На губе [Леонид Григорьевич Егоров] (fb2) читать постранично, страница - 2

города несколько десятков квадратных метров. Мы потом долго не могли понять зачем ему это надо, себе ведь всё равно не возьмёшь: не личный огород. Психологию военного коменданта при желании понять не сложно – привычка прихватывать всё, что плохо лежит, с годами превращается в основной инстинкт.

Кто-то перед обедом уже вырыл несколько ям под столбы. Нам, по всей видимости, предстояло продолжить работу, но добытые деньги жгли ляжку и не давали спокойно наслаждаться трудотерапией. «Вы начинайте пока, а мы сейчас придём», – с командирскими нотками в голосе распорядился Морозов Владимир Фёдорович. На этот раз, понимая ответственность момента, ставить его на место мы не решились, человек делал большое общее дело и мешать ему было высшей степенью неблагодарности.

Прошло минут двадцать, и мы уже начали беспокоиться, не нарвались ли они на патруль, но за деревьями мелькнули два силуэта, причём у Морозова гимнастёрка спереди слегка распирала, образовывая живот. Приблизившись, он извлёк оттуда два пузыря, потом растянулся на траве, пробурчав: «Могли бы хоть пару ямок выкопать». Похоже, роль предводителя ему явно была по душе. Мы со вторым приятелем даже не стали отвечать. Пили прямо из горла, жалея, что нечем закусить, но узбек достал из карманов несколько маленьких зелёных яблочек, очевидно сорванных по дороге. Надкусив одно, Пономарь решил, что одно дерьмо не следует закусывать другим, отбросил его, наклонился и занюхал волосами конвоира. «Мама, когда переводы шлёт, всегда советует тратить на фрукты», – зачем-то вставил повеселевший Морозов. Каждый вспомнил своё, глаза у всех заблестели, и даже молчаливый конвойный чему-то улыбался, выстукивая национальный ритм на прикладе автомата. Полежав минут пять в тенёчке, решили не затягивать со второй: мало ли что – вдруг проверка, а у нас пузырь нераспакованный. После второй мои друзья начали изображать каратистов, делать выпады и выкрикивать мяукающие звуки. Я лежал под деревом в стороне, а конвоир сидел передо мной и внимательно следил за ними с явным недовольством. Вдруг он резко вскочил, схватил автомат и пошатываясь, что-то резко выкрикнул по-узбекски. По его перекошенному от негодования лицу мы поняли, что настроен он весьма решительно. Чего уж ему там показалось, но на ломанном русском он приказал поднять руки и встать к забору. Мои друзья, решив, что конвоир шутит, продолжали поединок, но после того, как он передёрнул затвор и прицелился в одного из них, разом протрезвели и попятились к забору, уговаривая его одуматься. Но их поведение разозлило его ещё больше, и он, выкрикивая непонятные нам слова, продолжал тыкать дулом взведённого автомата то в одного, то в другого. Не дожидаясь своей очереди, я осторожно подкрался к конвойному и резко обхватил его сзади, при этом развернув в сторону от перепуганных ребят. Через секунду приятели отобрали у него оружие и, усадив на траву, попытались успокоить. Как потом выяснилось, спиртное парень попробовал первый раз, а с учётом национальной принадлежности, полбутылки для него была вполне убойная доза. В расположение гауптвахты, прикинув время потраченное на добывание денег и вина, возвращаться надо было где-то через час. Решив, что за час конвойный оклемается и никого не спалит, включая себя, мы спокойно разлеглись в кустах. Автомат естественно всё время находился у кого-то из нас, не самоубийцы же мы в конце концов. Но через час горячему южному парню после очищения желудка стало ещё хуже. Он постоянно нёс всякую чушь на родном языке, периодически пытаясь завладеть автоматом. По истечении какого-то времени, определив по солнцу, что скоро ужин, не пропускать же из-за этого психа, мы потихоньку выдвинулись вперёд. Я, как самый трезвый и внушающий доверие, шёл впереди, метрах в двадцати Морозов, приобняв, вёл конвойного, а сзади наш приятель нёс автомат. Идти пришлось в обход, вдоль забора, не заходя в часть. И недалеко от гауптвахты, перетащив через забор конвоира, мы быстро подошли к губе, сделав небольшую рокировку перед воротами. Нацепив на узбека автомат, зашли первыми на территорию, посоветовав дневальному спрятать бедолагу подальше с глаз дежурного офицера. На следующий день нам дали уже другого конвойного: этот, по словам нового охранника, наотрез отказался сопровождать шайтана Морозова и его распределили охранять другую группу солдат, в которую входил двухметровый верзила из Николаева по кличке Малыш. Представляю, как резвился этот амбал, узнав о потере алкогольной девственности маленького забитого дехканина.

Мы ещё тогда подумали, ну зачем конвою дают боевое оружие для охраны провинившихся солдат. В конце концов, не преступники же мы и в побег из-за двух-трёх недель ограничения свободы не собираемся. Тем более нахождение на губе не сильно отличалось от основной службы в военном городке. И там и тут передвижение ограничивалось строго территорией военной части. А вот случайно выстрелить из автомата или потерять его было вполне