемлемая составляющая организма. Может быть, без него пришельцы не выжили бы на своей холодной планете. Но эти способности — не для человека, мы не созданы для них. Гортензия, конечно, была упорна и пыталась научить меня хоть чему-нибудь. Но я оказался безнадёжным учеником. И всё же… я как-то умудрился создать ледяную стену. Но только один раз. А ведь подобное умение сослужило бы мне хорошую службу, возможно, помогло бы выбраться отсюда. Вода… она ведь везде, повсюду, в каждом из нас… мы состоим из неё. Я заморозил бы всё к чертям и сбежал, но… сил не было…

Доктор фон Вейнер считает, что только душевное потрясение способно «активировать» мои способности. Она моделирует различные экстремальные ситуации: мне уже вводили сыворотки, вызывавшие галлюцинации, меня несколько раз пытались убить, но ни одна из попыток не увенчалась успехом. И, похоже, подобные эксперименты с другими носителями не дали ожидаемых результатов. Пришельцы были правы. Человеческие гены победили, нам не дано постичь искусство-нарин.

Превосходно! Я могу торжествовать и злорадствовать. Эксперимент провалился. С треском. Вот только я не чувствую облегчения. Я не приношу пользу, а значит, жить мне осталось недолго.

* * *

На краткий миг я отключился. Всё померкло, и какое это наслаждение! Не видеть. Не слышать. Забыть.

— Эй, Алекс! Алекс, проснись! — знакомый голос. Опять галлюцинации. Я неохотно открываю один глаз. Медсестра, большая часть лица которой закрыта маской, подмигивает мне. Вот дьявол! Знакомое лицо.

— Каролина?!

— А ты кого ожидал встретить? — она склоняется надо мной и начинает считать пульс.

— Быть не может! Не может этого быть! — шепчу я, пялясь на неё во все глаза.

— Так, слушай меня, Алекс! — обрывает меня Каролина. — Времени у нас очень мало. Всего несколько минут, потом глушитель перестанет работать. Нужно выбираться отсюда. Сейчас ты поднимешься и пойдёшь со мной, только тихо.

— Это действительно ты? Неужели это действительно ты? Докажи!

Я перестал верить глазам, ведь они не раз зло шутили надо мной.

— Я курировала твой гвардейский отряд и провела вводный инструктаж. Помнишь? В нашу первую встречу я заявила, что первое же патрулирование сотрёт наглую ухмылку с физиономии Хавьера, а тебя назвала «слишком тощим» для такой работы.

— Каролина! Как же я раз тебя видеть! — я чуть ли не зарыдал от счастья. — Как же я рад!

— Значит поднимай зад! Нужно убираться отсюда!

— Как ты здесь очутилась? — голова грозит лопнуть от обилия вопросов.

Немыслимо! Невероятно!

— Зря я, что ли, после Школы окончила курсы медсестёр? Я здесь уже неделю. Ждала удобного случая, чтобы пробраться к тебе.

— Но как ты умудрилась проникнуть на станцию?

— Командор пристроил, а мисс Шелли помогла оформить документы. Мы отследили тебя по чипу, вживлённому на старой станции. Некогда делиться подробностями! Прости, что пришли так поздно! Добраться до тебя было непросто, Алекс! Ну же, поднимайся! Уносим ноги!

— Вот ведь беда, Каролина… Не смогу встать… — шепчу я убитым голосом. Я чувствую слабость, конечности одеревенели и не слушаются, глаза закрываются сами собой. Я перегорел, как лампочка. Как же не вовремя!

— Немедленно поднимайся! — прикрикнула детектив Фишер. — Вставай! Останешься здесь — умрёшь!

Она права, конечно же, она права. Я заставляю себя сесть, тело протестует, вопит, брыкается, голова кружится. Я поднимаюсь с постели, и проклятые белые стены пускаются в пляс. Каролина обнимает меня за плечи и помогает устоять на ногах. Я цепляюсь за её руку, как утопающий за спасательный круг.

— Вот и молодец! Вот и умник! — шепчет Каролина. — Всё будет хорошо! Мы выберемся отсюда, вот увидишь!

Прощай, мерзкая камера! Прощай! За дверью нас поджидает темнокожий, коренастый санитар. Неудивительно! Ко мне была приставлена парочка младших медицинских работников, они приносили еду, проводили осмотр в камере, вводили препараты. Я бы на месте технократов использовал исключительно роботов, ведь чем меньше свидетелей, тем лучше. Однако дроиды работали только в лаборатории. Может быть, подопытные нападали на роботов, ломали их и вырывались из камер?

Я и не подозревал, что санитар заодно с Каролиной, поэтому испугался.

— Не паникуй, Алекс! Это свой! — успокаивает детектив Фишер. — Как обстановка, Фрэнк?

— Глушитель продержится ещё минуту — две, а после сработает сигнализация в самом дальнем от посадочной площадки секторе, в лаборатории. Там часто что-то взрывается, так что подвох обнаружат не сразу. Стюарт на время отключит камеры в жилом блоке, как раз успеете добраться до посадочной площадки, платформа А (транспортная). Вас уже ждут. Если начнут блокировать двери, воспользуйтесь ключом-картой. Идите через технические помещения, там камеры работают с перебоями. И будьте внимательны. Так, сейчас отключат глушитель, поторопитесь!

— Спасибо, Фрэнк! — благодарю я. Мнимый санитар прижимает пальцы к виску.

— Закрепи силовой нагрудник, Алекс, и держи пистолет. Ох, толку от тебя не будет! Слабый, как котёнок! — вздыхает Каролина.

Кое-как я затягиваю ремни нагрудника, в глазах двоится. И тут меня осеняет. К стыду моему, только сейчас!

— Каролина, здесь есть ещё подопытные? Эй, Каролина! Здесь есть ещё подопытные?

— Ещё девятнадцать человек, — вздыхает она. — Верно, Фрэнк? — тот кивает.

— Мы заберём их? Правда же? Правда?!

— Теряете время! — нервничает Фрэнк.

— Алекс, нужно уходить! — встряхивает меня Каролина. В её глазах я замечаю тень страха.

— То есть мы их бросаем? Бросаем здесь?

— Мы не сможем забрать их, Алекс! Нас слишком мало, если нас заметят, не сможем отбиться! Мы все погибнем!

Она права. Разумеется, она права. Друзья пришли за мной, рискнули всем, чтобы спасти, и я не могу просить их помочь остальным. Не могу подвергать их ещё большей опасности. Или… или я просто заговариваю зубы собственной совести? Я убегаю, спасаю свою шкуру, я бросаю этих людей. Даже после того, что увидел, после того, что испытал на себе. Я не герой, я ужасно устал и мечтаю вернуться домой, и всё же…

— Мы не можем их оставить! Их убьют! Она прикажет взорвать станцию. Хильда фон Вейнер. Она прикажет её взорвать, а мы не успеем вернуться! Мы не можем уйти без них.

Каролина снова тяжело вздыхает. Она ужасно нервничает, я вижу это. И вот сработала сигнализация, замигали красные лампочки. Пришло время принять решение. Ну же, Каролина! Неужели ты бросишь их?

— Что можно сделать, Фрэнк?

— Вывезти их всех будет трудно. Особенно теперь. Но попробуем спрятать их на транспортнике. Может, пожар на продовольственном складе устроить? Но вы уходите, уходите, времени мало! Идите! Идите! Я займусь остальными!

Каролина тащит меня в технический коридор. Сигнализация воет, раздирает барабанные перепонки, красные лампы загораются и гаснут, загораются и гаснут, двери закрываются. У меня голова идет кругом от огней, топота чьих-то ног, криков и сообщений о тревоге.

«Пожар! Пожар! Соблюдайте спокойствие! Заблокировать сектор C!»

Я не верю, что смогу выбраться, всё ещё не верю. Нет, так не бывает, слишком просто! Нет, нам всё равно не уйти! Не уйти! Движусь, как во сне, переставляю одну ногу, потом другую. Боюсь потерять равновесие и рухнуть на пол. Каролина меня не дотащит. Упасть означает только одно — умереть. Нет, я не верю, что смогу выбраться.

* * *

Челнок поджидает нас на посадочной площадке. Я вижу его гладкий серебристый бок. Осталось совсем немного. Пятнадцать шагов, десять. Просто. Слишком просто. Они нас не отпустят. Разумеется, не отпустят! На взлёт же нужно разрешение.

— Каролина!

— Тсс! Техники, — детектив Фишер прижимает меня к стене. — Техники и дроиды проверяют корабли.

Я вытаскиваю из-за пояса лазерный пистолет.

— Туда! Проберёмся через соседнюю площадку. Кажется, там чисто, — я тяну Каролину за собой. — Идём!

На цыпочках мы проходим вдоль стены и добраемся до площадки. Там стоят выключенные дроиды-тестировщики и ремонтники. Так, мы почти у цели. Ещё десять шагов вдоль стены, а потом ползком до челнока. Я готов лезть, ползти хоть на животе, красться, как кошка, лишь бы только выбраться со станции.

— Стой! — Каролина сжимает мою руку. — Дроиды!

Вооружённые роботы окружили челнок. Я холодею, сердце камнем летит в пятки.

— Как вы сюда проникли? Как получили разрешение на посадку? Кто остался на челноке? — шепчу я. Язык заплетается от страха.

— Примостились к грузовому кораблю, который привёз продовольствие, в качестве сопровождения. На борту остались командор и Хавьер.

Ну разумеется!

— Свяжись с ними! Скажи, чтобы не стреляли! Они обнаружат себя! Техники подозревают, но не знают наверняка, иначе бы уже полезли внутрь. Вдруг это обычный транспортный челнок…

— Шшш, командор не будет стрелять. Наверное… Но ждать мы не можем, Алекс! Через десять минут стартует тот самый грузовой корабль, наш челнок должен вылететь одновременно с ним. Прикрепимся к его борту и исчезнем с экранов радаров. Если не вылетим сейчас, никогда не выберемся отсюда.

Проклятье! Хороший был план!

— Выходи, Александр! — слышу я голос доктора фон Вейнер. Нет, разумеется, на платформу она не вышла. Доктор обратилась ко мне по голосовой связи. — Выходи, мы знаем, что ты здесь. Мы знаем, где прячутся твои друзья. Ты же не хочешь, чтобы они погибли, верно? Не будут же дроиды тебя вытаскивать. Выходи сам.

Да! Уже бегу, доктор! Мы, все мы, всё равно покойники!

— Говори, что хочешь, а командор решил открыть огонь. Выхода-то нет, — шепчет Каролина.

Друзья выпускают дроидов, и раздаются первые выстрелы. Для нас они становятся сигналом к действию. Каролина и я поползли к челноку. Командор и Хавьер активируют силовой щит, который накрывает челнок, как купол. Он куда мощнее, чем ручные щиты гвардейцев, и даже не трещит под натиском лучей.

— Двигайте сюда! Пошевеливайтесь! — дверцы бокового отсека открылись, и я увидел бледное лицо Хавьера. — Ох, небеса, Ал! Ты цел! Залезай!

— Сначала — Каролина! — возражаю я.

Детектив Фишер закатывает глаза, но внутрь залезает без споров. А потом чья-то сильная рука втаскивает меня в отсек челнока, и его дверцы закрываются.

— Здорово, парень! Выглядишь ужасно, но зато живой! — говорит командор и хлопает меня по плечу. У меня от неожиданности даже ноги подкашиваются. Хавьер бросается меня обнимать и тем самым спасает от позорного падения. Я безумно рад видеть друга и от счастья едва не лишаюсь дара речи.

— Потом будешь душить товарища, детектив! — рявкает Бофорт. — Пришло время уматывать отсюда.

— Мы не сможем вылететь, сэр! — шепчу я. — Они заблокируют ворота.

— Ха, не выйдет. На старой станции мы раздобыли коды дверей, и Регина смогла их вскрыть. Терпеть не могу эту девчонку, но признаю: она гений, — усмехается Хавс. — Сейчас разблокирую ворота, и валим!

— Командор! — обращается к Бофорту Каролина. — Фрэнсис и остальные! Скоро будут здесь. Ему удалось вывести пленников из камер. Они уже на платформе, спрятались в техническом отсеке. Как им быть? Добраться до грузового корабля?

— Исключено! Раз нас выследили, то на грузовом корабле далеко не уйти, и там нет боевых дроидов.

— Но челнок может вместить не более… — стонет Хавьер.

Я вижу: Бофорт колеблется. Рискнуть своей жизнью, но спасти чужих людей. Или сбежать. Командор, ты же сам говорил: выбора нет!

— Не более двадцати человек. Но выхода нет. Рискнём. Расклад такой: либо все выберемся, либо все умрём. Детектив, сообщи им, чтобы двигали сюда. Да поживее! У них пять минут на посадку, — Гектор Бофорт открывает боковую дверь, и я выглядываю наружу. Доктор фон Вейнер продолжает вещать и требовать моей выдачи. Дроиды стреляют, силовое поле мерцает.

«Плохо дело, — с ужасом думаю я. — Долго не продержимся. Как только щит погаснет, дроиды пойдут на штурм».

Двадцать человек. Они укрылись в техническом отсеке. Но как они доберутся до нас? Они не пройдут через линию огня. А у нас всего пять минут. Если не уложимся, система перепишет коды дверей, и мы застрянем здесь. Нужно отвлечь роботов. Нужно их отвлечь! Как? Думай, Алекс! Думай! Не смей отключаться!

Вода. Она ведь везде. Конденсат, система охлаждения, система подачи кислорода… Вода везде. В каждом из нас. Призови её, Алекс! Быстрее! Сделай хоть что-нибудь!

Я так и не понял, как это работает, не знал точно, с чего начать, не почувствовал ничего, кроме боли, усталости и страха. Жуткого, животного страха, который никому не делает чести. По телу словно прошёл разряд тока, мощный и бодрящий.

Внезапно пол принялся покрываться льдом, равно как и стены, дроиды, корабли… Немыслимо! Нет, это не я… Определённо не я!

— Илионийцы своих не бросают! — слышу я голос Гортензии. Илионийка выглядывает из соседнего отсека и машет рукой. Я несмело улыбнулся. — Сосредоточься, и я поддержу тебя!

Кажется, несчастные подопытные бегут к челноку уже целую вечность, а не прошло ведь и пары минут. Я уже весь извёлся. Из двадцати человек восемь — мужчины. Скользя на льду и едва ли не падая, они пробираются к нам, да ещё и тащат на себе женщин, добрая половина которых потеряла сознание.

— Сюда! Сюда! — я протягиваю к ним руки. — Я помогу!

Фрэнк начал подталкивать ко мне людей.

— Ты сейчас и щенка не поднимешь, Орелли! — отталкивает меня командор. — Я сам! Пусть Леон открывает ворота, а ты запусти двигатели. Выполняй, лейтенант!

* * *

Челнок до отказа набит людьми, и я больше всего на свете я боюсь, что он не взлетит. Ну… после всего пережитого это было бы чудовищно. К счастью, как только открылись ворота, мы ринулись вперёд. Командор управляет челноком вручную, так искусно, что дух захватывает, и, явно, получает от этого колоссальное удовольствие. Он улыбается ослепительной акульей улыбкой. Все мы вопим от ужаса, ведь челнок страшно трясет и то и дело переворачивает вверх тормашками. Не осознаю: стреляют ли в нас. Очень может быть, иначе к чему все эти манёвры? Цепляюсь за подлокотники кресла и держусь, держусь, и стараюсь ни о чём не думать. Мы несемся прочь от проклятой станции. Мы вырвались! Выбрались! Выбрались!

* * *

Бегство, друзья, придумавшие рискованный план, свобода — всё это мне приснилось. Страшная мысль прошила мозг: всё это мне привиделось. Я уже не сплю, но боюсь открыть глаза, боюсь оказаться в проклятой белой камере. Кажется, я куда-то проваливаюсь, падаю и падаю. Не чувствую ни рук, ни ног. Умер, что ли…? Надо же! И когда успел?

Нет, что бы ни случилось, нельзя открывать глаза. Стоп, Алекс! Лампы! Лампы не жгут веки. Они не горят! Не горят!

Я вскакиваю, как ошпаренный, и оказываюсь в объятьях Эжени. Она крепко прижимает меня к себе, так крепко, точно собирается задушить или… или защитить… спрятать… Эжени. Эжени! Я ужасно рад снова её видеть. Я уже давно на неё не сержусь. Разве после всего случившегося наша ссора имеет значение? О нет! Отошли на второй план и моя гордость, и моё ослиное упрямство, и несносный характер Эжени, и даже разделяющая нас социальная пропасть. Отныне только наши чувства имеют значение. А я хочу жить, жить и быть с ней!

Волна облегчения накрывает меня с головой. Нет, мне не привиделось! Мы сбежали, добрались до корабля, и вот мы летим к Земле. Я нахожусь не в камере,а в медицинском блоке. Бывшие подопытные спят в лечебных капсулах, я же сижу на постели. Ах да! Кажется, я уступил кому-то капсулу.

Чёрт! Голова ужасно тяжёлая, неподъёмная, рана на плече, из которого извлекли отслеживающий чип, саднит и немного чешется. А стоило мне заметить иглы и трубки, подсоединённые к телу, то я едва ли не взвыл. Нет, не могу их видеть, не переношу на дух… Они стали отголосками жуткого кошмара, кошмара, который мне не суждено забыть. Никогда.

Эжени успокаивает меня, а я едва её слышу, смотрю в одну точку и трясусь, разве что слюни не пускаю. Только слёзы девушки способны отрезвить меня. Её лицо бледное и встревоженное, на лбу выступает морщинка. Слёзы ручьями текут по щекам, но Эжени не спешит их вытирать, она не обращает на них внимания. Слишком сильная, чтобы заботиться о подобных глупостях. Храбрая моя девочка!

— Эм… доброе утро? — выдаю я тоном, который более всего подходит умалишённому. Да и моя несмелая улыбка, похоже, напоминает оскал. — Я долго спал?

— Ох, Алекс! Едва ли ты спал! Ругался, спорил с кем-то. Бредил. Зря ты не полез в медицинскую капсулу.

Ого!

— Я в порядке… В порядке. Не тревожься! Мне снилось, что я остался на станции, не сумел сбежать… Это… это было ужасно… Но я здесь. Мы здесь. Значит, ты не должна плакать. Вот дьявол! — я хлопаю себя по лбу и стараюсь собраться с мыслями. — Я болван! Я тебя напугал, — Эжени вытерла лицо рукавом комбинезона. — Да что же это?! Так плохо соображаю! В голове каша… Пожалуйста, не расстраивайся! Всё… всё позади…

— Кажется, тебе лучше. Уже начал других успокаивать, — усмехается девушка. Я стираю с её лица остатки слёз. Эжени выглядит так, словно не спала несколько дней. Побледнела, осунулась, ещё сильнее похудела. И всё из-за меня! И угораздило же меня попасть в плен!

Постепенно ко мне возвращаются воспоминания. Челнок, состыковка с кораблём, мы, измученные и напуганные, наконец, оказавшиеся в безопасности. Нам тут же была оказана первая медицинская помощь. Эжени не отходила от меня ни на шаг. Эжени сказала, что…

— Эжени, я совсем выпал из реальности! Ты украла отцовский корабль, чтобы спасти меня… Это правда?

— Ещё бы! Вернее, я одолжила его корабль. Он, я уверена, заметит пропажу не сразу. У него, знаешь ли, целая флотилия, — фыркает Эжени. — А это отличный корабль, быстроходный, вместительный. Да ещё и все документы при нём.

— Эжени, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность! — прошептал я и ласково коснулся её щеки. — Ты спасла меня! Спасла остальных!

— Прекрати! Это меньшее, что я могла сделать. Я оставила тебя как раз в тот момент, когда ты особенно нуждался во мне… Из-за отца, — девушка пристыженно опускает глаза. — Он один из учредителей программы «Снежное королевство». Я лишь хотела защитить тебя. Безуспешно. Безуспешно!

Вот те на! Ясно теперь, почему она сбежала!

— Ох, Алекс, милый, я хотела уберечь тебя… Впрочем, причина не так важна. Главное: я тебя оставила, причинила боль, обидела, а ты этого не заслужил. Я думала: ещё успею попросить прощение. А потом тебя забрали, и я поняла: времени никогда не бывает много. Тебя я могу потерять в любой момент, — шептала Эжени, чуть не плача. И я не знаю, как её успокоить.

— Но ты спасла меня. Ты… ты удивительная! Ты храбрый пират! А наша ссора — мелочь по сравнению с тем, что… — я осёкся.

«Нет, остановись, не нужны ей эти подробности! О том, что ты пережил на станции, никогда не говори. Она, конечно, узнает от других. Но ты её не пугай.»

— Ты простишь меня? — Эжени поднимает на меня грустные, покрасневшие от слёз глаза.

— Не за что прощать. Наши обиды — мелочь по сравнению с тем, что… — я вздрогнул. Дьявол! — Теперь я знаю, что на самом деле важно. Я тебя люблю. Давно нужно было признаться, но я же болван. Какой же я болван! Я не мог поверить, что ты захочешь остаться со мной, Эжени. Но теперь я сделаю всё для того, чтобы ты захотела.

Ого! Я стал мудрее, что ли?

Эжени обвивает руками мою шею и снова прижимает к себе.

— Я, правда, выпал из реальности, милая, — шепчу я, неловко поглаживая девушку по спине. — Мы скоро вернёмся на Землю … И каков наш план?

— О! Всё продумано! Пункт первый: засадить подонков за решётку. Пункт второй: забыть всё. Забыть, как страшный сон. Пункт третий: отправиться в Сидней.

— В Сидней? Зачем?

— Чтобы посмотреть на рифы. Не хочешь? Тогда поедем в Пекин, ты же мечтал увидеть парк «Поднебесная». А может полетим на Селению или укатим на Марс? Хочешь?

— Хочу, конечно! Грех отказываться! — широко улыбаюсь я.

Вот только забыть не смогу. Не сумею. До самой смерти.

* * *

Преступник должен быть наказан. Это непреложное правило.

Хотите узнать, как завершилось дело? Что же… я готов рассказать. Прошло время, и я оправился, совладал, наконец, со своими чувствами. Я смирился.

А тогда, возвращаясь на Землю, я и представить себе не мог, что раскрыть дело куда легче, чем упечь душегубов за решётку. Я ещё не знал, что во имя справедливости придётся заплатить невероятно высокую цену.

Глава 14

«Уголовный кодекс Селении с комментариями и пояснениями» и «Обзоры судебной практики» за прошедшие пять лет. Вот с какими документами я работал последние четыре дня. Изучил их от корки до корки, читал каждую статью, каждое пояснение по несколько раз. Станция была приписана к Селении, а значит судить учёных и учредителей программы должны были по её законам. Селения, крупнейшая лунная агломерация, уже давно получила широкую автономию от ЕАК. И хотя лунные законы не должны были противоречить земным, на практике этому правилу следовали далеко не всегда. Никаких сведений о запрете опытов над людьми… Скверно… Ни одного прецедента. И что делать? Если бы только дело передали на Землю… Но для этого требовалось разрешение Конвента, а в нём заседали чёртовы магнаты.

Что же делать?

Эжени предложила погостить в квартире её матери в Новом Амстердаме, занимавшей целых три этажа. Я принял предложение, хотя очень хотел вернуться домой. Мама ужасно беспокоилась, звонила по пять-шесть раз на дню. Похоже, подозревала, что со мной не всё в порядке. Да ещё и бабуля разбушевалась, приступы неконтролируемой ярости повторялись всё чаще и чаще (наверное, встреча с послом Лу'Каасом окончательно вывела её из равновесия), и мама боялась оставлять её одну. Я должен был вернуться в Льеж и помочь матери, я оставил её в самый неподходящий момент. Однако мама не должна была увидеть меня слабым, разбитым и больным. Ещё не доставало, чтобы она ухаживала за мной, хватит ей и бабушки. В голове коварными занозами засели следующие мысли: что если носители гена X — ответ на все вопросы? Что если с нашей помощью можно победить слабоумие? Вдруг Хильда фон Вейнер была права, и я могу помочь бабушке? Не могли же доктора преследовать только корыстные цели?

Вот ведь беда! На проклятой станции я так не думал, и учёные казались монстрами. Но ведь это неправда. Они могли поставить перед собой и благородные цели, вот только средства выбрали самые омерзительные. Никакая цель подобные средства не оправдывает!

Едва ли я приносил много пользы, полёживая в кровати и изучая кодексы. Хавьер, Каролина, командор и Эжени, в отличие от меня, не валяли дурака. А я проходил курс реабилитации, вернее бездельничал. Кажется, лечение не шло мне на пользу, я чувствовал слабость и испытывал отвращение к лекарствам. Тогда я думал, что никогда от него не избавлюсь.

Мне досталась поистине роскошная комната, по площади она была сопоставима с моей квартирой. Я мог валяться на кушетке, которая стояла на балконе, жариться на солнышке и дремать. Я не знал, чем заполнить прорву свободного времени, не мог спать и слонялся по дому бледной тенью. Тенью с горящими лихорадочным огнём глазами. Выглядел я так же мерзко, как себя чувствовал.

— Нашёл что-нибудь полезное? — Эжени вернулась домой к полудню. Она была вынуждена несколько часов беседовать с журналистами, вместо отца отвечать на вопросы об обыске, который был проведён в его офисе.

— Нет, но, как я и говорил, можно применить аналогию… эй… ты не хочешь слушать! — Эжени отсоединила от моего лба датчики компа.

— Плохо выглядишь! Опять забыл принять лекарство?

Тьфу! Я и не предполагал, что она окажется такой заботливой. Эжени тряслась надо мной, словно я был тяжелобольным и заставляла соблюдать все предписания врачей, которых я отныне боялся, как огня. Дожили!

— Тошнит уже от этих лекарств!

— Не будь ребёнком! — нахмурилась девушка. — Тебе нужно как можно скорее вернуться в прежнюю форму. Если не будешь делать, что велено, запру в медицинской капсуле.

Я фыркнул.

— Не веришь? Я не шучу, Алекс! Я беспокоюсь! Ты подозрительно медленно поправляешься.

К слову, не я один. Восемь спасённых подопытных находились в тяжёлом состоянии. Проклятые учёные могли погубить этих несчастных! Судя по всему, интенсивные исследования проводились в течение последних трёх-четырёх месяцев. Начало им, разумеется, было положено гораздо раньше, и поэтому профессор Никифоров и Акира Иширу вышли на тропу войны. Но в последние месяцы учёные слетели с катушек, наверное, узнали, что под них копает Севр. Они до смерти хотели получить ответы на волнующие их вопросы. Пустое… Всё это пустое… Загубленные жизни — вот она, цена открытия века.

— Со мной всё будет в порядке. Лучше расскажи, Эжени, как прошло интервью.

Девушка оглядела меня оценивающим взглядом, закатила глаза, скривилась и плюхнулась в кресло, не боясь изменять узкую чёрную юбку и расшитую жемчужинами блузку.

— Задавали каверзные вопросы. В офисе отца не нашли ничего стоящего, но сам факт обыска… Подумать только! Василия Логинова в чём-то подозревают! Все довольно потирают руки. Послушай, Алекс, — лицо Эжени приняло страдальческое выражение. — Рано или поздно канцлер Холинвуд даст «добро» на передачу журналистам данных о «Снежном королевстве». Да, уверена, он сделает это, если магнаты откажутся сотрудничать. А они откажутся. Будут до последнего отрицать свою причастность, будут говорить, что спонсировали создание холодильных установок и прочей ерунды, станут тянуть время.

— Но что это даст? И ежу понятно: они всё знали.

— Да, но за это время технократы придумают, как замести следы, успеют подготовить жалобу в Суд, оспорят результаты выборов в Тинг… Уверена: они будут шантажировать канцлера, поэтому он уже сейчас давит на них и угрожает предать дело огласке. Ох, какой поднимется скандалище, Алекс! Моя семья и без того опозорена… Как только всё станет известно, я никогда не избавлюсь от репортёров, — она поёжилась. — Они с меня не слезут, будут преследовать, и вряд ли я смогу работать. А как же мои шоу, благотворительные вечера, дети, которым нужна помощь? Я не буду знать покоя… — Эжени, бедняжка, выглядела настолько несчастной, что у меня защемило сердце. Что я мог сделать для неё? Какую мог поднять ношу, чтобы ей стало легче? Должен же я приносить хоть какую-то пользу! Я сполз с кровати, присел на корточки напротив девушки и крепко сжал её ладони.

— Эжени, ты ведь знаешь, что бы ни случилось, мы справимся с этим вместе. Ты ведь знаешь! Ты меня вытащила, и я…

— Будешь поддерживать меня потому, что я тебя вытащила? — горько улыбнулась девушка. Она была расстроена, но в глазах не было слёз, только гнев. Значит, и эти трудности не смогли сломить Эжени.

— Не только поэтому. Неужели забыла? Я тебя люблю. Ты ни в чём не виновата, Эжени, и не должна расплачиваться за чужие ошибки.

— Но судить будут меня. Найдут, к чему придраться. Сначала дядя, теперь отец. И оба связаны с этим мерзким делом. Утром я говорила с отцом. Не успела тебе рассказать…

Что же… Не могла же Эжени игнорировать его вечно.

— Аннулировал твой пропуск на космодром?

— Ага, теперь не получится угнать корабль, — она вымученно улыбнулась. — Но это неважно. Теперь я понимаю, почему отец отказывался участвовать в поисках дяди. Он знал. Он всё знал с самого начала, но хотел, чтобы я запуталась, подозревала дядю в связях с Гильдией. Наверное, он не догадывался о том, что дядя оставил подсказки, а когда понял это: захотел, чтобы я прекратила расследование и вернулась в Москву. Он боялся, что мы его вычислим. Дьявол! — тело Эжени прошила нервная дрожь. — Отец всё знал! И об убийстве дяди тоже… Что если… именно он… он всё придумал…?

А вот это плохо! Очень плохо! Неужели?!

Глаза девушки налились кровью, она смотрела не на меня, а сквозь меня. В тёмных омутах глаз полыхало адское пламя. Я стиснул её руки, крепко сжал пальцы, надеясь вывестииз ступора.

— Эжени, милая, мы должны во всём разобраться. Слышишь?! Что сказал твой отец? Неужели он проговорился?

— Можно сказать и так. Он заявил, что сделал это ради меня, ради меня спонсировал программу. Как и дядя, пытался помочь мне. Я ему не верю. Нет, не верю, Алекс! И никогда не поверю. По его желанию я стала такой, по его вине. Я была его проектом, экспериментом! И отец не думал о последствиях, ему не было совестно. Он ищет выгоду, во всём. И плюёт на мнение других. Мне придётся встретиться с ним, — Эжени тяжело вздохнула. — Он уладит дела в Москве и примчится сюда. И тогда я всё узнаю, Алекс! Я заставлю его ответить на все вопросы. И если пойму, что… если выясню, что дядя погиб из-за него, что он выгораживал себя… я не знаю… не знаю, что сделаю с ним… Не знаю… не знаю…

— Значит, я пойду на встречу с тобой. Я не хочу, чтобы потом ты жалела о содеянном.

— Думаешь, буду жалеть? — изогнула бровь девушка. Её глаза зло сверкали, точно у дикого зверя. Сильная и опасная, непредсказуемая — моя Эжени. Я не хотел, чтобы она наделала глупостей.

— Будешь.

— Ни за что!

— Будешь. Он всё-таки твой отец.

— Если он отнял у меня дядю и пытался забрать тебя, то жалости он не заслуживает. Я и так простила ему то, что он сделал со мной, — горячо зашептала девушка. — Я буду рада, если ты пойдёшь со мной. Мне нужны твоя поддержка и твоё благоразумие, Алекс. Но если ты меня любишь, то позволишь поступить так, как велит моя совесть.

— Ну… тебе, Эжени, трудно что-то запретить! — усмехнулся я.

Она снова поёжилась.

— Я не собираюсь устраивать самосуд. Поверь мне! Но и тёплого приёма пусть не ждёт. Алекс… — Эжени замялась и опустила глаза. Она стыдилась своих чувств. — Мне уже давно не было так страшно, как теперь. Трудно признаться, но всё так. Я боюсь за тебя, за себя, за Стасю, за Хавьера. Даже за командора, хотя он всех нас переживёт.

Бедняжка! Я прекрасно понимал её чувства, так как испытывал то же самое.

— Ничего не случится, — заверил её я. — Хавьер и я будем биться на смерть. Эй, Эжени! Второй раз меня никто не заберёт. Ты можешь на меня положиться, можешь рассчитывать на мою помощь. Буду любить тебя, как Питер Блад любил Арабеллу Бишоп.

— Или как Айвенго любил леди Ровену^[22], — подыграла девушка.

— Как Луи де Бюсси любил Диану де Монсоро^[23], — улыбнулся я. — Но, в отличие от Дианы, тебе не придётся за меня мстить. Мы одержим победу и пойдём дальше. Не будем обещать и пробовать, просто сделаем это. Мы почти у цели, Эжени! Почти у цели. Слышишь?

Она кивнула и скользнула в мои объятья. От неожиданности я повалился на пол.

— Для гвардейца у тебя поразительно плохая реакция, — захихикала Эжени.

— Пощади мою гордость и прими во внимание мою болезнь, дорогая…

— Значит, топай к медицинской капсуле.

— Не-а, мне и здесь хорошо. А в капсуле мы с тобой не поместимся.

* * *

Квартира Марины Никифоровой, матери Эжени, оказалась самой настоящей сокровищницей. Я в жизни не видел такого огромного количества печатных книг (настолько хрупких, что они находились под толстым, защитным стеклом) и старинных вещичек. Картин, ваз, которые хозяйка склеила сама из найденных осколков, шкатулок, коробочек, наполненных бусинами, деталями, какой-то прелестной и, очевидно, древней ерундой. Загляденье!

Эжени позволила бродить, где вздумается, и я облюбовал самую холодную комнату в доме. Это была «ледяная гостиная», которую Марина Никифорова использовала как зал для приёма гостей в новогоднюю ночь. Холодильные установки в комнате обычно работали на полную мощность, а по праздникам даже шёл искусственный снег. Я мог часами лежать на мраморном полу, размышлять, даже дремать. И никогда не мёрз. Эжени стучала зубами, а я чувствовал себя очень комфортно. Иногда я просыпался и замечал, что пол покрылся коркой льда, а на окнах засеребрились морозные узоры. Значит, я всё-таки мог призвать её, мою силу. Мог сделать это, не нервничая и не напрягаясь. Нужно было только пожелать, всего лишь захотеть. Может быть, поэтому учёные ничего не добились? Носители гена Х должны были успокоиться, поверить в себя и действовать. Странная сила ослепила меня. Я и представить не мог, что способен на такое. Я чувствовал себя волшебником из старой-старой сказки. Восхищался ледяными узорами, как полный идиот.

Вот только какая от них польза? Для чего сгодятся мои необычные способности? Могу превратить врагов в глыбу льда? Мне не потребуются ни лазерные пистолеты, ни ножи, ни пушки. Я могу одолеть кого угодно, не прилагая больших усилий, могу прикончить кучу народа, сидя дома на софе. Стоит только представить, как они превращаются в ледяные фигуры. Так ведь?

Вот в чём дело! Вот почему учёные пришли от этих навыков в восторг! Человек, от природы создание слабое, всегда мечтал о невероятных способностях. Но как поступят люди, получив их? Не слетят ли с катушек?

Гортензия говорила, что илионийцы не используют нарин как оружие уже несколько тысяч лет. Прежде они создавали ледяные доспехи, такие прочные, что их было невозможно пробить. Но подчеркну, это было давно. Каким-то образом нарин помогает пришельцам выдерживать низкие температуры. В конце концов, это не только умение превращать воду в лёд, но и масса других навыков. Да, на Земле илионийцы используют своё искусство для защиты, но только в экстренных случаях, когда не могут пустить в ход огнестрельное оружие.

В чём же практическая польза нарин? Для человечества. Неужели можно использовать его как аналог природного оружия? Или всё это глупости? Бредовые идеи сумасшедших учёных? Но тогда почему космические магнаты согласились спонсировать проект, почему ему уделили так много внимания?

«Управляемое оружие. Да разве человеком легко управлять? Неужели носители гена X вот так запросто могут заморозить Мировой океан? — размышлял я. — Небеса! Если так, то к чему это может привести? Неужели я мог заморозить террористов в развлекательном центре „Бриллиант“, мог остановить огонь, спасти людей? Если так, то почему способности подвели владельца? Почему не пробудились в нужный момент? Почему всё это случилось, почему?»

От подобных мыслей ужас вихрем носился по моим венам, заставлял дрожать в лихорадке, вздрагивать от каждого шороха, страдать от чувства вины.

Бесполезная сила, бесполезные опыты, бессмысленные жертвы!

— Из-за тебя здесь стоит зверский холод! — надо мной нависла Эжени, с головой закутанная в тёплую шаль с кисточками. На них были нанизаны бусины, которые звенели, стоило только девушке пошевелиться. Я приподнялся на локте и провёл кончиками пальцев по гладкой поверхности покрытого льдом пола. Обжигающе холодный, кристально-чистый, идеальный…

— Отчасти. Установки работают на полную мощность. Сейчас полдень. Самая жара! Вот и захотелось проветриться…

— Брр! Идём в гостиную. Здесь слишком холодно. Воздух стынет.

— Ты выглядишь обеспокоенной. Что-то случилось?

— Всего-навсего приезжает мама. Через пару часов будет здесь.

Оу!

— Это плохо? Думаешь, мне стоит уехать? — я подскочил, как ошпаренный. Эжени улыбнулась.

— Думаю, тебе стоит с ней познакомиться, Алекс. Она странная и не видит дальше своего носа, но знает уйму интересных вещей. Она развлечёт тебя разговорами. Если захочешь слушать, расскажет и о мумиях, и о древних городах, ушедших под воду, и о войнах…

— Звучит заманчиво, Эжени!

— Прежде я не знакомила её с парнями. Немного нервничаю.

— Узнав, что я живу в Среднем районе, она рассердится? — забеспокоился я.

— Вряд ли. Я боюсь: она и имени твоего не запомнит. Вот если бы тебе исполнилась тысяча лет… Просто… знакомство с родителями и прочая чушь практикуются в нормальных семьях, а Логиновы и Никифоровы уже давно к ним не относятся.

* * *

Эжени и её мать поразительно похожи друг на друга. Обе хрупкие, с пышными каштановыми волосами. Марина Никифорова выглядит очень молодо и кажется не такой суровой барышней, как Эжени. Задумчивая и рассеянная, она частенько говорит невпопад, задаёт одни и те же вопросы, но неизменно вежливо улыбается. Она мне нравится. Как и говорила Эжени, её мать рассказывает удивительные вещи: о глубоководных раскопках и о реставрации найденных артефактов.

В тот день она не задала мне ни единого провокационного вопроса, и её нисколько не смутил тот факт, что я гостил в её доме. Марина Никифорова не говорила ни о бывшем муже, ни о погибшем брате, ни о расследовании, в котором участвовала дочь. Казалось, её это не волновало, казалось, она жила в параллельной реальности. Странная женщина! Женщина-учёный, как и Хильда фон Вейнер, такая же умная, но совсем другая…

— Мама, я хочу спросить: рассказывал ли дядя о своей работе? — Эжени маялась без дела. Её мама склонилась над столом и внимательно разглядывала груду каких-то черепков. Я углубился в чтение очередного обзора судебной практики.

Марина Никифорова так и не оторвала взгляд от драгоценных объектов исследования.

— Пётр мог часами говорить о своей программе, его было невозможно остановить.

— Нет, я говорю не о программе, — Эжени присела на край стола матери. — О том, над чем дядя работал в последний год, — я навострил уши. — Может быть, он обмолвился… хоть словом…

— Женя, неужели ты продолжаешь расследование? — миссис Никифорова, наконец, подняла глаза на дочь. Мама Эжени выглядела испуганной. — Мне казалось, всё ясно. Дорогая, твоё рвение беспокоит меня! Понимаю, невозможно без содрогания читать то, что теперь пишут про Петра, но что поделаешь? Твой дядя сотрудничал с Гильдией, это факт, и ничего не исправить. Придётся перетерпеть, дочка, придётся смириться.

Эжени фыркнула.

— Ты слишком долго пробыла в экспедиции, мама. Всё пропустила. И новостные ленты не читаешь. Дядю убили гильдейцы, но работал он не на них. Всё гораздо сложнее.

Казалось, мать и дочь совершенно забыли обо мне. Неловко! Я должен был убраться восвояси, но уж больно было любопытно, и я остался.

— То есть? Что ты выяснила, Женя? — побледнела миссис Никифорова.

— Так дядя не рассказывал, над чем работал? Вы ведь хорошо ладили, делились успехами, — Эжени не торопилась отвечать, чем ещё сильнее нервировала мать.

— Нет, мы ведь очень редко виделись. Целый год я провела в экспедициях, и он был в разъездах. Мы почти не разговаривали. Теперь я жалею об этом. Так что ты выяснила?

Я видел, как ладонь Эжени сжалась в кулак, как напряглись её плечи. Она продолжала бороться за репутацию дяди.

— Я не могу объяснить… слишком сложно и запутанно. Но дядя не работал на Гильдию, он был замешан в другом деле… В ужасном деле мама! И когда он захотел вырваться, ему пригрозили… Он знал, что обречён, поэтому оставил подсказки. Хотел, чтобы я во всем разобралась. Это было сложно… Этого недостаточно, чтобы вернуть ему доброе имя. Но я стараюсь. Пожалуйста, вспомни: рассказывал ли дядя хоть что-нибудь о своей работе? Может, он говорил об отце?

— О твоём отце? Причём здесь он? — и тут Марина Никифорова ахнула. — Ты считаешь: он замешан? Эти обыски! Небеса!

— Мама, успокойся, пожалуйста, и вспомни. Это важно!

— Н…нет… Я не помню. Ты же знаешь, он не ладил с Василием, никогда не ладил. И Пётр никогда не упоминал, что Василий спонсирует его проекты. Мы не говорили о твоём отце. Но … возможно, я просто забыла. Я постараюсь вспомнить, — мама Эжени была потрясена. — У меня сохранились письма, файлы твоего дяди, даже его рукописи.

— Миссис Никифорова, извините меня, — встрепенулся я. — Где вы храните эти документы? В Москве?

— О нет. Все важные документы держу при себе. Куда я, туда и они. Но, боюсь, в них не будет ничего полезного…

* * *

Питер Никифоров действительно не оставил сестре никаких важных документов, но в этом хламе мы обнаружили кое-что ценное.

— Откуда у тебя ключ-карта от кабинета отца? — ахнула Эжени.

— Ключ-карта? Какая? Ах, эта! Не знаю… Наверное, ты оставила, Женя. У меня никогда не было этого ключа.

Эжени широко улыбнулась и прижала карту к груди. Она что-то задумала!

— Ключ от его кабинета? Зачем он тебе? Там уже проводили обыск, просматривали данные, сохраненные на компе. И ничего толкового не нашли, — я не понимал, почему девушка переполошилась. Эжени одарила меня ещё одной довольной улыбкой.

— Обыск провели только в офисе. Но не в доме. Это ключ от домашнего кабинета отца. Запасной ключ! Наверное, я забыла его у матери, а она и внимания не обратила. После того как я угнала корабль, отец аннулировал не только мой пропуск на космодром, но забрал и ключи от дома. А этот — запасной! Дура я, дура! Вот почему он так занервничал! Он хранит все файлы дома! Я была в его кабинете! Настоящее бомбоубежище! И обыски там проводить не станут, потому…

— Потому что, согласно 32 статье Процессуального кодекса ЕАК, требуется особое разрешение на обыск дома, если расследование связано с профессиональной деятельностью подозреваемого, — закончил её мысль я. — Чёрт! Это плохо!

Глаза Эжени, напротив, сияли.

— Он один из учредителей программы! Что если он хранит дома что-нибудь важное?

— Эжени, не думаешь ли ты… Постой, не руби с плеча! Может, ты ничего и не найдёшь. Может, ты и вовсе не попадёшь в дом.

— Попаду. У меня есть ключ от кабинета, а Регина Шелли поможет обмануть ИИ квартиры. Я доберусь до его файлов, Алекс! И никто меня не остановит! Слышишь? Никто!

Разумеется, никто. Даже я.

— Значит я пойду с тобой.

* * *

Однако поездку в Москву пришлось отложить. Меня вызвали в Берлин, где я должен был дать показания. Канцлер вступал в должность только спустя полтора месяца после выборов. Указанное время отводилось на постепенный переход власти от одной партии к другой. Однако канцлер имел право на первый указ, который не мог отменить даже Тинг, ещё заседавший старым составом. И этим указом Бенджамин Холинвуд учредил чрезвычайную комиссию для расследования злоупотреблений космических магнатов. Репортёры от любопытства исходили слюнями, новостные ленты, да что там, вся Сеть, пестрила предположениями.

«Следуя программе „Партии справедливости“, канцлер Холинвуд урезал финансирование космических исследований и отдал распоряжение о передаче средств в Фонд социальных инициатив… Пресс-секретарь канцлера сообщил, что закрывать все космические программы не планируется, однако необходимо провести проверки отчётности. И если вскроются злоупотребления, нецелевое расходование средств, задолженности по уплате налогов, виновники, вне зависимости от статуса и положения, понесут заслуженное наказание».

Обыски в офисах магнатов ничего не дали, разве что всколыхнули общественность, обозлили богатеев и… и напугали их. Ага, напугали! И, тем не менее, они отказывались закрывать программы космических исследований, а финансовых злоупотреблений оказалось недостаточно. Магнаты были согласны и дальше оплачивать исследования за свой счёт. Значит, требовались более весомые доказательства. Именно поэтому освобождённых подопытных вызвали в Берлин.

— Мама, как ты думаешь, какая рубашка подойдёт Алексу больше? Серая или голубая?

— Чёрная, — опередил Марину Никифорову я. — Я не хочу наряжаться, Эжени. Я собираюсь дать показания, а не сняться в шоу!

Эжени, вопреки моим возражениям, оформила онлайн-заказ, наверное, в самом дорогом магазине ЕАК.

— Нет, ты переоденешься в светло-голубую рубашку, хорошенький мальчик. Мама, мне кажется, голубой ему подойдёт больше. Или всё-таки серый?

— Тебе виднее, детка, — Марина Никифорова так и не оторвала взгляд от древних черепков.

— Решено! Голубая рубашка! — голубая рубашка. Ага! Она стоила дороже многофункционального дроида. — И чёрный пиджак. Я заказала его специально для тебя. Сидеть будет, как влитой!

— С тобой только свяжись… — ворчал я. — С тобой только свяжись!

* * *

На аэровокзале в Берлине меня встретил Гектор Бофорт. Вот это да! Неужели, выбравшись со станции, я превратился в важную шишку, раз меня вызвался сопровождать главнокомандующий?

— Я отвезу тебя в Штаб партии, парень. Посол хочет поговорить с тобой, — стащил меня с небес на землю командор, стоило только забраться в огромный зеленый кар.

— Но, сэр, я же должен дать показания…

— Подождут твои показания. Лу’Каас беспокоится о тебе и требует встречи, а сейчас не лучшее время для ссор с пришельцами, — процедил Бофорт. Его кар стрелой ринулся вперёд. К счастью, я успел пристегнуться, иначе бы врезался в переднее сидение. Мы летели так быстро, что город за окнами походил на расплывчатые картинки в калейдоскопе, яркие и бессмысленные.

«Небеса! Он гоняет, как псих!» — думал я.

Я видел синие глаза командора в зеркале, и они метали молнии. Случилось что-то крайне скверное.

— Командор, сэр. Вы сказали, что посол…

— Возможно, говорить тебе придётся не только с Лу’Каасом, но и с другими пришельцами. И они будут задавать каверзные вопросы о станции, — процедил Бофорт.

— Я не стану болтать.

— И не придётся, парень. Они уже всё знают. Племянница посла рассказала.

О, чёрт! Не нужно было впутывать Гортензию! Конечно же, она всё выложила дяде. Но без неё мы бы не выбрались.

— Дьявол!

— Он самый, лейтенант. Холинвуд поторопился приглашать илионийцев на Землю. Это, конечно, был неплохой ход, но только в рамках предвыборной кампании. К его несчастью, посла чуть было не прикончили. А ещё выяснилось, что далеко не все пришельцы желают мира с людьми. Лу’Каас, разумеется, на нашей стороне, но этого недостаточно. Историю с исследованиями и покушением на посла илионийцы используют против нас.

— Наверное, они потребуют передать сведения о программе. Но… но, если её закроют, возможно, мы сумеем наладить отношения.

— Как раз с этим могут возникнуть сложности, лейтенант, — зашипел Гектор Бофорт. — Вот если бы программа была государственной, проблем бы не возникло, но в деле замешан частный капитал. И чтобы прикрыть её, нужны серьёзные основания. А нам обязательно поставят в вину тот факт, что доказательства добыты незаконным способом.

— Почему незаконным? А как же «правило необходимости»? Статья 66 Процессуального кодекса. Мы спасали Гарри Питерса, которому грозила смертельная опасность. У нас были подозрения… Ладно, может, это не лучший вариант, но как же моё спасение? У вас были основания полагать, что долго я не протяну. А заодно вы записали видео…

— Как у тебя всё просто, парень, — оскалился Бофорт. — Твои друзья нарушили закон. Их ведь отстранили от дела, а они продолжили расследование. В следующий раз я не смогу их отмазать.

Вот чёрт! Точно! Какой я идиот! Совсем отстал от жизни.

— Я дам показания, расскажу всё в подробностях. Должен же я хоть что-нибудь сделать! И спасённые могут дать интервью. Эжени Логинова и её подруга Стейси помогут это организовать.

— Да, Холинвуд говорил об этом. Рискованно. Подставишь под удар не только себя, но и других людей. И времени в обрез.

— Но вы бы рискнули, командор?

— Чтобы выбраться из этого дерьма? Рискнул бы.

* * *

— Александр! — взволнованный посол Лу'Каас обнял меня за плечи и крепко прижал к себе. — Как ты себя чувствуешь? Я не мог улететь, не убедившись, что тебе стало лучше.

Улететь? А вот это плохая новость!

— Я в полном порядке, пожалуйста, не волнуйтесь! Сэр… Ксандр… Неужели вас отзывают?

— Верно, мальчик. Я возвращаюсь домой, — посол выглядел расстроенным. И меня эта новость очень огорчила. Я успел привязаться к нему. Если Лу’Каас улетит на Илион, мы можем больше никогда не встретиться.

— Неужели Илион отзывает всю делегацию? — не унимался я.

Только не разрыв дипломатических отношений! Только не это!

— Нет, но мне придётся уехать. Боюсь, время переговоров закончилось. Ох, мой мальчик…

Я хотел задать ещё несколько вопросов, но тут к послу обратилась высокая илионийка. Сухопарая, белокожая и суровая. Её белые волосы были убраны в высокую замысловатую причёску из кос. Украшений она не носила и была облачена в простую серебристо-голубую хламиду без узоров и нашивок.

Лу’Каас ответил ей на илионийском, но без энтузиазма, а потом перешёл на английский, желая представить меня знакомой.

— Госпожа Октавия, это Александр. Александр, госпожа Лу'Нейас — новый посол и Глас Народа.

Она оглядела меня с головы до ног сердитым взглядом. Новый посол, значит. Посол, который не испытывает приязни к людям. Плохо! Она наклонила голову, приветствуя, и я ответил тем же.

— Ещё один Лу'Каас, так ведь, Ксандр? Твой родич, — её голос скрежетал, как подошвы ботинок, наступающие на битое стекло. Она смотрела на меня сверху вниз, и это напрягало. — Что же… у него наши глаза. Ты обладаешь необычным для человека даром, мальчик. Поэтому земляне хотели тебе навредить. И они сделают это снова. И снова. Ты не такой, как они, и поэтому люди не оставят тебя в покое.

Отлично! Просто прекрасно! Многообещающее знакомство, нечего сказать!

— Они совершили большую ошибку, госпожа посол. Но этого больше не повторится.

— Ты наивный мальчик, если веришь в это, Александр, — хмыкнула она. — И мне жаль тебя. До встречи с канцлером осталось пять минут. Я буду ждать тебя в зале, Ксандр. Мне было приятно познакомиться с твоим родичем.

— Послушай меня, — когда госпожа Октавия удалилась, Лу’Каас снова крепко сжал мои плечи и зашептал на ухо. — Глас Народа — высокое звание, это избранный представитель в Совете двадцати. Октавия очень влиятельна.

— И настроена против людей, — констатировал факт я. — Считает, что исследования — угроза вашей национальной безопасности?

— Выглядит странно, верно? — посол поморщился. — Илион слишком далеко, чтобы беспокоиться по этому поводу. Но искусство нарин — наше, оно принадлежит моему народу, его суть — наша тайна. А люди попытались её раскрыть. И Октавия использует этот факт в своих целях. Она постарается навязать ЕАК невыгодное соглашение. На канцлера будет оказано давление.

— Сэр… думаете, начнётся война? — зашептал я.

— Кому нужна война? Нет ничего страшнее войны, Александр. Но обстановка может накалиться до предела. Я постараюсь убедить Совет в том, что мы должны быть лояльными к землянам. Но если станет совсем туго… Я не могу рисковать своей семьёй, снова подвергнуть вас риску. Гортензия остаётся на Земле, будет следить за обстановкой, а вы… вы всегда должны быть готовы к отлёту. Понимаю, Илион — не лучшее место для людей, но в моём доме вы будете в безопасности.

Вот те на! Ничего себе! Покинуть Землю? Нет, немыслимо! Эта планета — мой дом. ЕАК — моя Родина. Моё место здесь.

Я обнял дедушку, постарался успокоить. Я надеялся, что всё обойдется. Пожалуйста! Пожалуйста! Пусть нам повезет!

* * *

— Не ожидал, что ты устроишь вечеринку в моём доме, Женя, а меня не поставишь в известность! — Василий Логинов не повышал голос, говорил спокойно и холодно, но смотрел с неодобрением. У Эжени были его глаза — большие и карие, мрачные, пугающие.

Пышные русые волосы едва-едва доставали до его плеч. Высокий и крепко сбитый, Василий Логинов производил впечатление человека решительного и бескомпромиссного. Я не ожидал, что у него окажется такой мягкий, обволакивающий, вкрадчивый голос.

Конечно, мы предполагали, что можем попасться, и тщательно готовились к проникновению в квартиру Логинова, такую роскошную, что зубы сводит. Выбрали день, когда магнат собирался уехать из Москвы, предварительно отключили камеры, настроили глушители, взломали панель ИИ квартиры. В жилой комплекс меня, Хавьера и Регину провела Эжени, которую знали все охранники и дроиды. Мы проникли в кабинет Логинова и, благодаря Регине и Хавьеру, добрались до данных, хранившихся на личном компе. Друзьям пришлось попотеть, чтобы вскрыть чёртовы файлы.

К счастью, когда заявился хозяин квартиры, мы уже покинули кабинет и рыскали по гостиной.

— Ты ведь уехал, папа, вот я и подумала: почему бы и нет. В моей квартире дроиды затеяли техосмотр, а друзья завтра улетают, — сладко пропела Эжени. Она ничем не выказала волнение, не побледнела и не покраснела, говорила ровно, точно ничего не произошло. Она прекрасно понимала: Логинов знал, что мы искали, но пыталась выиграть для нас время. Конечно, он бы не купился на её слова, но при желании его бдительность можно было усыпить. — Неужели ты против? Нас всего лишь четверо, и выпивки почти нет. Почти… — она пьяно захихикала и указала на пустые бутылки (мы заблаговременно вскрыли бар магната и вылили дорогостоящее спиртное). — Значит, ты против? Ладно, папочка, мы продолжим отдыхать в другом месте. Ребята, мы уходим! Я отвезу вас в Центр, покажу Красную площадь. Вы не можете уехать, не увидев площадь! Огромный развлекательный комплекс, и музеи там есть… и галереи, и рестораны. Настоящий город в городе!

Она направилась к выходу, раскачиваясь и волоча меня за собой.

— Остановись, Женя! — рявкнул Логинов, и она замерла, насторожилась, сощурилась, точно кошка, приготовившаяся к прыжку. Сигнал! Пора уматывать. — Я знаю, кто они. Твои друзья. Полицейский, которого давно пора лишить значка, агент Службы безопасности и «ледяной» мальчишка. С ним ты спишь, так ведь? С этим созданием! Что вы здесь забыли? Рылись в моих документах? Искали улики? Думаешь, я выпущу вас отсюда? Ты предала меня, дочка. Предала.

— Да! — в глазах Эжени мелькнули ярость и торжество, она повернулась к отцу и широко улыбнулась. Хавьер выступил вперёд и закрыл Регину своим телом. Мой друг и я были готовы ко всему: от нападения армии дроидов до газовой атаки. При нас было всё необходимое: щиты, защитные маски, лазерные пистолеты, Эжени и Регине мы отдали силовые нагрудники. — Я предала тебя! И не жалею! Сперва ты предал меня. Меня и моего дядю.

— Что ты знаешь, глупая?!

— Знаю, что ты едва не превратил меня в чудовище. Знаю, что из-за тебя погиб мой дядя!

— Он погиб из-за себя, дурёха! Он влез не в своё дело!

— Он раскаялся и пытался спасти тех несчастных. Вот что я знаю! Когда вы стали проводить опыты над людьми, когда вы принялись их мучить, он не выдержал и начал вывозить их со станции. Вместе с Акира Иширу. Они хотели спрятать бедняг, но вы добрались до них раньше. Наняли гильдейцев, чтобы их смерти походили на заказные убийства, повели полицию по ложному следу. Вы не гнушались связями с террористами, лишь бы только скрыть правду. Йозеф Лисянский и Мэгги Стиг пытались предупредить дядю об опасности, но и их убили. Он знал, что обречен, как знал и Акира Иширу. Они не успели рассказать о программе, но оставили подсказки. И теперь я знаю правду. А скоро её узнают все остальные. Удивлен? Думал, я не докопаюсь до истины? Думал, опущу руки, раз ты отказал в помощи? Перестану его искать? Перестану бороться за него? Ни за что! Ага, помню, как ты бесился, когда понял: я у цели. И ничего не мог сделать, боялся обнаружить себя! Поздно! Ты заплатишь! Ты за все заплатишь! Убийца!

Логинов картинно закатил глаза.

— Думай, что говоришь, девочка! Я всего лишь финансировал программу. И заметь, не только я, но и другие магнаты. Не я отдавал приказы, а канцлер Бергман. Не я вселенское зло.

— Ты спонсировал опыты над людьми!

— Исследования, Женя. Исследования, которые могли помочь тебе!

— Исследования? — задохнулась девушка. — О нет, они измывались над Алексом, твои учёные! Они мучили другого человека!

— Он не совсем человек, и ты прекрасно знаешь…

— Значит, если в его венах течет кровь пришельцев, его можно запытать до смерти?!

— Не драматизируй, Женя! Ты ничего не знаешь!

— Мои друзья были на станции и всё видели! Говоришь, сделал это ради меня? Ради меня? Ты сотворил из меня монстра, сделал такой, и меня не вылечить! Ты прекрасно знаешь! Я всего лишь предлог, всегда была им! Тебя волнуют деньги. Только деньги.

— О, это очень выгодный бизнес, дочка! — хохотнул Логинов. Негодяй!

— Значит, ты лишишься того, что любишь больше всего на свете. Своих денег, своего дела, своего положения. И отправишься в тюрьму! Улик достаточно! Я лично передам их новому канцлеру.

— Маленькая мерзавка! — наверное, Эжени не ожидала от отца такой прыти, но он за долю секунды преодолел разделяющее их расстояние. Она бы не успела отскочить, и огромная ручища схватила бы её за горло. Я оттолкнул девушку в сторону. Василий Логинов замер на месте. Его ноги примёрзли к полу, он потешно раскачивался из стороны в сторону, ругался на славянском, но не мог и шагу ступить.

— «Управляемое оружие», мистер Логинов? Вы, явно, представляли его не таким, — зашипел я. — Ваши работники мучили и запугивали людей, пытались их сломить. Но вы и понятия не имеете о том, что будет, когда мы выйдем из-под контроля.

— Он опасен, Женя! Дочь, ты же видишь: это создание опасно! — вскричал отец Эжени и умоляюще протянул руки к девушке. Жалкое зрелище! Он был безоружен. Разумеется, не хотел испачкать руки в крови.

— Вот именно! Создание опасно! Создание может заморозить вас изнутри. О таком оружии вы мечтали?! Какая беспечность, мистер Логинов! Оно может обернуться против вас, — меня душил гнев, я ненавидел этого человека, ненавидел всей душой. За то, что он сделал с Эжени, за то, что учёные сотворили со мной. Выгодный бизнес! Выгодный бизнес! Циничная сволочь! Даже хуже, чем Хильда фон Вейнер. Она-то думала, что старается ради человечества, а он заботился лишь о собственном благополучии. Логинов глядел на меня, как на насекомое. Ещё бы! Я же не человек, создание. А его дочь — выгодное вложение капиталов. Я желал увидеть ужас в глазах магната, прежде чем тот превратится в ледяную глыбу.

— Оставь, Алекс. Я сама! — Эжени ласково сжала мою ладонь, и бушевавшая во мне ярость послушно свернулась в клубок. Это борьба Эжени. Дело её семьи.

— Что ты сделаешь, дочь? — Логинов, надо отдать ему должное, уже отошёл от шока и нагло ухмылялся. — Улик у тебя нет. Ты видела файлы, но их не скопировать, не сохранить на съёмном носителе. А сразу же послепросмотра они самоликвидируются. Я установил лучшую защиту, я предполагал, что ты заявишься.

— Да, файлы не скопировать, — кивнул Хавьер, и его губы растянулись в довольной улыбке. — Но можно прочесть и запомнить, — он сверкнул синтетическими зрачками. Магнат побледнел. Не думал, значит, что мы его обыграем.

— Всё закончилось, отец. Скоро о твоих делишках будет знать каждый гражданин ЕАК. Потерпевшие уже сегодня расскажут правду. Интервью записаны. И мне есть, что рассказать. Ах, да, благодарю за чистосердечное признание! — ухмыляясь, Эжени указала на Регину, к одежде которой было прикреплено записывающееся устройство.

Логинов снова выругался, его большие глаза расширились и потемнели от ужаса. Недооценил он нас, недооценил!

— А кто сказал, что я вас выпущу? За дверью — дроиды. Вы и до лифта-то не доберётесь.

— А кто сказал, что мы собираемся уходить через дверь? — усмехнулся Хавьер и настежь открыл окно. Фары кара, принадлежавшего Стейси, приветственно замигали. — А вот и моя девочка!

— Прикончить всех, кроме Евгении! С девчонкой я сам разберусь! — взревел Логинов, и в комнату ворвались дроиды.

— Я ценю твою заботу, папочка!

Мы так и не сделали ни одного выстрела. Эжени хватило взмаха хрупкой руки, чтобы дроиды и сам Логинов, освобожденный из ледяного плена, повалились на пол. Хавьер и Регина уже забрались в кар, а Эжени замерла на секунду. Её глаза, полные ярости и жажды расправы, глядели на отца.

— Нужно уходить! — я подхватил девушку на руки и потащил к окну. Скорее! Скорее! Пока дроиды не начали стрелять, пока Эжени не совершила то, о чём потом будет сожалеть. Этот подонок всё-таки был её отцом. Каким-никаким, но отцом.

* * *

Мик Рикерс, 28 лет. Мадрид.

«На станции прожил два года. Домой отпускали всего три-четыре раза. Лгал родным, что работаю в шахте на Селении. И хотел бы сказать правду жене и матери, но мне постоянно угрожали. Говорили, что убьют и меня, и всех моих близких».

Елена Осипова, 35 лет. Ростов.

«Согласилась на эту работу потому, что отчаянно нуждалась в деньгах. Сначала было терпимо: брали кровь, тестировали. Но год назад всё изменилось… Домой стали отпускать всё реже и реже. А кого-то не отпускали вообще. Я говорю о тех, у кого не было семей. Их держали отдельно от нас, в другом блоке станции. Мы видели их очень редко… Они выглядели истощёнными, замученными. Мы боялись. Все мы боялись. Знаете это ужасное чувство, когда ни днём, ни ночью не можешь отделаться от страха? Ужас душит тебя и сводит с ума. А бежать некуда».

Стефан Бил, 33 года. Лион.

«Нас держали в отдельных комнатах-камерах. Я провёл на станции год и привык к тому, что покидать комнату можно только в сопровождении медицинского работника. Сначала с нами хорошо обращались, не применяли силу, кормили три-четыре раза в день, не задерживали зарплату, отправляли на Землю, если было нужно встретиться с семьёй. Я воспринимал это как работу. Уж поверьте, на заводе я получил бы в пять раз меньше, а в моей семье каждая марка на счету. Четверо детей всё-таки. Работа не пыльная: сдавай кровь, проходи психологические тесты, отвечай на вопросы, позволяй сканировать мозг, вводить препараты. Я чувствовал себя отлично. Но год назад всё изменилось. Меня буквально накачали лекарствами, так, что я ничего не соображал. Я не мог спать, мерещились голоса. Я испытывал ужас, била дрожь. Пропал аппетит, я быстро терял вес и постоянно падал в обморок. А они наблюдали, всё фиксировали. И заставляли меня… как это называется, создавать лёд? У меня ничего не получалось…, и они пугали, что заберут моих сыновей. Мальчики же унаследовали этот дар».

Эльза Берг, 26 лет. Франкфурт.

«Мне предложили эту работу ещё в Университете. Я училась на врача, и стажировка на Селении, у самой Хильды фон Вейнер, казалась пределом мечтаний. Но я не подозревала, с чем столкнусь. Учёные считали, что наши способности просто спят, а значит, их нужно разбудить. Именно поэтому нас лишали пищи, запирали в тёмных комнатах, нападали на нас… угрожали расправой, заставляли проходить симуляции… Мне казалось такое… Моя подруга — Беатрис — она сейчас в больнице, бредила, плакала, звала родителей, её пугал каждый шорох. Её тестировали чаще, чем меня. У неё получалось… управлять водой».

Джон Фостер, 39 лет. Париж.

«Когда мне запретили покидать станцию, я понял: всё кончено. Нас не отпустят. Разберут на винтики, а останки выбросят в открытый космос. И никто не вспомнит о нас, никто не придёт на помощь. Я пытался организовать побег, вывезти со станции людей. Я работал на транспортном корабле. И знаю, как всё устроено… Мы добрались до посадочной площадки. И там на нас спустили дроидов. Кого-то мы сумели заморозить, но, в основном, люди были напуганы и не могли за себя постоять. Среди нас было много женщин. Учёные применили газ, мы очнулись уже в камерах. После этого нам запретили общаться друг с другом».

Гарри Питерс, 13 лет. Льеж.

«Я хотел скопить марок на новый комп, он был просто необходим для учёбы. Я нигде не мог устроиться на приличную зарплату, пока не обнаружил в почтовом ящике рекламное сообщение. Мне предложили работу, и я не мог не согласиться. Думал, что скоплю приличную сумму, помогу отцу, и тогда сестре не придётся работать. Так я оказался на станции. Мне запретили писать родным, сообщение удалось передать только один раз… Я был самым молодым из… подопытных. Они нас так и называли. „Подопытные“, точно мы не люди. Мне было страшно каждый день, каждую минуту. Я думал, что никогда не увижу отца и сестру».

Лейтенант гвардии Александр Орелли.

«Я принимал участие в спасательной операции. И сам оказался заложником на станции. Учёные говорили, что исследования помогут человечеству, решат глобальные проблемы. Позволят остановить климатические изменения, помогут вылечить тяжелобольных. Помогут… помогут… Разве это не благая цель? Но никакой научный интерес не может быть оправдан издевательством над людьми. Да, мы обладаем необычными способностями, и в них нет ничего жуткого и мерзкого. Мы легче переносим холод, у нас имеется иммунитет к целому ряду серьёзных заболеваний, наш мозг „стареет“ медленнее обычного, некоторые из нас способны управлять водой, изменять её форму. В остальном мы ничем не отличаемся от других людей. Паранормальные способности — не редкость. Так почему же именно мы подверглись издевательствам?»

«Мы просим защиты! Мы требуем справедливости!»

Глава 15

Гектор Бофорт.

Командор не любил Берлин за суету, толпы прохожих, шум и неорганизованность. Безумный город, готовый в любой момент слететь с катушек. А Гектор Бофорт всё продумывал до мелочей. Сюрпризов он не признавал. Он всегда держал руку на пульсе, а в голове — с десяток запасных планов. Но на этот раз ситуация грозилась выйти из-под контроля.

Город «замер», так как гвардейцы перекрыли Центр. И причиной тому стали митинги и демонстрации. Последние дни Берлин, как и другие агломерации ЕАК, штормило от акций протеста, буквально разрывало на части. Митингующие требовали закрытия космических программ и справедливого суда над учредителями «Снежного королевства». Люди скандировали «Мы просим защиты! Мы требуем справедливости!» у зданий городских парламентов и на Главной площади, у дверей Тинга. Как раз туда и направлялся командор.

Он оставил электрокар (доберётся сам, когда пробка немного рассосётся) и отправился в Центр пешком. Вместе с толпой протестующих Бофорт двинулся к зданию Тинга, переходил от одной площадки к другой, поднимаясь всё выше и выше. Он слушал разговоры, гневные высказывания, сердитые возгласы. Подумать только! Интервью, одно только интервью, разожгло самый настоящий пожар.

Неужели человеческая жизнь ничего не стоит? Неужели можно вот так просто заманить людей на станцию и изучать их? О да, как оказалось, можно! Можно вытворять всё, что угодно. А люди, бесновавшиеся, возмущавшиеся, кричавшие, спешившие по своим делам, люди, укрывшиеся в стенах жилых башен, люди, застрявшие в пробках, все они, только инструменты, винтики, гайки и заклёпки. Детали здоровенной машины под названием ЕАК. Неужели все эти люди только сейчас поняли, что их жизни давно оценили и сочли грошовыми? Командор выяснил это ещё в Африканскую войну. Впрочем, на что ему жаловаться? Он выбрал свой путь. А эти бедняги? Их ввели в заблуждение, обманули и заманили в ловушку. Запугивали и мучили. После того, что произошло, их бы не отпустили на Землю живыми.

«И что мы имеем? — размышлял Бофорт. — Жертвы прогресса, жадные до денег магнаты, технократы, которым, якобы, всё позволено, и старина Бендж, который хочет спасти мир, привести ЕАК к процветанию и дальше по списку. Проклятье! Что делать?»

Командор изнывал от жары и сорвал воротник гимнастёрки. Скверно, нечего сказать. Не помешал бы пресловутый «ледяной» ген.

* * *

— Вот и ты! — Бендж встретил его ласковой улыбкой. Даже в самых сложных ситуациях он не терял присутствия духа. Признак силы, недоступной командору. — Садись-садись! Я тебя заждался.

Бенджамин Холинвуд отсоединил датчики компа от висков и уставился на старого друга ясными глазами. Новый канцлер выглядел смертельно уставшим, явно не спал пару-тройку ночей. Его лицо осунулось, щёки запали, под глазами залегли тёмно-фиолетовые тени. Бендж откинулся на мягкую спинку кресла и сомкнул веки.

Девушка-секретарь принесла две чашки. Кофе и коньяк — убойная смесь. Что же… Холинвуд сдержал слово, отказался от дроидов. Как всегда, начал с себя. Правильный подход.

— Ты уверен, что затея с интервью стоила свеч? — хмуро покосившись на друга, начал командор. — Город на ушах стоит. Да что там! Вся Конфедерация на ушах стоит! СМИ взбудоражены, Сеть готова взорваться. Огласка может только помешать… Штаты… Да чёрт с ними! Но илионийцы…

— И без того знают всё, что нужно, Гектор, — вздохнул канцлер. — Новый посол красноречиво дала понять, что полученных сведений достаточно, чтобы применить к ЕАК, хм… меры воздействия…

— Какие ещё, чёрт бы их подрал, меры? Чего они хотят? Их планета слишком далеко, чтобы они опасались нас.

Холинвуд печально посмотрел на друга и тяжело вздохнул.

— Корабли пришельцев движутся быстрее света, Гектор, в любой момент они могут привести сюда флот.

Бофорт фыркнул.

— И что, Бендж? По-твоему, они начнут войну? Не смеши меня. Они тебя дурачат. Мол, исследования угрожают безопасности Илиона. Глупости! Их результаты служили бы исключительно земным целям. Их потомки — люди и граждане ЕАК, а значит, пришельцы не могут представлять их интересы. И пусть не запугивают тебя. Эта Лу’Нейас хочет навязать неравноправный договор, что нам совсем не нужно.

Холинвуд снова тяжело вздохнул и сделал большой глоток адской смеси кофе и коньяка.

— Но будет лучше, если илионийцы поймут: земляне против исследований над носителями гена X и сделают всё для того, чтобы наказать виновных. Гектор, я немного жалею, что пригласил в Берлин делегацию Лу’Кааса. Я и представить себе не мог, что всё так обернётся. Я рад за посла, он нашёл родственников, но из-за этого…

— Илионийцы блефуют, Бендж, а вот магнаты — нет. И они пойдут на крайние меры, чтобы избежать наказания. Пока длится расследование, пока суд не признал их виновными, они выведут все деньги со счетов и укатят на Луну. Требуй, чтобы дело рассматривал Высший суд. Тогда мерзавцы не смогут покинуть Землю, а их счета заморозят. Ты уже не сумеешь наладить с ними отношения. Да и вообще, магнаты не собирались поддерживать твою социальную программу. Денег ты с них не стребуешь. Они не откажутся от производства дроидов в промышленных масштабах, а от космических программ и подавно, ведь всё это приносит бешеную прибыль.

— Да, я уже запросил разрешение на передачу дела в Высший суд. Ответ придёт сегодня вечером.

— Решил, как поступить с Бергманом?

— О, его голыми руками не возьмёшь! — скривился Холинвуд. — Могу ли я просить Тинг лишить его неприкосновенности только на основании показаний Василия Логинова? Боюсь, нет. Даже если я попытаюсь… обсуждение в Тинге может затянуться на недели, а он со дня на день улетит в Селению. Придётся на время забыть о Бергмане, нужно обобщить и проверить данные, которые раздобыли дочь Логинова и её друзья. Отчаянные они, эти ребята. Только и делают, что рискуют жизнями!

— Логинов — подонок, но подонок трусливый. Он бы не рискнул применить оружие. А угрожал для вида. Он боится, всего лишь боится, Бендж. Пригрозив дочери, он спасал себя, показывал Бергману, что сдаётся не по своей воле, что его разоблачили. Бергман не погнушался связаться с Гильдией. И мы должны доказать это, тогда его не спасёт никакой иммунитет. Сотрудничество с террористами — измена. Как только избавимся от Бергмана, магнаты отвернутся от его партии, они крысы и потому сбегут первыми. Займись им, Бендж, вот мой дружеский совет. И потребуй от магнатов предоставления всех данных о программе «Снежное королевство», угрожай, что в противном случае выдвинешь вотум недоверия Конвенту, что прикажешь арестовать их земное имущество, закроешь абсолютно все космические программы. Они должны предоставить все данные, все наработки и результаты исследований, а мы их уничтожим. Сотрём без сожаления. Иначе однажды опыты возобновятся. Мы сотрём их, как затопили когда-то «Новую Землю». И как уничтожили чертежи старика Карсона. Оставим с носом и террористов, и Штаты.

Холинвуд поднялся на ноги и подошёл к окну. Он прятал от друга опечаленное лицо. Яркие лучи полуденного солнца запутались в его распущенных волосах.

— Знаешь, почему они так спешили завершить исследования, Гектор? Узнали, что гильдейцы выкрали какие-то файлы и продали Штатам. Я боюсь, что за границей существует аналогичная программа. И если мы уничтожим все данные…

— Штаты нас обойдут. Тьфу! — командор выругался и запустил пальцы в отросшие медово-русые локоны. — Нужно проверить эти сведения, Бендж, а не паниковать. Слышишь меня? Нужно проверить. Возможно, Бергман торопил учёных совсем по другой причине. Я всё выясню, надавлю на ублюдка, если потребуется. У меня есть человек, способный добыть компромат на кого угодно. Умная девочка, нечего сказать! И дело своё знает. Она очень помогла бедняге Тони. И нам поможет. Узнаю всё, что нужно, припугну Бергмана. Стоит только Алексу Орелли приморозить его задницу к стулу, как он…

— Гектор! — канцлер резко обернулся, его обычно добрые глаза сердито засверкали. — Юноша и без того настрадался, позволь ему вернуться к мирной жизни. Он же преподаватель. Преподаватель, а не солдат! Оставь его в покое! Так будет лучше. Для всех. И Лу’Каас будет спокоен. Он очень любит внука и рассвирепеет, если узнает, что ты хочешь использовать его способности. А нам нужен союзник в Совете двадцати.

Бенджамин был прав. Но будь она проклята, эта правда! Тяжёлые времена — крайние меры.

— Генерал ничего не сделает, если парень сам согласится. А у него это в крови, создать ледяную глыбу для него не сложнее, чем дышать. Если, конечно, он захочет. Парень на четверть илиониец, и никуда от этого не деться. Александр поможет мне и, если пожелает, возьму его на службу.

— Гектор, чёрт бы тебя подрал! И ты ещё предлагаешь уничтожить файлы программы? Значит, программу закрываем, а мальчика продолжаем использовать? И чем мы лучше технократов? Скажи, чем мы лучше?

Ну вот! Начался скулёж!

— Мы не лишаем людей права выбора. Алекс волен отказаться, если захочет.

Но этот парень не откажет. Вина грызёт его, откусывает мелкие кусочки, как пиранья, медленно убивает. С мальчишкой у командора было много общего. Но, в отличие от Гектора Бофорта, у него есть удивительный дар. Способности, которые вряд ли помогут решить массу глобальных проблем и спасти мир, но сделают его по-настоящему сильным.

А Бендж… Бендж — идеалист. Бендж — честный. Бендж верит, что сумеет превратить ЕАК в социальное государство. Мечтатель, непогрешимый борец за справедливость и просто хороший человек, совсем как его сестра — Эмилия.

Эмилия. Командору хотелось выть от боли при одном только упоминании этого имени.

Фарфоровая кукла с льняными локонами, лёгкая, как перышко, и непостижимая, как Вселенная. Девушка, которая перешагнула порог его личного ада, его больничной палаты. Тогда она навещала потерявшего ногу брата, а не его. Но Гектор Бофорт не смог её забыть даже тогда, когда мучительно умирал на «Новой Земле», когда сгорал заживо. Тогда он ненавидел весь мир, учёных, командиров и политиков, всех ненавидел, кроме неё. Потом Никифоров заново создал его тело, Эмилия же нежными тонкими пальчиками соединила жалкие обугленные ошмётки его души. Правда, ненадолго. Однажды швы разошлись, обнажились страшные раны. Свою жизнь Эмилия посвятила таким, как он, потерянным и сломленным. И погибла, защищая от террористов пациентов одного из африканских госпиталей. Себя не пожалела, глупая!

В память об Эмилии Бофорт помогал Бенджамину, стал его послушным орудием, его защитником. Только ради неё, ЕАК — лишь прикрытие. В страну он не верил, не верил и в людей. Они гадкие и жадные, мнят себя особенными, рвут друг друга на части, словно дикие звери. Нет, после «Новой Земли» в людей он не верил. Но вера жила в Эмилии, и только она заставляла покорёженную машину под названием «Гектор Бофорт» катиться дальше и сметать все встречавшиеся на пути препятствия. Но какая то была мука, ведь любимая жена не увидит результата. Она ушла, а он живёт. Существует. И сражается. Сражается за её веру в идеальный мир. В мир, который, возможно, никогда не наступит.

* * *

— Вот, что мы имеем, — бодро отрапортовала Регина Шелли. Ничего не скажешь, талантливая девушка! Похоже, не существовало базы данных или профиля, которые она не могла взломать. Тони раскрыл потенциал Регины и подготовил её «на отлично». — Первоначально программа не находилась на особом счету у канцлера. Самые обыкновенные исследования, не выходившие за рамки Университета. Их курировала Фиона Дан, пыталась понять, почему возникла аллергия на разработанный ею препарат. Потом в дело вступили Никифоров и Акира Иширу. Личные причины — со стороны первого. Научный интерес — со стороны последнего. И только когда был открыт так называемый ген Х, исследованиями заинтересовались технократы. Сначала планировалось перевести программу на полное государственное финансирование, как это было с «Альфой. Сверхспособности» и некоторыми другими проектами. Особый статус. Военный заказ. Но авторитет технократов начал падать, и…

— Бергман решил, что безопаснее сделать программу частной, — подхватил Хавьер де Леон. Он запомнил все данные, обнаруженные на компе Логинова, и помог их восстановить. Холинвуд предоставил Бофорту и его помощникам кабинеты в здании Штаба партии, и там они проводили большую часть светового дня, а порой и ночевали. — Даже если его партия проиграет на выборах, исследования продолжатся. Закрыть программу будет очень трудно. Технократы к тому моменту успели набить шишки на «Новой Земле» и «Альфе». Их пришлось закрыть. Вот Бергман и не хотел повторять ошибку. Но всё же… сэр, речь ведь идёт о секретной информации, доверять её магнатам… Что если бы они продали эти сведения гильдейцам или слили их куда-нибудь?

— Как видишь, не слили, детектив. Все пятеро учредителей программы, в том числе Логинов, доверенные лица Бергмана и его старые друзья. «Партия прогресса» всегда приветствовала проекты магнатов, поощряла их субсидиями и налоговыми льготами. Они разбогатели благодаря Бергману. И, очевидно, прекрасно понимали: шаг в сторону, и они лишаться всего. Удивлён, парень? Программа — частная, во всём обвинят именно их, а уж потом канцлера. Они боялись и делали всё, что он скажет.

— Пока мы не обнаружили никаких данных об утечке сведений за границу, — в разговор вступил Алекс Орелли. — Как я понимаю, проверять эти сведения будет Управление внешней разведки. Но не стоит забывать о террористах. Они получили доступ к данным программы, узнали о «Холодном утре» и чертежах Карсона. В этом нет сомнения. Иначе чего ради они собирались похитить миссис Валери? Ладно… сейчас это дело второе. Вернёмся к основной теме. Судя по всему, интенсивность исследований действительно повысилась за год до выборов в Тинг. К этому моменту все понимали, что «Партия прогресса» потерпит поражение. Тогда Бергман отправится в отставку, а Холинвуд сделает всё для того, чтобы закрыть все сомнительные программы. И рано или поздно он доберётся до «Снежного королевства». Тем более, магнатов начал подозревать Антоний Севр, он выявил их связи с террористами и, в конце концов, вышел на программу. А тут ещё Никифоров и Акира Иширу пожелали покинуть проект. Думаю, именно тогда профессорам дали понять, что живыми они не уйдут. Они стали собирать сведения о программе и надеялись передать эти данные полиции. Тогда-то Никифоров и заинтересовался «Землёй-Атлантидой». А ещё профессора попытались вывезти со станции подопытных, но тех отследили и стали убивать. Технократы испугались, что бедняги расскажут о происходящем на станции. Вскроют эту мерзкую язву и зальют всё гноем…

— Погибли люди, — подхватил Хавьер. — А полицейские не сообразили, что убийства связаны. Если бы не подсказки Никифорова… Когда профессора поняли, что спасённых подопытных обнаружили, они упаковали вещички и попытались спрятаться. Вернее сначала исчез Никифоров, так как магнаты поняли: это он помог бедолагам сбежать. Он скрывался некоторое время и продолжал копать под технократов. А потом… потом… До Йозефа Лисянского и Мэгги Стиг дошло, каким образом учёные нашли и убили их товарищей. Чипы. Отслеживающие чипы! Стиг даже вернулась в ЕАК, чтобы предупредить своего спасителя об опасности. Но ни она, ни Лисянский не сумели обнаружить и извлечь чипы, и поэтому погибли. Через них гильдейцы вышли на Никифорова. А потом и на Акира Иширу. Вот же подонки!

— Затем стало известно о прибытии делегации илионийцев, и Бергман решил организовать покушение на посла, чтобы избавиться от Холинвуда и дискредитировать его партию, — пояснила Регина. — Тогда же технократы взялись за агента Севра. Он знал, что его вычислили, и отдал распоряжение о временном прекращении расследования. Хотя мы были почти у цели… Но тогда руководитель группы хотел отвести от нас подозрения, чтобы мы в любом случае смогли завершить расследование. Мы ушли в тень и вернулись к работе только после его гибели.

— Насколько я понимаю, мы не располагаем полным набором сведений о «Снежном королевстве». Их можно получить только тогда, когда Бергман лишится неприкосновенности, — констатировал факт командор. — Конечно, Холинвуд попытается добиться согласия Тинга, но данные нужно получить уже сейчас, иначе Бергман сбежит. Мисс Шелли, у вас есть два дня, чтобы взломать все профили бывшего канцлера. Да, вы не ослышались! Всем необходимым, в том числе помощниками, я вас обеспечу. Ищите любую зацепку, что угодно, лишь бы только прижучить гада. И если Бергман откажется сотрудничать, придётся выложить это в Сеть. Ясно? Хорошо, девочка.

— Сэр… — Алекс хмурил темные брови. Глаза горели огнём. Правильно. Злись, мальчик, злись! Наконец-то, ты понял, что мир прогнил до основания. — Во имя этой проклятой программы было принесено столько жертв… Я всё понимаю, понимаю, что она очень важна. Но, чёрт возьми, неужели она того стоила?

Командор хмыкнул. Действительно! Неужели она того стоила? На него разом уставились три пары любопытных глаз. Ах, дьявол!

— А вы представьте, что это такое: обладать уникальной силой. Разве не о ней грезят люди? Природа не наделила нас особыми способностями, но сделала чертовски умными. Физическую слабость и уязвимость перед внешними угрозами люди компенсируют живым умом и изобретательностью. Подумайте, неужели не славно обладать могуществом, более никому не доступным? Способностью управлять Природой, подавлять её, подчинять, использовать по своему усмотрению. Люди всегда жаждали этого. Вспомните «Холодное утро», наши допотопные предки решили, что обуздали стихию, что превратили её в оружие. И чем это закончилось? Правильно, стихия вырвалась на свободу и уничтожила привычный им мир. Но какой сладкой, какой заветной оказалась мечта, желание повелевать силами Природы! Разве я не прав, лейтенант? Тебе ведь это нравится?

Щёки Алекса залил румянец. Ну, разумеется, нравится! Сила окрыляет его, хорошо ещё, что не ослепляет.

— Илионийцам такая возможность дана от рождения, и, узнав об этом, люди начали завидовать пришельцам. Но те, как могли, берегли свои секреты.

— Разорвали дипломатические отношения…

— Верно, детектив. И тогда люди вернулись к идее «Холодного утра». Однако эксперимент провалился. Ну а другие проекты? «Альфа», программы подготовки суперсолдат? Все эти сомнительные проекты были реализованы для достижения одной и той же цели. Для создания «нового человека», способного повелевать силами Природы. Но ближе всего к её достижению оказалось «Снежное королевство». Возможно, учёные смогли бы обуздать силу носителей гена X. Такие люди, как ты, Алекс, сильные и выносливые. Вы редко болеете, наделены необычными способностями. Конечно, все потерпевшие были исключительно мирными людьми, но даже из них можно было сделать некое подобие оружия. Оружия куда более безопасного, чем «Холодное утро». Вашу особенность могли бы использовать в самых разных целях, не только в военных, но и в медицинских.

— Учёные сказали: я ответ на большинство вопросов… — прошептал Алекс. Похоже, мысли об этом его мучили.

— Может и так, парень. Но это их не оправдывает. Они могут сколько угодно говорить о благих целях, о борьбе с заболеваниями, об искусственном понижении температуры, слова ничего не изменят. Было совершено преступление. Если прижучим Бергмана, его обвинят в измене и казнят. Ни один учредитель, ни один рядовой учёный не сможет избежать наказания. Ведущие исследователи, разумеется, получат по максимуму. К слову, ты, девочка, можешь не свидетельствовать против матери.

Хавьер и Алекс мигом повернулись к Регине, и она побледнела. Неужели не сказала им? Вот дурёха! Пора бы уже!

Регина нервно покусывала нижнюю губу, юноши глядели на неё с подозрением и хмурились.

— Я же говорила: у меня имелись свои причины… сотрудничать с агентом Севром… — прошептала девушка. — Моя… моя мать работает на станции.

— Регина, ты говорила, что твои родители умерли! — воскликнул Алекс. — Ты же выросла в приюте!

Тёмные решительные глаза девушки встретили осуждающий взгляд лейтенанта Орелли. Регина не дрогнула.

— Я лгала, — разумеется, она лгала! И обманывала бы дальше. Она ведь его любит. — Я лгала тебе, Алекс. — Девушка отсоединила датчики компа и сжала ладонями голову. — Отец бросил меня, когда я была совсем маленькой. Сейчас он живёт в Штатах, у него новая семья. И ему нет до меня дела. Он никогда не искал меня, не интересовался мною. А мать… мать изменилась, когда умер брат, совершенно изменилась. Вбила в голову, что должна спасти таких же больных, как он. Думала только об этом. И однажды оставила меня в приюте, а потом улетела на станцию. Нет, она не бросила меня. Навещала каждые три месяца, привозила дорогие подарки, собиралась оплатить обучение в магистратуре в Берлине. Предлагала работу. Вот только когда до меня начало доходить, чем она занимается… Разумеется, я отказалась помогать. Она совершенно сошла с ума, когда умер Вилли. Я хотела её остановить, поэтому пошла на службу к Севру. Из-за неё я уехала в Берлин. И мне так стыдно, стыдно за мать. Алекс?

— Эй, Ал! Ты чего?!

Кровь, казалось, разом отхлынула от лица юноши, и он прижал пальцы к виску, точно хотел унять разыгравшуюся головную боль. Страх, ужас, потрясение — вот что увидел командор в глазах мальчишки. Одно только упоминание о станции способно выбить его из колеи. Нет, не в станции дело, а в ней.

— Небеса, Алекс! Скажи, что она не притронулась к тебе! Скажи, что ты её не знаешь! Что она ничего тебе не сделала! Скажи мне, скажи, иначе я… — вскричала Регина. У бедняжки сдали нервы, она подскочила к юноше и, схватив его за воротник рубашки, хорошенько встряхнула. Он глядел на неё пустыми, стеклянными глазами.

— Ал… — встревоженный Хавьер поднялся на ноги.

— Она не причинила мне вреда. Я не видел её, — прошептал Алекс.

— Лжёшь! — взревела Регина. — Лжёшь! Это была она, я знаю, это была она! Доктор Хильда фон Вейнер! Она мучила тебя! Я ненавижу её, ненавижу! Но она — моя мать! — крик превратился в плач, безудержный и горький. Алекс обхватил её голову и прижал к своей груди, пытался успокоить, утешить. — Ты лжёшь! Лжёшь! Это была она! — рыдая, восклицала девушка. — Я знаю, это была она!

— Неважно. Это неважно! Неважно, слышишь, Регина?! Успокойся, это неважно! — повторял Алекс, смертельно уставший, смущённый и печальный. Добрый парень, он сказал бы что угодно, только бы она не плакала. Вот только девушке не становилось легче. — В этом нет твоей вины. И никогда не было. Я не могу злиться на тебя.

— Она исследовала тебя, будто морскую свинку! Моя мать! Моя родная мать! Это ужасно… ужасно…

— Не переживай, Регина! Ну же, успокойся! Всё будет хорошо! Всё будет хорошо, слышишь? Ты устала, мы все устали! Я не знаю…не знаю, как тебя успокоить… Хавьер, чёрт возьми, не стой столбом! Сделай уже что-нибудь!

Регина тихо выругалась, вырвалась из рук Алекса и бросилась вон из комнаты. Юноша зажмурился и попытался выровнять дыхание. Он выглядел совершенно беспомощным. Он был раздавлен.

— Командор, сэр… — проговорил Хавьер. — Освободите её от исполнения обязанностей. Освободите! Хватит с неё. Регина боролась целый год, помогала Антонию Севру, потом нам. Она устала.

«Нет, чёрт возьми! Не теперь! Эта девочка — гений. Лучшая в своём роде. Она должна остаться, должна добраться до Бергмана».

Вот только у Гектора Бофорта была дочь, его любимица, светловолосая девчушка, очень похожая на Регину Шелли. Он всё прекрасно понимал. Чёрт бы подрал Хильду фон Вейнер! И проклятую программу!

Через пять минут Регина вернулась, бледная, но спокойная, только глаза опухли от слёз. Без слов она устроилась за компом, подключила датчики к вискам и продолжила работать.

— Извините! Я не должна была срываться. Думайте, что хотите, но я остаюсь. Слишком долго я боролась против неё, чтобы теперь отступить. От многого отказалась… Нужно довести дело до конца.

За кадром.

Светало. Небо было серым, холодным и мрачным, каким-то удручающим. Регина не спускала с него покрасневших, усталых глаз. Они закрывались сами собой, а вот голова не знала отдыха. Очередная бессонная ночь.

4:30. Прохожие ещё не успели наводнить Центр города, рабочий день начинался в 9:00. Счастливчики-горожане ещё нежились в постелях, а Регина и не ложилась. Как же она устала! Устала!

— Регина… — Алекс ласково коснулся её плеча. Девушка вздрогнула, она не слышала его шагов. — Завтрак. Рано, конечно… Но вдруг потом не будет времени? — юноша выглядел смущённым и одновременно настороженным. Ну разумеется, она произвела прескверное впечатление. Стыдно-то как. Стыдно! Нужно было держать себя в руках. Но она так устала, смертельно устала, вот и сорвалась. И сделанного не воротишь.

Алекс всегда был добрым, и Регину это злило, бесило. В том-то вся беда, что он не притворялся. А она… что же она натворила…? Обманула, предала его доверие, оставила. Она жалела об этом, жалела!

— Пончики, конечно, не такие вкусные, как в «XXI веке», но есть можно. Ты ещё любишь кофе с карамелью? Сладкий, просто брр, — юноша несмело улыбнулся.

Надо же! Злился на неё, а не забыл. Регина отсоединила датчики от висков и отложила гаджет в сторону. Алекс устроился рядом с ней на высоком подоконнике и насупился. Собирался утешать, не иначе. Только этого недоставало!

— Всё ещё люблю. Спасибо! Тоже не ложился?

Алекс кивнул.

— Не ложился. Некогда. В другой жизни отдохну, — он опять улыбнулся уголками губ. Знакомо. Небеса! Как Регина по нему скучала! Словами не передать! Кроме него, у неё никого не было. Кроме него, она никому не доверяла. Но всё позади. Он полюбил другую. А с Региной общается только из-за расследования. Алекс протянул стаканчик кофе, его пальцы скользнули по ладони девушки, и она подавила отчаянное желание вцепиться в его руку. — Удалось что-то выяснить о Бергмане?

— Работаю над этим. Всё не так просто, как ты думаешь. Но ничего… я смогу взломать его профили. Алекс… ты… ты на меня не злишься? — задать этот вопрос было труднее, чем подобрать пароль и вскрыть правительственную базу данных. — Я устроила такую сцену…

Он скривился, наверное, раздумал говорить на эту тему, но Регина не могла удержаться.

— Я бы выкинул что-нибудь похлеще… Не злюсь. Я был груб с тобой потому, что ничего не знал. Теперь всё понимаю… Хочешь об этом поговорить?

И да, и нет.

Стаканчик обжигал пальцы девушки, от одного вида еды замутило.

Сказать или не сказать? Открыться? Или лучше не стоит? Регина на минуту закрыла глаза, призвала себя к спокойствию, отбросила сомнения и начала говорить.

— Спасибо за всё, Алекс! Спасибо! Спасибо за то, что ты сейчас со мной. Мне так одиноко! Не представляешь, как я тебе завидовала. Мать тебя обожала, ты с такой теплотой говорил об отце. Меня же родители не любили, ни отец, ни мать. Так, по крайней мере, я думала. Очень долго не могла отделаться от этой мысли. И сейчас не могу. Отцу всегда было наплевать. Матери… Братом она дорожила, а вот мной… Казалось, меня она не замечала, думала только о нём. Знаю, я чертовски эгоистична! Вилли был тяжело болен, разумеется, он был на первом месте. Но потом… потом, когда его не стало, мать так и не обратила на меня внимание. Она полностью ушла в себя. Потом улетела, и я осталась совсем одна. Я пыталась ненавидеть мать и не могла, ждала, когда она меня навестит, ждала каждый день. Старалась всё делать идеально, чтобы она была довольна, чтобы она меня полюбила, чтобы она ко мне вернулась. Ты ещё слушаешь? Разумеется, слушаешь… Я ничего не добилась. Меня мать хотела использовать. А я наивная… думала, что смогу завоевать её расположение. Она, действительно, чудовище? Она заслуживает высшей меры наказания?

Алекс, до этого момента сохранявший спокойствие, поморщился. Опять она всё испортила! Нашла, что спросить! Очевидная же истина! Хильда фон Вейнер, проводившая опыты на людях, самый настоящий монстр.

Алекс занервничал и запустил пальцы в волосы.

— Хильда фон Вейнер верит, что поступает правильно. Она думает, что приносит пользу. Она меня пугала. От одного вида в дрожь бросало, — он покусал нижнюю губу. — Я бы хотел сказать, что твоя мать сумасшедшая, вот только это неправда. Она отдаёт себе отчёт, она всё продумывает, планирует. И прикрывается памятью о твоём брате. Но ты… Ты… ты ни в чём не виновата, тебя не в чем упрекнуть. Слышишь? Не смей винить себя, Регина! Эй! Стало хуже? Не умею я утешать…

Алекс выглядел совершенно беспомощным, а ещё несчастным. Это она должна была его утешать. Хильда фон Вейнер покинула дочь. Всего лишь. А Алекса она пытала.

— А знаешь… — зашептала Регина, пристыженно опустив глаза. — Я ведь хотела принять её предложение. Хотела улететь в Селению и служить на станции. Я хотела большего, понимаешь? Хотела вырваться из Среднего района, верила, что смогу добиться успеха. Я облажалась, знаю.

Брови Алекса страдальчески изогнулись. Как всегда, принял слова на свой счёт. Какая же она дура! Неужели с ним Регина не была счастлива? Была. И всё же…

Будь проклято её тщеславие!

— Я не успела принять решение, со мной связался Антоний Севр, открыл глаза на мать, на мою глупость и предложил работу. Он уже тогда подозревал сотрудников программы и нуждался в моей помощи. И я стала специальным агентом. Севр многому меня научил и относился, как к дочери, познакомил с родными. Наверное, я его подставила, всё гналась за матерью. Не решилась оборвать с ней связь. Думала, что смогу её остановить или переубедить, не знаю… Я забыла об осторожности. А вдруг из-за меня она вышла на нашу группу? Агент Севр за меня вступился и погиб. Что если я во всём виновата? Уж теперь-то я должна её остановить. Просто обязана!

Алекс потянулся к девушке, вцепился в плечи и легко встряхнул.

— Не накручивай себя, слышишь? Прекрати себя накручивать! Ты ничего ей не должна. И никому. Ты свободна. Можешь отказаться от участия в миссии и уехать, куда захочешь, куда угодно. Командор тебя освободит, в этом я уверен. Только попроси! Живи для себя, Регина! Живи долго и забудь об этом кошмаре!

Заманчивая мысль! Сбежать. Исчезнуть. Уехать отсюда, очень далеко. Куда-нибудь в Африку или в Сидней, забыть о прошлом. Не сразу, на то уйдёт ни год, ни два, а много-много лет. Но время, в любом случае, не будет стоять на месте. Регина сможет просто жить, излечиться от болезненной любви к матери, к Алексу, от сомнений. Всё начнёт с начала. Заманчивая идея! Очень заманчивая! Вот только девушка уже сделала выбор.

— Нельзя. Нельзя мне уезжать! Кто-то должен помочь командору Бофорту, кто-то должен взломать профиль Бергмана и информационную защиту станции. Нужно довести дело до конца и остановить мать. Не могу сдаться. Только не теперь! Везёт твоей Эжени, она одолела отца. Сумела его остановить. Она сильная, сильнее меня. Я ей завидую. Вот бы мне такой стать. И ничего не бояться. Ясно теперь, почему она так тебе нравится.

Регина выдавила из себя улыбку. Она старалась не сердиться, не ревновать. Алекс, в конце концов, заслуживал счастья.

— Вы обе слишком хороши для меня. Вы спасли меня. А я ничего для вас не сделал… Это я вам завидую. Ты и Эжени очень храбрые и сильные барышни.

Конечно, он преувеличивал. Знал же, что Регина падка на лесть.

— Но мне страшно. Очень страшно, Алекс! Что если назад я уже не вернусь? Кажется, если встречу мать, то она меня не отпустит. Точно не отпустит. Я подставила её. Сдала Севру. Она отомстит, убьёт меня. Я предала её…

— И вряд ли пожалеешь об этом. Мне тоже страшно, Регина. И я прекрасно тебя понимаю, — Алекс притянул её к себе и обнял. — Не хочу туда возвращаться. Не желаю. А делать нечего. Но не переживай! Мы вернёмся, очень скоро. Вернёмся домой. Не могу ничего обещать, впрочем, как и всегда. Но мы сделаем это, Регина! Иначе нельзя! Осталось немного, совсем немного. Ещё немного, и мы будем свободны, ты будешь свободна.

Регина невольно улыбнулась. Ей нравилось чувствовать себя частью команды. Алекс, Хавьер, командор, Эжени и Стейси. И она. Она больше не одна. У Регины появились друзья и цель, а значит, она не должна была бояться. Алекс её простил, от матери, разумеется прощения ждать не стоило. Но в нём не было смысла. Осознав это, Регина стала по-настоящему свободной. Оставалось только воплотить все мечты. Лишь бы хватило времени!

Потерпи, потерпи, Регина! Осталось совсем немного! Девушка должна была радоваться, но вместо этого её мучило скверное предчувствие.

Молодой человек словно прочитал её мысли.

— Не думай о плохом, Регина! Эй! Всё будет хорошо! Мы прорвёмся! Выпей омерзительно сладкий кофе. Сразу полегчает. А когда будешь готова, вернёшься к работе.

Алекс подмигнул девушке, и в его светлых глазах отразились сполохи тревожной кроваво-красной зари.

* * *

— Мы не можем уничтожить все наработки! Это немыслимое расточительство! — восклицал командор Морис Чен. — Господин канцлер, результаты исследований можно использовать в медицинских целях. Неужели мы вот так просто избавимся от них?! Перечеркнём годы кропотливой работы?

Ну конечно! Гектор Бофорт знал, что так оно и будет, что на заседании Военного совета командующие выступят против уничтожения файлов «Снежного королевства». Разумеется, они возражали. Разумеется, они осознавали перспективы. Они называли «Снежное королевство» — открытием века, самым невероятным и удивительным проектом. Идиоты! Если бы они побывали на «Новой Земле», то запели бы по-другому.

— Если мы уничтожим файлы, то лишимся преимущества, которое подарили результаты исследований, — заявила командор Маргарет О’Нил. — Да, я имею в виду военное преимущество перед Штатами. Глупо отказаться от него сейчас.

— Боюсь, результаты исследований не гарантируют прорыв в медицине, не позволят продлить кому-то жизнь или исцелить от смертельных заболеваний, победить слабоумие. Программа ориентирована на выполнение военного заказа. И этим всё сказано, — зашипел Бофорт.

— Эти люди обладают невероятной силой! — воскликнул командор Джейсон Скотт. — Способностью управлять водой во всех её состояниях. Мы могли бы…

— Что «мы могли бы»? — рассердился Бофорт. — Использовать их? Превратить в подобие оружия? Пусть управляют погодой и создают огромные волны? А не кажется ли вам, что мы всё это уже проходили, нет? Вы имеете доступ к секретным файлам и знаете причину Потопа. Хотите, чтобы всё повторилось? Да, эти люди наделены силой, повышенной сопротивляемостью к заболеваниям, к той же жёлтой лихорадке, но управлять стихией могут лишь единицы. Всего несколько человек. И бедняги дорого заплатили за свой дар. За дар, который сами не понимают, которым толком не умеют пользоваться.

Командующие снова начали возмущаться и спорить.

«Глупцы! Глупцы! Ничего вы не понимаете! Ничего! Нужно покончить с этой паршивой историей. Покончить раз и навсегда. Затопить, как „Новую землю“, и забыть. Человечество ещё не готово к подобным открытиям. И, возможно, не будет готово никогда!» — О да! Командор Бофорт считал, что вправе решать подобные вопросы.

— Не забывайте, что ради этого «открытия» был совершён целый ряд чудовищных преступлений, — мягкий голос Бенджамина Холинвуда врезался в поток пререканий и заставил всех командующих замолчать. — Невинных, мирных людей, гражданских обманом заманивали на станцию. Да, многим из них платили, многих отпускали домой, но были и те, кто оказался в плену, кого держали в изоляции. Им вживляли чипы-ликвидаторы, как каким-то преступникам, накачивали лекарствами, тестировали и запугивали. По-вашему мнению, открытие того стоило? Стоило нескольких десятков искалеченных судеб? И, если честно, учёные узнали очень мало. Предлагаете продолжить исследования? Исходных данных будет недостаточно, придётся продолжить опыты. А это противоречит основам нашего государства, в котором каждый человек имеет право на жизнь и свободу. Эти права священны, а потому данные будут уничтожены. И к подобным исследованиям мы больше не вернёмся. Надеюсь, что никогда. Или… — добавил он, горько улыбнувшись. — Хотя бы в этом столетии.

* * *

Командор не привык доверять людям иподозревал даже своих приближённых, тех, к кому относился с теплотой или уважением. Глава Департамента космической безопасности — Ангела Ильинская — вызывала у него смешанные чувства недоверия и приязни. Вместе они пережили «Новую Землю». Она была другом и опорой Бенджу. И всё равно командор не хотел посвящать её во все планы. Однако он нуждался в помощи Ангелы.

— Итак, что мы имеем? — спросила она тоном, внушавшим оптимизм. Как и Холинвуд, она редко теряла присутствие духа и всегда надеялась на лучшее.

— Дело будет рассматривать Высший суд, — пояснил Бенджамин Холинвуд. — Вопрос о лишении Бергмана неприкосновенности ещё не решён. Илионийцы требуют ускорить процесс и уничтожить данные о программе. Президент Штатов солидарен с ними. Но для того, чтобы раздобыть все файлы, нужно разрешение Конвента. Станция, на которой хранятся документы, приписана к Селении. Вернее была. Конвент отказался от неё. Станцию вычеркнули из всех реестров и отправили в свободный полёт. Сенаторы умывают руки. Если потребуем ответа, Конвент выступит против нас. И магнаты настроены решительно. Боятся конфискаций. Намекнули, что готовы обороняться и защищать автономию Селении.

— Глупости! — покачала рыжей головой Ильинская. — Но подумайте, какой гонор! А мы боимся пришельцев. Космический флот всегда наготове, если потребуется, активируем защитное поле. Но сейчас нас интересует другое, верно?

— Нужно отследить станцию, пробраться туда и уничтожить все файлы. Не стоит испытывать терпение пришельцев. И нельзя допустить, чтобы станция со всем её содержимым досталась Штатам. Её следует уничтожить, — ответил Бофорт.

— Хорошо, станцию я беру на себя. Шансы невелики, но попробуем её выследить. Как я понимаю, вам потребуются корабли-перехватчики и отряд десантников?

— Да, мне нужен корабль. Возьму отряд своих ребят. Как только станция будет обнаружена, мы выйдем на связь с кем-нибудь из сотрудников технической службы и с их помощью проберёмся внутрь. Они же отключат камеры, — отчеканил командор. — Если, конечно, мои осведомители живы. Если нет, то попробуем наладить контакт с кем-нибудь ещё.

— Очередной безумный план, Гектор! — улыбнулась Ангела и подмигнула командору. — За это я тебя и люблю!

* * *

— Уверен, что тебе не потребуется больше людей? — канцлер выглядел обеспокоенным. — Рискованный план. Если что-то пойдёт не так…

— Главное пробраться внутрь, Бендж. Если с чем-то и могут возникнуть проблемы, то именно с проникновением на станцию. Сделать это нужно как можно тише. Роботы проверяют все прибившиеся челноки, но с маленьким отрядом я смогу добраться до внутренних уровней. Мой человек отключит дроидов и удалит файлы программы. А после вывезем со станции всех учёных и технический персонал. Вряд ли они окажут серьёзное сопротивление. Но в любом случае мои люди будут к нему готовы.

Командор отнюдь не был беспечным и прекрасно понимал, что миссия не менее рискованная, чем эвакуация учёных с «Новой Земли». На станции его отряд могло ожидать всё, что угодно. Магнаты желали сохранить результаты исследований и позаботились о том, чтобы защитить их.

Ладно.

Это далеко не первый раз.

И, возможно, не последний.

Не стоило будоражить Холинвуда ещё больше. Старина Бендж и без того ужасно нервничал.

— Успеешь повидаться с Чарли?

«Угомонись, Холинвуд! Угомонись!»

— Да, встречусь с ней. Сегодня же.

— Ты уже давно так не рисковал жизнью, Гектор! Я уж надеялся, что ты не откажешься от штабной работы и преподавания в Академии. Не откажешься хотя бы ради дочери. Но нет, оказывается, ты не навоевался.

В голосе — тревога и упрёк. Холинвуд очень любил племянницу. Но не сильнее, чем любил её Бофорт. Не сильнее. И другу не понять, не понять чувств командора, не осознать, как жаждет он не расставаться с дочерью. Он и так видел её всего пару-тройку раз в неделю, он скучал, тосковал, волновался.

Да, Гектор Бофорт не должен был рисковать. Он бы отказался, как отказывался от командования многими антитеррористическими операциями. Должен был отказаться. Вот только не в тот раз. Уже давно на кону не стояло так много… И он, командор Бофорт, снова оказался в центре событий, в очередной раз спасал мир. Холинвуду не понять. Его, чёртового идеалиста, занесло в армию исключительно по дурости, для Гектора же служба была призванием. Она разожгла пламя, заставлявшее его сердце биться, она едва не сгубила его, а потом, после гибели Эмилии, заставила воскреснуть.

— Хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам. Не забывай, Бендж, после гибели Тони я стал лучшим пилотом в этой проклятой стране. Мы ведь уже обсуждали… смерть Тони не должна быть напрасной.

— Он здесь ни при чём. Всё делается во имя Гектора Бофорта. И только ради него.

А ведь он был прав. Прав. Да разве командор был добрым, честным и хорошим человеком? О нет, никто не считал его таковым. Но ему было всё равно. Он не скрывал, что презирает людей и не верит в ЕАК. И, тем не менее, он совершал подвиги во имя их благополучия.

Гнев Бенджамина быстро угас, и канцлер притянул друга к себе.

— Отставить нытьё, Холинвуд. Знаешь же, что верну своих ребят живыми и сам вернусь. Так оно и будет. А пока береги ЕАК и Чарли. Береги, ведь они тебе дороги.

* * *

Совесть острыми зубами вгрызлась в горло командора, стоило только увидеть осунувшееся лицо Алекса Орелли и его горящие лихорадочным огнём глаза. На станции ему не место. Вернётся, уже не сможет оправиться. Это его добьёт. «Боец из парня сейчас неважнецкий, — решил Бофорт. — Нужно отправить его домой. Ещё не поздно, целых полчаса до вылета».

Алекс отдал честь и отвернулся к огромному окну, оно выходило на ангары, где стояли челноки. Ага, делает вид, что ничего не происходит! А руки-то дрожали и пистолет не могли удержать. Хотя зачем мальчишке оружие? Ему для победы достаточно одного желания. Вот бы командору такую силу! Он бы остановил пожар на «Новой Земле» и те страшные волны. А его товарищи не умерли бы страшной смертью. Если бы… Если бы… Те же сожаления, что и у Алекса Орелли. Они ведь были похожи, и мысль о том, что рано или поздно парень превратится в ещё одного Гектора Бофорта — жестокого, разочаровавшегося, не нравилась командору.

— Отправляйся домой, парень, — Бофорт положил ладонь на плечо юноши, и тот вздрогнул. — Ты не сможешь вернуться на станцию.

— Смогу… — скрипнул зубами молодой человек. — Смогу.

— Проверяй себя сколько угодно, но только не там. На станции никто не будет прикрывать твою задницу, если запаникуешь и впадёшь в ступор. Мои ребята не станут рисковать жизнями ради тебя.

Алекс обернулся. Сдвинутые брови, решительный взгляд, поджатые губы. Упёрся рогом, значит.

— Им и не придётся, сэр. Я свою задачу знаю. Я защищаю Регину. Хавьер помогает ей, я их прикрываю. Я справлюсь, сэр. Мы всё отработали, до мелочей.

— Не пудри мозги ни мне, ни себе! Ничего нельзя предугадать. Если не справишься, станет на три трупа больше. Сечёшь? Не подведи своих друзей. Эти двое нужны мне живыми. Как, впрочем, и ты.

— Я справлюсь, сэр. Сделаю всё, что в моих силах.

— И всё равно не сможешь победить свой страх. Не сможешь, и не надейся. Через себя не переступишь. Если вернёшься на станцию, снова пройдёшь по тем коридорам, вряд ли избавишься от кошмаров. Лишь время излечит тебя, парень. Хотя порой и оно не помогает.

Алекс опустил глаза. Бедняга! Пережить такое и рваться назад! Неужели ради друзей, а не ради себя? Наверное, командору этого не понять. Он бы ни за что не вернулся на «Новую Землю». Не смог бы.

«Но у нас с тобой много общего, Алекс Орелли. Мы риском заглушаем чувство вины и пустоту. И напрасно, напрасно. Оба прекрасно знаем, что не помогает. А может, я ошибаюсь? Может, на самом деле нами движет долг…? Всего лишь долг… Скучно».

Каким же он был идиотом! Напрасно пугал парнишку и настраивал на поражение! Разве Бофорт, как командир, не должен был поднять боевой дух солдат, поселить в их сердцах веру в победу? Разумеется, должен был. Так что же он натворил?

— Слушай, лейтенант. Слушай внимательно. Ты меня не подведёшь и своих товарищей тоже. Но если будет туго, возвращайся на челнок. Не испытывай судьбу. И вовсе это не стыдно — убегать. Далеко не всегда бывает стыдно. Не изображай из себя героя. Живым ты принесёшь обществу куда больше пользы, чем мёртвым. Я буду за вами приглядывать, буду защищать тебя и твоих друзей. Я ведь уже не раз вытаскивал вас из неприятных историй. И сейчас помогу. Держитесь меня, держитесь друг друга, всё будет хорошо. Скоро вернёшься домой, парень! И подумай над моим предложением. Подумай. Взвесь все «за» и «против». Но по мне, из тебя выйдет отличный агент, — Гектор Бофорт потрепал притихшего юношу по волосам и впервые искренне ему улыбнулся. Алекс ответил искренней улыбкой.

* * *

Что-то случилось на капитанском мостике. Произошло что-то скверное, иначе Леон не вызвал бы его. Командор не бежал, летел по полутёмному коридору, каким-то чудом не спотыкаясь о поваленных на пол дроидов. А ведь его команда была почти у цели! Проникла на станцию, отключила роботов, взяла летающую посудину под контроль и уже собралась погрузить взятых под арест сотрудников, как…

Вот она, дверь. Он шагнул за порог и приготовился сражаться насмерть, но решающий выстрел уже был сделан. Доктор Хильда фон Вейнер превратилась в ледяное изваяние, в хрупкую полупрозрачную скульптуру. Лазер прорезал её голову, и тело женщины разлетелось на сотню осколков. Все закрыли руками головы. Когда командор открыл глаза, то увидел, что Регина Шелли сползла на пол. Её лицо посерело, глаза расширились. В них пока не было боли и страха, лишь недоумение. Хавьер выронил ещё дымившийся пистолет, Алекс пришёл в себя быстрее всех, бросился к подруге и осторожно уложил её на свободный ото льда участок пола. На тёмной ткани комбинезона Регины крови не было видно, но она была тяжело ранена, это точно.

Дьявол!

— Как она вошла сюда? — бледнея от ярости, командор встряхнул Хавьера. — Как она сюда попала, чёрт возьми? Кто позволил?

Синтетические глаза юноши скорбно замигали. В его кудрях застряли льдинки. Хильда фон Вейнер. Проклятая баба! Недооценили они её, недооценили. Командор искал её повсюду, а она… Умная была, чертовски умная. И всегда знала, что делает. Напрасно дочь считала её сумасшедшей! Своё детище, проклятые файлы, она защищала до последнего.

— Отвечай, детектив! — взревел Бофорт, до смерти напугав Хавьера.

— Мы… мы заперлись изнутри, сэр… Но… она появилась из люка в стене. Его нет на чертежах. Она была там всё это время, и когда мы начали удалять файлы, выбралась. Мы тут же атаковали, но она успела сделать выстрел… Всё произошло быстро, так быстро…

Сидела в засаде, значит. Напала со спины. И стреляла в того, кто вводил код. Светлые волосы Регины скрывал капюшон. Знала ли доктор фон Вейнер, что погубила дочь? Поняла ли это перед тем, как превратиться в глыбу льда? Быстрая смерть и, очевидно, безболезненная. Вряд ли Хильда её заслужила.

— Нужно положить её в медицинскую капсулу. Скорее! Скорее! — голос Алекса надломился, он повернул к командору и Хавьеру перекошенное ужасом лицо.

«Бедный парень! Одни несчастья от твоей силы. И Регина умрёт из-за неё. Умрёт. Увы, иначе и быть не может», — осознал командор.

Девушка немигающим взглядом смотрела в потолок, кровь толчками покидала её тело. В горле Регины клокотало, и на её губах вздувались и лопались кровавые пузыри. Хрупкая девчушка, совсем ещё юная. Такие не должны умирать!

— Мне придется поднять тебя, Регина. Ты же потерпишь?! Это очень важно, милая… — шептал Алекс. Он не был готов так просто сдаться.

— Нет нужды… уже нет… Хавьер, продолжи набирать код. Давай же! Ты знаешь комбинацию…

Глупая, храбрая девочка опять геройствовала! О себе совсем не думала.

Юноша застыл столбом, его руки предательски тряслись.

— Вы взломали защитный код, так, Леон? Так давай же, удали файлы! — взревел командор. — А я отнесу девочку в медицинский блок. Выполняй, детектив!

— Удали их, Хавьер! Удали! — шептала Регина. — Дьявол, возьми себя в руки!

Хавьер выругался, ринулся к пульту управления и начал лихорадочно набирать цифры.

«Вот так, парень. Уничтожь все файлы. До единого! Слишком много от них зла».

Рука Регины беспомощно шарила по полу, словно искала что-то важное, а натыкалась на осколки льда. Алекс сжал её ладонь, крепко-крепко. Командор видел, как побелели костяшки его пальцев. Видел слёзы на его глазах.

Этого не должно было случиться.

— Подвинься, парень. Я отнесу её. Так, девочка, сейчас я подниму тебя. Придётся потерпеть. Слышишь? — командор просунул руки под её подёргивающееся в агонии тело и почувствовал, как кровь стекает на пальцы. Проклятье! Он приподнял Регину, и девушка страшно закричала.

Нет, так не пойдёт. Нужны носилки, нужны дроиды. А их отключили. Ох, она всё равно умрёт, так что толку?

— Говори с ней, лейтенант! Отвлекай её, как можешь! Я запущу дроидов, — шепнул Бофорт Алексу. Тот кивнул и снова стиснул пальцы Регины.

— Всё хорошо. Хорошо. Я с тобой. Я рядом! Скоро боль пройдёт, — его язык заплетался, а зубы стучали.

— Ты же на меня не злишься? — шептала девушка, а кровь текла и текла. Столько крови! — Не злишься?

— Конечно, нет. Не злюсь! Ты же знаешь! Знаешь! Держись, Регина, держись! Не бойся! Командор отнесёт тебя в медицинский блок, и я пойду с тобой.

— Не иди туда… Ты не сможешь… И ради меня… не сможешь…

«До последнего думает о нём, бедная девочка!»

— Ради тебя — всё, что угодно. Ты мой друг.

— Друг… да, знаю, только друг… Давно хотела сказать: я жалею, что ушла. Жалею… Желаю, что не попыталась вернуть тебя. Выбрала борьбу с матерью. Я такая глупая! Ты меня прости… прости… Вот и всё, Алекс. Вот и всё.

— Нет же! Что ты! Регина! Не уходи! Слышишь? Я здесь! Я держу тебя за руку! Не уходи! Потерпи ещё пару минут, минуту… Вот и дроиды. Вот и носилки. Капсула уже готова, так, командор?

— Так.

Вот только было уже поздно.

Поздно. Сердце девушки остановилось.

— Удалил! — вскричал Хавьер. — Удалил!

В его голосе, однако, не было радости. И неважно, что новое «Холодное утро» никогда не наступит.

Алекс опустил голову на грудь Регины и не увидел, как померк свет в её глазах, и застыли зрачки. Бофорт заскрипел зубами от злости и отчаяния. Он-то думал, что спасёт их всех. В ярости командор опрокинул роботов, те повалились на пол, мигая голограммами и жужжа.

Взвыла сирена, замигали красные аварийные лампы.

Тревога! Тревога! Всех вывел из транса страшный грохот. На мгновение погас свет. Громадная станция накренилась. Командора Бофорта отбросило назад, Хавьер вцепился в приваренное к полу кресло, Алекс ударился головой о стену.

— Что это было? Что это было? — вскричал Леон. Он протянул руку другу. Алекс выглядел ошеломленным.

Замигали датчики. Пожар. Пожар!

Стоп. Пожар?!

Командор добрался до пульта управления, взглянул на экраны и выругался.

— Хильда фон Вейнер успела на что-то нажать, так? Или кто-то заранее перепрограммировал систему управления? Нет файлов — нет станции. Нет улик. И нас нет.

Хавьер и Алекс смотрели на него испуганными глазами, они ничего не поняли.

— Запущен процесс самоликвидации, — Бофорт, ругаясь сквозь зубы, пощёлкал передатчиками. — Автопилот отключен. Начиная с отсека C, станция будет взрываться, уничтожаться. Отсек за отсеком, блок за блоком.

— В секторе C пожар! — вскричал Хавьер, его глаза метались от одного экрана к другому. Юноша побелел. — Взрыв в секторе B. О, Небеса! Можно остановить этот процесс?

— Боюсь, что уже нет. Станция самоуничтожится. У нас есть минут пятнадцать. Не более. — Бофорт включил громкую связь. — Внимание! Внимание всем группам! Говорит командор Гектор Бофорт. Отрабатываем сценарий «Эвакуация». Сектора С и В заблокированы. Всем немедленно покинуть сопряженные отсеки! Аварийные двери закрыть! Объявляю срочную эвакуацию! Оборудование и документы оставить! Всем срочно выйти на посадочные площадки! Сохраняйте спокойствие! Время вылета челноков сейчас появится на всех табло. Повторяю! Сохраняйте спокойствие!

— Но если автопилот отключен, как же…? Как же организовать посадку, если так шатает? — прошептал Алекс, с трудом удерживая равновесие. Он умудрился разбить лоб, и кровь тонкой струйкой стекала по белому лицу.

— Протянем на ручном, — Бофорт оттолкнул Хавьера в сторону, устроился в кресле и сжал рычаг. — Выиграю для вас лишние десять минут. Собирайте людей, и пусть уходят! Используйте все челноки. И поторопитесь! Двигатели — на полную мощность. Вы должны убраться на порядочное расстояние, иначе попадёте под дождь из обломков. И конец.

Юноши не сдвинулись с места, глядели на него печальными глазами, как потерявшиеся щенки. Тьфу! Они же отрабатывали похожий сценарий при подготовке. И всё равно растерялись. Проклятье! Командор обжёг их взглядом.

— Вы не слышали? Убирайтесь! Это приказ! Приказ! Тело мисс Шелли оставьте. Нет времени. Выполняйте!

— Но если мы уйдём, сэр… как же…? — дрожащим голосом зашептал Алекс, ломая пальцы.

— Как же, что, лейтенант Орелли? Как я выберусь? Никак. А уйду с вами, кто же продержит станцию на ходу, а? Вот тебе и ответ! Не тратьте время! Живо убирайтесь отсюда!

— Но, сэр… — возразил Хавьер. — Мы не оставим вас! Мы не можем!

Идиоты!

— Оставите! А если будете спорить, пристрелю за неподчинение приказу. И к чёрту вас, всех остальных! Пусть подыхают! Проваливайте, говорю я вам!

Юноши не сдвинулись с места, хотя им, очевидно, было очень страшно. Но они боялись не его гнева, они боялись потерять его. Дьявол! Эти мальчишки умудрились к нему привязаться!

— Пустые головы! А как же остальные? Задержитесь здесь и уже не выберетесь. У вас восемь, да, восемь минут, чтобы убраться, — Бофорт взглянул на экран. — Потом противопожарная система заблокирует выходы. Уходите и проследите за тем, чтобы все сели в челноки. Проследите! И убирайтесь отсюда! Убирайтесь! Это всё, что от вас требуется, парни. Это мой последний приказ. Разве я прошу многого?

* * *

И снова оно. Пьянящее чувство полета. Свободы. Счастья. Он опять в деле, в очередной раз спасает мир. И неважно, что вот-вот придёт пламя. Да, скоро оно будет здесь. И не спасут никакие двери. Вот тебе и судьба. Огонь всё-таки добрался до командора. Выжил на «Новой Земле», сгинет здесь.

Снова не выполнил обещание. Чарли будет ждать. Маленькая Чарли… его дорогая дочка! Гектор Бофорт был безответственным отцом, он оставлял её, уходил снова и снова, а малышка ждала. И теперь будет ждать.

А что же Эмилия? Эх, Эмилия! Не создать Гектору ЕАК, о которой она мечтала. ЕАК, в которой человеческая жизнь будет считаться бесценной, неприкосновенной.

О чём он думал? За что боролся? Презирал людей, а пожертвовал собой ради других. Без раздумий, без колебаний. Ну почти… Эмилия бы им гордилась. По крайней мере, Бофорту хотелось в это верить.

Слезящимися от дыма глазами он смотрел на экран. Руки не выпускали руль управления, вцепились в него так крепко, что свело пальцы. Страх был, вгрызся в позвоночник, и никуда от него не денешься. Идёт Смерть, приближается. Шесть минут, пять, четыре, три…

Гектор Бофорт не сводил глаз со стремительно удаляющихся от станции точек. Это челноки летели прочь.

Поспешите! Поспешите!

Одно обещание он сумел выполнить. Его ребята вернутся на Землю живыми. Вернутся и продолжат бороться. Они сделают ЕАК лучше. Они помогут Бенджамину. Да, пусть так и будет.

Так что же…

Уже хорошо. Хорошо.

Всё хорошо. Он поступил правильно.

Два…

Один…

Вместо заключения

В обеденные часы через Центральный район не проберёшься, непременно застрянешь в пробке и погибнешь от тоски. Все жители Льежа куда-то спешат.

Сегодня дроид-регулировщик (вряд ли от его услуг откажутся в ближайшее время), мигая красными, зелёными и оранжевыми огнями, размахивая длинными конечностями, направляет электрокары вверх и вниз. Но всё равно район «стоит». Я жажду покинуть шумный и безумный Центр города, хоть больше не страдаю от жары. Искусство-нарин служит лучше любой, даже самой современной холодильной установки.

Система управления электрокаром в режиме ожидания переключает каналы. Едва ли не на каждый из них транслирует первое обращение к гражданам ЕАК канцлера Бенджамина Холинвуда.

«Никто не говорит о массовом закрытии космических программ и полном отказе от использования роботов. Нет, об этом и речи быть не может! Технический прогресс ушёл далеко вперёд, и мы не имеем права игнорировать его достижения. Но я прошу вас не забывать, что во всём следует соблюдать меру, что существуют границы, которые нельзя переступать. Никакие великие свершения, никакие научные открытия не умаляют ценность человеческой жизни. И она не должна быть принесена в жертву даже во имя самой великой цели.

Случившаяся трагедия потрясла Конфедерацию и весь мир. И она не должна повториться. Никогда».

Канцлер уже приступил к реализации политической программы «Партии справедливости». Взят курс на масштабные преобразования в социальной сфере. Новые рабочие места для людей, пособия и налоговые льготы для малоимущих, бесплатная медицинская помощь… ЕАК с нетерпением ждёт перемен, но никто не гарантирует, что они скоро наступят.

Спустя месяц после вступления Холинвуда в должность канцлера завершилось судебное разбирательство по делу «Снежного королевства», был вынесен приговор Виктору Бергману, магнатам, учёным и сотрудникам станции. Бывший канцлер и несколько ведущих исследователей были казнены, богатеи же отделались тюремными сроками и огромными штрафами. Кажется, илионийцы были удовлетворены. Но говорить об отношениях с пришельцами, как о дружеских, пока не приходится.

Корпорацией Логинова теперь руководит управляющий. Эжени передала значительную часть личных средств отца в Фонд помощи пострадавшим носителям гена X. Она умница, моя Эжени!

Увы, как выяснилось, в деле «Снежного королевства» ещё рано ставить точку. Согласно данным Управления внешней разведки, аналогичная программа имеется и в Штатах. И теперь, обращаясь к гражданам ЕАК, выступая перед журналистами, Бенджамин Холинвуд надеется, что его услышит президент Штатов. Проклятый лицемер! А ещё требовал от руководства ЕАК спешно закрыть программу. Неужели он откажется от исследований? Вряд ли. А значит, наша борьба ещё не окончена.

Хорошо, что мы успели перехватить станцию. Если бы учёные попросили убежище в марсианской колонии Штатов, в руках у тамошних учёных оказался бы невероятно ценный материал…

Что же… проклятой станции и всех наработок больше нет. Признаться, иногда я думаю, что мы поторопились, уничтожив файлы «Снежного королевства». Мы утратили преимущество перед другими государствами.

Ах, чёрт с ним, с преимуществом! Страшно, что ещё какое-то время таких людей, как я, будут преследовать, заманивать в ловушки, обманывать, исследовать. Страшно! Чудовищно! И с этим нужно что-то делать.

Сегодняшней выпуск передачи Эжени и Стейси посветят носителям гена X. Многие из них придут в студию и расскажут о заточении, о спасении, о трудностях возвращения к нормальной жизни, о планах на будущее. Гарри Питерс выступит с самой настоящей речью. Он теперь звезда, этот мальчик, выживший на страшной станции, и не разучившийся улыбаться. Гарри — постоянный участник шоу Эжени. Уверен, это поможет его семье выбраться из нищеты. А я прослежу за успеваемостью мальчишки, помогу сдать экзамены и поступить в Университет.

Придут Хавьер и Каролина (их скоро переведут в Особый отдел полиции, а посему Хавс уже две недели ходит, задрав нос), семья Антония Севра, восьмилетняя дочь Гектора Бофорта, Шарлотта, с бабушкой, родственники погибших носителей гена и даже Женевьева Валери. Мы поговорим о «Снежном королевстве», об опытах и о реабилитации, вспомним тех, кто погиб, спасая невинные жизни. Вспомним профессора Никифорова, Акира Иширу, Регину, агента Севра и, конечно же, командора Бофорта. Мы будем взывать к благоразумию политиков и учёных из Штатов, попросим их остановиться. Будем просить, а потом и требовать до тех пор, пока нас не услышат. Пока не поймут, что никакая великая сила не стоит загубленных жизней.

Да, я тоже приму участие в съёмках. Подробно расскажу о расследовании, но умолчу о том, что до сих пор, вспоминая ужасы станции, не могу унять дрожь в пальцах, что, закрывая глаза, вижу застывшие зрачки Регины, её бледное лицо в свете аварийных ламп, цеплявшегося за племянницу смертельно раненного профессора Никифорова, измождённые лица спасённых носителей гена и улыбку командора Бофорта. Его последнюю ласковую улыбку, его руку, трепавшую меня по волосам и сжимавшую руль…

Эх, командор! Ты, как никогда, нам нужен!

Не упомяну я и том, что в каждом сне брожу по коридорам станции, толкаю стеклянную дверь лаборатории, в которой ждёт Хильда фон Вейнер, готовая связать меня и подключить датчики к телу. Только потом я понимаю, что она превратилась в глыбу льда. Но каждый раз я кричу, кричу так страшно, что пугаю любимую девушку. Нет, ни за что в этом не признаюсь!

Командор сказал: «меня излечит время». А вдруг и оно не поможет? Тогда, надеюсь, меня спасут семья, Эжени, работа и книги.

Работа. Ещё не знаю, стоит ли попробовать себя в роли агента Службы безопасности. С решением меня не торопят. Мама считает, что я должен согласиться, что это поможет избавиться от чувства вины. Вернувшийся на Землю генерал Лу'Каас и Гортензия с ней солидарны. Наверное, они правы. Но пока я не могу оставить учеников, ведь скоро состоятся годовые экзамены.

А после приму решение. Некогда хандрить, впереди столько дел!

Зелёный свет. Пора лететь.

* * *

Если кто-то в наш век высоких технологий начнёт грезить о паранормальных способностях, ему рассмеются прямо в лицо. Нет в этом более ничего особенного, удивительного, пугающего, сакрального. Хочешь передвигать предметы силой мысли или разговаривать с животными? А может жаждешь управлять погодой? Да пожалуйста! Любой каприз за твои деньги!

И люди очень быстро забыли, что большая сила налагает на её обладателя ещё большую ответственность. Сколько бы ни было совершено ужасных ошибок, сколько бы ни было принесено жертв, мы не утихомирили жадность, мы по-прежнему играем в богов и пытаемся обмануть судьбу. Да, люди махнули рукой на правила, установленные Природой, и зря.

Может быть верен именно её замысел?

Конец

* * *

Примечания

1

Блез Паскаль (1623–1662) — французский математик, физик, механик, литератор и философ.

(обратно)

2

Национальный телеканал Льежа (здесь и далее пояснения автора).

(обратно)

3

«Quo vadis» («Куда идёшь» или «Камо грядеши») — исторический роман Генрика Сенкевича, опубликованный в 1896 г. События, описанные в романе, связаны с гонениями христиан в Римской империи в период правления императора Нерона и с грандиозным пожаром, случившемся в Риме в 64 г.

(обратно)

4

Питер Блад — главный герой приключенческих романов Рафаэля Сабатини «Одиссея капитана Блада», «Хроника капитана Блада» и «Удача капитана Блада». Доктор, пират и джентльмен.

(обратно)

5

Эмилио Рокканера (Чёрный корсар) — главный герой серии приключенческих романов о пиратах, написанных Эмилио Сальгари

(обратно)

6

Компаративистика (сравнительное правоведение) — раздел юридической науки, предметом которого является изучение и сопоставление правовых систем разных государств по их основным правовым институтам, принципам и категориям.

(обратно)

7

«Дочь Монтесумы» — историко-приключенческий роман Генри Райдера Хаггарда, главный герой которого — юноша, преследовавший повсюду кровного врага, попал ко двору ацтекского императора Монтесумы.

(обратно)

8

Город Илион также известен как «Троя».

(обратно)

9

«Уарда» — исторический роман египтолога и писателя Георга Эберса, повествующий о периоде царствования Рамсеса II и о его противостоянии с хеттами.

(обратно)

10

«Фараон» — исторический роман Болеслава Пруса, повествующий о жизни древних египтян в середине XI в. и о борьбе фараона с всесильными жрецами.

(обратно)

11

Альвы — эльфы в мифологии германских народов.

(обратно)

12

Народ богини Дану — мифическое племя, по преданиям населявшее Ирландию.

(обратно)

13

Этель Лилиан Войнич (1864–1960) — ирландская и английская писательница. Алекс повторяет слова Феличе Ривареса — главного героя романа «Овод».

(обратно)

14

«Копи царя Соломона» — приключенческий роман Генри Райдера Хаггарда, опубликованный в 1885 г. Относится к циклу произведений об охотнике Аллане Квотермейне.

(обратно)

15

«Театр» — роман английского писателя Сомерсета Моэма, опубликованный в 1937 г. История талантливой и успешной актрисы Джулии Лэмберт, переживавшей «кризис среднего возраста».

(обратно)

16

Арабелла Бишоп — возлюбленная капитана Питера Блада, с которой у него сложились непростые отношения.

(обратно)

17

«Регинлейв» — имя одной из валькирий — дев-воительниц, дочерей Одина.

(обратно)

18

Эмиль Золя (1840–1902) — французский писатель и публицист. Автор цикла романов «Ругон-Маккары», который насчитывал двадцать томов.

(обратно)

19

«Дама с камелиями» — роман Александра Дюма-сына, опубликованный в 1848 г.

(обратно)

20

Хавьер имеет в виду Дон Кихота — главного героя романа «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский» Мигеля де Сервантеса.

(обратно)

21

Алекс перечисляет приключения и злоключения главного героя романа Генри Райдера Хаггарда «Дочь Монтесумы».

(обратно)

22

Эжени вспоминает героев романа Вальтера Скотта «Айвенго».

(обратно)

23

Алекс говорит о героях романа Александра Дюма-отца «Графиня де Монсоро».

(обратно)

Оглавление

Вместо вступления

Часть I. До рассвета

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

Часть 2. Заря

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

Часть 3. Утро

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

Вместо заключения

*** Примечания ***