Я хотела спасти рыб [Константин Богатски] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Захлопывая дверь старого трёхэтажного здания, где меня и других обучали быть серой, безжизненной массой, я попала в сумеречное открытое пространство школьного двора. Не раздавалось ни звука, все шумные школьники уже давно разбежались по домам. Я прошла вдоль покосившегося забора, за которым даже в сумерках отчётливо выделялся силуэт недостроенного здания торгового центра, которое никогда не будет достроенным. Осторожно обходя открытые канализационные шахты, с которых уже давно были сворованы люки и сданы на металлолом, я пошла по разбитому асфальту. Вдалеке уже виднелась серая, блочная девятиэтажка, в которой я жила с момента своего никем не желанного и не запланированного рождения.
Еле волоча ватные ноги, я вышла из заплёванного лифта и подошла к двери квартиры номер шестьдесят шесть. Холодными пальцами я вынула ключи из бокового кармана потёртого рюкзака. Сегодня вечером я пришла со школы домой позже обычного – была моя очередь дежурить в классе. Мне пришлось подметать и мыть полы с другой девчонкой после окончания уроков и ухода давно осточертевших мне ублюдков – одноклассников. Эта же низкорослая одноклассница меня пока не раздражала, она у нас недавно, излишне правильная, но не злая. Она с рождения жила в селе, теперь переехала к тётке в наш безликий город. До темноты мы с ней сидели на изуродованных матерными надписями партах и говорили ни о чём. Ей как и мне не хотелось идти после школы домой, потому что в тесных и неуютных квартирах нас никто не ждал. Не было желания идти в свою гробоподобную многоэтажку и жрать пресную перловку на ужин среди холодных стен с выключенным отоплением.
Когда я зашла в квартиру, моей матери к счастью ещё не было дома – вот уже несколько дней подряд она не приходит раньше полуночи. У неё новый трахарь: жирный, плешивый и ужасно картавит, но видимо состоятельный, потому что уже пару раз возил её в бар не для рабочей гопоты. Я думаю, при его деньгах можно было бы себе и получше бабу найти. Ну что ему может дать эта истеричная, стремительно стареющая шалава, которая сгноила моего отца и к тому же два месяца назад потеряла работу из-за пьянства? Вот и опять она бухать зачастила, но вроде бы ещё ничего из дома не выносит, наверное, трахарь пока всем угощает.
Дико хотелось есть, но кроме пыльных сухарей в тряпичном мешочке и перловой крупы в кухонных шкафах ничего не было. Старый холодильник был вовсе отключен. Я снова заматерилась на всю кухню, устав бороться с идиотской привычкой базарить с самой собой вслух. От давящего меня изнутри отчания я уставилась в темноту кухонного окна. По грязному стеклу забарабанил град.
Внезапно, какой-то непонятный шорох за спиной напугал меня, и я резко повернулась назад – под раковиной, до сих пор мной не замеченный, на полу стоял чем-то наполненный пакет. Любопытство тут же взяло верх надо мной, и я раскрыла его.
И в этот момент от удивления у меня расширились уставшие глаза – в пакете, отчаянно давя друг друга, лежали ещё живые рыбы. Тяжело дыша, изо всех сил растягивая свои жабры, словно сломанные веера, они скользили по серебристой чешуе друг друга и старались подпрыгнуть как можно выше, чтобы выбраться из полиэтиленового, засушливого плена. Я наклонилась, вглядываясь в их обречённые рыбьи глаза, в их агонизирующие, всё ещё подвижные рты.
Они хотели жить.
Вдруг одна из крупных рыб сверху, собрав последние силы, резко подпрыгнула на сантиметров десять, напугав меня.
Я ненавижу людей! Я желаю им всем сдохнуть в муках! Я не испытываю к ним никакой жалости!
Я хочу спасти рыб.
Не особо задумываясь и анализируя, я торопливо понесла пакет в ванную комнату и на полную выкрутила тугой кран с холодной водой. Я заткнула сток чёрной пробкой, вынула рыб из пакета и стояла несколько минут как сомнамбула, созерцая переливание цветов на чешуе в воде, наполняющей ванну. Сразу же рыбы ощутили приближающееся спасение, с каждой секундой сильная струя воды придавала им силы. Совсем скоро они обосновались в наполненной ванной и уверенно двигали плавниками под водой, словно их жизням больше ничего не угрожало.
Меня вернул в реальность пронзительный звонок в дверь. Побежала открывать. Увидела на пороге в жопу пьяную мать с перекошенным лицом, на котором растёрлась её шлюховатая губная помада. Я ей ничего не сказала, заходя в зал и сдерживая гнев, оставляя мать одну в прихожей, с огромным трудом снимающую грязные сапоги – это почти ежедневный её ритуал с тех пор, как отец повесился.
– Олька, почему вода шумит в ванной? – запищала она.
Меня наполняли ярость и нескрываемое презрение к ней.
– Где ты взяла рыбу? Ты нахрена её в пакете умирать бросила? – не выдержав, грубо ответила я вопросом на вопрос.
Шатаясь и уже закипая от гнева, мать подошла ко мне, не успев снять левый сапог.
– Ты что… ты что, дура тупая, рыбе воду налила? – завопила она, – я между прочим…
– Зачем ты их умирать оставила, ты вообще съехала? Им же больно! Они жить хотят! Они мучались! Если хочешь умертвить, убивай сразу…
Мать сделала паузу и прищурила заплывшие глаза.
– Ах ты, сука неблагодарная! – зашипела она. – Я же тебе, твари, пожрать принесла! Значит, живодерка я? – она резко ударила меня ладонью по лицу, и я в очередной раз ощутила жар на своей щеке.
– Значит, я мучаю! А ты у нас праведница! Умничать решила? – вопила она, продолжая бить меня по лицу.
Я беззащитно закрывала лицо руками, и мои бледные ладони увлажнили слёзы, хотя я пообещала себе больше никогда не рыдать.
Побои неожиданно прекратились, и пьяная мать, так и не сняв сапог, направилась в ванну. Я осталась стоять, рыдая навзрыд и в опасении ожидая, что сейчас натворит эта бухая мразь.
Вскоре она вышла из ванной комнаты с пакетом в руке, и в нём как ранее трепыхалась рыба, вновь потерявшая жизненно важную влагу.
– Тогда неси на мусорку, сука! – снова истерично заорала она, – сегодня жрать не получишь.
Я повиновалась, как безвольняя малолетняя рабыня, изо всех сил сжав пакет с рыбами в руке.
На тёмной улице с негорящими фонарями было в это время безлюдно, внезапный град распугал бездельников во дворе. Ржавые мусорные баки стояли в ста метрах от моего подъезда. Возле них грелись два замёрзших бомжа, сжигая мусор. Я подошла к ним.
– Это рыба. Вы можете её съесть, она … свежая, – сказала я странным низким голосом без всякого приветствия, протягивая пакет одному из бомжей и окончательно переставая плакать.
Один из бомжей замешкался на пару секунд, застыл на месте с куском мокрой фанеры в руке, возможно, смутившись моего покрасневшего и заплаканного лица, но затем подошёл и взял пакет, неуверенно побрел с ним в сторону своего товарища. Тот бездомный всё это время смотрел на меня и произнес:
– Спасибо, малая.
Ничего ему не ответив, я пошла к своему подъезду, уже почти успокоившись. Темнота больше меня не пугала, к тому же в кармане потёртых джинс всегда лежал выкидной отцовский нож – последняя память о нём. Я стала носить его с прошлого лета, после того, как на меня напали гопницы с Индустриального.
И вдруг мне дорогу перегородил невесть откуда взявшийся мужской силуэт. Я подняла глаза – на меня смотрел неизвестный мне лысый тип лет двадцати, поодаль от него стоял Косой с десятого класса и злорадно ухмылялся.
– Куда бежишь? – ухмыльнулся бритый тип.
– Куда надо…
– Ты чё дерзкая такая? – он ловко предотвратил мою попытку проскользнуть в подъезд и добежать по ступеням до шестого этажа.
Его самоуверенность и маниакальный взгляд нервировала меня – он явно был пьян или под кайфом, и каждая эмоция выдавала в нём зверя. Он начал лапать меня через куртку, другой рукой пытаясь расстегнуть её.
Я чувствовала, что сейчас снова зареву, но собрав всю свою смелость, закричала на него:
– Никогда не…
Он резко схватил меня за шею своей огромной шершавой рукой, словно одел на меня петлю и туго затянул её, а я, беспомощно сопротивляясь, начала терять над собой контроль. Адреналин ускорил мою кровь, и чувствуя серьёзную опасность, я повиновалась своим подсознательным, звериным рефлексам
– …со мной, – закончила я свою логически бессвязную мысль вслух.
Его рука тут же ослабила свою хватку на моей шее. Он сначала слегка попятился, затем медленно начал оседать, пытаясь остановить струящуюся кровь из горла и хрипя. Он смотрел на меня напуганными глазами взглядом поверженной жертвы, и его огромные ладони, испачканные кровью, заметно дрожали. Его спесь и маниакальность тут же исчезли, а я осознала лёгкость, с которой можно решать все свои жизненные проблемы.
Косой, увидев такой расклад, побежал что есть силы в сторону гаражей, а я дёрнулась к подъезду с открытым ножом в руке, и через несколько секунд уже была в доме. Моё сердце вырывалось из груди, и я задыхалась, то ли от страха, то ли от подъездной вони.
В спешке, быстро преодолев шесть этажей пешком по лестнице, я открыла дверь квартиры и забежала в прихожую.
– Где ты так долго шлялась? – непротрезвевшая мать уставилась на меня как баран, до сих пор оставшись обутой в один сапог– у тебя кровь на куртке! Ты…
Я устала слушать наставления и порицания этих безвольных, аморфных тел; мне надоело постоянно чувствовать себя униженной, быть жертвой чужих комплексов и маний. Совершенно не сопротивляясь, я просто повторно отдалась собственному рефлекторному подсознанию.
Мать хрипела гораздо тише, чем лысый тип у подъезда, а её кровь при свете лампочки в корридоре казалась яркой. Я чувствовала, как в воздухе запах крови смешивается с перегаром матери, и меня тошнило. Она упала на пол, корчась и сжимая шею руками, но мне уже было всё равно.
Теперь мне совсем не хотелось плакать. Я рассматривала лезвие отцовского ножа, покрытое ещё теплой кровью. Моё сердце стучало отчетливо, как ускорившиеся куранты, и я в этот момент ощущала собственную пульсирующую кровь в тонких венах, которая умоляла меня выпустить её поскорей наружу.
Последние комментарии
11 часов 55 минут назад
13 часов 28 минут назад
17 часов 21 минут назад
17 часов 25 минут назад
22 часов 46 минут назад
2 дней 10 часов назад