Сказание о «Чёрной Рыси» (СИ) [StarStalk147] (fb2) читать онлайн

========== Пролог ==========

Ночь светлела, растворялись в сереющем небе звёзды. В свете полумесяца бесшумно сверкала широкая и глубокая река, отражая серебристые лучи. Едва слышно шумели листвой величественные дубы, покачивая ветвями сонным молодым берёзкам. Во тьме рощи мелькнули жёлтые волчьи глаза — стая матёрых волков рыскала в поисках добычи. Где-то вдалеке недовольно заревел могучий лось, разбуженный приближением хищников.

Но не волки послужили поводом его тревоги. По едва заметной лесной тропе, наполовину заросшей травой, во весь опор мчал всадник на вороном коне, то и дело подстёгивая животное. Стук подкованных копыт растворялся под сенью крупной листвы, а чёрная епанча* делала ездока невидимым в ночи. Конь сердито храпел и мотал гривой, но истёртые поводья не давали ему сойти с тропы. У человека не было ни факела, ни какого-либо другого освещения, но он ясно видел перед собой тайную тропу через дубовый лес. Только он и ещё несколько человек знали её настолько хорошо, что могли бы пройти и с закрытыми глазами.

Развевающаяся епанча, пахнущая олифой, обнажила под собой хлопковую рубаху и сверкнувший свете месяца один из медальонов — в виде трёх кругов, соединённых линиями вокруг одного большого треугольника.

— Шибче, Воронок, шибче! — шептал всадник, почти что прижавшись к конской шее, к прижатым ушам. — Не можно нам запоздать…

Лес поредел — скакун выбежал к крутому холму, на котором едва заметной искоркой мелькал огонь деревянной вежи**. Заметивший всадника дозорный живо вскочил на ноги, поднимая прислонённый к ограде лук.

— Тпру, окаянный! — гаркнул он, накладывая стрелу. — Кто таков?

— А ты, собака, и не признал?! — выдохнул всадник, придерживая разгорячённого коня. — Кир из Тильена, князь Истьленский, — он распахнул епанчу, демонстрируя блестящий в свете факела второй медальон в виде рысьей морды.

— Княже! — дозорный бросил лук когда увидел знакомый символ. — Да как же ты… да что ж ты без весточки…

— Полно, Борич, — тот махнул рукой, вновь стегнув остановившегося было коня, — сигналь тревогу граду Выхриту — колозья идут!

Комментарий к Пролог

*Епанча́ - длинный и широкий старинный плащ без рукавов, но с капюшоном и круглым воротом;

**Ве́жа - дозорная башня;

========== Глава I. Чёрная дружина ==========

Лагерь сарсичей укрылся в неприметной лесной лощине на левой стороне реки Косын, испуская в утреннее небо белый дым от костров. Растянутые между кольями плотные воловьи шкуры образовывали широкие шатры, из которых раздавался громогласный храп десятков мужчин. Мирно спали, загнанные в стойло лошади, кося фиолетовыми глазами на огненные блики.

Собранный вокруг лощины частокол говорил о том, что лагерь стоит тут давно, что только подтверждал донёсшийся из отхожего места смрад. Колыхались от молодого ветра знамёна, изображавшие изогнутую в прыжке чёрную рысь, сверкающую зубами и зелёными глазами на белом фоне. Сонные дозорные с копьями тоскливо посматривали на шатры за воротами, которые они охраняли, дожидаясь своей смены. Холодная роса покрыла выструганные колья и валуны, покрывающие холм. Природа дохнула свежестью. Протоптанная дорога уходила во тьму дубового леса, откуда уже раздалась дробь дятла и писк синицы. Лоснящиеся плотные волки кружили вокруг лагеря, зыркая жёлтыми глазами на облачённых в кольчуги дружинников с чёрными епанчами за плечами — они давно познали вкус человечины и не хотели уходить далеко от его источника.

В этой местности прошло немало битв, и хищники стекались сюда со всего леса, грезя падалью. Однако, по возможности, они не брезговали и живыми, нападая на обозы и малочисленные группы сарсичей. Вот и сейчас они учуяли скачущего по лесной тропе всадника на вороном коне, быстро приближающегося к лощине. Сойкой свистнул дозорный на дереве, подав сигнал остальным. Дозорные встрепенулись и покрепче ухватили древки копий, а за частоколом послышался шелест гусиных перьев стрел, извлекаемых из колчана.

— Шу, непутёвые, — ругнулся на рыскающих вокруг него волков всадник, откидывая капюшон епанчи, — ну, пшли вон!

— Княже! — послышался с дерева голос узнавшего дозорного. — Погодь, мы счас!..

— Полно, братцы, — тот на ходу снял с кушака хлыст, — а ну пшли, спир… бесово отродье! — толстая плеть рассекла жирную шкуру подбирающегося к ногам коня волка, заставив того с визгом покатиться в кусты. Другие, поняв, что добыча опасна, тут же бросили погоню. Они знали, что рано или поздно пир настанет, и ни к чему сейчас тратить силы и рисковать жизнью. Прикормленные.

— Так их, княже! — одобрительно заголосил звонким голосом один из молодых дозорных на дереве. — У, племя супостатово!

Лагерь, встрепенувшийся от сигнала, пришёл в движение. Всполошившиеся поначалу воины раздражённо ворчали, отправляясь к бочкам с водой и к отхожему месту. Тревога оказалась ложной, но подъехавший к частоколу Кир довольно усмехнулся себе в бороду — выучка пошла его дружине на пользу — даже если на них нападут, обойдя вежи и дозорных в лесу, они смогут дать отпор.

— Князь, — из ворот вышел, подбоченившись, сурового вида мужик с длинной покладистой бородой. Огромные ручищи, словно дубовые поленья, были больше человеческих ног, а на простой серой от пыли рубахе темнел деревянный дубовый крест. Кустистые брови почти полностью накрыли маленькие глазки, радостно заблестевшие при виде прибывшего человека. Тёмно-русые волосы свисали до плеч, слегка покачиваясь от утреннего ветра.

— Дядька Белояр, — Кир спешился перед воротами, взяв Воронка за узду. По росту, богатырь оказался выше его на две головы, — всё ли спокойно тут без меня? — под сапогами взметнулось облачко пыли, замарав полы епанчи князя.

— С божьей помощью убереглись, — прогудел тот, заключив Кира в стальные объятья, — что ж ты, негодник, один-то прискакал? Али ума у тебя совсем не осталось? Счас то волк, то датран, то ещё какой-нить бес на дороге промышляет, а ты… Где ж Щедр и Златояр Свистун? — только Белояр мог так вольготно говорить с ним, и ещё бы — за столько лет их дружбы они стали почти что братьями.

— Нет боле ни того, ни другого, — Кир нахмурил чёрные брови. Его тёмная шевелюра резко контрастировала с русым волосом сарсичей, выдавая в нём иноземную кровь, — бо пал Румород, — с этими словами он достал из седельной сумы два обгоревших медальона в виде рысьих морд. На одном из них всё ещё чернела запёкшаяся кровь.

Белояр резко остановился, приняв из рук князя мрачный подарок. Бородатое лицо посмурнело, а маленькие голубые глазки, доселе весело смотревшие на приезжего, сверкнули яростью. Пожевав губами, великан закатил глаза и тяжело вздохнул.

— Ох, Господи, Владыка Всевышний, упокой души детей твоих, — он привычным движением осенил себя и медальоны крестом и спрятал их в ташку* на поясе, — кто ж то сделал, мил друг, Кир?

— Колозья, — тот отдал узду коня подоспевшему юнцу-конюху, — вот и дожили мы, дядька. Сколько гоняли этих собак по степям, а они всё равно возвращаются.

— Нешто их столь много собралось?

— Да поболе нас будет, — он окинул взглядом просыпающийся лагерь, — раз этак в тридцать.

Большая часть его дружинников не умела считать, но Белояр, некогда монах Вестной Церкви, был обучен грамоте и счёту, потому Кир мог с ним изъясняться такими фразами. Засопев, богатырь ещё больше нахмурился и опустил голову, почти скрыв лицо в густой бороде. Они шли по давно протоптанной дороге мимо шатров и костров, над которыми уже висели котлы с кашами. Облачались рядом с оружейной сменщики дозорных, гремя кольчугами. Ржали кони, почуявшие овёс и воду. Где-то между шатров раздалась трель дуды и мурлыканье гуслей. Чудаковатый юродивый мужичок в рубахе с длинными рукавами зачем-то начал приплясывать под дудку, гримасничая и смеша остальных. Громко ругались кашевары на юных дружинников, гоняя их за дровами и водой к реке внизу холма. Провизия понемногу заканчивалась, и к зиме дружина должна была уйти как раз к Румороду, но…

— Так что ж, отходить за Косын надобно, — вынес он вердикт, по привычке потрогав крест на груди, — авось успеем, княже?

— Успеем, — уверенно согласился Кир, направляясь к большому шатру старост-сотников, — покуда собаки будут за кость грызться, у нас день-другой будет. Успеем, дядька, — после долгой скачки тело ныло, а ноги едва слушались, но отдыхать сейчас было нельзя.

У костра, подкидывая то щепу то дрова, сидел на маленькой скамье светло-русый усатый детина в пёстрой рубахе и синих портках — явный знак богатого человека. Завидев подходящих к огню Кира и Белояра он медленно, даже грациозно, встал и широко улыбнулся.

— Княже, ты ли энто? — громогласно возвестил он, раскинув руки. — Уж нечаяли тебя увидеть, бо думали, бросил нас.

— Куда ж князь без дружины? — они сошлись в объятьях. По сравнению с Белояром он выглядел куда меньше и гораздо моложе. Румяное лицо хоть и обзавелось морщинами и грубой щетиной, но всё равно выдавало в нём юнца, княжеского сына и баловня, пожелавшему снискать воинской славы. — Что, Марибор, не иссякла ещё твоя охота? Почитай, с березня** стоим.

— А что мне, богатырю сарсиному, сделается? — добродушно расхохотался тот, хлопнув князя по спине. — Хоть бы сеча, хоть бы пьянка — молодцу одна гулянка! Эх! — он ещё рассмеялся своей же поговорке.

— Тише ты! Раструбил, будто выпь на болоте, — заворчал Белояр, по-отечески поставив руки на бока, — аль не слышал ты? Колозья Румород сожгли, в скорости и здесь будут.

— Эва как, — улыбку Марибора как ветром сдуло, — так, сталбыть, и нам пора на ту сторону Косына. Бесово племя ни плавать, ни плота сообразить не могёт, на том берегу и схоронимся, а?

— Так-то оно так, — Кир подошёл к костру и протянул озябшие от утреннего холода руки, — да только не одним нам спастись надобно. Покуда скакал сюда, успел клич к Выхриту отправить. Надобно к ним прибиться, бо вместе сподручней переправляться. А где же Лазоря? Где наша Соколица?

— Будто не знашь, — фыркнул Марибор, — денно и нощно с самострелом играется. Что ж за баба такая норовистая — нет, чтоб дома сидеть, детей растить, так нет же… умаялся я с ней, княже. Негоже девке с мужиками в одном шатре почивать. Уж двух порезала из моей сотни.

— Остры когти у Соколицы-то? — рассмеялся Белояр, усаживаясь на выкорчеванный лично им пень. — Поделом, непутёвым. А ты, Марибор, сам виноват, сотню свою распустил. Теперича такие и снасильничать горазды.

— Я им! — погрозил кулаком в сторону шатров тот, возвращаясь на прежнее место. — В следующий раз не розгами, а стрелами пороть буду.

Он резко замолчал, услышав позади себя осыпающиеся камни. Со стороны запасных ворот, спускаясь с холма, к ним шла худощавая девчушка с острыми чертами бледного веснушчатого лица, так ярко контрастирующего с удивительно лазурными глазами. Собственно, за глаза её и прозвали Лазорей. Кир невольно удивился, глядя необычное для женщины сарсов крепкое тело под простой грубой рубахой. Сколько уж времени минуло с того дня, когда они нашли её?..

— Светлый князь, — короткие тёмно-рыжие волосы, поддерживаемые чёрной лентой, качнулись, когда она низко поклонилась ему. Голос Лазори был слегка надломленный, но по-своему нежный, будто весенний ветерок.

— Оставь, Лазоря, — Белояр быстро встал с пня, предлагая ей присесть, — ты в милости у князя, тебе кланяться не надобно.

Та растерянно посмотрела на него снизу вверх — на фоне великана Белояра она казалась совсем маленькой — потом перевела взгляд на Кира, ожидая подтверждения его слов.

— Как самострел***, Лазоря? — ласково спросил Кир, усаживаясь на скамейку.

Девчушка потупила лазурные глазки, снимая со спины изящный арбалет красновато-коричневого цвета из ятобы****, который он сделал ей сам. Покрытая лаком древесина блестела в лучах поднимающегося солнца, и по царапинам и щербинам было видно, что арбалетом пользовались не раз.

— Тетива порвалась, — тихо проговорила Лазоря, демонстрируя обрывок воловьей жилы на левом «ухе» оружия. Слабо сопротивляясь мягкой широкой руке Белояра, усаживающего её на пень, она положила его на колени и достала из ташки запасную тетиву.

— Ни крылы, ни ложе не поломались, а воловья жила лопнула, — восхищённо проговорил Марибор, разглядывая арбалет, — что ж за чудо-древо ты достал, княже? Аль с каким диаволом уговорился? — Лазоря расширила глаза и тихонько забормотала молитву, однако не прекратила прилаживать новую тетиву.

— Тьфу, чтоб те пусто было, окаянный! — сердито загудел Белояр, осенив рассмеявшегося детину крестом. — Язык, как ветр — что метёт сам не знат, а на других попадат! Раз услышу, что поминаешь нечистого — кушаком отстегаю, ирод. Господи, прости…

— Да полно тебе, — отмахнулся тот, вновь широко улыбнувшись, — что мне чорт, я сам ему рожищи пообламываю! Ещё не перевелись на Сарсе богатыри, эх! — и он демонстративно напряг мускулы, краем глаза поглядывая на Лазорю. Увидев, что та не оценила его жеста, он огорчённо вздохнул и откупорил бурдюк на поясе. В воздухе раздался душистый запах медовухи.

«Не перевелись, это точно, — Кир взял несколько дров, расколотых Марибором совсем недавно, и бросил их в огонь, — все мы люди, что на небе, что на земле…» Дружинники расходились по тренировочным местам. Слышался звон мечей, короткие щелчки арбалетов, свист стрел и глухие удары топоров — привычная музыка для воинов «Чёрной Рыси».

Их дружина давно прославилась на всю Сарсу — отлично вооружённый и подготовленный отряд из людей разных сословий и происхождения поклявшийся изгнать супостатов с родных земель. Их боялись и ненавидели от белокаменного Уст-Повела до колозьевских степей, они успели побывать во многих жестоких битвах. Чёрная рысь, по сарсовской мифологии, неуловимая ведьма-оборотень, как нельзя лучше характеризовала их тактику — неожиданные и болезненные удары, раздирающие войско неприятеля. Кир слышал, что на западе их прозвали «оборотнями» за чёрные епанчи и знамёна, а Вестная Церковь откровенно называла язычниками и демонами.

Прекрасно знали и самого князя Кира родом из Тильена, города за далёким буйным морем. Сарсичи не знали, где именно находилась неведомая страна Вольенс, но междоусобные стачки и постоянные набеги то степных народов, но железных рыцарей запада не позволяли им заниматься путешествиями. Да и сам Кир неохотно рассказывал о своей родине по одному ему известным причинам. Достаточно было и того, что он отлично владел мечом и стал, под началом прежнего князя Яролика из Истьлена, сначала одним из его сотников, а когда того убили датраны, занял его место по приглашению бояр на вече. Впрочем, сидеть дома, в богатом тереме, ему не довелось, да и не хотелось, потому он при первой же возможности собрал под знамёнами остатки княжеской дружины и, наказав боярам хранить город, отправился в поход.

Кир прикрыл глаза, но не от утомления долгой ездой — ему было приятно слушать простой, но певучий говор этих людей и дышать запахом медовухи и костра. Княжеский чин никак не мешал ему оставаться простым человеком… если его можно вообще таковым называть, памятуя его настоящее происхождение. Слушая, как препираются Белояр и Марибор, Кир стянул епанчу, освобождая плечи. Лазоря, украдкой посматривающая на него, зарумянилась и вновь потупила взгляд. Для такой как она, смущаться мужского тела выглядело странно, но Кир её не винил — в конце концов, ей всего тринадцать, а девушки Сарсы оставались кроткими даже в зрелом возрасте.

— Марибор, труби сбор, — проговорил он, прервав разгоревшийся спор между сотниками, — надобно объединиться с князем Миронегом из Выхрита. Коли они замешкаются и не поспеют переправиться через Косын в срок, то будет горе его граду. Трубите сбор, братцы и… сестрица, — хотя Лазоря формально и являлась сотником, но её сотней лучников и самострельщиков командовал сам Кир — взрослые воины, повидавшие множество битв и жестокости, искренне не понимали: как можно подчиняться девчонке?

— Дык энто мы счас, княже! — Марибор тут же поднялся с места. — Эй, Наслав, — он подозвал мальчишку-гонца, прилаживающего перья к стрелам у шатра поодаль, — ну-к зови сюда десятников! Засиделися мы, пора и честь знать.

***

Лесистая местность в этих местах резко сменялась холмами и простирающимися за ними степями. Дорожная пыль вздымалась от копыт множества лошадей и обозов, выходящих из тенистой дубравы. Знамя с чёрной рысью затрепетало на ветру и головной отряд, отделившись от основной дружины, поскакал вперёд, высматривая неприятеля. Пластинчатые доспехи и кольчуги звенели от интенсивной скачки, а чёрные епанчи развевались на ветру. До Выхрита ещё предстояло преодолеть двести вёрст, и Кир, приспустив поводья, расслабил руки. Солнце взошло уже высоко и теперь вовсю припекало даже сквозь соболиную шапку. Но тёмные волосы, что выглядывали из-под полей, ничуть не промокли от пота, в отличие от Белояра, чья крупная гнедая кобыла шла рядом. Великан кряхтел и постоянно обтирался суконным платочком, приподнимая плетёную шапочку, изредка проговаривал молитву и вновь брался за поводья. Его Смирнуша, как он ласково величал свою лошадь, покорно шла вперёд, такая же спокойная, как и наездник. Чуть поодаль, придерживая сухенькую грациозную кобылку серой шерсти, следовала за Киром Лазоря, сменившая серую рубаху на новую, более крепкую, и облачившаяся в кольчугу. Через её плечо протянулся кожаный ремень, удерживающий её самострел за спиной, а в узорчатом колчане на кушаке постукивали древками друг о друга короткие арбалетные болты. Позади них шла остальная дружина, скрипя обозами с остатками провизии. Кто-то затянул протяжную, песню о добром молодце, отправляющегося на войну с очередными супостатами и красной девице, что его ждёт в прочном тереме, заиграли гусли и послышался смех юродивого, скачущего на перевёрнутом котле.

— Что загалдели, аки бабы на ярмарке? — гаркнул на них Белояр. — Покуда Марибор не воротится, чтоб не смели рты разевать! Авось за холмом пёс какой притаился?!

Десятники тут же зашикали на остальных, а юродивый скатился с котла на обочину, заохав. Приказы Белояра не обсуждались и не оспаривались — достаточно было его тяжёлого взгляда и здоровенных кулаков с короткими пальцами. Говорили, что он мог гнуть подковы и поднять Смирнушку над головой, но сам богатырь никогда не хвастался своей силой, в отличие от Марибора, постоянно ввязывающегося в различные споры. К тому же, Белояр был прав — близость степей, откуда постоянно прибегали кочевые налётчики, изрядно нервировала и волей неволей опускала руки воинов на оружие.

Лазоря с благоговейным страхом посмотрела на него, расширив красивые лазурные глазки. Для девчушки он был больше дедом, нежели боевым другом, к тому же именно Белояр научил её грамоте и молитве.

— Эх, Кир, — басистый голос самого великана стал мягким, как и всегда, когда он говорил с друзьями, — а помнишь, тута недалече, под Паскинским холмом вродь, и монастырь мой стоял…

— Конечно, памятую, — князь улыбнулся и посмотрел в сторону правого берега Косына, — ты ещё тогда упрямился, бо шибко убоялся колозьев. А всё одно вышел со мной на сечу.

— Энто-да, — согласился великан, улыбнувшись и заблестев глазками, — я ж, но тогда юнец совсем был, послушкой***** при монастыре том, — он посмотрел на поравнявшуюся с ним Лазорю, — а колозьи Ордой проходили по энтим местам в то время… ух! Монастырь сожгли, Писание сожгли, даже книги и те пожгли. Теперича там токо стены остались каменные.

— А как же вы, деда Белояр, схоронились? — полюбопытствовала девчушка, поправляя повязку.

— А я, внуча, и не хоронился, — тот с доброй улыбкой рассмеялся, — мы с монахами и князем, в ту пору простым ведуном, от них и отмахалися. Кто скамьей, кто дубьём, а всё одно одолели племя собачье. Настоятеля токо жаль, хороший был настоятель. Ни единожды послушек не порол, едино со всеми землю орал, едино молитву Господу воздавали, едино хлеб квас пивали… эх… — он стёр слезинку.

— Все мы люди, — проговорил Кир, слыша, как Белояр перекрестился, а Лазора всхлипнула, — что на земле, что на небесах.

— А как же вы в одной дружине оказались?

— Уж после, когда я обет принял, остальная Орда пробегла, а монахи в дружину к Яролику ушли. А потом уж и сами не заметили, как друзьями стали, — великан потрогал крест под епанчей, — чудна твоя вера, княже, уж не обессудь, — неожиданно выдал он, пристально посмотрев на Кира.

— От чего так?

— А вот как! Посланники божьи все королевства, все княжества уж обошли, токо датраны да колозья всё бесам кланяются, а ты вродь как не датран, а Бога Единого не славишь.

— Что поделать, дядька, — пожал плечами Кир, — каюсь, не обучен вере вашей. Да и какая мне вера, каково спасение, коль себя потерял давно уж?..

— Не знамо мне, что за напасти ты пережил до нашей встречи, — Белояр заметил, что взгляд голубых глаз князя похолодел, — но, видно, крепку клятву ты дал своим богам, раз уж старым друзьям не открываешься.

— Уж-то в вашем граде даже и сказать об этом нельзя? — тихонько спросила Лазоря, опустив глаза. — Как же можно так сурово к люду простому?..

— Теперича-то уж что говорить — сокрыта для меня моя Империя, — вздохнул князь, — как у нас молвят: «Без крыльев — нет пути к вольнице небесной».

— Так нешто империя на небесах? — девчушка восторженно заулыбалась. — Может статься, что князь наш — Ангел сошедший?

— Тьфу, Лазоря, не святотатствуй! — тут же одёрнул её Белояр, нахмурившись. — Вот уж верно сказывают — с кем поведёшься… о, а вот и он, лёгок на помине, — впереди, поднявшись на холм, показался Марибор на белом норовистом коне, то и дело пытающегося уйти на обочину. За ним, сверкая копьями и знаменем, показались остальные дружинники.

Однако румяное лицо сотника не озарялось привычной улыбкой. Он придержал коня, дожидаясь, пока Кир, почуявший неладное, не поравняется с ним.

— Ох, беда, светлый княже, — детина повернул коня в сторону востока, к уходящей вдаль лесной полосе, — вот не ждано, не гадано, а на дорогу насрано…

— Марибор! — прогремел Белояр погрозив ему кулаком, а Лазоря возмущённо поджала губы.

— Виноват, княже, вырвалось, — тот покорно склонил голову, — колозьё недалече рыскает. Аккурат к Выхриту направляются.

Комментарий к Глава I. Чёрная дружина

*Та́шка — плоская кожаная сумка;

**Бе́резень — март;

***Самостре́л — тоже самое, что и арбалет;

****Ятоба́ — дерево, произрастающее на территориях Вест-Индии и Южной Америке. Её древесина отличается лёгкостью и прочностью относительно традиционных материалов;

*****Послу́шка (здесь: Послу́шник) — в мужских монастырях — лицо, готовящееся к принятию монашества;

========== Глава II. Рысьи когти ==========

Скачущих кочевников было видно за десяток вёрст — степная пыль тучей поднималась над землёй, слышались злобные понукания колозьевских унбашы(1) и ржание коней. Тёмные дегеля(2) и меховые шапки мелькали в лучах палящего солнца, и даже с холма чувствовался запах пота и кислятины. «Всего сотня, — Кир приложил руку ко лбу, закрывая глаза от солнечных лучей, — но это колозья… опасная добыча». Колозья являлись одним из многочисленных племён степняков, почти полностью захвативших Сарсу и поработивших многие народы на востоке. Кочевой образ жизни и суровые условия сделали из них сильных воинов, могущих даже в численном меньшинстве противостоять врагу. Особенно Кир опасался их лучников — колозья могли осыпать неприятеля градом стрел, при этом не слезая со своих ретивых коней, которым до сих пор не нашлось равных.

«Остановить дружину и обождать, покуда степняки скроются из виду? — князь отступил с вершины холма, дав знак сопровождающему его Марибору отходить к остальным. — Нет… ежель они к Выхриту скачут, то всё одно с ними пересечёмся. Двум смертям не бывать, а одной не миновать!» — он вскочил на Воронка и поспешил обратно, на ходу снимая шапку.

— Княже? — Белояр стоял впереди дружины облачённый в пластинчатую кольчугу — дорогой подарок князя Яролика, пожелавшему видеть такого богатыря при своём дворе. Вытянутый кверху шлем звенел на ветру бармицей, а на поясе висел внушительных размеров шестопёр(3).

— Да-а, — протянул Марибор, бряцая ножнами меча по металлическим поножам, — энтож как они сквозь нас сбегли?

— Думается, они нощью прошли вдоль леса, — Кир расцепил кольца епанчи, скидывая её на Воронка, — надобно наскоро думу думать, как этих степных собак перебить, бо нам одной дорогой иттить.

— Да чего там гадать-высматривать?! — светло-русый сарсич с запалом дёрнул поводья Репья, злого белого скакуна, подаренного князем Баженом, отцом Марибора, своему сыну. — Счас разбежимся с холма, так-то посподручней будет, и…

— Марибор, — осадил его Белояр тяжёлым взглядом из-под кустистых бровей, — молодо-зелено… Али позабыл, как колозья сечу ведут?

— Так нас ж в три сто крат больше! — удивился тот, пожимая могучими плечами.

— Единожды они уж прошлись по Сарсе огнём, — Кир нахмурился. Марибор мог выйти и сдюжить и против десяти, но его горячий характер нередко служил причиной неприятностей него самого. Если бы не союз с Баженом, князем Улуи, он бы и не подумал брать его среднего сына в «Чёрную Рысь». Однако Марибор сколь умело молол языком, столь умело фехтовал и держался в седле, к тому же он был любимцем дружинников, душой компании и просто добродушным малым.

— Так мы ж после их в степи и воротили! — не уступал тот. — Какой нам с них прок? Чай колозья не пчёлы — ни ума ни мёда, пыль только, эх!..

— Так-то оно так, — князь подозвал десятников, — вот, что, братцы: отберите полсотни самых крепких мужей, дайте им лучших коней, луки тугие да стрел поболе. Колозья в степи сильны, в степи мы их не достанем, сами только поляжем. Пойдём за ними до Хазлинской пущи близ окраин Выхрита, а там и зададим им сечу.

— Как же, княже? — изумился Белояр. — Всего полсотни мужей?

— Иначе заприметят нас, — кивнул Кир, — за холмами пыли дорожной не видно, за ними мы и схоронимся, как и колозья от нас доселе хоронились. Лазоря, — девчушка, услышав про неприятеля, тут же побежала облачаться в доспех. В кольчуге, поножах и епанче она выглядела совсем как мужчина, и если бы не миловидное личико, выглядывающее из-под вытянутого шлема с бармицей(4), её бы приняли за худощавого дружинника, — ты наладила самострел?

— Да, светлый княже, — склонила голову та, потупив лазурные глазки.

— Сталбыть, вместе поскачем, — она зарделась, — Марибор, дядька Белояр, — оба сотника кивнули, понимая его без слов, — означьте надёжных десятников править дружиной, бо вы в походе со мной, — Кир спрыгнул с Воронка, подходя к спешащим к нему мальчишкам с доспехом и мечом.

Пластинчатая кольчуга едва слышно звенела на ветру, когда беловолосый юнец поднял её, чтобы надеть на Кира. Другой начал застёгивать на его сапогах поножи, а другой с поклоном подал меч. Длинное прямое лезвие с простой гардой, сверкнуло на солнце, когда Кир наполовину обнажил его. Этот меч сковал ему старый крепкий кузнец Шемяка Железнорукий, известный на всю Сарсу мастер из Гомельса. Его оружие славилось необычайной прочностью благодаря новому методу изготовления, а познакомился с ним Кир, когда пришёл на помощь его городу, сняв осаду железных рыцарей Анторского Ордена.

Молодым воинам, ещё не отпустивших ни усов ни бород, велено было заниматься помощью десятникам и сотникам, облачая их и их коней в доспехи. Только Лазоря не подпускала к себе никого, лишь на время передавая кольчугу и прочую броню оружейнику и кузнецу. Свой самострел она всегда держала за спиной, готовая в любой момент спрыгнуть с Муравки и зарядить его зазубренной стрелой или тяжёлым болтом против латных доспехов.

Чёрная епанча, которую никогда не надеть обычной женщине сарсов, полностью закрывала её худое тельце, скрывая израненные тугими жилами и трудом руки. Но Лазоря никому не жаловалась. С момента их встречи, Кира поражала её стойкость и неприхотливость. Рыжая девчушка, кинжалом срезающая отрастающие волосы, оказалась выносливей некоторых юнцов, быстрее даже Марибора, а в точности выстрела не уступала и самому Киру. Но князь знал, что ею движет и почему она вообще примкнула к его дружине.

— Добре, княже, — Белояр лично осматривал воинов, отобранных десятниками для вылазки, — славная будет сеча…

— Давненько надобно, бо устали волков по лесам гонять, — радостно потёр руки Марибор, лукаво посмотрев на Лазорю, придерживающую нетерпеливо пляшущую Муравку. Репей потянулся к серой кобыле, но та лишь фыркнула, взбив копытом облако дорожной пыли. Раздосадовано покосившись на неё фиолетовым глазом, конь тихонько взаржал и вновь заелозил под хозяином, норовя на свободу.

— В путь, братцы, — Кир лихо вскочил на Воронка, недовольно жующего узду. Стальные пластины покрывали могучую лоснящуюся шкуру животного, защищая от стрел и копий.

— Бог не выдаст — свинья не съест, — подтвердил Белояр, перекрестившись и направившись за ним следом.

***

Степные равнины начинались спустя пятьсот вёрст за тёмной полосой дубового леса, настолько труднопроходимого, что даже сарсичи старались обойти его. Про Хазлинскую пущу ходило множество мрачных толков и сказаний. Ведуны сарсов стращали лесными духами и нечистью. Поговаривали, что в нём живут настоящие оборотни, а ведьмы в полнолуния сношаются с чертями и ведьмаками. Что за могучими стволами дубов совершаются кровавые языческие ритуалы, двигающие сам лес в сторону обжитых территорий и городов. Пуща простилалась почти через всю Центральную Сарсу, но заканчивалась именно здесь, у берега Косына, оставляя людям узкую дорогу между зловещим лесом и бурной широкой рекой.

И чем дольше Кир и остальные шли по мрачной чащобе, тем сильнее чувствовалась тревога людей. Коней они оставили за десяток вёрст у опушки леса, и отправились дальше пешком. «Это действительно странный лес, — дружинники неслышно шли в кромешной тьме, словно кошки, ориентируясь только по свету луны и бликам кострища стоянки колозьев, — не похоже, что это обычные сказки… хотя… когда сказки сарсов врали?» На равнине сверкнул свет факелов — конные дозорные колозьев патрулировали местность вокруг лагеря.

Когда Кир только попал на территорию Сарсы и познакомился с её народами, его одновременно восхитила и удивила их способность чувствовать природу. Эти люди, одновременно простые и умудрённые, гармонировали с окружающей средой, забирая только самое необходимое и повинуясь негласным законам и языческим представлениям. Даже междоусобные княжеские раздоры, ордынское нашествие и постоянная грызня с западными соседями не сказывались на их общем мировоззрении. За эту простоту Кир и полюбил сарсов — было в них что-то родное, давно забытое им самим, что вызывало трепетную любовь и ностальгию.

— Вот они где, конелюбы, — зловеще прошипел шедший впереди Марибор, с едва слышным звоном вытащив из ножен меч, — ну что, княже, теперича-то пора?

— Обожди, — Кир стянул со спины каплевидный щит, обтянутый крашеной в чёрный цвет кожей, — ближе надобно подойти, разглядеть, что там да как. Бо сначала подожжём их.

Стоянку колозья расположили почти у самого побережья Косына. Шатров было всего пять — два для солдат, один под оружие, другой под провизию, а пятый, самый большой и расписанный золотыми нитями, предназначался для унбашы и командующего этим отрядом йозбашы(5). Несмотря на численность в сто человек, лагерь стоял тихо — начиналась глубокая ночь, и люди и кони давно спали, не чувствуя приближающейся беды. «Степняки действительно боятся этого леса, — за всё время они не встретили ни одного дозорного, — или не рассчитывают, что кто-то будет пробираться через непроходимую пущу. Не боятся чёрных рысей…»

Легенда о ведьме-оборотне, чёрной рыси, брала истоки от начала бытия сарсов, ещё когда их предки только-только обживались возле лесов и рек. Говорили, что именно в Хазлинской пуще, на её северных широтах, впервые появилась необычайной красоты женщина с тёмными как ночь волосами. Её чарующий голос сманивал молодых сарсичей в чащобу, где она зачинала от них своих сыновей и дочерей, а после пожирала, дабы никто не мог рассказать её тайну. Впрочем, одному всё же удалось уйти. Этот выживший рассказывал о домах на деревьях, где жили чёрные рысьи оборотни, о бродящих среди ветвистых корней белоснежных лошадях с длинным рогом во лбу, об изгибающихся змеях, творящих ворожбу. Но эти рассказы с каждым разом становились всё невероятнее и кровавее, дабы отвадить молодых охотников от тех мест. Хотя Вестная Церковь немного размягчила представления о мире, отделив его в головах людей от мира духов, ещё оставалось немало сарсичей искренне верящих в чёрную рысь. А Кир как никто другой знал, насколько бывают правдивы сказки Сарсы.

— Трое конных, пятеро пеших, — едва слышно доложил Марибор, вглядываясь вперёд. На протоптанной дороге темнели силуэты в тяжёлых пластичных доспехах с копьями в руках. У конников за спиной виднелись луки. Слышался быстрый колозьёвский говор, сдабриваемый смехом и жестикуляциями, — эк щебечут, пташки. А ну-к, Лазоря, пусти вон тому, с окосевшей рожей, между глаз.

— Марибор! — хотя Белояр старался говорить тихо, его бас обухом ударил по ушам. — Кто дозволил прежде князя молвить указы лучникам?

— Самострельщики — стрелы в ложе, — Кир неотрывно следил за дозорными. Колозья никак не ожидали, что кто-то появится из леса, и это было преимуществом для «Чёрной Рыси».

Позади него раздались тихие щелчки, и скрип туго натянутых воловьих жил. Вперёд вышло четверо дружинников с тяжёлыми арбалетами в руках, и Лазоря, старающаяся не отставать от них. Девчушка крепко сжимала в руках деревянный корпус своего самострела, нацелившись в одного из конников. Лазурные глаза, казалось, едва светятся в темноте.

— Пли, — коротко приказал он.

Арбалеты щёлкнули почти одновременно, равно как и одновременно упали пятеро степняков, не успев даже вскрикнуть. Зазубренные стрелы пробили глаза и виски — не зря Кир так долго тренировал именно арбалетчиков своей дружины. Заржали испуганные кони, попытавшись сбежать, но выскочившие из кустов Марибор и несколько дружинников тут же подхватили их под узду, уводя в лес.

— Поджигайте стрелы, — позади послышался удар кресалом о кремень. Сарсичи не так давно начали осваивать добычу огня при помощи огнива, потому такое приспособление считалось большой редкостью, особенно в походе. Белые искры брызнули в глиняный горшок с сухой соломой, воспламеняя этот незатейливый трут. Разжигающий подкинул берёзовой коры и очень скоро запахло дымом.

Один за другим, лучники, окуная в пламя стрелы с обмотанными вокруг наконечников масляными тряпками, подходили к импровизированному костру, тщательно закрываемому щитами.

— Подле шатров цельтесь, — Кир обнажил меч и поднял щит, — токмо мы дорогу пересечём, сразу палите, — он оглянулся, — ну что, братцы, сдюжим?

— Сдюжим, княже, — Белояр играючи постукивал шестопёром себе по ладони под одобрительный ропот остальных, — с Богом!

Чернота Хазлинской пущи ожила, надвигаясь на лагерь колозьев. Хищно, словно клыки и когти, сверкали в свете луны мечи, топоры и булавы.

— Не могу… нет сил ждать боле! — Марибор два раза ударил мечом по щиту и рванул вперёд. — Выходи, супостаты, на честной бой с богатырём сарсиным! Отведайте стали калёной, пока не накушайтесь, эх!

В небо, покрытое россыпью звёзд, взметнулся огненный залп стрел, обрушившись на белые ткани шатров. Огонь сразу же занялся сухой тканью, поджигая округлые верхушки спален. Со свистом Марибор и дюжина дружинников ворвались на просыпающийся лагерь, перерубая растяжки шатров и прорываясь к оружейной. Громко ржали разбуженные кони, силясь вырваться из горящего полевого стойла, кричали горящие колозья, придавленные пылающими шатрами. Вновь послышались сухие щелчки арбалетов — взявшиеся было за оружие степняки упали как подкошенные, сражённые стрелами. Но на шум боя уже спешили патрульные отряды, заряжая луки.

— Ко мне! Щиты поднять! — рявкнул Кир, услышав приближающийся топот копыт. Дружина тут же встала спина к спине, уперев щиты в землю и выставив вперёд копья. И едва сам князь успел закрыться каплевидным щитом, как в него вонзились, застряв, две стрелы с полосатым оперением.

— Кир! — прорычал Белояр, медведем бросившись на двух конников, скачущих по дороге. Один могучий взмах шестопёра начисто снёс голову обнажившему изогнутый меч степняку. Второй опустил копьё, надеясь с разбега пронзить великана, но стрела Лазори, неприметной в темноте дороги, выбила его из седла.

Глаза девчушки сияли, словно камни лазуриты, но в них уже не было ни кроткости ни жалости. Огонь напоминал ей о сожжённом дотла поселении, где она жила раньше. Сейчас даже Кир не помнил названия той деревушки, но именно он и Белояр нашли окровавленную девчушку с обгоревшими волосами, остервенело рвущей на части взрослого мужчину-колозья обычным кухонным ножом. Погибло всё, что она знала и любила — братья, сёстры, родители, скотный двор и все друзья. Всё, что осталось у Лазори, только ненасытная жажда мести, горящей сейчас в её глазах.

Один из степняков насилу выполз из догорающего шатра, пытаясь добраться до дороги. Увидев хрупкую фигурку в чёрной епанче он что-то залепетал на своём языке, но в ужасе замычал, увидев её взгляд. Даже Белояр невольно забормотал молитву, когда впервые узрел пляшущие языки пламени в глазах Лазори, и то, с каким равнодушием девчушка забирала жизнь другого человека, не поведя и бровью. «Лазоря — мёртвый человечек, — сказал как-то Белояр Киру, наблюдая, как девушка учится стрелять из самострела, — заблудшая душа. Токмо убивать и желает. Нет в ней уж ни милости и ни сострадания, токмо к тебе, княже, она располагает». Впрочем, с этим отчаянно не соглашался Марибор, всячески пытаясь Лазорю развеселить или отвлечь. Иногда ему это удавалось, но чаще всего она отвергала его, предпочитая оттачивать навыки стрельбы.

Других конников дружинники встречали копьями и стрелами. Без унбаши, обычные воины становились лёгкой добычей для «Чёрных Рысей». Едва они показались в свете пожара, как строй дружины рассыпался, стягивая их с коней крюками и баграми. Одному из степняков удалось прорваться к центру горящего лагеря, где пахло кровью и жжёной человечиной, и он, ошалев от битвы, понёсся прямо на Кира. Крепко обхватив меч, князь в последний момент с кошачьей грацией сумел увернуться от изогнутого степного клинка и сам ударил колозье по руке. Степняк страшно закричал, прижимая обрубок и завалившись с коня, но подоспевший Кир тут же прервал его жизнь, вонзив меч в незащищённое нагрудником горло.

— Княже! — послышался крик Марибора, уже успевшего достичь йозбашыйского шатра. Оттуда вывалился сонный, ещё ничего не соображающий колозье, тут же получивший мечом по лицу от одного из дружинников. Слабо вскрикнув, он попытался уползти обратно, но тут же встретил крепкий удар сапога грудь и завалился к ногам сарсичей.

Из шатра, поблёскивая двумя изогнутыми мечами, вышел немалого роста степняк, полностью экипированный и готовый к бою. Золотые пластины на нагруднике ярко светились в свете пламени, а дорогая меховая шапка блестела от драгоценного бисера. «Батыр(6)! — Кир поспешно двинулся в его сторону. — Теперь понятно, почему этот отряд так нагло пошёл вдоль берега». Про батыров, колозьёвских богатырей, ему доводилось слышать немало удивительных рассказов. Говорили, что они способны в одиночку сдюжить с десятком воинов, могли влиять на самого Хана, а то и на исход целого боя. Вдобавок ко всему, славились искусными тактиками и нередко возглавляли целые тумены(7).

Впрочем, Марибора это нисколько не волновало. Растолкав окруживших батыра воинов, он улыбнулся ему во весь ряд пожелтевших зубов, и ещё раз постучал по щиту.

— Ужель достойный богатыря сарсиного супостат объявился?! — воскликнул он, задорно глядя на скалящегося колозья. — Ну-к давай, собака пыльная, глянем, как лихо ты мечами орудуешь, авось токо похваляешься зазря, эх!..

Звон стали о сталь зазвенел в утихающем пожаре. Последние выжившие степняки оказались связаны и повалены вдоль дороги под надзором Белояра. Лазорю Кир предусмотрительно отвёл от них подальше, взяв за худые плечики. Попав в руки князя, девчушка вновь смутилась и потупила глазки, неловко теребя оперение арбалетной стрелы.

А Марибор, словно потешаясь, парировал выпады батыя колозьев, обрушивающего на его щит град ударов. Искры летели от соприкасающихся лезвий, подзадоривая окружавших дружинников. Изогнутые клинки грозно сверкали в свете пожара, вонзаясь в защиту сарсича, а тот отвечал выпадами и размашистыми ударами.

— Экий ты скушный, — Марибор вдруг резко рванул вперёд и ударил степняка щитом в лоб. Батыр покачнулся от могучего удара и сел на зад, выпустив из рук мечи, — вот и вся недолга. Вяжи, его, братцы, покуда не очухался!

Кир только усмехнулся. Марибор много хвалился силой, но его слова вполне оправдывались деяниями. Ухмыляясь через светло-русые усы и бороду, детина подошёл к князю и самодовольно окинул окровавленный лагерь руками.

— Как мы их, а? — он расхохотался, поглядывая на поджавшую губы Лазорю. — А то всё —«колозья, колозья»… кой чорт их сторониться? Надобно — раз щитом в лоб и всё… эх…

— Обождём в лесу оставшихся и вместе двинем, — Кир отпустил Лазорю и развернулся в сторону собравшихся у дороги лучников, над которыми возвышался великан Белояр, — добре, братцы. Сдюжили, — и он вытер окровавленный меч об остаток одного из шатров.

Комментарий к Глава II. Рысьи когти

1. унбашы — (здесь: Десятник на тюркском языке) — командующий десятью воинами;

2. дегель — халат конных степных лучников;

3. шестопёр — холодное оружие ударно-дробящего действия, разновидность булавы, к головке которой приварено шесть металлических пластин;

4. бармица — элемент шлема в виде кольчужной сетки, обрамляющей шлем по нижнему краю;

5. йозбашы — (иначе — юзбаши; здесь: Сотник на тюркском языке) — глава или начальник сотни, сотник;

6. батыр — (иначе — багатур, богатырь) - почётный титул у монгольских и тюркских народов за военные заслуги;

7. тумен — наиболее крупная организационная тактическая единица монгольского войска.

========== Глава III. Рысья воля ==========

Выхрит — старый город сарсов. Ещё до того, как колозья и прочие степные народы сформировались в Орду, стояло здесь поселение рыбаков и охотников, разросшееся до града. Каменные стены, обнесённые водным рвом и несколькими рядами острых кольев, величественно возвышались над сухой равниной, и стоящие под крышами дозорных башен дружинники зорко всматривались вдаль. Завидев знамёна с оскалившейся чёрной рысью, один из них пустил клич, предупреждая остальных о приближении дружины Истьлена. Даже в такое неспокойное время князья Сарсы не перестали враждовать, и мирные намеренья могли мигом обернуться коварным ударом в спину с целью захвата города.

Но Кир не собирался захватывать другие земли, вопреки советам своих бояр. Однажды, раздробленность стоила сарсичам много горя и потерь, затормозив естественное развитие государства. Немногие княжества остались на том же уровне, что до нашествия Орды, но и они погрязли в бесконечных сражениях то с врагами внешними, то с внутренними. «Однако, мало люда на стенах Выхрита, — заметил, немного удивившись, Кир, сощурившись. Солнце слепило, выглядывая из-за деревянных крыш крома (1), мешая разглядеть количество стражников, — ужель кака беда приключилась?»

— Тож приметил, княже? — озабоченно спросил Белояр, поравнявшись с ним. Великан выглядел совсем не уставшим после битвы и бессонной ночи, — и чегой-то Миронег бдения убавил? Али проспали воины свору колозьёвскую?

— Чай колозья не гнус, их-то за сто вёрст видать, — тут же встрял Марибор. Беловолосый молодец так и не снял доспеха, напомнив Киру, что и Миронег далеко не святой и также любитель хаживать с разбоем на другие земли, — энто они от безделья замаялись тут, вот и почивают на сене с собаками, да не чуют псов степных, эх…

Но Кир только нахмурился. Сколько он знал Миронега, тот никогда бы не убрал дружину со стен, тем более что командовал ею его старший сын, Гордей по прозвищу «Пострел». Нехорошие мысли закрались в голову князя, но он ничего не сказал, не желая омрачать остальных.

— Смотрите, — воскликнула Лазоря, до этого дремавшая в седле. На веснушчатом личике от былой ярости и одержимости не осталось и след, — конники на мосту!

И правда, к ним, пересекая каменный мост над рвом, скакало трое дружинников. Знамя, с изображением крылатого зайца, трепетало на утреннем ветру, но держащий его воин лишь покрепче ухватился за полированное древко. Кир поднял руку, дав сигнал дружине остановиться. Нервировать Миронега у него не было никакого резона. Впрочем, судя по заспанным бородатым лицам дружинников «Крылатого Зайца», они и не рассчитывали на бой.

— Мир тебе, светлый князь Кир из Истьлена, — приветствовал его всадник на враном скакуне, держащийся посередине группы, — сотник Кочебор я. Не гневайся, что челом не бью, но знать хочу — с миром али войной ты к нам пожаловал?

— И тебе здравствовать, воин земли выхритской, сотник Кочебор, — Кир не склонил головы, придерживая Воронка, почуявшего запах чужих коней, — не с войной, но с желаньем перебраться по ту сторону Косына идём. Дозволит ли светлый князь Миронег Выхритский пропустить меня и дружину мою? Дозволит ли ладьями да плотами воспользоваться?

— Испокон веков Выхрит переправой служил, — сотник кивнул, поглаживая кустистую бороду. Куполообразные шлема блестели от росы и колодезной воды от недавнего умывания, — и ныне послужит. Коли мира нам желаешь, так и мы добром ответим, — он сделал отмашку в сторону стен, и стоящие в башнях и на пряслах (2) самострельщики опустили оружие, — полно, светлый княже, буди гостем дорогим!

Дружина вновь двинулась, но на этот раз куда спокойней. Вновь послышались оживлённые разговоры, бряцанье посуды и весёлая песнь. Храпевший доселе юродивый скатился в дорожную пыль и с радостным гиканьем начал дразнить юнцов, огрызающихся беззлобными шутками. Марибор окончательно успокоился и снял шлем, звеня его бармицей и одновременно браня Репья за попытку увязаться за кобылой Лазори. Девчушка не шелохнулась, строго посмотрев на ворчащего детину, но ничего не сказала, гордо задрав носик.

— А что, Кочебор? — отряд из Выхрита присоединился к ним, сопровождая до стен. — Не мало ль молодцев князь на стену выставил? — один лишь вид Белояра заставил городских коней испуганно всхрапнуть. — Али все они богатыри, что сотню в одиночку могут сдюжить?

— Кого там — юнцы безусые-безбородые, — сердито заворчал сотник, похлопав коня по крутой шее, — токо копьё в руках держать научилися, а всё туда ж.

— Где ж другое воинство? — на этот раз Кир действительно удивился. — Как может статься, что Гордей да и сам Миронег оставили град без защиты?

— Да весть пришла, что колозья по нашим границам рыщут, — Кочебор недобро покосился в сторону степных гладей и тёмной полоски леса вдали, — вот княжич и направился им сечу дать, дабы неповадно было землю сарсовскую топтать!

Кир едва не выпустил из рук поводья. Даже Белояр, на что невозмутимый и спокойный человек, побледнел, медленно повернувшись к нему. Со звоном слетел на землю шлем Марибора, упущенный из рук растерявшегося детины.

— Вот же олух Царя Небесного! — перекрестился великан, достав из-за пазухи крест и поцеловав его. — И как же давно княжич выступил?

— Да почитай как получил весть, так собрал дружину и — фьють! — их реакция озадачила сотника Выхрита. — А то что ж ему, пустомеле, родимый кром опостылел, сечи ему подавай. Всех холопов извёл, Ирод!

— И не ведал юнец, что смерти навстречу ускакал, — негромко сказал Кир, но его слова зазвучали в нависшем молчании словно гром, — немедля надобно Мирославу объявить, чтоб городские ворота закрывал да людей на ладьи прилаживал. Бо три десять туменов идут на нас.

— От ож собаки степные, — охнул Кочебор, — энто чтож, никак Орда новая собирается?

— Не ведаю, — он заметил вдали, у самого горизонта одинокую фигурку всадника, мчащегося во весь опор в сторону города, — но свора великая, даж хором не устоим. Лазоря, — окликнул он девчушку, — ну-к глянь, у тебя глаз вострый, что у соколицы: кто там скачет?

Та зарделась, польщённая его словами, но живо приложила руку ко лбу, всматриваясь вдаль. Жёсткие, даже несколько угловатые черты её лица вытянулись ещё больше от напряжения.

— Сарсич, светлый княже, — промолвила она, застенчиво посмотрев на медальоны на груди Кира, — со щитом, стрелами пронзённым, а на щите-то заяц с крылами.

— Из гордеевой дружины, — убеждённо воскликнул Марибор, немного выехав вперёд и также вглядываясь в сторону степей, — но коли он один, что ветер в поле, сталбыть, беда приключилась… Не было печали — так бесы накликали! Эх!..

***

Городская дорога мало чем отличалась от окраинной. Твёрдая и сухая земля, расчерченная следами колёс и копыт, в дождливые дни превращалась в сплошное месиво грязи и воды. Из сторожек дозорных доносился запах сыра и свежего хлеба — время раннего завтрака. Дружинники Кира, также почувствовавшие голод, торопливо заходили за тяжёлые дубовые ворота, осматривая узорчатые крыши изб и прочих зданий. Расписные охлупни (3) изб извивались зелёными узорами, охватывающих резные заячьи головы. Сидящая на стамике (4) ворона хрипло каркнула проезжающим по дороге «Рысям», расправив крылья и устремившись в сторону леса. Выхрит проснулся с первыми лучами солнца, наполняясь гомоном, скрипом узорчатых ставен и мычанием выгоняемой на водопой скотине. Пахло молоком, парной кашей и выпечкой.

Ярмарочная площадь ещё пустовала, пестря красными и белыми лентами на шесте и верёвках у прилавков. Громко запел петух, вскочив на забор купеческой избы. Послышалось кряканье и гогот гусей, выгоняемых из хлева во двор, а погодя минуту появился и хозяин дома — полноватый мужик в льняной рубахе, оторопело уставившийся на идущую перед ним дружину.

Зазвонил колокол храмовой часовенки, чья деревянная бочковая крыша возвышалась подле княжеского крома. На некоторое время город затих, предавшись молитве, и даже дружинники Кира притихли, молча и опустив глаза, двигаясь дальше. Белояр с бормотанием перекрестился, высящемуся над ними деревянному распятию. В такие моменты, Кир любил его больше всего — одухотворённое умиротворение, читающееся на бородатом лице, как-то успокаивало и его истерзанную душу, вдохновляя на жизнь. Блестящие в свете восхода глаза излучали восторженное счастье, словно бы он находился в эйфории. «Удивительный народ, — Кир посмотрел на остальных. Марибор молился неумело, по своему, но очень искренне — как и подобает сарсиному воину-дружиннику. Лазоря же, покрыв голову белым платочком, склонила голову к прижатым друг к другу ладоням, закрыв глаза. «…избавь меня от лукавого…» — донеслось до Кира слова девчушки. Князь только вздохнул и сжал на груди первый медальон с тремя кругами. Это была не его вера, не его народ… Но вопреки многим обстоятельствам и даже здравому смыслу, он хотел стать частью их жизни. Частью Сарсы с её простодушием, беззлобностью и свободолюбием.

— Светлый княже, — прогудел Белояр, возвращаясь из состояния одухотворённости. Его лицо словно потемнело, но в глазах всё ещё горел огонёк радости, — изволишь спешиться и пешим дойти до хором Мирослава?

— Да, — за молитвой они и не заметили, как прошли весь город до внутренних стен крома. Кир остановился перед подъёмом наверх, спешиваясь с Воронка, — надобно поспешать. Коль Гордей и впрямь подмоги просит, то промедление смерти подобно.

Белояр кивнул, спрыгивая с седла. Подоспевшие конюхи Выхрита поспешили взять под узды Смирнушку, покорно последовавшую к корыту овса и лоханке воды. Дружина остановилась, разгружая обозы. Воины чувствовали скорый отдых — им пришлось шагать весь день и ночь по бездорожью и даже крепкие опытные дружинники облегчённо вздыхали концу их путешествия. Кир посмотрел за их головы, надеясь увидеть того всадника, что прибыл одновременно с ними, но, видимо, Кочебор ещё не окончил его допрос. Ещё неизвестно, в каком состоянии тот находился — колозья редко отпускали пленников, даже сам Кир едва смог уйти от них в Румороде.

— Так и нам надобно косточки размять, — Марибор последовал за князем, поправляя меч в ножнах, — авось Миронег нынче не с той ноги встал? Бо слыхивал я, будто он со старшим сыном намучился, аки святой от чертей спасался.

— Я те!.. — у Белояра даже борода зашевелилась от такого сравнения. — Вот что ты за балда окаянный, Марибор? Ещё на порог взойти не успел, а уж забижать начинаешь! Не по сарсински это, не по Вести Благой!

— Шила в мешке не утаишь, — неожиданно согласился с ним Кир, вспоминая Миронега во времена его молодости, когда он, ещё будучи сотником, прибыл в Выхрит вместе с Яроликом. Гордей ему сразу не понравился излишним хвастовством и глумливостью, а также пренебрежительными речами к отцу и боярам, — но беда-то не в том, что княжич пропал, а в колозьях, что сюда тащатся.

Белояр что-то проворчал, но возражать не стал, на всякий случай перекрестившись и перекрестив отмахнувшегося Марибора, протянувшего Лазоре руку, помогая спешиться. Девчушка недоверчиво на него посмотрела, но помощь приняла, поправляя самострел за спиной. Десятники раздавали приказы воинам, размещая телеги под сенью конюшен и гостевых изб, кухари покрикивали на мальчишек и вывалившихся из двора холопов, гоняя их по воду и за дровами. Убедившись, что люди в безопасности и готовятся отдыхать, Кир довольно хмыкнул, и, колыхнув епанчей, начал подъём наверх.

Сени княжеского терема, величественно возвышающегося по центру всего крома, уже полнились людьми боярских и купеческих сословий. Кто с судом, кто с советом тянулись они к князю Выхритскому, ожидая на засаленых лавках, когда тот примет их. Грозные гридни (5), словно стальные великаны возвышающиеся среди пухлых и жидкобородых тиунов (6), почтительно поклонились вошедшему Киру и его сотникам. Князь благосклонно поднял руку в ответ. В помещении пахло кислыми щами и похлёбкой, смердело потными волосами и затхлыми портками. Мальчишка-холоп шустро сновал между важными сарсиными вельможами, открывая немногие узкие окна, и едва не натолкнулся на Лазорю, из-за своей худобы не приметной в полумраке сеней. Покраснев, мальчик низко поклонился и шмыгнул во двор, застучав лаптями по деревянным ступеням.

— Надо ж — девка! — воскликнул какой-то тиун в алтабасовой (7) заморской ферязи (8), увидев тонкие черты лица девчушки. — А что ж ты, непутёвая, без платка щеголяешь? Нешто теперича девкам дозволено с непокрытой главой бродяжничать?

Кир и моргнуть не успел, как Марибор, опередив открывшую рот Лазорю, бросился на вельможу, схватив его за ворот зипуна и приподняв его с лавки под самый потолок.

— А ты и не видишь, собака дворовая, что не «девка» перед тобою, а сотница «Чёрной Рыси»? — рявкнул он побелевшему, как мел, тиуну, показывая на чёрную епанчу Лазори. — Али мне тебе очи-то поширше раскрыть? — не дождавшись ответа, он презрительно фыркнул, и с размаху опустил несчастного обратно на лавку. — Вот то-то же!

— Марибор! — Белояр предусмотрительно встал с ним рядом, покосившись на схватившихся за оружие гридней. — Опять зачинаешь?

— Да будет тебе, — тот предусмотрительно отошёл от его огромных кулачищ, — чай гузно тиунское не ваза Анторская, не разобьётся. Эх!..

В нависшей гробовой тишине послышался скрип половиц, и в горницу вошёл уже немолодой, но всё ещё статный человек в роскошном красном армяке, подпоясанный кожаным кушаком.

— Князь гостей из Истьлена видеть желает, — объявил бирюч (9), поклонившись Киру, — к столу приглашает и просит оказать милость трапезничать с ним.

— Мы тута с рассвета сидим, а энтих пришлых сразу ко столу?! — возмутился один из бояр. Но посмотрев на покачивающийся меч Марибора, который тот недвусмысленно поправил, звякнув ножнами, замолчал и отвернулся.

Узкий коридор, приятно пахнущий смолой и мхом, привёл Кира в широкую светлицу, по центру которой стоял богато украшенный дорогой скатертью и яствами стол. Тёмная древесина сияла лаком и позолоченной росписью, а скатерть пестрила красным узором, присущим культуре Сарсов. Едва Кир переступил порог трапезной, как тут же почувствовал, что совершенно оголодал. Дурманящий запах пищи невольно заставил его сглотнуть слюну. Равно как и Марибора, совершенно беззастенчиво причмокнувшего при виде дымящихся оладий. Да и без них взгляду было куда упасть. Жареные перепела, покрытые мёдом и лесными толчёными орехами, толстые блины на твороге стоявшие высоким столбом и усеянные ежевикой и малиной, два десятка в крутую сваренных яиц, тщательно и ровно вышелушенных и присыпанных зеленью. Прислуживающие холопы с поклоном ставили тяжёлые заморские кувшины из фарфора, полные холодного кваса и даже берёзовицы.

— Мир тебе, светлый князь Миронег Выхритский, — поклонился Кир сидящему во главе стола седому мужчине с ясными серо-стальными глазами. Окружавшие его домочадцы также молчали, доселе творя молитву перед приёмом пищи. Иссохшая годами княгиня Росана, высокая женщина с добрыми глазами, благосклонно улыбнулась глотавшему слюнки Марибору, а юная княжна Цветана и вовсе застенчиво потупила глазки.

— И тебе мир, друг мой старинный, — доселе молчавший старик улыбнулся и встал из-за стола, выходя к нему, — Кир из Истьлена.

Лазоря заметила, что поверх льняной рубахи у князя Выхрита на шее висит такой же медальон с тремя кругами и треугольником, что и у Кира. Немало удивлённая этим открытием, она и не заметила, что совершенно не соблюдает правила приличия. Зато это заметил сам Миронег.

— Вот значит, какова твоя «Соколица»? — ласково улыбнулся он поспешно опустившей глаза девчушке. — Глаза ясные, что небо, бо подмечают всяку мелочь. Ни дать ни взять — воин, бо столь же проста и неискусна в быту.

— Не гневись, светлый княже, — Кир не сразу понял о чём тот говорит, — некогда Лазоре хозяйкой становиться, не для мира она живёт.

— Полно, — жестом остановил его тот, посмотрев на нахмурившегося детину, — ба, так это ж княжич Бажена Улуйского! Что ж отец твой, Марибор?

— Жив-здоровёхонек, — тот посмотрел на него исподлобья, — землю Сарсы от датранских псов защищает, да разбойников по лесам гоняет.

— Ну, не серчай, горячая кровь, — рассмеялся Миронег, — через степи датранские множество купцов с Сийвила проходит, на Сарсу соль да пряности везут. Да только колозья нонче повадились на караваны нападать, тяжко нам. Но что же мы стоим? Окажите милость — разделите трапезу, покуда день токо зачинается.

С этим Марибор согласился с радостью, звеня доспехом направившись к столу следом за Киром. Цветана с любопытством смотрела на Лазорю, столь отличающуюся от княжны. Бледная кожа девчушки выглядела серой и невзрачной, а короткие волосы всего лишь с чёрной лентой, даже не с очельей (10). От предложенного места подле хозяина Кир отказался, следуя ритуалу сарсов, но Миронег лишь снисходительно предложил ещё раз, со вздохом усаживаясь обратно на лавку за большим столом.

— Уж не прогневаются ли на тебя бояре, что без них трапезничать изволил? — спросил Кир, позволив холопам снять с себя епанчу. Белояр же сделал это сам, скромно примостившись у края лавки. Марибор же напротив, вальяжно расселся рядом с Киром, жадно накладывая деревянной ложкой творога.

— После, — погладив покладистую бороду ответил тот, — прежде хотел с тобой речь вести, князь Истьленский. Бо небеса сегодня неспокойны, — он как бы невзначай дотронулся до медальона, но Кир заметил этот жест. В горле мгновенно пересохло, и он поспешно протянул холопской девчонке деревянную кружку, требуя кваса.

Лазоря, не привыкшая к обслуге, пыталась сама положить себе и еды и питья, но Марибор, добродушно и несколько лукаво улыбаясь, протянул ей кушанья. Белояр, закончив предтрапезную молитву, с благословением поблагодарил улыбающуюся холопку, поставившую ему курниг (11) и миску гречихи с масляным куском. По обычаям сарсов, есть и пить в гостях полагалось вволю, и Кир с некоторым умилением смотрел на то, как едят его друзья. Оголодавший Марибор набивал рот за обе щёки, не забывая запивать это всё квасом, Белояр также не отставал, в присущей ему комплекции держа в руках целый пирог. Даже Лазоря, забыв девичью гордость, быстро глотала пищу, по-мужски опорожняя кружки берёзовицы в горло. Смотрящая на неё Цветана только изумлённо раскрыла рот, глядя на её манеры. Росана же вела себя чинно, но не скромничала, обсуждая с мужем какие-то судебные неурядицы одного купца. Став княжной, она взяла на себя обязанности судебных тяжб, помогая супругу в управлении. И глядя на них, у Кира язык не поворачивался омрачать настроение этих людей.

— Ну что же ты, друг мой, Кир? — обратился к нему сам Миронег, увидев, что тот не притронулся к еде. — Аль не хочешь меня одолжать?

— Думу-думаю, как бы весть злую тебе сказывать, — прямо ответил он, посмотрев ему в глаза, — бо не к столу кручину затеивать.

— А ты молви, светлый княже, — хотя лицо хозяина помрачнело, он не прекратил трапезничать, — от родичей моих утайки неможно иметь.

— Колозья на вас идут, — сказал, как обрезал. Девочки-холопы тут же замерли, испуганно посмотрев на него. Росана резко повернула голову и даже Цветана побелела. Один лишь Миронег остался неподвижен, подперев голову кулаком.

— Сколько их? — спросил он.

— В три сто раз больше чем моих воинов, — Кир заметил, что даже его сотники поутихли, перестав налегать на еду, — уходить надо, светлый княже. Не выстоит град.

— А что же Гордей наш, княже? — с тревогой спросила Росана, глядя то на мужа, то на него. — Не слыхивал ли ты часом, не видывал ли соколом?

— Всадник с нами прибыл из степей колозьевских, — Кир взял в руку кружку кваса, чувствуя, как холод напитка остужает мозолистую ладонь, — со щитом, а на щите-то белый прыгун с крылами.

Миронег встал бесшумно, но этот жест словно прорвал немую плотину гнева и бессилия, что скопились в нём. Серо-стальные глаза сверкнули яростью и он, кликнув дремавшего на лавке бирюча, велел ему немедля доставить того всадника в княжеские палаты.

— Двенадцать тыщ, — медленно проговорил он, усаживаясь обратно, — коли счас начнём грузить утварь и скот на ладьи, успеем токо к рассвету следующего дня переправить малых детей, баб да стариков… Двенадцать тыщ…

— А, быть может, всё ж сдюжим? — после сытной трапезы Марибор заметно подобрел. — Чай колозья не волки, за ляшки не тяпнут, эх…

— Кабы не Гордей, уведший дружину в степи, быть может и сдюжили б осаду, покуда гонцов до Улуса да Руморода…

— Нет боле Руморода, — покачал головой Кир, — сожгли его колозья.

— Собачье племя! — ругнулся Миронег, стукнув кулаком так, что дубовый стол дрогнул. — Вот что, друг мой Кир, — он вновь поднялся из-за стола и накинул на себя епанчу с бармой, — всё ж отведай блюд наших, не забижай меня. А я покуда сам с тем всадником встречусь. Бо шибко мне интересно, что приключилось с сыном моим непутёвым… Эй, Истиславка, — крикнул он в сторону соседней светлицы, где почивал ларник, — зови бояр, купцов да тиунов, пройдох энтих. Пущай трапезничают покуда без меня. К полудню, найдёшь меня в часовне, Кир, — сказал он напоследок, — есть о чём обмолвиться…

***

Утренняя трапеза очень легко растянулась до обеденной, учитывая, что среди купцов оказались гости из далёких восточных стран, принёсшие ко столу заморские блюда. Кир даже на какое-то время забыл, что этому городу грозит опасность, увлечённый разговором с душисто пахнущим келэпом в тюрбане об опасных пустынях и изобретательных способах выживания в них. И даже Лазоря окончательно размякла, пересев от толстых и душных бояр к Марибору, всё также молчаливо принимая его ухаживания. Белояр, напротив, устроил шумную дискуссию с местным дьяконом, обсуждая некие животрепещущие религиозные вопросы. Судя по кислому выражению лица последнего, спор с богатырём из чужой дружины, одна рука которого могла обхватить его голову, удовольствия не доставлял, вынуждая лишь робко возражать или горячо соглашаться. Древний и серый, словно камень, настоятель церкви не обращал на них внимания, подслеповатыми глазами щурясь на медальон на груди Кира. «Тёплый… — князь чувствовал необычную энергию, струящуюся сквозь эту, казалось бы, совершенно заурядную безделушку. — Пора!»

— Дядька Белояр, — он встал и, приняв епанчу от холопа, дотронулся до могучего плеча сотника, — коли наелись, направляйтесь к дружине. После и я буду.

— Как пожелаешь, княже, — кивнул тот, возвращаясь к перепелу в меду и спору с только-только облегчённо вздохнувшему дьякону.

Часовня церкви, в отличие от неё самой, всё ещё была деревянной. Потемневшая от непогоды древесина тёмным силуэтом тянулась крестом к голубому небу, оглашая звоном колокола полдень. Вспорхнули вороны с крыши и полиц (12) терема. Выхрит шумел внизу очередным будним днём. Звенели гусли и пели дуды, сарсичи пели частушки и проводили игрища на ярмарочной площади. Бойко шла торговля, слышалось мычание коров, ржание лошадей и даже где-то захрапел верблюд. «Этому городу бы развиваться и развиваться, — мрачные мысли вновь захватили Кира, быстрым шагом входя за ворота двора церкви, — какая жалость, что для него уже всё кончено»… Был, конечно, шанс, что дружины из Улуса или Стангорода окажутся поблизости, пока «Чёрная Рысь» будет держать осаду. Но… они скорее примутся грабить выплывших на берег выхритцев, нежели помогут им. Сарсичи всё ещё были раздроблены, и очень редко могли объединиться друг с другом.

— Живей, Кир, — послышался голос Миронега, отчего-то потерявшего былую плавность и ставшего необычайно громким, — покуда полдень не кончился, надо успеть.

Он поспешил в тень деревянной постройки. Звонарь всё ещё бил в колокол, сидя на вершине часовни, но Миронег направился к неприметному люку в углу с металлическим замком.

— Спирус его пойми, что происходит, — проворчал он, с необычной для его возраста проворностью спускаясь по лестнице вниз, — откуда их столько взялось, ты мне скажи? — деревянная крышка захлопнулась, едва они оставили последнюю ступеньку.

Дохнуло сыростью и плесенью, но Кир уже понял, куда он его ведёт. Минуя ржавые языки колоколов и их кольца, они прошли к дальней стене, тускло освещённой свечкой на полу. Сняв с шеи медальон, Миронег дотронулся им до осклизлых камней, счищая рукой мерзкую плёнку. Стена вздрогнула и плавно раскрылась надвое, открывая им путь в темноту.

— Похоже, они всё же определились со своими родовыми проблемами, — усмехнулся Кир, следуя за стариком внутрь этого коридора, — так что случилось-то? Что тебе рассказал тот всадник?

— Что Гордей, будь он неладен, едва встретив эту «орду», кстати, всего восемь тысяч, повернул назад к Выхриту. Ну и естественно те перестреляли всю дружину, — что-то щёлкнуло и завибрировало. Тусклый синий свет, льющийся из единственной напольной лампы, высветил тёмно-зелёный металлический цилиндр, озарившийся белыми светодорожками, — в общем, завтра к утру колозья будут у стен города. Мы не успеем уйти.

— Так что же делать? — створки «цилиндра» раскрылись, открывая взору людей две пульсирующие белым светом платформы. — Обратимся за помощью?

— Нет, гонцы не успеют… — Миронег поморщился. — А, ты про их помощь? Ну нет, ставить под угрозу всю экспедицию ради кучки людей…

— Города!

— Я тебя умоляю, Кир… тьфу ты! Кирэл, то есть! Сарсы теряли и более значимые города и с куда большими потерями. Выхрит, тем паче, стоит не в самом выгодном месте. Да и кто мы, чтобы вмешиваться в ход их истории?

— Мы уже вмешались.

— Это не вмешательство, а так, фикция, — пожал плечами старик, распрямляя плечи, — пошли, — он поманил его к «цилиндру», — тебя уже заждались.

Едва Кирэл наступил на пульсирующий свет, как почувствовал, что его тело становится невесомым, аморфным. Мысли и звуки погасли, а перед глазами замелькал водоворот разных спектров цветов, унося сознание далеко за пределы Выхрита. И как неожиданно это началось, также неожиданно всё закончилось, и капсула вновь раскрыла створки, выпуская его в тесное помещение из синего камня.

— Телепортация завершена, — возвестил некто голосом, от которого у него всё внутри встрепенулось, — с возвращением, блудный сын Альсвэра!

Глаза ещё не успели привыкнуть к темноте, а его уже держала в объятиях белокожая девушка с чёрными волосами, крепко прижимая к себе. Светло-зелёная одежда, не похожая ни на что в Сарсе или иных странах, на ощупь казалась жёсткой, отталкивающей любые бактерии свойствами своей ткани.

— Эрури, — он с нескрываемым удовольствием вдохнул запах её волос, благоухающих цветами далёкой планеты, — как же я рад… что ты рядом…

— Лукавишь, — хитро рассмеялась она, с кошачьей грацией переступая с ноги на ногу, — о, подожди! — машина позади вновь завибрировала и закрыла створки. — Я запамятовала про Мириса! — хлопнув себя по лбу, рассмеялась она, глядя на ворчащего старика, выбирающегося из «цилиндра».

— Как же я ненавижу эти «новомодные» технологии, — оповестил он их, с явным неудовольствием стягивая с себя епанчу и шапку, — Звёзды Великие, мне срочно надо помыться! Честное слово, я скоро сам замшею вместе с этими кромами, городищами и войнами! — он свернул налево, сбрасывая с себя оставшуюся одежду и аккуратно сложив её в специальный отсек.

— Ну, зато хоть кормят вкусно, — рассмеялась Эрури, спускаясь с парапета пульта управления. Сияющие на резных камнях-выступах оранжевые символы начали медленно угасать вместе с мерцанием «телепортатора», — и ещё скажи, что это не так!

— Я предпочитаю не разглашать тайны исследований, — невозмутимо парировал тот, дотронувшись до выступающего гладкого «камня» возле едва различимых створок. Поверхность тут же озарилась символами, пропуская его в просторную душевую, — Кирэл, ты идёшь?

— Позже, — тот почувствовал, как тёплые руки обхватывают его шею, и улыбнулся.

— Эх, молодёжь, — устало махнул рукой Мирис, — идите лучше в спальни. Ещё не хватало, чтобы чего-нибудь тут сломали… — он закрыл створку, и Кир услышал, как зашумела вода.

Хотя климат и биосфера планеты Вей-57 являлись наиболее приближенными к Альсвэрским, вредоносные микробы и вирусы всё равно безжалостно уничтожались химическим раствором. И буквально чувствуя стерильность, исходящую от стен и пола, Кирэл также начал раздеваться, снимая епанчу, шапку и сапоги.

— Можешь не стесняться, — подбодрила его Эрури, отстранившись и с хитрой улыбкой глядя на его смущение, когда в воздухе запахло потными портками, — Мирис и не таким приходил. Я давно привыкла к вашим запахам.

— А если заражение подхватишь?

— Ну, значит, я буду первым сентиансом, что умудрился заболеть в лабораторных условиях, — пожала плечами она, — тут же всё стерильно. Не забывай, ты сейчас не в княжеских палатах, а на научной базе.

Всюду, куда ни глянь, тускло сиял синий камень, пропускающий солнечный свет снаружи. Кирэл слышал, как шумит ветер среди деревьев, щебечут лесные птицы и стучат ветки по невидимой стене исследовательской базы. Чувствовал, наконец, умиротворение и спокойствие на душе, понимая, что на всей планете не сыщется места безопаснее, чем это.

— Ты хотел помыться, не так ли? — шёпотом, слегка прикусив его ухо, спросила Эрури, обняв со спины. Девушка прижалась к нему щекой, тихо замурлыкав, словно кошка. — Не против, если я составлю тебе компанию, «княже»?

— Дозволяю, — он шутливо перестроил голос обратно на язык сарсов, вызвав у неё смех, — но сначала… прими свой настоящий облик.

— Уверен? — Эрури провела рукой по его груди, забираясь под рубашку. — Учти, ксенофилия преследуется законом Волденса!

— Насколько я помню, на гуманоидные расы, тем более геноморфов, он не распространяется, — усмехнулся он, заметив краем глаза, что несколько изменившийся и выросший Мирис, демонстративно закатив глаза, выходит из душевой, уже переодетый в тёмно-зелёный костюм из плотной нейроткани. Встав под вытянутую арку, он позволил невидимому лучу сканера обследовать его на наличие посторонних микробов, и, введя код, вышел во внутренний коридор.

Рука Эрури вздрогнула, начиная выделять тепло. Бледная кожа посерела и поросла мягкой тёмной шерстью. Кирэл обернулся. Лицо девушки вытягивалось, трансформируясь в кошачье. Уши потянулись к макушке, приобретая форму треугольников, и даже тело выросло, вытянув её почти вровень с ним. Зелёные, едва светящиеся глаза, хитро улыбались, выдавая намеренья.

— Ну, а ты? — полюбопытствовала линксарка, покачивая коротким рысьим хвостом, теперь выглядывающим из прорези в комбинезоне.

— И я… сейчас, — он сосредоточился, пробуждая внутренние силы. Кирэл ощутил, как тело наполняет небывалая сила и лёгкость, а мысли становятся ясней и чётче. Разум всколыхнулся, наполняя тело псионической энергией Альсвэра, и он почувствовал, как невидимые обычному глазу крылья ударили по позади, вызвав воздушную волну.

— Тише, размахался тут, — губы Эрури, теперь кошачьи, прикоснулись к нему, а руки уже срывали оставшуюся одежду Сарсы, — Кирэл… я скучала… очень…

— Не порви, — тихо рассмеялся он, отступая к душевым, — мне в ней ещё ходить и ходить… — она одним движением расстегнула застёжки своего комбинезона, страстно прильнув к нему. Мягкая шерсть щекотала ставшей твёрдой, как тихрал, кожу, а шершавый язык играючи возбудил его тело.

Душевые на базе представляли собой ряд закрытых непроницаемыми ширмами ячеек, не позволяющих воде и микробам просочиться наружу. Автоматика, считав данные двух целующихся представителей разных планет, сама настроила температуру воды и жидкого обеззараживающего вещества. Эрури обхватила его бёдрами, прикусив за шею, и судорожно застонала, когда он вошёл в неё.

— Я люблю тебя, — прошептал он, чувствуя нежное тепло её тела.

— И я тебя… — она прижалась к нему, дрожа от приближающегося оргазма и радости быть рядом с любимым человеком. Точнее, с ховисом — дальним потомком человека.

***

Лесной ветер постепенно становился холоднее, а звёзды на небосводе ярче. Свет местной луны проглядывал сквозь широкие листья, искажаясь внутри синих стен научной базы. Синий камень, материал с далёкой планеты, родины Эрури, благодаря своим свойствам, накапливал и распределял фотоны, светясь тусклым светом — именно таким, к какому привыкли сэнтиансы. Немногочисленные ховисы жили отдельно, в более комфортных для них условиях, но сейчас всё изменилось.

С бессильной тоской и грустью смотрел Кирэл на то, как мелькают в свете прожекторов и осветительных стоек фигуры могучих юнаров и чешуйчатых драконов, собирающих исследовательское оборудование.

— Всё закончилось, — сказала Эрури, сверкая зелёными кошачьими глазами в темноте. Они забрались на крышу линксарского корпуса, наблюдая за демонтажем базы, — жаль, что мы не увидим их индустриальной эпохи.

— Пятьсот лет — не срок, — покачал головой он. Чёрная борода и усы, отращённые им во время путешествий по Сарсе, очень смешили его подругу, но сбривать их он не спешил, — жизнь наших предков… куда разнообразней, чем я предполагал. Все мы люди, что на земле, что на небесах, — он лёг на спину, ощущая под собой тепло скопленной за день энергии светила. Звёздный небосвод над ними всё также манил к себе хаотической гармонией.

— Но ты-то не человек, — напомнила ему линксарка, грациозно укладываясь рядом и замурлыкав, выражая глубокую привязанность, — тебя и быть-то здесь не должно, по идее.

— Я сам виноват, — признался тот, — попал в туманность Хиэлы, и вместо того, чтобы вернуться на материнский звездолёт, попытался вслепую рассчитать траекторию в астероидном поле. Волхисы тоже падают, — рассмеялся он, гладя мягкие волосы Эрури, заплетённые в мудрёную косу.

— Повезло, что ты дотянул до нас, — с укоризной в голосе ответила девушка, — тот обгоревший кусок тихрала едва ли можно было назвать звездолётом, когда мы нашли тебя. Одного я не пойму, — она подняла на него взгляд, — зачем ты полез в Сарсу? Даже маскируясь, ты столько времени рисковал жизнью ради местных людей-аборигенов, но ради чего?

На этот вопрос Кирэл сразу ответить не мог. В памяти сразу же замелькали лица его сотников, столь непохожих друг на друга, столь и сплочённых. Белояр, бывший монах Благой Вести, сражающийся за свой народ и веру, настоящий великан и богатырь, удивительно добрый и простодушный человек. Марибор, заносчивый и наглый детина, вечно шутящий невпопад, но на удивление смелый и весёлый, настоящий воин Сарсы. И Лазоря Соколица, выжившая в ужасной бойне девочка, превозмогшая себя ради спасения. Замутнённый горем и местью разум, защищающий робкую истерзанную душу. И вся «Чёрная Рысь», опытные дружинники разных городов Сарсы, объединённых идеей защиты родной земли. «А кто я для них? — он прикрыл глаза. — Князь из Истьлена, что ведёт их в бой? Или же простой космический разведчик, по собственной глупости разбившийся на их планете? Случайный очевидец истории своих предков».

— Идём, — не дождавшись ответа, Эрури поднялась на ноги, точнее на лапы в мягкой обуви, больше напоминавшей намотанные ленты из того же материала, что и комбинезон, — мне надо собрать вещи.

— Почему вы улетаете? — он взял её за руку. — Неужели, только из-за опасности вмешательства?

— Люди развиваются хаотично, рывками, — линксарка вздохнула, — Единство решило переместить станцию на орбиту и закрыть Вэй-57 «Завесой». Только тс-с! — шикнула она, сердито дёрнув ушами с кисточками. — Я тебе этого не говорила, и ты ничего не знаешь!

— А Мирис?

— Мирис также улетит, — пожала плечами та, не понимая, куда тот клонит, — как и Аули, Бэнжи и Тайлаг. Горын’Ши остаётся, но только потому, что может самостоятельно уйти с планеты в любой момент. К тому же, он профессор ксенобиологии — кому, как не ему изучать людей? Подожди-ка, — она резко повернулась к нему, — только не говори мне, что ты хочешь остаться?

Кирэл попытался улыбнуться, но его намерения Эрури почувствовала безошибочно. «В конце концов, она же меан, — горько усмехнулся он, увидев нарастающих страх в её глазах, — её чутьё намного превосходит даже ховисов».

— Ты с ума сошёл?! — громко воскликнула она, прижав уши и хвост. — Почему? Тебе, что хочется умереть от ран или в какой-нибудь канаве? Тут только так и погибают! Кирэл, одумайся!

— Пожив со своими предками столько времени, — он посмотрел в темноту чащобы, — я вдруг понял, что мы несильно от них отличаемся. Ховисы, сентиансы, акливируны, анимагены — все мы разные, но единые. Также и я с сарсами — разные, но единые. Их быт и нравы, простодушие и незамысловатость привлекают…

— И на них ты готов променять Звёзды? — Эрури опустила руки. — Готов променять меня? А как же я, Кирэл? Ты оставишь меня одну?

— У меня нет и не было никого дороже тебя, — ховис обнял её и прижал к себе, вдыхая аромат цветов далёкой планеты, — но ты и сама понимаешь, что значит «зов души». Сэнтиансам проще, вы объединили древние традиции и стремление к Звёздам, а нам приходится всегда адаптироваться… Вот и я… адаптировался…

— Что мне сделать, чтобы ты остался? — в зелёных глазах мелькнули слёзы. Эрури остервенело целовала его, словно надеясь, что это поможет изменить его выбор. — Хочешь, я брошу исследования, мы будем жить на любой планете, какую выберешь! Ну? — она с надеждой заглянула ему в лицо. — Ну… ну хочешь, я перестрою организм полностью? У нас будут дети, Кирэл! Ты же знаешь, что я могу! Умоляю, летим вместе! Бросим всё и улетим! Ты же понимаешь, что вернувшись сейчас, ты погибнешь вместе с теми людьми? Что это твоя последняя ночь?

— Да, — он сжал её волосы, чувствуя, дрожит тело линксарки от плача, — но нам не дадут жить спокойно. Я не хочу мучать тебя своим эгоизмом… возьми его, — он сорвал с шеи медальон с тремя кругами и положил в карман её комбинезона, — такова моя последняя воля — умереть на чужой планете ради тех, кто меня любит и надеется на меня. Ради тебя, Эрури…

Комментарий к Глава III. Рысья воля

1. кром - внутренняя крепость в городе;

2. прясла - участок крепостной стены между двумя башнями;

3. охлупень - деталь крыши на традиционных деревянных избах;

4. стамик - небольшая вертикальная опора избы;

5. гридень - княжеские дружинники, телохранители князя;

6. тиун - княжеский или боярский управляющий, управитель из обельных холопов;

7. алтабас - разновидность парчи , плотная шелковая ткань с орнаментом или фоном из золотой волоченой или серебряной волоченой нити;

8. ферязь - одежда с длинными рукавами, без воротника и перехвата;

9. бирюч - помощник князя по судебным и дипломатическим делам, который объявляет по улицам и площадям постановления князя;

10. очелья - расшитая узорами повязка на голову;

11. курниг (то же, что и курник) - пирог с начинкой из курятины или индюшатины;

12. полица - нижняя пологая часть крутой двухскатной или шатровой крыши, отводящая дождевые воды от стен.

========== Эпилог ==========

Ещё не успело взойти солнце, как «Чёрная Рысь» увидела надвигающуюся вдалеке тучу пыли, поднимаемую тысячами коней. Горизонт почернел от тёмных доспехов колозьёв, их копий и ругани.

Город опустел — люди спешили к причалам, бросая утварь и скотину, спасаясь на ладьях и плотах. Слышался плачь детей, беспокойные разговоры и бряцание глиняной посуды. Выхрит встречал свой последний рассвет.

— Ух, тьма степная, — даже Белояр сурово нахмурился, глядя на надвигающиеся тумены, — Господи спаси…

Лазоря стояла на прясле неподалёку от надвратной сторожки, нервно поглаживая свой самострел. Посмотрев на Кира, неподвижно смотрящего на небо над Хазлинской пущей, она вдруг заметила, что один из его медальонов пропал.

Чёрные щиты и доспехи дружинников Истьлена покрылись росой, но ни один из воинов не шелохнулся — все готовились стоять насмерть, выигрывая время жителям города на переправу. «Шли за Косын, а нашли смерть, — Кир сжал рукоять меча, — наш величайший миг единства».

— Эх, братцы, помирать-то как не хоцца, — вздохнул Марибор, вдыхая запах кипящегомасла, — хотя б не напрасно…

— Не напрасно, — Кир перевёл взгляд на уже различимых всадников-колозьёв, — ибо все мы люди. Что на земле, что на небесах…

***

Двадцать четвёртого дня месяца Липня 1498-года торговый град Выхрит, близ реки Косын, был полностью сожжён и разрушен малой степной ордой, разбитой после дружинами из Улуса и Стангорода. Население Выхрита полностью переправилось на другой берег реки, основав новый град. Защищавшая их дружина «Чёрная Рысь» из Истьлена в ходе штурма была полностью уничтожена.