cit anno:
"Но чтобы смертельные враги — бойцы Рабоче — Крестьянской Красной Армии и солдаты германского вермахта стали товарищами по оружию, должно случиться что — то из ряда вон выходящее"
Как в 39-м, когда они уже были товарищами по оружию?
Дочитал до строчки:"...а Пиррова победа комбату совсем не требовалась, это плохо отразится в резюме." Афтырь очередной щегол-недоносок с антисоветским говнищем в башке. ДЭбил, в СА у офицеров было личное дело, а резюме у недоносков вроде тебя.
Первый признак псевдонаучного бреда на физмат темы - отсутствие формул (или наличие тривиальных, на уровне школьной арифметики) - имеется :)
Отсутствие ссылок на чужие работы - тоже.
Да эти все формальные критерии и ни к чему, и так видно, что автор в физике остановился на уровне учебника 6-7 класса. Даже на советскую "Детскую энциклопедию" не тянет.
Чего их всех так тянет именно в физику? писали б что-то юридически-экономическое
подробнее ...
:)
Впрочем, глядя на то, что творят власть имущие, там слишком жесткая конкуренция бредологов...
От его ГГ и писанины блевать хочется. Сам ГГ себя считает себя ниже плинтуса. ГГ - инвалид со скверным характером, стонущим и обвиняющий всех по любому поводу, труслив, любит подхалимничать и бить в спину. Его подобрали, привели в стаб и практически был на содержании. При нападений тварей на стаб, стал убивать охранников и знахаря. Оправдывает свои действия запущенным видом других, при этом точно так же не следит за собой и спит на
подробнее ...
тряпках. Все кругом люди примитивные и недалёкие с быдлячами замашками по мнению автора и ГГ, хотя в зеркале можно увидеть ещё худшего типа, оправдывающего свои убийства. При этом идёт трёп, обливающих всех грязью, хотя сам ГГ по уши в говне и просто таким образом оправдывает своё ещё более гнусное поведение. ГГ уже не инвалид в тихушку тренируется и всё равно претворяет инвалидом, пресмыкается и делает подношение, что бы не выходить из стаба. Читать дальше просто противно.
Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
устроилась бухгалтером на эту самую мануфактуру. А в январе 2007-ого она взяла и предложила эту комнату Тане на пожить. Такая вот краткая предыстория.
– Мамино… – эхом повторила Таня. – Нет, не думаю. Она не барахольщица. В смысле, если есть лишние деньги, она лучше одежду какую-нибудь купит, чем мебеля. Думаю, даже если бы отдали, она бы такое не взяла.
Мы всё стояли с иконками в руках и всё заглядывали в ущербное рябое зеркало. В магнитоле играл Летов, «Джа на нашей стороне», потом Цой, «Мама, я бездельник». И я чувствовал себя лишним, как куча лома. Я имею в виду, во всей этой большой жизни, где вроде бы всё уже понял за первые 17 лет, попривык, а тут вдруг зеркала с окнами в прошлое или вообще чёрт знает что.
За окном мало-помалу кончился дождь, кассета в магнитоле тоже кончилась, и отщёлкнула «stop» – с сухим пластмассовым звуком. Стало необыкновенно и невозможно тихо. А мы всё стояли и смотрели.
– Странно, – задумчиво выговорила Таня, – я ведь жила у неё здесь до пятого класса. Пока не сбежала к бабуле…
– И?
– И я никак не могу вспомнить, было это зеркало или нет. Может, оно здесь всегда было?
Я сказал что-то в том смысле, что это легко проверить по обоям за зеркалом – выцвели они или нет. Не тут-то было. Зеркало не снималось. И не сдвигалось, даже на миллиметр. Оно как будто вообще было вцементировано в стену. Намертво.
– Хрень какая-то, – досадливо буркнул я и бесцеремонно постучал кулаком в середину зеркала. – Эй ты! Школа благородных девиц!
Силуэт дёрнулся, как от пощёчины. Потом девушка по ту сторону стекла внезапно стала видна очень чётко, как будто на телевизоре РАЗ! и добавили резкости. Она стояла вплотную к стеклу, бледное выразительное лицо: тонкие нервические губы, нос с небольшой горбинкой, водопад прямых волос цвета безлунной ночи и такие же чуть раскосые глаза. Она видела нас.
За окном гулко ухнул филин. Тогда меня совершенно не удивило, что на Варшавке откуда-то взялся филин.
А ещё я к тому времени уже порядочно набрался, поэтому погрозил зеркалу иконой Николы Чудотворца:
– Вот достану тебя оттуда – будешь знать!
Девушка стояла не шевелясь, но зрачки её глаз расширились. Наши глаза встретились. Мне стало как-то не по себе: голова горела и казалась весом в целую тонну, ноги были ватными и одновременно с этим абсолютно не гнулись. Я отложил последнюю бутылку, предложил Тане пойти проветриться. Мы кое-как оделись и вышли в коридор, принялись возиться со входной дверью. В этот момент где-то рядом раздался негромкий, но отчётливый звон разбитого стекла.
– Нажрутся комбикорма… – шёпотом прокомментировала Таня, разумея наших кухонно-уголовных соседей. А я просто машинально проверил выкидуху в кармане – на месте ли.
Мы спустились по крутым лестницам и прошли через три мокрых извилистых подворотни. Шумела вода – в водосточных трубах остатки ливня ещё никак не могли угомониться и отойти от этой бешеной скачки по жестяным крышам и подоконникам. Набережная Москвы-реки была начисто умыта и пуста в обе стороны насколько хватало глаз. Изредка проезжали одинокие машины, почему-то все – серебристые «Лады». Не знаю, почему мне это запомнилось. Мы привалились к чёрному чугунному забору и долго смотрели на чёрную грязную воду с уродливыми масляными разводами, на чёрные громадины заброшенных заводских корпусов на другом берегу.
– А кем бы ты хотел стать? Когда вырастешь?
Я подумал и честно ответил:
– Наследным принцем Баккардии. Или писателем. Это ж вроде и не работа вовсе. Сиди себе, пиши всякое.
– А-а-а… Ясно. А я юристом. Или флористом. И то и то нравится.
– Угу. Остеопатом или гомеопатом, один хрен. Кстати, ты ж, вроде, говорила, что привидение – над телеком, – всплыло в моём хмельном мозгу. – Ну помнишь, тогда, в парке…
– Так и есть, над телеком. А это что за хрень – я вообще не знаю. И мне страшно.
– Мне тоже, – не стал врать я.
– И я боюсь идти домой.
Но деваться нам было особенно некуда. Опять принялось накрапывать, потом всё сильнее и сильнее, и мы волей-неволей поплелись в наш рассыпающийся дом Ашеров.
Тускло и серо светало. Ливень снова стоял стеной.
В комнату я вошёл первый. Хмель окончательно выветрился, руки мои дрожали, и зуб не попадал на зуб. Под подошвой кроссовка что-то хрустнуло. Я включил свет. На полу лежали осколки стекла. Старого мутного ущербного зеркала, рябого от чёрных пятнышек то ли серы, то ли сульфида.
Последние комментарии
12 часов 51 минут назад
14 часов 24 минут назад
18 часов 17 минут назад
18 часов 22 минут назад
23 часов 43 минут назад
2 дней 11 часов назад