cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
несколько раз ездили на острова и купались, но теперь погода переменчивая, поэтому я взяла с собой и купальник, и шерстяной свитер.
— А когда приедут мама со Стейном? — спрашиваю я.
— Завтра, — отвечает Кристоффер. — Хорошо, что сегодня вечером мы побудем одни. Марта не совсем в форме.
— Потрясающе! — произношу я.
— Ты знаешь, как это бывает, — говорит Кристоффер и чешет бороду. — Гормоны.
Кристоффер произносит это таким тоном, словно для меня это нечто само собой разумеющееся: «Ты знаешь, как это бывает». Он знает, что я не знаю, как это бывает, но я все же отвечаю ему: «Уф-ф, да».
— Бедная Марта, — говорю я, складываю на груди руки так, что ладони попадают в подмышки, и пытаюсь понять, не воняет ли от меня.
Они не оставляли попыток все три года, что провели вместе. У Марты два раза случались выкидыши. Она не может не говорить об этом, и я выучила всю историю наизусть не хуже, чем она, я знаю, когда у нее месячные и овуляция. При каждой встрече мы беседуем об этом, при каждой встрече с мамой Марта плачет и сетует, что не вынесет этого, что она не хочет быть только мачехой, сейчас уже никто не говорит «мачеха», Марта, отвечает мама и гладит ее по спине, теперь это называется «бонусная мама», бонус, говорит Марта, какой же это, к чертовой матери, бонус, когда у него есть дети, а у меня нет, этому наступит конец, говорю я и тоже глажу ее по спине, и мы с мамой каждый раз заверяем ее, что в конце концов все будет хорошо, ну когда же это закончится, а, кричит Марта. Иногда во время обеденного перерыва я рассказываю коллегам о младшей сестре, которая испытывает жуткий стресс от того, что не может завести детей, говорю, я не понимаю, как она может так жить, ведь есть на свете и другие вещи, на которые стоит потратить свое время, нельзя безостановочно пытаться завести детей.
Мы поворачиваем к даче, и я приподнимаюсь на сиденье.
— Вы покрасили дом, — говорю я.
— Ага, — отвечает Кристоффер. — Ну, если уж честно, большую часть работы сделал я. Красиво, правда?
— Да, — соглашаюсь я. — Очень красиво.
Они выкрасили дачу в белый цвет. Дом всегда был желтым, желтая дача, именно так я всегда рассказывала, это у нас желтая дача. Теперь она выглядит так же, как и все остальные дома в этом районе, совершенно заурядно. Кристоффер берет мою сумку. Я говорю, что сама могу отнести ее в дом, я не такая, как Марта, которая хочет, чтобы Кристоффер помогал ей абсолютно во всем, но Кристоффер говорит: «Все нормально», — и несет сумку дальше. Олея бежит впереди нас по гравию, и по садовой дорожке, и по каменным плитам вдоль изгороди. Она вообще все время бегает, как будто где-то ее ждет что-то интересное. Когда я была маленькой, изгородь состояла из плотных тяжелых туй, но несколько лет назад мама заменила их на жасмин, она сказала, ей захотелось чего-нибудь более воздушного.
Марта выходит на крыльцо, она выглядит усталой и трет лицо. Меня пробирает смех.
— Вы ездили встречать тетю Иду, — говорит она и гладит Олею по волосам.
Олея уворачивается, стряхивает с себя ее руку и убегает. Марта знает, что мне не нравится, когда меня называют тетей Идой, но все равно так поступает. А я сразу представляю себе старые рисунки Эльсы Бесков: Зеленая тетя, Коричневая тетя и Фиолетовая тетя, высохшие и скрипучие.
Мы обнимаемся.
— Привет, — говорит Марта.
— Привет, подруга, — отзываюсь я. — Рада тебя видеть.
Марта хорошо пахнет чем-то знакомым, мне даже кажется, что от нее пахнет мной. Ее волосы посветлели и выглядят несколько неестественно, а стрижка вышла из моды несколько лет назад.
— Тебе очень идет, — прикасаюсь я к ее волосам.
— Думаешь? — отвечает она. — Мне кажется, они стали слишком светлыми.
— Да нет, ты красотка, — говорю я.
Люди считают меня красивее Марты, так было всегда, и Марта комплексует по поводу своего носа и груди, поэтому радуется, когда я называю ее красоткой. Марту нетрудно обрадовать, надо просто сказать несколько подобных комплиментов. Кристоффер идет вслед за Олеей вокруг дома, мы с Мартой заходим внутрь. Дверь немного скрипит, в доме пахнет дачей, прошедшими летами, старым деревом.
— Ты готова к великому дню? — спрашивает она, пока я заволакиваю свою сумку в маленькую спальню, где всегда ночую.
— Можно сказать и так, — отвечаю я. — Во всяком случае, я готова пить вино.
— А нам надо что-нибудь говорить? — спрашивает Марта и садится на мою кровать. — Ну, нам надо произносить речь?
— Конечно нет, — отвечаю я. — Но я на всякий случай кое-что приготовила.
— Супердочь. — Марта улыбается, при этом уголки ее рта опускаются. — А я нет.
Я снимаю обувь, потому что вспотели ноги. Меня кольнуло, когда она назвала меня супердочерью, а не должно было, ведь она просто мне позавидовала.
— Но я не знаю, обращаться мне только к ней или к ней и Стейну, — говорю я. — Она ведь не рассчитывает на это? Хочешь, я произнесу речь от нас обеих?
— Дорогая мама и Франкенстейн, — провозглашает Марта и
Последние комментарии
10 часов 43 минут назад
12 часов 16 минут назад
16 часов 9 минут назад
16 часов 14 минут назад
21 часов 34 минут назад
2 дней 9 часов назад